ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЭКСТРАСЕНС
30 ноября 1990 года – 26 января 1991 года.
*****
Третьего апреля 1953 года задача кардинальной перестройки образа мыслей человека стала решаться в рамках секретного проекта ЦРУ «МК-Ультра» («Ультрамозговой контроль»). К тому времени на пост директора ЦРУ был только что назначен Аллен Даллес, подключивший к участию в работах по этому проекту Эвена Камерона, известного американского психиатра, будущего президента Всемирной ассоциации психиатров.

– Добрый день, господин Лапшин! – сказал Тим в трубку, перебивая голос на автоответчике. – Это вас некто Костенко беспокоит. Если вы дома, пожалуйста, ответьте.
– …буду вам очень признателен… – бормотало в трубке. – Говорите после звукового сигнала…
– Сергей Борисович! – повторил Тим. – Это Тимофей Костенко. Пожалуйста, ответьте мне!
– Да! – раздраженно бросила трубка. – Слушаю вас.
– Здравствуйте, Сергей Борисович.
– Здравствуйте, Тимофей. Чем могу быть полезен?
– Мы не могли бы встретиться?
– Зачем? – без секунды промедления выдохнул Лапшин. И Тим услышал в его голосе страх.
– Это не займет много времени. У меня к вам несколько вопросов, и очень не хотелось бы по телефону…
– Честное слово, я просто не знаю, Тимофей.
– Пятнадцать минут, Сергей Борисович. Будьте любезны!
Лапшин замялся. Слышно было, как он тяжело дышит.
– Право, не знаю… – пробормотал он наконец. – Понимаете, Тимофей, у меня сейчас наплыв клиентов… Ну, вы в курсе, что это такое. Я просто не в состоянии уделить вам время. Я должен отдыхать, восстанавливаться, вы же понимаете…
– А я вам помогу, – предложил Тим вкрадчиво.
– Нет! – почти взвизгнул Лапшин. – Нет, спасибо большое, нет… Вы знаете что, Тимофей… А вы позвоните мне через недельку, а? Хорошо? Возможно, я буду посвободнее…
– Хорошо, – вздохнул Тим. – До свидания. Я обязательно…
– До свидания! – радостно перебил его Лапшин и уронил трубку.
– Вот чмо! – рявкнул Тим, ударяя кулаком по столу. Он перелистал записную книжку и набрал еще один номер.
– Алё… – вальяжно, с придыханием, отозвался глубокий и низкий женский голос.
– Привет, красавица! – Тим поймал себя на том, что невольно включил игривую и двусмысленную интонацию.
– Ха! – отозвалась Людмила. – Тимка! Здорово! Где пропал?
– Не «где пропал», а «куда пропал»…
– Мы люди дремучие, статеек в газетки не пишем. Ладно, чего надо? Третий глаз не открывается?
– Ты гостей принимаешь? – поинтересовался Тим. – С большими красивыми бутылками вкусной полезной водки?
– Зачем? – в точности, как давеча Лапшин, насторожилась Людмила.
– Нужна консультация. Не пойму я тут никак одну вещь…
– Так расскажи…
– Да тут не скажешь, показать надо.
– Тим, лапушка, не темни. В чем дело?
– У-у… Скажем так. У тебя нет в последнее время такого странного ощущения… Как будто ты малость не в себе?
– Тим, ты совсем дурак?!
– А что я такого сказал?!
– А ты не знаешь, да?!
– Люда, погоди. Я же тебе и говорю – давай, принимай гостей. Может, я действительно ничего не знаю.
– Ой, не смешите меня! Всё, Тим, пока. Мне некогда. Приветик!
– Ух, чтоб тебя… – пробормотал Тим, бросая трубку. Он перелистал книжку снова, взялся было за телефон, но передумал. Поднялся, открыл холодильник, сделал из горлышка хороший глоток коньяка и некоторое время стоял, уставившись невидящим взглядом за окно. Звонко клацнул зубами и пошел одеваться. «Ну, ребята, – подумал он, – вы меня разозлили».
– Кто там? – спросил через дверь Кремер, внимательно разглядывая Тима в глазок.
– Костенко, – назвался Тим. – А ты не видишь, да?
– У меня клиент, – сказал Кремер. – Приходи завтра.
– А если я сейчас щелкну? – спросил Тим с угрозой в голосе.
Раздался звон набрасываемой цепочки, клацнули по очереди два замка.
Глаза у Кремера оказались полузакрыты. В отличие от Тима, он действительно «щелкнул». Кремер был в хорошей форме, и Тим почувствовал неприятное жжение в переносице.
– А через дверь слабо? – спросил он ехидно.
– Так она же стальная, – удивился Кремер, выходя из транса. – Чего надо?
– Давай, открывай. Надо четверть часа твоего времени.
– Заболел?
– Задолбал. Слушай, ты, тощий викинг, я сейчас твою цепочку зубами перекушу.
Кремер тяжело вздохнул, захлопнул дверь, снял цепочку и снова открыл.
– Заходи, – сказал он брезгливо, – алкоголик. Когда нажраться успел?
– По пути, – ответил Тим, проходя вслед за хозяином на кухню. Кремер был белобрысый, с арийскими чертами лица, очень высокий, но гораздо уже Тима в плечах и весь какой-то по жизни недокормленный. Поэтому его так и прозвали – «тощий викинг».
– Ну? – спросил он, усаживаясь за стол. – Я время засек, ты учти.
Тим сел напротив.
– Что же ты меня впустил? – поинтересовался он, небрежно отодвигая стопку грязных тарелок и ставя на стол фляжку коньяка. – Ты действительно решил, что если я щелкну, то увижу, кто есть в квартире, а кого нет?
– Чего надо? – повторил Кремер, игнорируя появление выпивки.
– Мне почему-то все задают именно этот вопрос. Не «как дела, Тим?», не «что случилось?»… Все спрашивают, чего мне надо. И никто не хочет со мной встречаться. Почему ты впустил меня в дом, Коля?
– Когда я щелкнул, ты не закрылся, – ответил, помедлив, Кремер. – Я увидел, что тебе нечего скрывать. А еще ты пьяный, гад. Ну так что, Тим, как дела? Что случилось?
Тим рассмеялся и отточенным движением «свернул шею» коньячной фляжке.
– Будешь? – спросил он.
Кремер помотал головой.
– У меня клиент через час. И у тебя действительно очень мало времени.
– Хорошо, – кивнул Тим, завинчивая крышечку. – Коля, ты ничего такого… Необычного не чувствуешь? – он неопределенно помахал ладонью в воздухе.
– Ничего, – сказал Кремер серьезно.
– Какое-то давление извне…
– Какое давление? – Кремер сделал большие глаза. Получилось вполне искренне.
– Ладно. Скажем конкретнее. Тебя не пытались на днях пробить, Коля?
– Кто?! – вытаращился Кремер. – Зачем?! Каким образом?!
– Кто, кто… Х…й в кожаном пальто! – пробормотал Тим, поднимаясь и убирая фляжку в карман. – Извини за беспокойство, Коля.
Кремер молча положил руки на стол и сцепил пальцы в замок. Он смотрел за окно, и его худые плечи сутулились больше обычного.
– Пока! – сказал Тим. Кремер не ответил. Тогда Тим коротко, на долю секунды, «щелкнул». Поле Кремера было все словно в мелких язвочках – следах плохо заглаженных пробоев. Особенно много их было вокруг головы. Тим повернулся, вышел и захлопнул за собой дверь.
*****
Программа «МК-Ультра», как сообщил в 1977 году руководитель ЦРУ Ст.Тернер, выполнялась на основе контрактов с 44 университетами и колледжами, 15 исследовательскими группами, 80 учреждениями и частными фирмами. Для проведения экспериментов были подключены 12 больниц и 3 исправительных дома.

Васнецов открыл, не спрашивая. Но остался стоять на пороге, загораживая вход в квартиру. Ему это было не трудно, одной васнецовской бородатой физиономией можно было заткнуть, наверное, тоннель метро.
– Ты чего не позвонил? – спросил он.
– Здравствуй, – сказал Тим. – А я когда звоню, меня не приглашают. Что со мной такое, а? Может, у меня вся спина белая? Или мне черную метку поднесли, а я и не заметил?
– Черную метку, говоришь? – задумчиво произнес Васнецов, беззастенчиво рассматривая гостя, и Тим понял, что бородач весь сгорает от желания «щелкнуть», но стесняется.
– Давай, давай, – Тим махнул рукой и криво усмехнулся. – Щелкай. Может, ты после этого не только руку мне подашь, но и на порог впустишь.
– Ой! – Васнецов аж подпрыгнул и изобразил на лице положенное хозяину радушие. – Это я от неожиданности. Прости, Тима. Здравствуй, старик! Заходи, пожалуйста!
– Ну спасибо.
– Раздевайся. Вот тапочки.
– Спасибо. Я не помешал?
– Нет, что ты, у меня «окно» на два часа. Чай пить будешь?
– Пожалуй. Спасибо.
– Ну проходи на кухню, проходи.
