В колонках играет - Bach - Concerto in D minor, BWV 596 / no tempo

    Я немного не выспался, поэтому стиль будет как-то плавать. Эта история в некотором смысле подтверждает воплощённую во мне идею карамазовщины. Вот ещё и Державин написал: "Я царь - я раб - я червь - я Бог!" Тоже, кстати, про меня.

    Итак, начнём с субботы. Полуденное солнце освещает небольшую комнату, посреди которой стоит человек у пюпитра с нотами и играет на новой флейте. Человек одет в одни лишь трусы. Этот человек - я. В принципе, в ближайшие часа два ничего интересного происходить не будет: я буду всё так же играть, отвлекаясь иногда на сообщения в компьютере. Мысли мои вызвышены, тело волосато, настроение приподнято. Вивальди, Попп, Платонов...

    Три часа. Человек в трусах обедает, затем принимается гладить костюм. Костюм новый, как и флейта, тоже красивый. Туфли коричнево-рыжеватыми лодочками стоят в прихожей, ожидая первого плавания. Человек гладит костюм аккуратно, вдыхая с наслаждением утюжный пар. Затем он бреется новой бритвой и душится французскими духами. В этот момент в его голове проносятся только глупые мысли о том, как все вокруг станут шептаться: "Как хорошо от него пахнет! А как гладко он выбрит! А что за костюм на нём! Невероятно!" Он облачается, глядит на себя в зеркало и, широко улыбаясь, выходит на улицу.

    Пропустим автобус и метро и перейдём сразу к следующей сцене. Человек в костюме сидит в офисе у своего друга. У них условлено отправиться сейчас в клуб на выступление Comedy Club, но прежде они решили покурить. Трубка с марихуаной распространяет зловоние, человек в костюме начинает заливисто кашлять. Но он доволен. И чем дальше, тем довольнее и шире его улыбка над воротником новой рубашки. Теперь эти двое выходят в вечернюю прохладу, напевая "Прекрасное далё-око, не будет ко мне жесто-око". Ловят машину. Водитель едет долго, кругами, но никак не может найти улицу Малая Лубянка. Второй водитель едет ещё дольше. Едет и едет и едет ие дет иедетие. Наконец, он находит то, что нужно. У клуба стоит охрана: "Пожалуйста, наденьте браслеты. С ними вы можете пройти в vip-зону". Двое улыбаются на это одной широкой улыбкой.

    Уже начало десятого. Выступление давно началось. Человек в костюме со своим другом смеются у барной стойки и пьют шампанское. Человек в костюме не очень любит Comedy Club, но сегодня у них такие смешные шутки, ахаха! Он разговаривает со знакомым фотографом, не переставая хохотать и пить шампанское, бокал за бокалом, так же жадно , как сегодня днём играл этюд за этюдом. Его друг старается не отставать.

    Полночь. Человек в костюме нетвёрдо стоит на ногах. Он и его друг идут в vip-зону, садятся к знакомым за столик. На колени к человеку садится девушка. Другая девушка шлёт ему sms: "Ну и когда же ты приедешь?!" Улыбка его напоминает слишком сильно натянутую струну, которая вот-вот порвётся.

    Машина, уже третий за этот долгий день водитель: "Адрес какой? Я спрашиваю, адрес какой?! Эй! Ты слышишь меня вообще? Даже не думай тут блевать! Адрес, я тебя, сукиного сына, в последний раз спрашиваю, какой?!"

    Ночь. Спальный московский район. На земле лежит человек в костюме. Он шёл к девушке, но на ходу то ли уснул, то ли споткнулся. Он лежит и думает: "Я тут посплю. Утренний холод меня разбудит. А где же эта её чёртова квартира, всё-таки?!" У него звонит телефон, он берёт трубку, говорит с девушкой, затем медленно и тяжело поднимается на ноги. Девушка идёт ему навстречу.

    Полуденное солнце вновь освещает небольшую комнату, но уже другую. Тот самый человек в трусах лежит на кровати. На его лице запеклась кровь, на руке ссадины. Он тихо стонет, трогая холодной ладонью пылающий лоб. Рядом с кроватью тазик с нечистотами. Бесформенными комками разбросан новый костюм. В одной туфле-лодочке внушительная пробоина. Рядом сидит девушка и смеётся: "Видел бы ты себя, герой-любовник..." Человеку в трусах становится грустно. Его новая флейта далеко. И если бы она могла, то, наверное, улетела бы от него ещё дальше.

    "Почему? А вот именно потому, что мы натуры широкие, Карамазовские, - я ведь к тому и веду, - способные вмещать всевозможные противоположности и разом созерцать обе бездны, бездну над нами, бездну высших идеалов, и бездну под нами, бездну самого низшего и зловонного падения". Фёдор Достоевский.