После того как Крым вошел в состав России, отечественные социологи принялись исследовать континент — настроения на полуострове описывались результатами референдума в марте 2014 года. (Об отношении России к Крыму см. материал "Двойная Россия" во "Власти" N47 от 1 декабря 2014 года.)

1-2 марта прошлого года ВЦИОМ и ФОМ провели совместный мегаопрос, включив в выборочную совокупность 49 тыс. российских граждан во всех регионах страны (для обычных всероссийских опросов объем выборки, как правило, не превышает 1,6-2 тыс. респондентов). Обратной социологии не существовало.

До 4 февраля нам оставалось довольствоваться результатами референдума 16 марта в Крыму, подготовка и проведение которого вызывает множество вопросов. Тогда почти 97% голосовавших в АР Крым и 96% — в городе Севастополе высказались за вхождение в состав России.

Исследование "Социально-политические настроения жителей Крыма" было проведено компанией "GFK Ukraine по заказу Berta Communications при поддержке Canada Fund for Local Initiatives для проекта FreeCrimea" — все это написано на титуле презентации его результатов.

С 16 по 22 января 2015 года посредством звонков на стационарный телефон было опрошено 800 жителей Крыма, которые проживают в городах с населением 20 тыс. и более, со статистической погрешностью в 3,5%.

Исследование можно назвать независимым, по крайней мере от российской власти, поскольку заказчик — известная на Украине консалтинговая фирма (настоящего заказчика, откуда бы он ни был, мы все равно не узнаем:

Профинансировавший исследование для FreeCrimea фонд Canada Fund for Local Initiatives является структурой правительства Канады, работающей по всему миру. Миссия фонда: "поддержка скромных проектов в целях поддержки местных сообществ, общин, НПО в развивающихся странах". Набор приоритетов, заявленный на 2012-2013 годы, типичен для подобных организаций: гендерное равенство, демократическое правление, права человека, честные выборы, свободные массмедиа.

Результаты исследования, проведенного фирмой из Киева по заказу фонда, основанного керчанином, при финансировании Канады, оказались похожими на выпуски новостных программ российского телевидения. Ирония судьбы: номер российского региона Республика Крым на автомобильных знаках (82) совпал с количеством респондентов, "полностью поддерживающих присоединение Крыма к России" (еще 11% ответили "скорее поддерживаю") — 93% поддержки в итоге.

Проукраинские комментаторы стали проводить сравнения с захватом Франции нацистской Германией: дескать, как "на оккупированной земле можно проводить социологические опросы?". Заказчик исследования Тарас Березовец сам достаточно критично высказался на пресс-конференции: "Всеобщая атмосфера доносительства, страха и паранойи прослушивания российскими спецслужбами, а часто так и происходит, мешает до конца понять, что действительно сегодня происходит в головах людей".

Узнав о результатах канадско-украинского исследования, пророссийские наблюдатели возликовали. Активные сторонники лозунга "Крым наш!" оценили результаты опроса, вряд ли интересуясь его методологией, в стиле: "Раз уж настолько антироссийски настроенные эксперты пишут, что большинство крымчан выступает за присоединение к России, значит, так оно и есть". Детерминирует ли то, что фонд FreeCrimea находится в явной оппозиции российской власти, безусловную необходимость доверять его результатам? Конечно, нет.

Внимательные комментаторы начали копать методологию. Несмотря на заявление GFK о репрезентативности выборки (то есть о том, что выбранные для исследования граждане Крыма по половозрастным характеристикам отражают все население в пропорции), метод сочли некорректным. Возможно, потому, что компания, занимающаяся преимущественно маркетинговыми исследованиями, перешла на социально-политическое "поле". Речь идет не только об использовании классического для социологии и маркетинга метода телефонного опроса, но и о необходимости учитывать контекст, эмоциональную обстановку, в которой проходит исследование. Противник "русской весны", крымский социальный психолог и кандидат наук Ольга Духнич описывает ее как "атмосферу, в которой за лояльность к Украине человека может ожидать арест, при этом законодательство применяется выборочно. Для того, кому позвонили, нет никакой гарантии, что задающий вопросы действительно проводит исследование, а не использует полученные данные против человека, тем более при звонках на стационарные телефоны вряд ли такой опрос можно назвать анонимным". Кроме того, как утверждает госпожа Духнич, выборка не отражает реальную демографическую картину Крыма. "Среди опрошенных — крымских татар только 2%, при том, что в реальности их около 12% от населения Крыма,— говорит она.— Я назвала бы результат опросом 800 жителей Крыма, которые в силу неизвестных причин ответили на вопросы исследователей таким образом, но не стала бы экстраполировать результаты на весь полуостров".

В результатах опроса указано,

что 77% опрошенных назвали себя русскими,

13% — украинцами,

только 2% — крымскими татарами,

что с учетом размера статистической погрешности вообще может не учитываться.

То есть в данном случае очевидны несоответствия демографического аспекта исследования всеукраинской переписи 2001 года. GFK уточняет: "Выборка репрезентативна населению Крыма по размеру населенного пункта, полу и возрасту, согласно данным Государственной службы статистики по состоянию на 01.01.2013". Если взять на веру данные переписи и сравнить с выборкой, которую мы будем считать репрезентативной, получается, что за 12 лет численность татар сократилась в шесть раз — с 12% до 2%.

Сомнения в репрезентативности выборки GFK в разговоре с "Властью" заказчик исследования, господин Березовец, отверг: "Они не могли провести исследование методом face-to-face. Их интервьюеры в Крыму отказались все как один, поэтому был выбран метод "телефонника". С учетом выбранного метода опроса и боязни шпиономании крымчане могли не говорить правду. Страх прослушки оказал влияние на итоги опроса, но насколько именно, мы просчитать не могли. Уверен, что реальный процент сторонников России меньше".

