"Я был бы неблагодарным, если бы не оценил терпения и благородства этих людей, позволявших мне в ту пору широко экспериментировать, заниматься творческими поисками. Бывало, я часами мучил заказчика, пересаживая с места на место, делая по де-сятъ-двенадцатъ снимков, заставляя его то надевать пальто или шляпу, то снимать их, требуя иногда, чтобы та или иная клиентка поехала домой и надела другое платье, по описаниям более подходящее к ее облику, или переменила прическу, которая, по-моему, должна ей больше идти. Случалось так, что заказчик приходил получать уже готовую работу, а я, увидев его в другой одежде, начинал снова снимать его..."

Моисей Наппельбаум

Его не увлекали пейзаж и репортаж, но манило человеческое лицо. Пройдя путь от провинциального контратиписта до легендарного мастера фотопортрета, он «сделал себя сам».

По работам Наппельбаума можно писать историю страны, а история в лицах — благодатный способ разговора со зрителем. С недавних пор его успешно практикует Еврейский музей.  
Портретная галерея отечественных политиков, ученых, деятелей театра, кино, изобразительного искусства и литературы...  На выставке две сотни фотокарточек, исключительно авторские отпечатки. Столько куратор Мария Насимова отобрала из значительного блока наследия Наппельбаума, принадлежащего кельнскому галеристу Алексу Лахману. Его коллекция русской советской фотографии 1920–1940-х годов, так называемого периода new vision, одна из самых авторитетных.

Живописный язык и светопись Моисея Наппельбаума (1869–1958) оценили герои революции, хотя столь изысканная манера носила следы другой эпохи. Дзержинскому, Луначарскому, Урицкому, Володарскому, Бонч-Бруевичу, Радеку, Зиновьеву, Ворошилову, Троцкому и Коллонтай, вероятно, льстил вид собственной персоны, запечатленной в игре теней и туманностей, наполняющей лицо внутренним драматизмом и некоторой даже декадентской таинственностью.

В 1918 году Наппельбауму случилось стать автором первого официального портрета товарища Ленина, по которому с тех пор народы России узнавали в лицо бывшего подпольщика, ставшего главой правительства. Надо ли говорить, что после такого шанса вектор карьеры Моисея Соломоновича стремительно взмыл вверх со всеми вытекающими — с госстудией, заказчиками из Смольного и Музея революции.

Александр Блок и Корней Чуковский, 1921

А ведь родился Мовша Елья Наппельбаум в местечке под Минском, в семье с невеликим достатком. Пятеро детей; отец, кассир в коробочном сборе, мать, мечтающая, чтобы старший сын стал врачом. Какое высшее образование — он даже гимназии не окончил. Как позже мать Марка Шагала отведет сына в единственную витебскую художественную школу к Иегу­де Пэну, так и 14-летний Моисей Наппельбаум по инициативе собственной матери станет учеником в фотоателье Осипа Осиповича Боретти.

Анна Ахматова, 1924

Интуиция женщин не подводила, новое искусство сулило некоторые перспективы иуде­ям, возможности которых обрубала черта оседлости. Студию на Губернской украшали портреты Адама Мицкевича, Винявского, звучала музыка Шопена. Атмосфера явно не та, что в других портретных фото­ателье Минска с их пошлостью и мещанством.

Борис Пастернак. 1929 год

Студия Боретти, согласно фотомоде, была оснащена необходимым арсеналом атрибутов: обитым плюшем креслом, покрашенной под мрамор деревянной скамейкой, бутафорским пнем и балюстрадой из папье-маше. Ну и, конечно, чугунным «копфгалтером», головодержателем. Его монтаж на первых порах входил в обязанности ученика. Начал с контратиписта (печатника фотокарточек), освоил навыки ретушера — и через три года Наппельбаум уже фотограф на жалованье.

Осип Мандельштам, 1920-е

Высокая конкуренция провоцировала дебютанта искать своеобразный язык трактовки натуры, освещения, компоновки кадра, новой визуальности. Он изучает приемы старых мастеров: «Я старался укладывать складки платья, как это делал Рубенс. Дивился искусству изображения рук Ван-Дейком, величественным поворотом головы в картинах Тициана. Но больше всего меня поразил Рембрандт». Последнему Наппельбаум поклонялся как «богу светотени».

Сергей Есенин, 1910-е

Через год, в 1887-м, фотограф в поисках заработка пускается в странствия по стране: Смоленск, Москва, Козлов, Одесса, Евпатория, Вильно, Варшава. Перебиваясь случайными заказами, прощупывает рынок, присматривается к оригинальным способам освещения и в конце концов отправляется за океан. Цели все те же: заработок и овладение премудростями ремесла.

Фаина Раневская, 1928

Но Америка, быстро осваивающая европейские знания и изобретение Дагера, не оправдала надежд Наппельбаума. Он оставляет «буржуазное благополучие, жизнь, постоянно понукаемую жестким законом бизнеса» и в 1895 году возвращается домой.

Дмитрий Шостакович

Через 10 лет он уже в Петербурге, женат, отец четырех детей. Снимает портреты. Среди клиентов не только композитор Глазунов, психиатр Бехтерев и певец Шаляпин, но даже великие княжны. В большой квартире на Невском, в трех комнатах из девяти — его студия и павильон под прозрачным потолком, аппарат с объективом «Фойхтлендер».

Галина Уланова

Наппельбаум экспериментирует с художественными техниками (в том числе гуммиарабиком) и светом. В отличие от обычных трех источников, ему достаточно одного — электрической лампы в 1000 ватт, вкрученной в самодельный софит, формой смахивающий на перевернутое ведро.

Соломон Михоэлс

В 1920-м дочери Наппельбаума — Ида, весьма успешно занимающаяся фотографией (ее работы также есть на выставке), и Фредерика, поэтесса, — устраивают в доме на Невском «литературные понедельники», где запросто бывают Гумилев, Ходасевич, Берберова, Мандельштам, Ахматова, Шварц.

Всеволод Мейерхольд

В те голодные времена у Наппельбаумов угощают чаем с пирожными и бутербродами. Постепенно перед объективом Моисея Соломоновича оказывается вся литературная богема Москвы и Петербурга: Чуковский, Мандельштам, Гумилев, Ахматова, Блок, без чьих портретов «его кисти» теперь не обходится ни одно собрание сочинений.

Максим Горький

Есенина по заданию ГПУ Наппельбаум снимает в гостинице «Англетер», наутро после трагической кончины. В 1930-х фотограф уже в Москве, живет и работает в двух­этажном особняке на Петровке.

Илья Эренбург. 1934 год

Портфолио фотохрониста советской власти, получающего звания, пополняется снимками Сталина, Буденного, Микояна, Жданова, Калинина, Молотова, Куйбышева, Шверника, Хрущева. Трижды проходят персональные выставки.

Владимир Татлин

Однако в 1951 году дочь Наппельбаума Иду отправляют в ГУЛАГ — спохватившись, что в 1937-м «не добрали за знакомство с Гумилевым». С лесоповала в Озерлаге ее отпустят в 1954-м. А Наппельбаум тем временем уже на пенсии, пишет книгу «От ремесла к искусству»,  правда, выхода ее в свет уже не застал. Жизнь его завершилась 13 июня 1958 года.

«Все, что делается в жизни, — любил  повторять он, — не пропадет даром».

Как в воду Моисей Соломонович глядел.

отсюда

Моисей Наппельбаум  Автопортрет.

(1869 - 1958гг)