Свободный полёт от терроризма
(психологический этюд)
Глава 1. Концерт
Концерт подходил к концу. Пьер пел предпоследнюю песню и улыбался между строк. Он замечал, как люди в зале улыбаются в ответ, и тихое умиротворение снисходило на него. Он устал за три часа живого звучания и менее всего хотел, чтоб хоть один человек в зале понял, как ему хочется домой. Каждый раз, начиная своё выступление, он даже не представлял себе, во что обратится финал. Он был мысленно готов и к равнодушию и к радушному приёму, но все силы своего могучего организма готов был выложить на пути к успеху. Успех был самым желанным подарком за труды и вдохновенье, он был основной, если не единственной целью, чтобы ни делал Пьер. Иногда ему казалось, что он увлекается процессом своего гармонического общения с залом, когда время как будто останавливалось, лица людей светлели и светились в полутьме зала словно тысяча огней, он видел это, и его голос плыл, не затихая ни на мгновенье, отражаясь от потолка, от стен, он проникал в души слушающих, вызывал в них чувство восторга и благодарности и оставался там надолго, навсегда. Люди пели известные песни, поднимали руки, желая погладить звуковую волну, освещали зал экранами своих мобильных телефонов, они вставали и пробирались поближе к сцене с цветами, образуя непроходимый барьер для остальных. Дюжие молодцы-охранники как могли деликатно сопротивлялись общему движению, но безуспешно. Толпа людей нарастала и ширилась, и вот уже этот огромный хор пел во всю силу своих связок, не смолкая, образуя непрерывный фон для певца, а его красивый и мягкий баритон управлял всеми и окутывал красивой мелодией весь зал и фойе и дальше. Песня закончилась, и на сцену полетели букеты цветов. Пьер видел, как волна цветов из передних рядов стоящих зрителей близилась и росла, приближаясь к нему. Он улыбался, благодарил, ещё и ещё улыбался, сверкая счастливыми чёрными глазами, и снова благодарил, собирая цветы и прижимая их к себе своими длинными спортивными руками, кланялся снова и снова, озаряя улыбкой свой зал.
Зазвучали звуки последней красивой песни, хорошей и благозвучной как приближающаяся весенняя гроза, и толпа зрителей остановилась и стихла. Песня была о верной любви, о расставании, об ожидании встречи, о чём-то таком высоком, о чём многие мечтают всю жизнь, встречают и берегут, ну а как же, ведь это - любовь…главное в жизни! Подошедшие к сцене, слушали молча, предчувствуя конец и расставание с Пьером, грустнели и переглядывались. Концерт кончился. Аплодисменты нескончаемым энергичным шквалом встретили последние аккорды музыки и долго не кончались, не давая Пьеру сделать ни шагу назад за кулисы, к терпеливо ждущим и счастливо улыбающимся друзьям и импресарио.
Лиля Хороводова большая любительница, поклонница и попросту «фанатка» Пьера ближе к середине концерта начала сильно волноваться. Ей всё время представлялась ситуация, что она не успеет подарить свой белый и розово-оранжевый букет, что Пьер уйдёт и не увидит её, её же её, её в новом платье и с весёлой улыбкой на лице. Что при этом что-то изменится в жизни Пьера, она не думала, ей невыносима была мысль, что она не добавит в его вечернее настроение своё счастливое - букет и красоту.
Однажды на другом большом концерте она переждала всех исполнителей, желая вручить цветы только ему, Пьеру, но концерт закончился, а кумир Лили так и не появился, хотя был объявлен в афише и напечатан большими буквами. Толи он был отправлен на гастроли, толи кто-то напутал, то ли была какая-то другая причина его отсутствия - Лиля не знала. Она ехала обратно с поникающими цветами, которые, будто бы жаловались ей на свою участь быть брошенными, и ей казалось, что она тоже маленькая и брошенная и нелепая и совсем не такая, какой она всегда казалась себе и другим. Она такая обыкновенная, такая… с этими обыкновенными цветами, а он, что с ним? Нет, определенно нет во всем поезде ещё одной такой дуры с цветами как она!