Пока Васнецов колдовал над чайником, Тим украдкой отхлебнул коньяку и даже внимания не обратил на то, что делает. Его день уже давно начинался с глотка спиртного. А одинокие вечера только из этого и состояли. Тим боялся. И к каждой ночи он целенаправленно подпаивал себя, чтобы сонное забытье наступало мгновенно, ударом, без дремотного перехода, в который могут вторгнуться проклятые голоса.
– Так что там про черную метку? – спросил Тим.
Васнецов медленно развернулся к нему и сложил руки на груди.
– Я сворачиваю практику, – сказал он грустно.
Тим закусил губу и посмотрел бородачу прямо в глаза.
– Устал? – спросил он осторожно.
– Надоело.
– Сорри, – предупредил Тим. «Щелкнул». До упора. И увидел громадную вмятину в ауре над головой Васнецова. И множество небольших пробоев у печени, почек, вокруг сердца, вдоль позвоночника.
– Хочу уехать, – услышал он голос Васнецова. – Уже подал документы. А ты силен, парень! Ты очень быстро растешь. Очень быстро.
– Как-то все это… – Тим поискал нужное слово. – Неспроста.
– Я знаю, – сказал Васнецов грустно.
– Что ты знаешь? – спросил Тим, возвращаясь.
– Да то же, что и все… – чайник на плите засвистел, и Васнецов отвернулся, чтобы выключить газ.
– А я не знаю, – пожаловался Тим. – И мне никто не говорит. Может, хоть ты скажешь?
Васнецов выставил на стол несколько жестянок и принялся смешивать заварку с какими-то остро пахнущими травами.
– Понимаешь… – прогудел он. – Это сугубо личное дело. Я не вправе тебе советовать, браток. В жизни каждого сенса…
– Да, да! – перебил его Тим раздраженно. – В жизни каждого сенса наступает однажды момент… Ты мне этим все мозги зафачил. Я тоже философ, когда полбанки употреблю. Ты можешь толком мне объяснить, что происходит? А?! Или тоже будешь темнить, бубнить и посылать на… ?!
– А кто тебя посылает? – поинтересовался Васнецов, оборачиваясь.
– Да все! Лапшин, Людка, Кремер… Все! Миша, что случилось?! Я ни хрена не понимаю, вообще ни хрена!
– Пьешь ты много, Тимофей, – вдруг сменил тему Васнецов.
– А может, это белая горячка, а? – почти с надеждой спросил Тим.
– Нет, – грустно сказал Васнецов. – Это не белая горячка.
– Ох… – Тим схватился за голову и машинально «щелкнул». С одной стороны, ему сразу полегчало. А с другой – он опять увидел, как сильно побит Васнецов, и очень захотелось что-то сделать. Например – поделиться собственной бедой. Но внутренний голос подсказал, что этого-то как раз делать не стоит. Тим уже слышал, как с ним говорили по телефону бывшие коллеги. И видел, как закрылся Кремер, едва услышав слово «пробить».
– Ты сказал, что помнишь, – пробасил сверху Васнецов. – А я все равно повторю. На всякий случай. В жизни каждого сенса наступает момент, когда приходится решать. Либо ты будешь жить, как все, либо ты станешь развивать свой дар. А потом наступает еще один момент. Самый важный. Когда ты уже в силе и многое умеешь, ты должен решить второй раз. Либо ты остаешься с людьми, либо ты становишься над ними. Кажется, для тебя именно такой момент наступил.
– А для тебя? – спросил Тим.
– Я свой выбор сделал, – вздохнул Васнецов. – Я уеду.
– Миша, – попросил Тим мягко. – Скажи мне простым русским языком. Что, кто и главное, зачем? Умоляю!
– Нет, – отрезал Васнецов. Он вдруг окончательно помрачнел. – Сам разберешься. Вот тебе чай, пей, и уходи.
– Миша, – очень тихо произнес Тим, стараясь держать себя в руках.
– Не надо так. Я этого не заслужил.
– Это ты так думаешь. А вот они считают иначе. Знаешь, Тима, уходи. Прямо сейчас уходи. А чаю тебе… там нальют.
Тим скрестил руки на столе и медленно опустил на них голову.
– Хорошо, Миша, – прошептал он. – Спасибо и на этом… Ты меня еще вспомнишь. И тебе будет очень стыдно. Н-да… Все вы, дамы и господа, меня еще вспомните… С вашими намеками, с вашим страхом за свою задницу поганую, с вашими дешевыми фокусами… Экстрасенсы, народные целители, биоэнергетики сраные! Спасибо тебе, Мишаня. Очень ты мне помог…
– Уходи, – повторил Васнецов. – А то я тебе сейчас морду разобью.
– Не посмеешь, – усмехнулся Тим, поднимаясь. – Ты же знаешь, что тогда будет. ОНИ шутить не любят, верно, Мишаня? А за меня ОНИ тебя, дружище, не пощадят. Ох, не пощадят…
И Тим с ужасом понял, что попал в точку. Потому что громила Васнецов, большой и сильный, в прошлом тяжелоатлет, вдруг затрясся и рухнул на стул, заскрипевший под его тяжестью.
– Ладно, – сказал Тим. – Передумаешь, захочешь поговорить – звони. Или просто заходи, – он повернулся и пошел к двери. Сбросил тапочки, воткнул ноги в ботинки, натянул пальто.
– Тима! – позвал вдруг его Васнецов слабым голосом. – К тебе нельзя дозвониться, Тима! И дойти до тебя нельзя…
– Что?! – переспросил Тим, оборачиваясь. – Что ты сказал?! Э! Мужик! Мишка! – он выставил перед собой руки, потому что Васнецов, топоча, как стадо бегемотов, несся к нему по коридору. Тим не почувствовал агрессии в этом рывке и оказался прав. Бывший метатель молота просто схватил его в охапку и буквально вышвырнул за дверь, которая со страшным грохотом захлопнулась.
– Извини, Тима, – прогудело за дверью. – Прощай.
– Урод… – пробормотал Тим, вставая и отряхиваясь. Фляжка в боковом кармане оказалась цела, и Тим немедленно проглотил все, что в ней оставалось. Закурил. Потоптался на месте, недоуменно качая головой. Невоспитанно сплюнул на пол и вызвал лифт.
*****
Ламы-врачеватели утверждают, что по характеру и оттенку этого излучения можно судить не только о состоянии здоровья человека, но и о его душевных свойствах, добрых или злых намерениях, искренности или коварстве.

Когда Тим вышел из метро на другом конце города, вокруг почему-то было темно, на небе отчетливо проступили звезды. Фонари едва горели, и Тим принял единственно верное решение – «щелкнул». Было непривычно идти сквозь изменившийся, ставший настоящим мир. Но дорогу оказалось искать не в пример легче обычного. Пришлось только слегка перестроить восприятие, чтобы не мешали геобиологические сетки. А то, когда пробиваешь голубые полупрозрачные стены, невольно сбавляешь шаг.
Это получилось тоже. Тим даже себе подивился. «А впрочем, что толку? Ориентация в пространстве отменная, а счастья нет. Обида какая». На ходу Тим опорожнил вторую фляжку и впервые в жизни ощутил непреодолимое желание заехать кому-нибудь в морду. Но потенциальные жертвы все куда-то попрятались.
Под руку подвернулся летевший мимо по своим делам шарик, как обычно – раздраженный и полный агрессии. Этот экземпляр был даже злее обычного – тоже, наверное, искал с кем подраться. Тим ладонью сшиб шарик на асфальт и отбил на нем чечетку. Шарик понял, что дело плохо и поспешно забурился на полметра под землю. Тим попробовал было его выковырять, но шарик отполз в сторону и по полосе Хартмана провалился куда-то на другую сторону планеты.
– В Америку удрал, гад! – прорычал Тим. – Будешь там с Мишкой целоваться, трус поганый!
Еще один шарик сунулся посмотреть, кого бьют. Тим сконцентрировался на нем, и шарик забился в воздухе, как рыба на крючке. Тим подтянул его к себе и вобрал в правую руку. Обожгло, как крапивой. «Ну и надрался я! – подумал Тим с восторгом. В нормальном состоянии втянуть шарик в свое поле казалось полным безрассудством. – А неплохо вышло! Ну, жжет, ничего не скажешь… – шарик улегся где-то в районе локтя, запаленно поводя боками, подчинившись силе. – Интересно, что с ним теперь делать? А если я еще один поймаю? Хоп! – почти не напрягаясь, Тим захватил в другую руку второй шарик. – Как легко! Только куда я их теперь дену?». Тим пошел дальше, размышляя, и увидел, что из-за угла ему навстречу движется какая-то компания. «Человек пять-шесть. Непривычно яркое свечение. Странно».
– Во! – сказало ему грубым мужским голосом что-то крупное, распираемое изнутри непонятными Тиму силами. – Закурить есть?
– Угощайся, – Тим наощупь вытащил из кармана пачку и раскрыл ее. «А интересно, как я сейчас выгляжу? – подумал он. – Скорее всего как зомби. Глаза открыты, но ничего не видят».
