Я родился на площади Карла Маркса. Когда это произошло, шел дождь. (Не знаю, связаны ли эти два события или нет, но с тех пор мне нравятся дожди.)
Что происходило в первые три года жизни - не помню, в тот период я много пил и спал. После меня отдали в ясли на общественное воспитание, - не прижился, много болел.
С четырех я ходил в детский садик, где нас заставляли собирать желтые листья. Грабель и совочков на всех не хватало, потому некоторые собирали листья руками. Среди них был и я. Возмущенный такой несправедливостью я настоял на переходе в соседний садик - "Ласточка", рядом с прокуратурой. Из наших окон были видны прокуроры и, как я думал, подследственные. Впрочем, возможно это была не прокуратура, а суд. Я уже точно не помню.
В садике я танцевал морской танец (или как называется танец, где пять мальчиков в морской форме отплясывают в присядку возле пяти девочек-морячек?) и играл зайчиков на новогодних утренниках. Воспитатели заставляли нас хорошо питаться. С тех пор я не ем яйца вкрутую.
В четыре с половиной, лежа в больнице, получил от медсестры укол не нужного мне лекарства. Температура 104 по Фаренгейту, капельница.
В эпоху детского сада у меня был велосипед. Четырехколесный. И саночки. Согласно легенде, именно катаясь на саночках, я сломал себе нос. Но этого никто не заметил. Явно заметно стало лет в 19, когда нос стал похож на извилистую тропинку.
В пять меня ответили в дом пионеров, кружок творчества. Разнообразные круговые занятия - пение, рисование, шахматы. Потом кружок закрыли, оставили отдельные направления. Дали или Рубенсом я не себя не чувствовал, Фаринелли тоже. Так я стал шахматистом, на целых восемь лет.
В семь мне повесили красивый пластмассовый значок с Лениным на синий пиджак. Не припоминаю торжественную церемонию по этому поводу. Возможно, просто начали носить, потому что пора было, и все. В третьем классе мне даже поручили возглавить шестую звездочку, собранную по остаточному принципу.
Пионерский галстук я носил месяц, после пионерия совсем пришла в упадок… В то время я пытался развить зачатки предпринимательских способностей продавая на птичьем рынке вкладыши от жвачки Турбо и банки из-под пива. На честно заработанные деньги я тут же покупал вкладыши в свою коллекцию. Позже мне довелось продавать остатки от купленного полблока Турбо (сбылась мечта идиота), потому что там оказалось слишком много повторных вкладышей цветы с дачи (неплохо разбирали), мгновенные лотерейные билеты (процентов 6 из которых я разыграл сам себе, а выигрыш в 50 000 из моей пачки выпал все равно не мне). К классу 8 тяга к торговле угасла, вместе с предпринимательской жилкой.
В десять я серьезно начал заниматься плаванием. Молодой тренер Александр Викторович гонял нас на Мамаев Курган и выгонял с тренировок за опоздание. Он за неполный год научил нас почти с нуля плавать 4 видами стилей, но вскоре бросил, набрав себе ребят помоложе, "для Олимпиады 2000". Насколько я знаю, ни одного олимпийского чемпиона он так и не вырастил. Впрочем, я ушел от него сам, раньше, чем он всех разогнал, - обиделся, что меня не взяли на соревнование.
В восьмом-девятом я пытался писать стихи и посылал их на конкурс в рамках радиопрограммы небезызвестного ныне ведущего Михаила Плотникова. Однажды, я написал под пятью разными псевдонимами пять плохих стихотворений и послал их в пяти конвертах. Четыре их них зачитали, пятое даже не стали. Тем не менее, как-то меня признали "поэтом недели". Видимо, другие претенденты были вообще ниже плинтуса.
В старших классах я не любил физику и математику, но как назло учился в физико-математическом классе. В одиннадцатом на пару с другом вел школьную дискотеку. Мы даже получали четверть прибыли от сборов. Кажется, одна моя коллега, учившаяся со мной в одной школе, но на несколько классов младше (наш генеральный директор тоже учился в этой же школе, но уже на несколько классов старше) перед началом дискотеки пряталась вместе с подругой на лестнице черного хода, боясь, что ее, восьмиклассницу не пустят на мероприятие, предназначенное для старших.
Потом был университет.
А после я стал скучным занудным типом с кривым носом и почти перестал писать в дневник и совсем перестал сочинять рассказы и уж тем более стихи, даже плохие.
море, море