Когда она вернулась домой и поставила цветы в воду, чувство одиночества стало уходить. На следующий день цветы ожили и аромат их заполнил комнату Лили. Она оглядывалась на них и видела, что они хороши и свежи, что их ярко белый цвет не меркнет, а сияет, и что у неё самой уже давно не было такого букета цветов.
Нет, сегодня, определённо, её - Лилин день. Лиля подошла к Пьеру, он взял её букет, весело посмотрел куда-то, поверх голов на сцену и двинулся в обратный к ней, сцене, путь. Лиля неожиданно для себя схватила его запястье своей горячей от букета рукой, оно было узкое, ледяное и белое как снег. Она отпустила, что-то ей стало нехороводно, холодно. Она остановилась, а он продолжал уходить. Лиля догнала Пьера и впихнула ему в руки ещё конфеты, которые он любит, как она была уверена, те самые. «Возьми, возьми!», она вдруг испугалась за него. Он продолжал своё движение, как вдруг исчез из виду в пяти шагах от неё. Вообще-то Пьер никак не мог исчезнуть, он был выше всех своих поклонниц и даже мужчин. Душа Лили ушла в пятки. Но он вновь появился, озарив всех весёлым видом своего красивого лица, но почему-то уже без цветов, галантно поцеловал руку какой-то знакомой известной женщине, уверенно повернулся и бодро поднялся на сцену. Лиля безостановочно аплодировала и улыбалась, улыбалась и аплодировала, как же ей было тревожно, наверное, она что-то не так, опять неправильно сделала. Пьер был артист от бога-артиста, такие чудеса мог творить только он и в этом, в самом расчудесном зале на свете. «Я, конечно, понимаю, что у него есть свои технологии, но это уж, слишком. Когда-нибудь я свихнусь от любви!»,- подумала Лиля.
Глава 2. Дома
Пьер ехал домой и внутренне улыбался, он улыбался всем своим внутренним «Я». Как всегда после успешного выступления он чувствовал внутреннее ликование и улыбался. Сидя на заднем сидении затенённого Кадиллака, он не смотрел в окно, он был всё ещё в зале в окружении людей, и тысячи мгновений концерта то и дело воскресали в нем и он повторял их мысленно, проигрывал вновь, вспоминая каждую ноту, каждый нюанс, каждое слово. Все его новые и старые песни, прозвучавшие сегодня, оставались частью его жизни, труда и вдохновения, его искусства. Он всегда подбирал для концерта самые лучшие песни своих друзей композиторов, отказываясь от всего, что было чуждо его душе. Он пробовал писать сам, но это было сокровенное, а сокровенное его ещё болело, и музыка его была хороша, но хрупка и больна как та часть его души, где замерла мечта о счастье. Она была необыкновенна. Ведь если музыкант настоящий, то музыка его всегда найдёт отклик в другом, в любом другом человеке, слушающим её. Иногда он писал слова песен и просто стихи и это были понятные слова, но они выражали необыкновенные, особенные сильные образы и чувства. И каждый кто соприкасался с его творчеством понимал, что Пьер растёт, что он в начале пути.
Дома жили его дети. Они уже спали, и их тяжёлые портфели были аккуратно поставлены у двери детской. Раньше, когда они были вольными слушателями, он мог взять их с собой на концерт, и это было для всех бесконечное веселье и счастье, заканчивающееся за полночь, но это время прошло, и теперь, во время учёбы они могли сопровождать его только в каникулы и в праздники, в остальное же время у них был строгий режим питания, занятий и прогулок. Пьер был в разводе, его супруга оформила с ним развод через два гола после рождения младшего Анджея. Она встретила другого человека и уехала с ним в другой город, где жили его родители, оставив детей отцу. Пьер, ценивший каждый год своей жизни, никогда не думал, что эта его жизнь какая-то не та, и что надо что-то в ней менять. Он не мог понять, как Анна могла уйти из этой его жизни, оставить детей, он не понимал, зачем она сменила его фамилию, почему она теперь не Жаворонкова, а Печёнкина и как ей может быть хорошо и спокойно рядом с чужим человеком, и почему она родила ещё одного Печёнкина и счастлива. Он не понимал этого и считал себя глупым человеком. Он не был эгоистом, но иногда он нуждался в сосредоточенном рефлекторном самоанализе, в релаксации и в общении с прекрасным наедине с собой. Это вызывало необходимость побыть в одиночестве, наедине с миром. Он обычно писал домой об окончании гастролей, прибавляя себе пару дней на «размышления». Он приезжал в отель, расположенный рядом со сквером, где по утрам гуляли его дети, и отдыхая от занятий украдкой наблюдал из окна своего номера как Анна Ефимовна, их няня, сидит на лавочке, а Мэри бегает за Анджеем, отбирая у него лопатку. Вся его отстраненность в эти минуты не была ему тяжела, душа была спокойна, и предвкушение своего возвращения домой к детям по окончании работы прибавляло сил.