Пачку у него из руки забрали. Компания медленно обступала Тима, заходя с флангов. «Мужчины, совсем молодые. И очень возбужденные. Просто страшно, болезненно возбужденные. Слушай, Тим, старина, да они больны, ей-Богу! Что это с ними?».
– Слышь, мужик, дай курточку поносить, – сказали откуда-то слева. И Тим очнулся. «Привычка целителя, если „щелкнул“ и увидел человека – начни диагностику. А они всего лишь пьянее меня. И это свечение – только злость и либидо. Елки-палки! Бить собираются. Осталось секунды две, максимум три…».
Все это пронеслось в голове Тима за какие-то мгновения. Плохо соображая, что делает, он повел руки одна другой навстречу, скрещивая их на солнечном сплетении. Вдруг к нему вернулась прежняя злоба. И оказалась во много крат сильнее, чем была. И захлестнула с головой, так, что не вдохнуть. Тим озверел.
– Сдохни! – выплюнул он светящемуся пятну слева. И выстрелил в него шариком из правой руки. Бац! И пятна не стало.
– Ап! – Тим одновременно выстрелил с левой вперед и «отщелкнул» на две ступени вниз, чтобы хоть частично вернуть зрение. «Как в замедленной съемке. Широкоплечий детина, все еще сжимая в кулаке пачку сигарет, валится на спину. Четверо с искаженными лицами – какие смешные гримасы! – присев, отползают задом. Шарик мечется в теле хулигана почище любой пули со смещенным центром. Ох, как здорово! Как же мне хорошо!».
– Н-н-на! – Тим с правой выстрелил в третьего, сжимающего в руке нож. И вместо шарика во врага ударил луч.
В тот же момент к Тиму вернулось нормальное восприятие пространства и времени. «Подстреленный» полетел вверх тормашками, выронив нож. А остальные – исчезли. Только дробь каблуков по асфальту где-то вдали. У Тима закружилась голова и он прислонился к стене.
Двое пострадавших, хрипя и задыхаясь, слабо шевелились на земле. Третий лежал неподвижно. Тим попробовал «щелкнуть», и голову его расколола боль. Застонав, он сжал ладонями виски. «Мне нужно „щелкнуть“. Мне позарез нужно „щелкнуть“. Я должен знать, что произошло».
Тим шагнул к предводителю шайки и наступил ему на кисть руки. Кулак разжался и Тим, кряхтя, подобрал злополучные сигареты, выпавшие на землю. «Здесь темно, я себя демаскирую… А, плевать, всех поубиваю. Жалко, коньяка больше нет». После нескольких затяжек Тиму слегка полегчало и он, кривясь от боли, смог «щелкнуть». Неглубоко, но достаточно для того, чтобы разобраться.
«Так, эти двое, которых зашибло шариками, похоже, скоро очнутся. Просто шок, временная энергетическая кома. А третий? Ого! – Тим поспешно „отщелкнул“, чтобы не смотреть. – Фу! Проклятье! Ох, что же я натворил!».
Тим почувствовал, что ноги сами несут его прочь. «Как меня сюда занесло? Ах, да, я же шел к Марианне. Душу из нее хотел вытрясти. А получилось… вот».
Тим быстро шел дворами, стараясь, чтобы не заплетались ноги. «Марианна – это хорошо. Душу я из нее, положим, все равно выну. Но потом. А сейчас мне нужно убежище. И срочно. Главное – дойти. Здесь недалеко. Или все же передохнуть? Я только на секундочку… – Тим присел на скамейку у детской площадки и закурил. – Ладно, я не убил этого парня. Он тоже очнется. Но он уже труп. Теперь у него все здоровые органы станут больными. А все больные – почки, например – станут больны смертельно. И даже я, сотворивший это, не смогу его вытянуть. А стоит ли горевать, Тим? Ну, было пьяное молодое дерьмо с ножиком. Мало они тебя в армии мудохали? Ты вспомни, как на тебе „дедушки“ отрабатывали приемы карате. Четверо на одного.
Нет, не то. Ведь тогда ты никого не тронул. Ты ставил блоки, не пропустил ни одного серьезного удара и ждал, когда им надоест. Ты их жалел, Тим, тебе было за них стыдно. Но почему ты не пожалел сейчас? Как ты мог забыть, Тим, что у тебя только два шарика?».
Он с усилием оторвался от скамейки и нетвердыми шагами двинулся вперед. «Довели. Они меня довели. Сволочи, уроды, выродки! Они хотят, чтобы я стал такой же, как они. А вот х…й вам в белы рученьки!!!».
Дорогу перебежала кошка. Неважно. «Ничего не вспоминай, Тим, – сказал он себе. – Когда ты сделал это в первый раз, тебе было двенадцать лет. До смерти напуганный ребенок не может отвечать за свои поступки. И то, что эта женщина была ни в чем не виновата… А может, и была. Ты не знал, что она психиатр, ты только увидел, что она причинит тебе зло. И когда она, мило улыбаясь, взяла тебя за руку, ты ей так врезал…
Интересно, она поняла, что это сделал ты? Вряд ли. Скорее всего, пси-способности не укладывались в ее систему представлений. Она была тупая, Тим. И версия с настольной лампой, которую вдруг закоротило, и на которую она в этот момент облокотилась – эта версия устраивала всех. Кроме тебя. Потому что ты хотел знать, что с тобой происходит, и рассказал о своих необычных способностях родителям. А они привели тебя к этой женщине. Спасибо, мама и папа, за визит к врачу. И за таблетки. Они действительно снизили мне порог нервной возбудимости. И от любви к вам вылечили тоже. Ведь я очень не хотел их принимать.
В последний раз я видел эту женщину, когда мне было пятнадцать. Я уже был умен, и она сказала предкам, что я, слава Богу, совершенно здоров. Для мальчика беда прошла стороной. А вот для нее – нет. Я понял, что она умирает, и разглядел причину. И промолчал. Люди научили меня скрываться и молчать. Так почему мне по-прежнему стыдно за то, что они тупые, зашоренные, бесстыдные? Почему я по-прежнему хочу всех и вся изменить? Ведь у меня есть только один критерий – я сам. А если переделать всех людей по моему образу и подобию… Намного ли лучше они станут?».
Тим уткнулся носом в дверь подъезда, ухватился рукой за косяк и пару секунд постоял, отдыхая. «Да, они станут лучше. Потому что я точно лучше их. Я ни у кого ничего не хочу отнять. И никого ни к чему не хочу принудить. А они – уроды. Вот так. И то, что произошло сейчас
– чистой воды самооборона. Но… Чертовски все это обидно. Потому что даже защищаясь я становлюсь таким же уродом, как они. Тьфу!».
– Бля!!! – рявкнул Тим на весь подъезд, успев в последнюю секунду перепрыгнуть через кучу дерьма, прикрытую деликатно газеткой. К нему вернулась злость. И он чувствовал себя все крепче. Голова уже почти не болела. Поднимаясь по лестнице, он «щелкнул». Нормально. «До упора не получается, но я очень быстро восстанавливаюсь. Что со мной происходит? – подумал Тим. – Это как-то связано с попытками войти в мое сознание. Может, у меня вырабатывается иммунитет, и от этого я становлюсь только сильнее? Разберемся. А который час? Половина одиннадцатого. Нормально. Марианна, как и я, ночная птица. Поди, только проснулась, ведьма черножопая».
*****
Существует миф о буквально всесильном даре экстрасенсов воздействовать на людей на расстоянии. Это не так: даже самые выдающиеся экстрасенсы, с которыми мы работали, отнюдь не всегда проявляли свои чудесные способности. Но проявляли.
Однако эти способности нельзя переоценивать, и экстрасенсы сами об этом хорошо знают.

У Марианны за дверью ревел хэви-метал. Играли любимую вещь Тима – группа «Эксепт» рубила бетховеновскую «К Элизе». Тим уткнулся лбом в кнопку звонка и принялся ждать, слушая и размышляя.
Сначала он подумал, что «Эксепт» все-таки не металлическая группа, а хард-н-хэви. Потом задумался над названием композиции – «Metal Heart» – и решил, что по-русски оно не прозвучит. «Металлическое Сердце – это некрасиво. Красиво было бы – Стальное Сердце. Когда-то я про себя такое сказал.
Точно. Помню. Ее звали Оля. Тоже Оля. Оленька, счастье мое, не дай Бог тебе от меня когда-нибудь такое услышать. Что нечего, мол, выжимать слезу – у меня сердце стальное, и если я решил, что мы расстаемся, значит расстаемся и привет горячий. Нет, ты такого не услышишь. А Стальное Сердце – это будет, наверное, Heart of Steel. По аналогии с Heart of Gold, золотым. Потому что золотое и стальное – это иносказания. А металлическое – оно и есть металлическое. Железяка».
За этими размышлениями Тим не заметил, как музыка смолкла. Он отлип от звонка только когда открылась дверь.
– Тимочка, солнышко! – проворковала Марианна. – Как хорошо, что ты пришел!
