Так как подобные названия забываются очень быстро, первым делом, когда проснулся, кинулся записать именно это слово: «укандицизм». Ручки с листком не было, отправил его аськой кому-то чтобы в хистори осело...
А дело было так. Начало сна смутное. Некий город в Японии, набережная, река идет изгибом, хорошо видно противоположный берег. Я там работник в каком-то заведении типа детского сада. Много детей, деталей не помню. А вокруг происходит конец света. Но это не армагедец в привычном смысле слова, не астероид или вспышка на Солнце. Это явление, развивающееся неторопливо, день за днем, но уносящее просто кошмарные количества жизней. Возникает оно в центрах больших городов, и чем более высокоразвитый город, тем быстрее и стремительнее. Это называется «укандицизм» и выглядит как болезнь. У людей начинают разрушаться живые ткани, остаются лишь искусственные импланты. Вот так просто. Но! Первое «но» заключается в том, что это не болезнь, это не излучение, это вообще неизвестный процесс, хоть передается он как болезнь от человека к человеку или как радиационное заражение – от долгого присутствия в опасных районах. Второе «но» заключается в том, что во сне это как бы будущее, тела людей содержат в себе очень много искусственных частей, у некоторых до 70% от массы тела. Это и стало причиной – слишком много имплантов. Из-за этого люди, пораженные укандицизмом, умирают медленно. Разрушается живое, остается искусственное. Кожные наноимпланты облезают как шелуха, кости и жилы торчат наружу. Искусственные органы до последнего поддерживают жизнь в теле. А в первую очередь страдают мозг и органы пищеварения. Почему-то в них меньше всего искусственного. По причине медленного разрушения мозга люди сначала быстро тупеют, а через пару дней впадают в полную неадекватность, превращаются в зомби. Правда, эти зомби почти не шевелятся, и быстро умирают. Войска изолируют очаги укандицизма, так как эти территории становится источником заразы.
Я сижу на берегу реки в этом японском городе с ноутбуком на коленях. Слышны голоса детей из-за спины. Половина интернета уже не работает. С поисковой странички гугла много ссылок ведут на умершие сайты. Это жутко до дрожи. Мертвые сайты обозначают мертвых владельцев сайтов. Читаю в новостях: «Город Кёльн объявлен зоной изоляции». Говорю вслух сам себе и удивляюсь как равнодушно это получается:
– Еще одно историческое место стало просто историей.
Зона изоляции – это приговор. Все, кто пытаются выбраться оттуда, беспощадно расстреливаются войсками. И так везде. Кроме укандицизма мир терзает какая-то новая религия. Никаких деталей по ней не припоминается, но штука не менее опасная.
Приходит новость. Тот берег реки объявлен сегодня утром зоной изоляции. Военные начинают прибывать в город по главным дорогам, чтобы взять зону в кольцо. Наш детсад (или что это такое) начинает готовиться к эвакуации, так как мы опасно близко. Укандицизм не переносится по ветру, он не светит как радиация, но он запросто может появиться у нас тут. Все зависит от наличия предметов высоких технологий.
К воротам подъезжают грузовики, а потом сразу много автобусов. Из них к нам идут люди и начинают сортировку. Оказалось, это поклонники той самой навой религии. Новость распространяется как пожар, слышны нотки ужаса во фразах про «лагеря новой религии». Никто не хочет туда ехать, но поздно. Мы на берегу, и все подъезды блокированы. Солдаты – безоружные кстати – просто сидят на своих машинах и наблюдают за процессом.
Я, еще двое взрослых и человек пять детей придумываем план побега. Загружаемся в самый крайний автобус, кто-то из нас занимает место водителя, заводит, и мы съезжаем на паром, который недалеко. Решаем бежать через новую зону изоляции на том берегу реки. Настолько нам не хочется попадать в лагеря. И настолько нам больше некуда бежать. Надеемся пересечь зону изоляции за один день и выйти из нее до того, как войска выставят плотное оцепление.
Нас никто не преследует. Вообще. Мы же плывем в зону изоляции, а это – приговор. Высаживаемся на берег и первое, что я там вижу – двухъярусная ступенчатая набережная с зелеными насаждениями, лестницами, а также наклонная бетонная плоскость стены здания впереди, уходящая прямо в воду – все усыпано телами. Сотни людей лежат поодиночке, парами, тройками... Наш автобус останавливается, открываем двери, выходим, смотрим издалека, обсуждаем. Укандицизм, зараженные... Страшно! Посылаем на разведку девочку. Непоседа, отличница, носит очки, она обрадовалась такой заданию. Девочка убегает к лежащим людям, говорит с ними и быстро возвращается. Люди начинают вставать. Оказалось, они вполне здоровые, просто от лени так разлеглись на солнышке погреться. У них нет ни еды, ни воды, ни надежды. Здание с наклонной стеной, уходящей в воду, это больница. Эти все люди – одна из групп здоровых, не зараженных, которые пришли сюда в надежде, что их эвакуируют через реку. Но вместо эвакуации приплыли мы с той стороны. Главная среди них молодая женщина доктор. Находим ее у входа в здание. Она объясняет, что дальше нам двигаться нет смысла. Там пожары, мародеры и зараженные. Здесь тоже спасения нет, она и все эти люди просто ждут своего конца. Вроде бы слышала об аналогичной большой группе здоровых, которые прорывались в другом направлении. Мы решаем ехать туда на своем автобусе.
Промежуточные события помню плохо. Мы заразились. Дорога заняла намного больше времени, чем думали. Первыми полегли дети, они потомство своего времени, своего поколения, в них имплантов еще больше. Эта непоседливая отличница, которая бегала на разведку, хорошо запомнилась. Оголились кости на плечах. Кожа лица и волосы сохранили живой цвет: искусственные же. Не зря она носила очки – глаза запали и высохли. Глаза были свои, натуральные. Тело разрушалось, оставались только импланты. Мы ее выгнали из автобуса посреди зараженной территории, где творилось черте что. Она стучалась в двери автобуса со всей силы, умоляла пустить обратно, а мы как-то буднично так, с легким смущением посмотрели друг на друга, я сказал «Поехали чтоли», и мы поехали, а на нее даже не смотрели. Но этот момент запомнился лучше всего.
Из зоны изоляции мы все же выбрались. Пошли поля, какая-то сельская местность. А потом мы все равно оказались в лагере новой религии. Нас туда хитростью заманил попутчик, адепт этой религии, как выяснилось. Дальше был уже полный трэш.
Лагерь как картина Гигера, только в розовых тонах, все в нем телесного цвета. Кошмарное место. Это нечто типа собора изнутри, только громадных размеров. Высота центрального купола как три девятиэтажки высотой наверное. И все стены этого грандиозного строения розовые от покрывающих их людей! Слипшихся, проросших друг в друга и в стены живых людей. Неимоверное количество. Такое надо видеть. Адепт религии выступил в центре на полу. Пол представляя собой сплошную массу тел неизвестной толщины. Многие и многие тысячи людей, излечившихся от укандицизма посредством новой нанотохнологии, которая расплавила их тела, сделала возможным сливаться и жить в таком виде. Сам адепт выглядел как яркая лампочка, провисшая на двух канатах плоти – это был его чистый мозг, абсолютно свободный от тела. Он излучал что-то, и излечивал всех вновь прибывших от укандицизма и наделял даром новой формы жизни.
А проснувшись я только и смог сделать, что вписать слово «укандицизм» куда попало пока не забыл его наряду с многими другими деталями. От эмоций, вызванных сном, отходил весь день.