В свободные дни он часто сам гулял с ними по бульвару, старательно изменив свою походку и костюм, выбирая время, когда сквер был наполовину пустым, потому что его громкий смех обязательно выдал бы кому угодно его присутствие. Этот длинный, знакомый с детства сквер, был для Пьера центром вселенной, а каменная фигура классика в конце его - якорем притяжения. С другой стороны сквера был шахматный клуб, где он раньше играл по воскресеньям в шахматы со школьными приятелями. Здесь же он назначал свидания Анне и своим друзьям по музыкальному училищу. Он помнил день, когда они все вместе провожали его родителей заграницу и долго сидели и разговаривали у памятника, поджидая таксиста. Они уехали в Непал, где отец работал в посольстве, а мама была переводчиком. С ними был тогда ещё дедушка Пьера, морской офицер, приехавший из Одессы проводить дочь. Это был высокий, улыбчивый человек, не походивший на морского волка, а скорее на отставного конферансье на пенсии в кругу семьи. Он часто забирал летом правнуков на море, где они с бабушкой кормили их малиной и виноградом, купали в море и баловали изо всех сил.
Пьер отпустил водителя, открыл дверь своим ключом, тихонько прошёл по коридору на кухню и положил какой-то бело-розово-оранжевый букет на стол, улыбаясь заспанной кухарке Зине, встретившей его с распростертыми объятиями. Остальные цветы, захваченные домой, остались в машине. Он не беспокоился о них. В его доме всегда были люди, способные все пристроить.
«А нет ли у нас дома, Зина, котлет наготове?»- весело спросил Пьер. Он снял плащ и аккуратно положил его на стол рядом с букетом. Зина сгребла своими полными руками и плащ и пальто хозяина, улыбнулась и вышла в коридор. Вскоре она вернулась с вазой, полной бело-розово-оранжевых цветов, поставила их посреди стола и, всё ещё улыбаясь, произнесла: «Ох, минуточку, Петр Владиславович, я Вам сейчас блинчиков подогрею!»
Глава 3. Лиля
Лиля Хороводова жила одна. В её квартире и, вообще, в её жизни был полный порядок. Всё: её работа, её подруги, друзья подруг, её увлечения, её планы, её мечты, её вещи - всё было осознано, ухожено, улажено или разложено по полочкам. Она любила свою работу в фотографии, где раньше работал её отец, и каждый день ей казалось, что не хватает времени, чтобы доделать всё, что хотелось. Она принимала участие в фотовыставках, у неё были свои клиенты, приглашавшие её на торжества, домой или на корпоративны, и это когда-то детское увлечение фотографией перешло в неуёмную потребность отображения прекрасного. Лиля была влюблена в продуманную красоту окружающего города, в стихийную красоту природы, в красоту одухотворённого человеческого лица. Она была энергичным, активным человеком, забывающим о своём возрасте, и он, её возраст, тоже забывал о ней, не отражаясь на её внешности. Иногда мужчины останавливали её на улице под каким-либо предлогом, чтобы попытаться завязать разговор, но она не поддавалась на случайные знакомства. Всё то, что было в её прошлой личной жизни ушло куда-то в тень воспоминаний и не тревожило её воображение, она не ценила этого и ждала чего-то большего и лучшего иногда с восторгом, иногда с тоской. Ей казалось, что всё ещё изменится, случится, наконец, её счастье, её судьба, её удача, но время шло, ничего не происходило с Лилей, дома было хорошо, спокойно и тихо. Лиля была красива, стройна, но в последние годы она редко улыбалась. Музыка была её страстью, необходимой составляющей её бытия, её затерянным миром, в который ей так трудно было вернуться. В последние годы Лиле было очень трудно петь, а смеялась она беззвучно, сотрясаясь плечами и почти всегда до слёз. Пьер был её кумиром с самого первого его появления на экране телевизора. Она всегда заряжалась его весельем, его оптимизмом и легкостью. Она сразу оценила его как исполнителя, как артиста, чувствуя душой всю силу его потенциальных возможностей, и, теперь, когда все вокруг восхищались им, ей было счастливо думать, как быстро она угадала талант этого большого артиста. Больше всего на свете ей хотелось сделать его портрет. Она собрала большую коллекцию его фотографий, дисков и интервью и каждый раз ей казалось, что, если бы они когда-нибудь встретились, то им было бы что сказать друг другу. Она часто замечала, что видит перед собой его лицо, стараясь представить выражение темных глаз, гипнотическое притяжение их, заставляющее замирать слушателей, его высокий лоб, мягкие блестящие кудри волос, падающие на атлетические плечи. Всё это было ей так знакомо, но загадочно непостижимо и удивительно.