– Извини, – сказал Тим. – Мне нужна твоя помощь.
– Тимочка! – воскликнула Марианна, патетически всплеснув руками, и Тим на миг испугался, не бросится ли она ему на шею. Но он уже инстинктивно шагнул назад, и Марианна схватила воздух. С трудом восстановив равновесие, она встала относительно прямо и сказала:
– Заходи, солнышко! – повернулась и ушла вглубь квартиры. Тим, прикрыв за собой дверь, пошел следом. В квартире стоял полумрак, воздух был пропитан странным душноватым запахом. Тим уже заметил, какие у Марианны широченные зрачки. «Они у нее всегда были великоваты, но сейчас их разнесло чуть ли не во всю радужку. „Щелкнуть“, что ли?». Тим принюхался. «Точно, накурилась какой-то дряни».
На круглом столе в гостиной стоял антикварный канделябр на три свечи. Рядом с канделябром Тим заметил пепельницу с единственной дымящейся папиросой в ней.
– Садись, мой хороший, – Марианна махнула в сторону придвинутых к столу кресел. – Я знаю, тебе нужна капелька хорошего коньячку…
– И немаленькая, – согласился Тим. Он уселся, с наслаждением вытянул ноги и погладил руками гнутые подлокотники. Все вещи в этой комнате были либо действительно старыми, либо умелыми копиями. А за столом периодически баловались спиритизмом. В промежутках между прочим баловством – или, что называется, на затравку.
Когда-то Тим захаживал к Марианне часто. Они оба учились у Лапшина, а потом стажировались у Васнецова. Только Марианна, как человек взрослый и серьезный, с медицинским дипломом, посещала занятия прилежно и получила сертификат. А у Тима в школе Лапшина был статус вольнослушателя. Он гулял сам по себе и приходил, когда считал это нужным. Что интересно, качество не пострадало. Как он до начала занятий мог скрутить Марианну в бараний рог, так и с сертификатом экстрасенса-целителя она ему в подметки не годилась.
Марианна поставила на стол початую бутылку «Камю» и рюмку. Тим налил, опрокинул дозу и, погоняв коньяк во рту, с наслаждением проглотил его. Коньяк был самый что ни на есть настоящий.
Марианна стояла перед Тимом и разглядывала его с выражением безграничного восторга на лице. Тим в который раз подивился тому, насколько же ему эта женщина неинтересна. Пышная грива вьющихся от природы иссиня-черных волос. Тонкая кость, прекрасно вылепленное худощавое тело. Чуть смуглая кожа, породистое красивое лицо. И тяжелый, обволакивающий взгляд. Раба желаний, страстей и привычек, женщина слегка за тридцать, подчеркнуто развратная и жутко одинокая.
– Ну-ка, мой хороший, давай тебя посмотрим… – пробормотала Марианна, склоняясь над Тимом. Она сделала несколько стандартных пассов руками и принялась что-то бормотать, вводя себя в рабочий транс. Глаза Марианны окончательно затуманились. Тим закусил губу, чтобы не рассмеяться. «Все-таки, бесталанные сенсы чертовски зависят от ритуалов, – подумал он. – Вот, не начни Машка шевелить граблями и читать самопальную мантру, черта с два ей удалось бы „щелкнуть“. Да и не „щелчок“ это – жалкие потуги. Ладно, Тим, имей совесть. Не так уж давно ты стал крут. И похоже, не без чужой помощи».
Марианна склонилась ближе, поводя руками над головой Тима. Из распахнувшегося шелкового халата вынырнула небольшая грудь с маленьким темным соском. Тим утвердительно кивнул своим мыслям. «Правильно. Именно такая она и должна быть у женщины с ее конституцией. Безукоризненная форма. И очень скучная. Полное отсутствие того, что люди называют „изюминкой“. Аж обидно».
Марианна продолжала работать, она опустилась на колени, теперь руки ее играли над солнечным сплетением клиента. Тим почувствовал, что становится теплее, но это была скорее заслуга коньяка, нежели Марианны. Да, какая-то энергия от женщины исходила, но Тим уже почти восстановил силы. Теперь его пси автоматически исследовало любое воздействие извне и либо отталкивало дурное, либо впитывало хорошее. Поразить Тима ни тем, ни другим Марианна не могла. Тим подумал, что хорошо бы сейчас прикрыть глаза и окончательно расслабиться. Но тогда сто против одного, что в завершение сеанса обкуренная Машка захочет получить вознаграждение и полезет целоваться. И чтобы оторвать ее от себя, понадобится серьезное оскорбление. А оскорблять Марианну Тим не хотел. Как бы свысока он к этой женщине ни относился, он ее еще и от души жалел.
Руки Марианны остановили свой бег в опасной близости от чресел Тима. Марианна сделала несколько глубоких вдохов, открыла глаза, увидела, что Тим на нее смотрит, улыбнулась, встала с колен и, не озаботившись запахнуть плотнее халат, повернулась и вышла. В ванной зашумела вода. Тим налил себе еще, выпил и достал сигареты.
Марианна вернулась через несколько минут. На лице ее читалась здоровая усталость после тяжкого честного труда. «Е-мое, – подумал Тим, – она действительно верит, что может что-то. Ну и молодчина. Несостоявшийся профессионал, несостоявшаяся личность – среди наших сенсов таких две трети, если не три четверти. Но поскольку они верят в свои пси-способности, то клиент от них получает хотя бы элементарную психотерапию. Клиент очень хочет выздороветь. И, бывает, выздоравливает. Все лучше попасть к Марианне, чем нарваться на шарлатана, который точно знает про себя, что пудрит клиенту мозги».
– Н-ну, мой хороший… – протянула Марианна, добывая из пепельницы свой окурок. – Все с тобой будет в порядке.
– Спасибо, – сказал Тим, поднося ей зажигалку и стараясь не рассмеяться. Марианна снисходительно кивнула, прикурила, сделала глубокую затяжку и, не выпуская дым из легких, уставилась в потолок. Тим покачал головой и стал ждать. Марианна продержалась секунд двадцать, после чего с паровозным свистом выпустила дым, и по комнате пополз все тот же сладковатый удушливый запах.
– Это что? – спросил Тим брезгливо.
– Это… марихуана… – выдохнула женщина. Голос у нее ощутимо подсел, зрачки стали еще шире, а на губах заиграла неопределенная улыбка.
– Конопля! – фыркнул Тим. – Из нее канаты вьют. Называй уж вещи своими именами.
Марианна пожала плечами и закинула ногу на ногу. Показалась точеная лодыжка, покрытая густым черным волосом.
– Ты сказал, тебе нужна помощь, – бархатно проворковала женщина.
– Я не нашла у тебя никаких аномалий, Тимочка. Ты весь теплый… сильный мужчина. Настоящий мужчина, не то, что эти… остальные. Что я могу сделать для тебя, Тимочка? Может, хочешь?… – она выдержала секундную паузу и для приличия шевельнула рукой, в которой держала папиросу.
– Спасибо, нет. Для начала я щелкну, если ты не против.
– Милый! Щелкни, конечно. Ты такой хорошенький, когда щелкаешь…
Тим несколько раз переключился. «Да, быстро я восстанавливаюсь. Получилось чуть ли не до упора. И голова уже не болит».
Под потолком резвились шарики. На полу было черным-черно от энергетического шлака. «Грязная комната. И что-то в ней меня здорово напрягает. Точно не Машка. Она в порядке – ни пробоев, ни вообще каких-то следов пси-воздействия. Только светится ярче обычного, и в этом излучении превалирует сексуальный элемент. Будем надеяться, она ко мне не полезет, не хочу я об нее мараться. Да, Маша, недаром ты бездарь – никто тебя не пытался зомбировать».
Тим «щелкнул» до предела своих возможностей. «Ага! Есть в этой комнате нечто, имеющее над тобой власть. Это должно выглядеть как сгусток темноты, переливающийся яркими искрами. Маленькая такая штучка, на ладони уместится. Я еще не унюхал, где она. И мне это очень не нравится. А впрочем, неважно. Сейчас время не искать по углам всякую фигню, а задавать серьезные вопросы».
Тим плавно опустился на несколько уровней ниже и совместил визуальное изображение с пси. Встал и прошелся по комнате. Марианна с интересом следила за его действиями. Тим обошел комнату по периметру и вернулся в кресло.
– Ладно, – сказал он, наливая себе рюмку допинга. – Может, составишь компанию?
– Не в этом, Тимочка, – заявила Марианна.
– Как хочешь, – Тим выпил и удовлетворенно крякнул. – Вещь!
– Клиент расплатился, – гордо улыбнулась Марианна. – Хоть в выпивке он что-то понимает, баран…
– Так! – оборвал ее Тим. – Значит так, Маша. Ты человек разумный, неглупый…
– Пожилой, – ввернула Марианна.
– В хорошем смысле – пожилой, – кивнул Тим. Марианна расхохоталась, откинулась на спинку кресла и сладко потянулась всем телом.
– Тимочка, ты прелесть, – сказала она. – Ты в курсе, что я тебя сейчас отымею?
