Мой чай с мятой, в глиняной чашке уже остыл, и ложка немного блестит от лампы. Вкрадчиво открываю блокнот, откладываю его в сторону, прячу долой с глаз, беру белый лист, красные чернила, и музыку на тон тише и с нового абзаца пишу:

Так ослепительно открыта и паршива Москва ночью, я проезжаю в такси от  1905 года до Чистых Прудов, маршрут выучен назубок — мне больше ночью тайн. Сколько страстей, где-то на перекрестках этих дорог, сколько моих открытых душ и сладких мгновений, где можно упиваться болью.

Коктейли смертельной недо_любви, которые выпивали жадными глотками, падаю в отрубе забвения. Не успели долюбить, досказать, до_отдаться, до_пережить мгновения той своей недо_жизни. Слышали-слушали, вписывали-выбрасывали свои-чужие недо_понимания-недо_страдания. 

Любили ответно до хрипоты и сладости губ, ненавидели треснутыми губами и ломанными судьбами. Купались в пепелище сожженых мостов и тонули в океанах похоти. Сжирали себя огрызками памяти и делились адомовым яблоком со всеми близкими — надкусите. Монохромные лица и судьбы в цветастых костюмах на площадях, где нашими трупами надежд все усыпано, босиком пройдем без жалости сминая воротнички белых рубашечек.