Однажды несколько лет назад Лиля с родителями собрались полететь к морю. Лиля отчетливо помнила этот яркий солнечный день бархатного сезона, который так счастливо наступил. Ожидая регистрации на рейс, они прогуливались по аэропорту. Вдруг, проходя мимо журнального киоска, Лиля скорее почувствовала, чем заметила, как что-то заставляет её повернуть голову и остановиться. Она увидела фото на обложке журнала. Это был он, Пьер, улыбающийся и как будто бы также окрыленный этой Лилиной сегодняшней радостью. У неё возникло чувство, словно он окликнул её, как свою давнюю знакомую. Она стояла, не в силах сделать ни шагу вперёд. Лиля подошла к киоску. Доставая лихорадочно деньги, она замешкалась в спешке, роняя монетки. Продавщица обратила на неё внимание и тоже улыбнулась ей. «Что за день, всем хочется улыбаться», - подумала Лиля. Она увидела боковым зрением, как мама тоже оглядывается на неё и, заинтересованно улыбаясь, что-то говорит отцу, но он почему-то не отвечает ей. Он напряженно смотрит на женщину мрачного вида, с тяжелой черной сумкой и в чёрном платке, входящую в двери аэропорта. Лилю поразило бессмысленное выражение лица пьяной шахидки. Всё произошедшее потом наполовину стёрлось из памяти Лили и только этот мамин ласковый взгляд… Лиля знала, что такое ненависть, но после этого взрыва в аэропорту она почувствовала всю нескончаемую тяжесть этого чувства на себе. Разве когда-нибудь можно простить такое? Нет нельзя, немыслимо, противоестественно простить это! После ранения в аэропорту родители долго болели, и врачи посоветовали им перебраться на юг, в Одессу. Так Лиля осталась одна в Москве, и только изредка могла себе позволить поехать к ним в гости.
Пьер подошёл к окну отеля. Этим вечером он работал и отдыхал после гастролей в Одессе. Гастроли прошли с успехом, и ему хотелось сохранить в себе это ощущение новизны, которое всегда вселяла в него ранняя весна на юге. Он только что подобрал новую музыку к стихам и всё ещё напевал их, повторяя то и дело и стараясь не забыть.
Поздний вечер. Затеряны дали.
Жёлтый сумрак. Неспешная речь.
Мы с тобой друг у друга украли,
Что навеки мечтали сберечь.
Что не раз передумать пытались,
Приукрасить и выдать за ложь,
Там, где до полуночи скитались.
Там, где утром и путь не найдёшь…
У памятника классику появился стройный силуэт незнакомой девушки. Она медленно шла по скверу, осторожно вглядываясь в лица окружающих, как будто что-то искала или кого-то встречала. Никто её не встречал, казалось, не видел. Пьер вдруг почувствовал, что он не хочет оставаться сегодня один в этой такой знакомой ему комнате. Он закрыл пианино, надел большие тёмные очки, замотал лицо до половины толстым шарфом и, легко ступая, сбежал по ступенькам вниз.
-Где мы могли с Вами раньше встречаться?
Лиля обернулась и сразу узнала его.
[B]