– Послушай, будь добра, – попросил Тим. – Я давно уже не общаюсь с нашей бандой. Но ты-то с ними поддерживаешь контакт, верно?
– Положим, – в глазах Марианны загорелись хитрые огоньки.
– Значит, ты в курсе всех слухов, последних сплетен и так далее, верно? Ты же умница, Маша. Ты все слышишь и ничего не забываешь, да?
– Я тебя давно ждала, – страстно, с придыханием заявила Марианна. Она перегнулась через край стола ближе к Тиму, и он утонул в ее тяжелом, обволакивающем, засасывающем взгляде женщины-истерички. «Вот так, – подумал он, чувствуя, что теряет контроль над собой. – Вот так она и делает все в жизни. Вытаращится, и клиент готов. Недаром у нее вся клиентура из мужчин».
– Ты должен был прийти именно ко мне, – сказала она. – Потому что они все боятся тебя. До судорог боятся, слабаки. Они и раньше боялись. А теперь – особенно. А я всегда тобой восхищалась, ты же знаешь. Твоей силой, твоей мощью, твоей красотой…
– Стоп, стоп, стоп, – выставил ладони Тим. Невольно он этим движением отсек Марианну от себя, и ее гипноз потерял силу. На всякий случай Тим «щелкнул» на один уровень. В этом состоянии он все отлично видел, но был полностью закрыт от традиционных методов воздействия на психику, включая гипноз и даже нейролингвистическое программирование. Теперь он мог оценить, насколько слова человека совпадают с его желаниями. Как и следовало ожидать, у Марианны на уме было только одно. И она оказалась так этим озабочена, что врать и сочинять небылицы у нее просто не осталось бы сил.
Марианна обиженно надула губы и отодвинулась.
– Ты сказала, они меня боятся? – спросил Тим.
– До усрачки, – кивнула Марианна.
– Почему?
Марианна расхохоталась вновь, легко и звонко.
– Ты меня проверяешь! Ну что же… Знаю, знаю. Все я знаю.
– Так расскажи, – попросил Тим, невольно подаваясь вперед.
Марианна хитро покосилась на него, медленно взялась обеими руками за лацканы халата, развела их в стороны и чуть прогнулась назад. Грудь у нее действительно была необыкновенной формы. Она была прекрасна. И по-прежнему совершенно не волновала Тима. Оценить женщину-брюнетку в качестве сексуального объекта он просто не мог. Все брюнетки напоминали ему собственную мать. Женщину, отдавшую его на растерзание психиатру, тоже, кстати, черноволосой. Женщину, вынудившую Тима совершить первую в жизни настоящую жестокость.
– Посмотри… – прошептала Марианна. Тихо мурлыча себе под нос, как довольная кошка, она сбросила халат с плеч и начала медленно оглаживать руками свои груди. Это завораживало. Тим стиснул зубы и яростно выматерился про себя. «Нужно было выметаться отсюда, как только я понял, что она под кайфом. Но мне позарез нужна информация. А Машка уже проболталась. Эх, хотел я из тебя душу вынуть – и точно, придется».
Тим «щелкнул» и выбросил в сторону Марианны луч-щупальце. Обвил ее им вокруг головы и мягко погладил. Женщина замерла. Тим провел осторожное сканирование, разобрался, что к чему и принялся вычищать из ауры поврежденные «травой» кластеры. Тонкая, ювелирная работа. Протрезвевшая Марианна могла впасть в глубокий похмельный сон, а Тим хотел разобраться с ней по возможности быстрее, пока сам не ослаб. Поэтому ауру Марианны приходилось не только чистить, но и подпитывать. А делать это в донельзя грязной комнате, где еще присутствовал и неизвестный Тиму довлеющий над Марианной объект, было очень непросто.
Пара шариков подлетела ближе, заинтригованная происходящим. Тим брезгливо шикнул на них, и они убрались. Марианна ровно и глубоко дышала, на лице ее застыло выражение полного блаженства. Похоже, она была счастлива. Тим скрежетнул зубами. «Только этого не хватало. Теперь она привяжется, как собачонка. Вечно я что-то не так делаю. Слишком человечный все еще. Пока что. Проклятье, какая мощная сексуальная подоплека у всех ее эмоций! Бедная Машка просто на этом помешана. И совершенно в этом деле не может себя найти».
Тим «отщелкнул» на несколько уровней назад, сохраняя минимальный уровень пси-восприятия. Расслабившись, он проделал несколько дыхательных упражнений.
Марианна с легким стоном приоткрыла глаза.
– Тимочка… – прошептала она. – Ой, Тимочка…
– Полегчало? – осведомился Тим, наливая себе выпить.
– Ой, Тимочка… Я тебя люблю!
– Это только так кажется, – пробулькал Тим, глотая коньяк. – Ну, так что ты мне хотела рассказать?
– Кажется, я кончила, – сказала Марианна, прислушиваясь к ощущениям и машинально оглаживая грудь.
– В первый раз, что ли? – ляпнул Тим.
Это было сказано удачно. Потому что Марианна обиделась и вернулась к действительности, уставившись на Тима почти нормальным взглядом.
– Так кто я такой? – тут же спросил Тим, стараясь не потерять инициативу.
– Ну… Ты теперь будешь главный, – сказала Марианна серьезно.
– Где? Над кем?
– Здесь. Над всеми.
– А конкретнее нельзя?
– Ну Тима… Зачем этот допрос? – Марианна потянулась к своему окурку. – Я знаю не больше других. Если ты хочешь мне что-то рассказать…
– Сначала ты мне расскажи.
Марианна, не дождавшись зажигалки, отложила папиросу и укоризненно посмотрела на Тима.
– Говорят, что ты избран. Ты всегда был самый лучший из нас, и сейчас тебя хотят сделать главным. И я очень за тебя рада, Тимочка. Ты не забудешь меня, правда?
– Кем я избран, Маша? Кто хочет сделать меня главным?
– Ну Тима, не дури! А кто открыл наш «Центр», кто разрешил выдавать нам дипломы, кто нас э-э… легализовал? Правительство, конечно.
Тим потер руками глаза. «Ни хрена она не понимает. А если начать с простого?»
– Ребята чувствуют давление? – спросил он. – Жалуются на пробой?
– Да, – кивнула Марианна. Она пошарила в кресле под собой, добыла смятый коробок спичек и опять взяла папиросу. – Некоторых сильно побили. Людмила просто сама не своя. Говорят, и Лапшин… И Мишка Васнецов тоже. Это ведь тест, верно? Проверка на прочность, на силу… А ты справился. Ты выдержал, Тимочка. Ты мой герой. Ты самый-самый, я тобой горжусь!
Она прикурила, затянулась и снова надолго задержала дыхание. Тим подождал и спросил:
– А это хорошо, что я буду главным?
– Ха! – выдохнула Марианна. – Это лучше не бывает. Ты же самый умный, самый честный, самый сильный. Ты всех этих чайников по струнке построишь.
– И чем же они будут заниматься под поим руководством?
– Все тем же, – Марианна пренебрежительно хмыкнула. Похоже, допрос начал ее утомлять. – Баранам мозги вправлять.
– В смысле…?
– Что «в смысле», Тим? Ты что, не знаешь клиентуру Лапшина? У него же все банкиры, все кооператоры, все эти нувориши толстомордые лечатся. Конечно, он их программирует, как ему велят. А попробуй он рыпнуться, тут же – бац! – и обратно в поликлинику, бабулькам геморрои вправлять. А Васнецов мало, что ли, с интеллигенцией работал? Да у него половина Союза Писателей перебывала. Даже Кремер худосочный – и тот газету «Правда» окучил! Чтобы с партийной линии не съезжала!
Тим слушал и чувствовал, что столбенеет. Это было невозможно, это была какая-то дикость. Накурилась, дура, конопли…
– За удовольствие надо платить, Тимочка! – заявила Марианна, дирижируя себе папиросой. – Хочешь работать – работай! Но государству, будь любезен, плати налог. Окажи, так сказать, уважение! Государству тоже нелегко. В узде держать всех этих богатеньких, всех этих диссидентов-графоманов… Они же бараны, Тим, ты знаешь это лучше меня, что я тебе буду тут… Им пастух нужен! Настоящий мужик, вот, как ты!
– А ты кого э-э… окучиваешь? – спросил Тим осторожно.
– А я дура бесталанная, – вздохнула Марианна горько. – Ко мне тут приходил один… С красной такой книжечкой. Все присматривался ко мне, принюхивался. И решил, видно, что я… Э-эх! – она замахнулась папиросой с явным намерением зашвырнуть ее в пространство, но окурок выскользнул из пальцев и упал на ковер. Тим нагнулся посмотреть – не загорится ли. А когда распрямился, Марианна глядела ему прямо в глаза.
– Этот астральный секс был прекрасен, – произнесла она низким и слегка дрожащим голосом. – А теперь возьми меня по-настоящему, Тима! Сейчас!