В презентации результатов GFK указывает на репрезентативность выборки по возрасту: 32% респондентов — от 18 до 35 лет, по 34% — 36-55 лет и 56 лет и старше. Основными проблемами для крымчан являются конфликт на востоке Украины (42%) и "инфляция, рост цен, нестабильный курс валют" (40%). Остальные проблемы идут далеко позади: транспортная изолированность, нехватка денег, безработица, низкий уровень медобслуживания, международные санкции, коррупция и т. д. (см. график ниже). 74% участников опроса считают, что вероятность начала военных действий между Россией и Украиной в 2015 году низка, 14% — что высока. В отношении материального положения 21% жителей Крыма посчитали, что оно за последний год значительно улучшилось, 30% — что скорее улучшилось, у 35% опрошенных осталось прежним, у 13% — ухудшилось.

Отдельный блок исследования посвящен восприятию крымчанами массмедиа и в этом смысле должен быть крайне интересен российским властям, в том числе отвечающим за медиаполитику. Судя по формулировкам вопросов, фонд FreeCrimea, являющийся "информационным центром сопротивления российской аннексии", тоже неспроста интересуется спецификой восприятия медиа. Легко догадаться, что в итоге написано в рекомендациях заказчику, которые, естественно, не публикуются, при оценке ответов на вопрос: "Если будут созданы специальные украинские сайты о жизни Крыма с достоверной и качественной информацией, будете ли вы их посещать и как часто?" 13% крымчан ответили, что будут посещать постоянно, 44% — иногда, 37% — никогда. Телевизионный канал с аналогичными характеристиками 21% будут смотреть постоянно, 45% — иногда, 27% — никогда.

Россия продвигала себя в мировые массы при помощи чая с баранками и чтения стихов Пушкина

У нынешних украинских СМИ дурная репутация в Крыму. 45% крымчан считают, что они транслируют "абсолютную неправду", еще 35% — "чаще правду, чем неправду". 42% из тех, кто получает новости из соцсетей, отдают предпочтение "ВКонтакте", 32% — "Одноклассникам" и лишь 8% — Facebook. Кроме того, украинские исследователи предлагают данные по конкретным медиа, сгруппированным по территориальному признаку: российским, украинским и крымским газетам, радиостанциям, телеканалам и новостным сайтам. Социальным сетям доверяет 29% респондентов, крымским сайтам — 11%, российским телеканалам — 10%, крымским телеканалам — 9%. Украинские каналы и российская пресса находятся за чертой статистической погрешности. При этом хотя бы раз в неделю 84% крымчан включают российские телеканалы, 44% — крымские, 28% — украинские. Магия российского телевидения — самая страшная сила: разница между просмотром и доверием здесь наибольшая: 84/10. Золотое сечение — у социальных сетей: 29 доверяют и столько же пользуются.

Вне зависимости от степени нашего доверия результатам этого опроса и нашей оценки адекватности его методологии стоит признать его первой ласточкой, улетевшей с континента на полуостров. Эта редкая птица, долетевшая до эмпирического исследования настроений крымчан должна стать сигналом прежде всего для российского научного сообщества и властей. В том, что подобные исследования спонсируются иностранными фондами, нет ничего страшного. В техническом задании, представляемом на грант, никто не указывает, какие необходимо получить результаты. И иностранное финансирование обозначает лишь то, что отечественного не дали.

Очевидно, что после "русской весны" иностранные НПО и полуофициальные правительственные структуры вроде USAID или SDC свернули свою деятельность на полуострове. Ни российские социологи, ни российские представители НПО не пришли им на смену в тех же масштабах. Если мы хотим управлять территорией, которая год назад доверила нам свое развитие, успешно, надо начинать использовать "гибкую силу" и ровно так же, как страны Запада уже многие десятилетия, работать с местными сообществами, общинами, НПО. Связывать власть с нуждающимися, используя нетрадиционные для России методы вроде "юридических клиник". В самом инструментарии, отточенном Западом при работе в гуманитарной сфере, нет ничего зазорного. Странно не использовать эти наработки, прячась за дискурсом об особом русском пути и априорной привлекательности русской культуры.

Долгое время Россия пыталась наращивать свою "гибкую силу", создавая российские центры науки и культуры (РЦНК) по всему миру (не только в странах СНГ, но и, например, в Эфиопии, Бельгии, Японии, Индии). Подотчетные Россотрудничеству РЦНК и выигрывавшие гранты российские университеты проводили в странах пребывания мероприятия крайне низкого качества. Россия продвигала себя в мировые массы при помощи чая с баранками, чтения стихов Пушкина, выставок произведений Николая Гоголя и раздачи открыток с видами "Ясной Поляны". Эффективные программы молодежных академических обменов Фонда Горчакова, активно поддерживаемого российским МИДом, не имеют столь же массового характера, как американские FLEX или Open World.

Пока американские и европейские фонды организовывали по всему миру (в том числе и в Крыму) спортивные турниры, раздавали лекарства и футбольные мячи детям, повышали эффективность систем теплоснабжения, обучали предпринимателей, отстаивали права человека с учетом собственного их понимания, российские организации устраивали кинопоказы "Анны Карениной" в Венесуэле, организовывали викторины русского языка в Перу и проводили "методические семинары повышения квалификации национальных преподавателей-русистов" в Чехии с Австрией. Увидев чужой массовый опрос по Крыму, в России возрадовались тому, что 93% поддерживают воссоединение, даже не попытавшись осознать, насколько нам нужны подобные опросы и гуманитарные технологии работы с населением. Мы до сих пор не имеем собственной адекватной социологии по Крыму, потому вынуждены довольствоваться данными украинских коллег.

Если "Крым наш!", то почему мы его так плохо знаем?