– Маш, не сходи с ума! – попросил Тим. Но Марианна с остекленевшим взглядом поднималась на ноги. Тим вскочил. «Эх, не пришлось бы ей врезать».
Марианна, полузакрыв глаза, медленно наступала на него, развязывая пояс халата. Это было такое странное зрелище, что Тим «щелкнул» глубже – проверить, не «ведут» ли ее извне. Механизм воздействия на мозг у «травы» не такой, как у алкоголя. Вдруг «обкуренного» человека можно зомбировать? Нет, в комнате не было никаких признаков внешнего давления. «Бедная Машка просто окончательно сдурела от проклятой конопли, – подумал Тим растерянно. – Что мне с ней делать, ума не приложу. Удрать, что ли?».
Тим обалдело рассматривал энергетический рисунок Марианны и вдруг почувствовал возбуждение. Марианна подошла уже вплотную, Тим оказался в ее активной зоне, их ауры сплелись. И бешеная сексуальная составляющая в поле Марианны активизировала ответ Тима. Мужчина затрясся от желания. И конечно, разозлился. «Ну, Машенька, ты напросилась».
Марианна сбросила халат и осталась совершенно обнаженной. У Тима перед глазами поплыл туман и второе, экстрасенсорное видение мира, тоже стало зыбким и нечетким. Тима разобрал нервный смех. К привычной уже абстрактной злобе на весь свет прибавилась злость конкретная – на себя за то, что так нелепо попался на крючок, и на Машку безмозглую, которая не ведает, что творит. Стараясь не переборщить, Тим мягко оттолкнул Марианну своим полем – и женщина со стоном повалилась на ковер, широко раздвинув согнутые в коленях ноги.
– Иди ко мне… – пробормотала она, извиваясь. – Иди же…
Тим помотал головой и присмотрелся. Стройные красивые ноги Марианны были до самых бедер покрыты короткой и густой черной шерсткой. И это было здорово. Черт возьми, до чего это оказалось привлекательно! Тим и подумать не мог, что ему может понравиться что-либо подобное. Но он уже стоял на коленях между этих сильных мохнатых ног, и они обхватили его за пояс и крепко сжали.
И тут Тиму стало обидно. Происходящее было диким, несуразным, а главное – бессмысленным. И очень характерным для всей его, Тимофея Костенко, дурацкой жизни. Его опять к чему-то принуждали.
Тим расстроился. Он глубоко «щелкнул», пошарил в воздухе левой рукой и выловил шарик, крошечный, почти безобидный. Облизнул два пальца правой руки и аккуратно ввел их в Марианну, которая в ответ вся затряслась Раздвинув пальцы, он раскрыл ее устье.
– Прелесть ты моя, – промурлыкал он.
И закатил шарик Марианне во влагалище.
Встал с колен, перешагнул через бьющееся в конвульсиях тело. Прошел в спальню, открыл шкаф, покопался в белье и вытащил маленький сгусток темноты, переливающийся искрами. Вещь, от которой Марианна остро зависела, оказалась пакетиком с белым порошком. Брезгливо держа пакетик на вытянутой руке, Тим отнес его в туалет и отправил в долгое плавание. Вымыл руки. И рассмеялся.
– Не на-адо было меня трогать, – сказал он и подмигнул своему отражению в зеркале. – Верно? Верно.
Даже закрыв входную дверь, он все еще отчетливо слышал, как в квартире Марианна, катаясь по полу, орет, плюется и ругается матом.
*****
Успех в создании психотронного оружия в условиях тоталитарного режима может обернуться и психотронным геноцидом в отношении собственного народа.

– Васнецов! – рявкнул Тим, отпуская кнопку звонка. – Мишка! Открывай, гад!
За дверью стояла тишина. Тим «щелкнул», просканировал квартиру и застыл в недоумении.
– Уже удрал, скотина…? – спросил он себя вслух.
Сунув руки глубоко в карманы, Тим направился к лифту. С момента, когда он начал свои «хождения по сенсам», прошло больше суток. Тим успел выспаться, протрезветь, более или менее упорядочить мысли и окончательно разозлиться. Намеки Марианны на то, что сенс-целитель должен платить государству «налог», основательно пошатнули сложившуюся у Тима систему ценностей. И теперь ему чертовски хотелось знать, сказала Марианна правду, или это были просто наркотические фантазии. На последнее он очень надеялся.
Кремер стоял за дверью и не открывал.
– Коля, я тебя умоляю, – нудил Тим. – Мне нужно, понимаешь, нужно с тобой поговорить.
Кремер молчал.
– Это очень важно, Коля! Мне плевать, как ты сейчас ко мне относишься, но ведь когда-то мы были друзьями, вспомни! Хотя бы ради этого, ради всей той водки, которую мы выпили, ради наших разговоров… Неужели ты все забыл, Коля?! Пусти меня, пожалуйста!
– Что ты хочешь знать? – прохрипел за дверью Кремер.
– Правду, Коля! Открой. Я прошу.
– Правду?! – Кремер зашелся неприятным, лающим смехом. – Уходи, Тим. Нечего тебе здесь делать. И забудь ко мне дорогу, понял?
Тима вдруг осенило. Сам того не желая, он произнес ключевое для Кремера слово, назвал опорный сигнал – «Правда». Газета «Правда».
– Так значит это было на самом деле, Коля? – спросил он вкрадчиво. – А я ведь не поверил, когда мне сказали… Что ты с ними сделал, Коля? Что тебе приказали с ними сделать?
– Пошел на х…й ! – заорал Кремер. – Отстань, сука, понял?!!!
Тим почувствовал, что его начинает бить нервная дрожь.
– Сам ты сука, – прошипел он. «Щелкнул», прижал к двери ладонь и, прошив стальной лист, как бумажный, двинул Кремера синим лучом под ребра.
За дверью у Кремера глаза вылезли из орбит. Он прижал руки к животу, зашелся в мучительном кашле и, сложившись пополам, рухнул на пол.
Тим прижался лбом к холодному металлу и потряс в воздухе ладонью, только что выбросившей смертоносный луч. «Как-то у меня это получилось… Естественно. Не раздумывая. Ничего, оклемается. Но я-то хорош! Что со мной творится?!».
– Прощай, Коля, – прошептал Тим. Он вытащил из кармана пластиковую бутылочку с коричневой жидкостью, чокнулся с дверью и отхлебнул. Уфф. Водка с кока-колой – забористая вещь. Или, как говорят знатоки, «нажористая». Тим медленно закрутил крышечку, «щелкнул» на два уровня вниз и на закуску схватил из воздуха бублик. Втянул его в ладонь и почувствовал, что нарушенный атакой на Кремера энергетический баланс восстановился. Удовлетворенно кивнув, Тим оттолкнулся от двери и двинулся по коридору, полный решимости пройти намеченный путь до конца.
Людмилу он перехватил у ее подъезда. Она как раз выходила из далеко не нового, но опрятного серебристого «Опеля». За рулем сидел громадный мужик с бритым затылком.
– Привет! – крикнул Тим издали.
Против ожиданий, Людмила расплылась в улыбке и помахала ему.
– Тимка! – крикнула она. – Какими судьбами?
– А в гости! – заявил Тим, приближаясь.
Людмила покачала головой.
– Извини, родной, не получится. Я сейчас как выжатый лимон. Только что с работы. Вот, Санька мне массажик сделает, и баиньки. А ты Саньку не знаешь, да? Мужа моего?
Звероподобный Санька возился со съемной магнитолой, застрявшей в гнезде, и поглядывал через плечо на Тима.
– С мужем мы в следующий раз познакомимся, – сказал Тим. – А у меня к тебе, по большому счету, разговора на десять секунд.
– Ну говори, чудо в перьях. – – Людмила плотнее запахнула пальто.
Тим рванул с места в карьер. И ва-банк.
– Мне тут предложили местечко на государственной службе, – заявил он.
Людмила вся подобралась и бросила на Тима настороженный взгляд.
– Я им пока не ответил, – продолжил Тим. – Но мне важно знать. Если я соглашусь, ты со мной, или как?
– Конечно с тобой, – мгновенно отозвалась Людмила. – Только с тобой. Даже не сомневайся.
– Тогда не дергайся, – приказал Тим. Он «щелкнул» и увидел знакомую картину. Язвы, вмятины, рытвины.
– Ну ты здоров стал, Тимка… – прошептала Людмила. Ее муж наконец-то выбрался из машины и стоял, остолбенев. Он наверняка привык к тому, как работают сенсы – отрешенный взгляд, загадочные пассы руками… А Тим представлял сейчас весьма колоритное зрелище. Расслабленная поза, откинутая вбок голова, широко раскрытые глаза и ни малейших движений. Так мог вести себя, допустим, инопланетный пришелец
– но никак не простой русский экстрасенс.
– Голоса были? – спросил Тим деловитым тоном опытного врача.
Людмила коротко глянула на пребывающего в обалдении мужа и, судорожно глотнув, кивнула.
– Подчинялась? – не унимался Тим.
Людмилу затрясло. Тим увидел, что она пытается «щелкнуть» и не может, так он ее задел за живое – того и гляди заплачет.
– Понравилось?! – с легкой угрозой в голосе спросил вошедший в роль Тим.
– Тимка… – прошептала Людмила. Она шагнула к нему ближе, вплотную, чтобы не слышал муж. – Вытащи меня. Освободи. Ты не представляешь, что они заставили меня сделать…
– Догадываюсь. Секс?
Глаза женщины заблестели от слез.
– Мне себя не жалко… – выдохнула она. – Мне Саньку… Он-то при чем? Он же подписку не давал, он вообще ничего не знает…
Тим аккуратно выстроил перед собой барьер. Ему пришло в голову, что если он еще чуть-чуть нажмет, Людмила с рыданиями бросится ему на грудь. И тогда придется что-то объяснять этому Саньке.
– За что они меня так, Тима? – спросила Людмила, прижимая руки к груди. – Я же все для них делала…
– Вот именно за это самое, – развел руками Тим. – Нечего было прогибаться. Кто один раз прогнулся, того вообще согнут.
– Тебе легко это говорить… – Людмила шагнула назад. – Ты молодой, сильный. Ой, Тимка, до чего же ты сильный теперь…
– Ладно, – сказал Тим. – Договорились. Что могу, сделаю. Хорошо?
– Пожалуйста, Тимочка, родной!
– Ты не пробовала от голосов элементарную блокировку? Петь про себя, например?
– Пробивают, Тим. Ой, что-то холодно мне. Я пойду, ладно?…
– Плохо делаешь, вот и пробивают. Ты старайся.
– Тима, милый, я стараюсь. Ты просто не понимаешь, какой ты сильный. Я ничего подобного в жизни не видела.
– Ладно. Счастливо, Люда. И… спасибо тебе.
– За что? – удивилась Людмила.
– Да, так… Пока! – Тим вдруг неожиданно для себя потянулся к Людмиле, коротко чмокнул ее в щеку, махнул рукой Саньке, по-прежнему стоявшему в отдалении столбом, повернулся и ушел в ночь.
*****
Родители детей с необычными способностями пришли к выводу, что их демонстрация скажется на будущей карьере детей лишь отрицательно. Идеологический прессинг все больше и больше давал знать о себе.

Он проснулся около четырех дня, когда на город уже спускалась зимняя ночь. Ольга в своем рекламном агентстве пятый день подряд выполняла какой-то срочный заказ, и запах ее волос уже выветрился из подушки. Но Тим все равно потерся небритой щекой о наволочку и потянул носом воздух.
Плейер валялся на полу – наверное, Тим спихнул его во сне на пол. Вчера он почти не пил и на ночь просто воткнул себе в ухо тихую, баюкающую мелодию. Этого оказалось достаточно. Небольшая доза алкоголя не дала музыке чересчур возбудить его и Тим довольно легко заснул. Но мозг был активизирован и не позволил голосам даже пикнуть в ответственный момент, когда человек начал проваливаться в забытье.
За поздним завтраком или, скорее, ранним ужином, Тим привычно налил себе полстакана, выпил и подумал, что музыка – это не выход. Просто еще один способ расшатать нервную систему и оказаться в итоге беззащитным. Он прошел в кабинет, рассортировал бумаги и принялся укладывать их в конверт.
Здесь было все. Стенограмма признаний Лебедева и рассказ Эфы, записанный по памяти. Первоначальный вариант статьи Зайцева о полынинской лаборатории. Ксерокопии заключений экспертов «Комитета защиты жилищ». Меморандум Бандурова. И еще десяток аккуратно распечатанных интервью, заверенных подписями респондентов. Зомби. Биороботы. Как они только себя не называли…
Тим положил конверт в ящик стола. «Завтра же передам все это Зайцеву. Пусть разбирается». Оделся и пошел по магазинам.
На улице было хорошо. Как все ярко выраженные «совы», Тим очень любил темное время суток. Сумерки окончательно пробуждали его, сознание прояснялось, тело начинало требовать движения, действия, радости… Родители Тима понять этого понять не могли. Они всю жизнь заставляли себя рано ложиться и рано вставать, и ночные бдения сына за книгами доводили их до белого каления. И как только Тиму удалось на паях с Кремером арендовать микроскопическую квартирку на окраине города, он туда сбежал. А потом, набрав клиентуру и начав прилично зарабатывать, снял двухкомнатную, тоже на окраине, но близко к метро, и зажил такой жизнью, которую считал нормальной.
Все перечеркнули голоса.
Тим глубоко вдохнул морозный сырой воздух и вспомнил почти забытое ощущение. Вот так он частенько выбирался погулять еще год назад, чувствуя себя чем-то вроде зверя, выходящего на промысел. Ходил по городу и размышлял. Наблюдал за людьми, прислушивался к разговорам, смотрел и анализировал. Да, ему не хватало опыта, чтобы понять все. Но он увидел главное – то, что «нормальные» люди называли жизнью, ему не подходило. Как можно так жить – натянув на себя тяжеленную сбрую обязательств, сузив угол зрения шорами общепринятых норм… Ты должен получить хороший аттестат, сынок. Ты должен поступить в институт, сынок. Ты должен, всегда должен. Жить правильно. Быть как все.
Какое-то время Тим подчинялся. Все у него получалось легко и красиво. Да, иногда он уставал, особенно когда сдавал вступительные. Но его сердце не участвовало в этой работе совершенно.
Сердце было занято другим. Тим знал совершенно точно, что не будет всю жизнь журналистом. Ему очень нравилась эта работа, но больше всего на свете он хотел лечить больных. Лечить руками, не как врач, а как сенс. Это нужно было делать тайком, подпольно, ни в коем случае не давая понять родителям, что ты ступил на такую скользкую дорожку. Но и другого выбора для себя Тим не видел. Он не хотел быть как все. У него была своя система ценностей – свобода, честь, любовь. Свободу он обрел, честным старался быть, а любовь – придумал. Потом оказалось, что придумывать любовь нельзя и полюбить женщину только за то, что она красивая, невозможно. А если вдобавок у тебя в голове компьютер, который постоянно что-то анализирует и сопоставляет, такая женщина не нужна даже для секса, потому что уж очень он получается… односторонний. Тим поставил на себе крест и с головой ушел в работу, в совершенствование пси-восприятия. И как раз к моменту, когда любовь стала для него чем-то абстрактным, выдумкой талантливых писателей, подкатила улица Кузнецкий Мост, зверский похмельный синдром и Ольга навстречу.
Тим шел по городу и вспоминал, а невидимые щупальца сканировали пространство вокруг в поисках возможной слежки и опасности вообще. Уже второй час он находился между небом и землей, глядя на мир и глазами, и активизированным пси. И не испытывал ни малейшего неудобства. Это было приятно, но и немножко страшно. Тим вздыхал и кривил лицо. «Привыкай. Так нужно».
Уже поднимаясь в лифте, Тим почувствовал рядом чужой, недобрый след. Он «щелкнул» глубже, и когда двери лифта распахнулись на этаже, сердце его учащенно забилось. «Ко мне приходил враг. Мелкий, нестрашный, но гаденький враг. Он открыл дверь и вошел в мой дом».
Тима затрясло от злобы. Он ворвался в квартиру и пробежался по ней, принюхиваясь. «Ничего особенного Только медленно остывающие следы. Он вошел и вышел. Но, похоже, он что-то уволок с собой».
Тим рывком открыл ящик стола. «Надо же так обнаглеть! Нет, ребята, вы действительно меня достали!». В гневе Тим выхватил из-под потолка горсть мелких шариков и запулил в стену. В соседней квартире взвыла дурным голосом кошка. Тим поймал шарик побольше и швырнул в потолок. Вогнал еще несколько в пол и стены, вышвырнул какое-то беззлобное аморфное образование за окно. Бросился топтать следы врага и наконец, ослепнув от злобы, принялся колотить все, что подвернется под руку – бублики, груши, молнии.
Он остановился, когда понял, что согнул незыблемую голубую стену сети Хартмана. Такое было невозможно в принципе, но… произошло. Несколько секунд он стоял, покачиваясь с носка на пятку, сжимая кулаки и что-то рыча под нос. А стена, пульсируя и содрогаясь, пыталась вернуться на прежнее место. Тогда Тим уселся на пол и обхватил голову руками.
Конверта в столе не было. Вместо него в ящике лежал маленький чертик, искусно сплетенный из куска телефонного кабеля.
*****
СССР был подстегнут к действию в 1960 году ложными сообщениями о телепатическом эксперименте на «Наутилусе». Эти сообщения вызвали, по словам Броуда, ответный шквал соответствующих советских проектов. В отчете Разведывательного управления министерства обороны США за 1972 год утверждается, что главный стимул гонки советских усилий по использованию телепатической связи, телекинеза и бионики исходит от военных и КГБ.

– Ко мне тоже кто-то ходит, – небрежно сказал Рябцев.
Они сидели у Рябцева на кухне и пили чай. Обстановка в квартире у резидента инопланетной цивилизации была маниакально-депрессивная. Два десятка раскрытых пачек «Явы» на батарее отопления, образцы каких-то минералов на подоконнике, раскладушка с постелью, заправленной по-армейски педантично. Полное отсутствие даже малейших признаков еды. И громадная карта СССР во всю стену с аккуратно прочерченными линиями геобиологических жил «по Рябцеву». Тим подумал, что для полноты картины не хватает только мелкого болезненного штриха – чего-нибудь вроде носков на газовой плите.
– Заходят, когда меня нет, потопчутся, вещи с места на место подвигают… Ерунда, Тим, не обращай внимания.
– Хорошенькое дело – не обращай… Вы не нюхали, что это за люди?
– Не-а. Мне это не интересно… – и Тим увидел: действительно не интересно. Рябцев больше не сенс. Может быть, он уже и способность «принюхиваться» утратил.
– Владимир Владимирович, вы только не обижайтесь. Может быть, вам этот вопрос покажется оскорбительным, но… Люди из моей группы в один голос твердят, что все более или менее способные биоэнергетики выполняют какие-то задания «органов». И что вообще наш «Центр» создавался с благословения КГБ. Вы можете это прокомментировать?
Рябцев улыбнулся Тиму, мягко, по-отечески.
– Тимочка, сынок, – сказал он. – А ты вообще представляешь, что в нашей стране что-то новое можно было сделать без визы КГБ? Если бы я с ними не договорился, если бы у меня в «органах» не работали старые друзья – не было бы никакого «Центра».
– И как же вы договорились? – проронил Тим сквозь зубы.
– Ты пойми, сынок, главное. С того момента, как Джуна начала лечить Брежнева, «органы» сообразили, что это дело очень удобное для них. Они начали создавать моду на экстрасенсов. А кого лечили и развлекали тогдашние сенсы? Якобы подпольно? В каких домах бывали?
Тим задумался. «Что ж, правдоподобно, – решил он. – Но почему именно сенсы? С тем же успехом можно было создать моду на психотерапию… А вот и не нет. Конечно же! В Советской России практически не было психологов. И никто толком не представлял, на что они способны. А вот экстрасенс, кудесник, маг… Тем более, что на него клиенты сами летят как мухи на дерьмо – и заманивать не надо».
– Они работали с самым трудным контингентом, – продолжал Рябцев, вторя мыслям Тима. – Ведь люди искусства и науки – очень сложный народ для «органов», Тима. Даже такие запуганные, как в Советском Союзе, все равно это люди выдающиеся, требующие особого к себе отношения. Ведь депортировали и сажали только самых непреклонных. Тех, кто не поддавался внушению, программированию. Которое именно сенсы и проводили втихаря… Ты мне веришь, Тима?
– Стараюсь.
– Вот ты и поверь, что ничего дурного нами сделано не было. Например, Лапшин не отдал тебя. А тебя очень просили. Но он сказал – нет, никакого смысла, бесперспективен, Хотя ты был лучший. А Лапшин сказал – плохой, интереса не представляет. Пережил в детстве психическую травму, активным биоэнергетиком стать никогда не сможет.
Тим резко сжал челюсти и прокусил насквозь сигаретный фильтр.
– Хорошо, – сказал он. – Допустим. Спасибо. И все-таки, чем занимались те сенсы, которых Лапшин э-э… отдал?
– Да все тем же, сынок. Приняли в свои руки старые зоны влияния. Те, где работали сенсы прежней формации. Которые уже состарились или просто устали, или расшатали себе нервишки. Подобрали их клиентуру. Твои однокашники не сделали больше зла, чем было уже сделано к тому моменту, Тима. А самое главное – то, что мы знали: скоро все это станет никому не нужно, и их отпустят. И они смогут заниматься исключительно добрыми и нужными делами.
– Кого отпустят, Владимир Владимирович?! Что может измениться в этой стране?!
– Но ведь уже меняется, Тима!
– Да ничего не меняется!!! – заорал Тим. – Вы что, не понимаете, на хрена взялась вся эта «перестройка энд новое мышление»?! Да это же обман! Горбачев просто хочет на нашем горбу в рай въехать! Он отпустил вожжи, чтобы волна народного гнева распугала старых пердунов в ЦК! Это же принцип всех переворотов! Обосрать тех, кто был до тебя! – от злости Тим захлебнулся.
Рябцев ждал продолжения, довольно потирая руки. Тим залпом проглотил чашку остывшего чая и сказал уже спокойнее:
– Сталинские репрессии, хрущевская кукуруза, теперь брежневская стагнация. Мы ничего не знали бы об этом, если бы каждому новому царьку не приходилось оправдывать смещение прежней верхушки. Я одного не понимаю: почему никто не хочет этого признавать вслух!
– Люди не хотят ощущать себя баранами… Послушай, Тима…
– Но они же и есть бараны!!! – рявкнул Тим. – А, да что я тут перед вами… – он чуть не сказал «бисер мечу», но удержался. С Рябцевым было сложно говорить. С одной стороны, он нес в себе все те черты поколения «родителей», которые Тим ненавидел. И в то же время, наверное в силу своих шизоидных откровений свыше, Рябцев очень многое видел в истинном свете. Стыдно было его обижать.
– Ты меня послушай, – сказал Рябцев. – Хорошо, насчет баранов давай оставим. Но вот насчет Горбачева ты прав. Только одного не учитываешь. Вот ты сказал про волну народного гнева. Все правильно. Горбачев не рассчитал, понимаешь? Эта волна сметет и его самого, и все, что есть в нашей стране дурного. Так что я обещаю тебе, Тима, что очень скоро здесь все изменится. Через год-два, не больше.
– Допустим, вы правы. Хотелось бы. Но мне столько не продержаться, Владимир Владимирович.
– Ты должен, Тим.
– Да никому я ничего не должен!
– А Мать-Земля? Она на тебя надеется, я знаю.
– Тьфу! – Тим отвернулся. Некоторое время он глубоко дышал, пробуя восстановить душевное равновесие.
– Как все получилось с Эфой? – спросил он наконец.
– С Фаиной? Мы вызвали Черта на встречу. И договорились.
Тим откинулся назад и заложил руки за голову. У Рябцева ему всегда хотелось принять открытую к контакту позу. Рядом с этим человеком он ощущал себя в тепле и безопасности. Тим не питал иллюзий
– невооруженным взглядом было видно, что вот с этой мягкой располагающей улыбкой Рябцев и убьет, если надо. Человек с кошачьей грацией мощного, тяжелого, будто каменного тела. Дружественный и ласковый. Убьет запросто, кого угодно. Кроме Тима Костенко. И, пожалуй, Полынина. Конечно, не нарочно убьет – защищаясь. Но факт остается фактом.
– И кто же такой Черт?
– Он, Тимочка, представился нам сотрудником «шестерки» КГБ. Это их оперативно-техническое управление. Как его… Хананов. Александр Михайлович Хананов. Хочешь, я дам тебе его адрес?
– Ну уж нет! – выдохнул Тим, не задумываясь.
– Напрасно. В общем, он освободил ее. И стер ей память. И дал слово, что больше такого не повторится. Ни с кем, никогда.
Тим недоверчиво прищурился.
– Как это вы его так…?
– Оказалось несложно. Микроволновой генератор, который держал Эфу, работал на строго определенной частоте. Если ты вычислил эту частоту, то сможешь определить и направление, и по этому же лучу послать ответный удар. Мы пригрозили, что разнесем вдребезги его аппаратуру.
– И он поверил… – пробормотал Тим.
– Конечно!
Тим закусил губу. «Чего-то ты, Владимир Владимирович не понимаешь. Не хочешь понимать. Или просто не знаешь всей правды».
– А ты не прекращай свое расследование, – сказал Рябцев. – Я знаю, что за вашими публикациями о «Программе „Зомби“ следит множество хороших людей. Пусть вы ошибаетесь, пусть вам мешают, но главное то, что вы с Зайцевым – пишете. Чем больше вам удастся напечатать, тем меньше у этих фашистов останется пространства для маневра.
– Зайчик сейчас в Киеве, – вздохнул Тим. – Там главный конструктор одного НПО проговорился, что они производство генераторов ставят на поток. Не знаю, что удастся выяснить, но Зайчик копает, как шагающий экскаватор. Он и официальные материалы кое-какие добыл.
– А мою статью напечатать не захотел, – ревниво заявил Рябцев, вспомнив, наверное, что он инопланетный резидент.
– Меня только одно беспокоит, – сказал Тим, уводя Рябцева от темы. – Вот сами прикиньте. Нет пока что техники, которая по сложности может конкурировать с нервной системой. А уж тем более – удерживать и воспроизводить поведенческие программы, близкие к психическим. Это все не поддается моделированию. Так что микроволновой генератор – всего лишь усилитель, понимаете?
– Ну… разумеется! За генератором должен сидеть человек. Да так и есть, чему ты удивляешься, Тим?
– Сенс должен сидеть за генератором, Владимир Владимирович.
– А кто же еще? Конечно, сенс. К чему ты это?
– Да к тому, что если судить по масшт