Знаешь, просто иногда так бывает. Все спешишь куда-то, торопишься, боишься опоздать, считаешь себя очень важной персоной, и все равно главного-то не успеваешь... Быть может, потому, что так до сих пор и не знаешь, что для тебя самое Главное. Может и знаешь, только оно, это самое Главное, какое-то непостоянное - в 15 лет оно одно, в 16 - другое, а в 18 - совсем не похожее на предыдущие два...

Знаешь, просто иногда, карябая прутиком на песке чье-то имя, начинаешь загадывать: сотрет его следующая волна или нет? Ты уходишь, не оборачиваясь и свято веря, что написанное тобой неуничтожимо, и лишь значительно позже убеждаешься, что время стирает камень, а не то что неверный песок...

Знаешь, просто иногда, глядя, как в доме напротив одно за другим гаснут огни, тебе до боли хочется верить, что кто-то там, в непонятной, но уже знакомой тебе оболочке пространства, тоже смотрит на твое окно и также измеряет лбом температуру оконного стекла...
Знаешь, просто проходя по городу, ты с каждым годом все чаще и чаще начинаешь вглядываться в лица, и каждый раз по-другому. Глубина - признак непустоты прожитых лет. Ты тоже имеешь склонность искать немелководье, но только ошибаясь каждый раз (как это все не вовремя), тебе все труднее начинать новые поиски, но зная это, все станет намного проще. Это просто новый виток вверх.

Знаешь, а иногда ничего не хочется так, как простой минуты тишины и покоя. Это время для отдыха войск, время привести себя в порядок, чтобы утром враги лопались от зависти, видя тебя бодрым и уверенным.

Знаешь, а иногда кажется, что ты недооцениваешь своих возможностей, а иногда и вовсе наоборот. Порой ты смотришь на дворовых собак, как на братьев.

Знаешь, просто иногда, придя домой, тебе бывает стыдно из-за того, что многие твои самые красивые поступки родились не внутри тебя, а снаружи, и если бы кто нибудь догадался об истинных мотивах того, что делаешь ты, тебе стало бы коряво и неуютно.

Знаешь, а иногда просто весна... и сердце замирает от радости и грусти, и ты жалеешь о том, что никто не знает, как тебе хорошо и скверно...

Знаешь, а иногда ты не можешь заснуть, и ты завидуешь тем, кто умеет спать...

Знаешь, а иногда лужи лопаются с хрустальным звоном...

Знаешь, а иногда просто ты боишься того, что ты есть...

Знаешь, а иногда просто дождь и холодно...

Знаешь, а иногда просто...

Знаешь, а иногда...

Знаешь...

то есть, вроде понимаешь, что надо жить и двигаться дальше.. но невозможно же просто однажды сказать себе так внушительно:"хватит", а на утро проснуться и стать счастливым.

у меня выборочная память.
она выбрала тебя.

я, наверное, пойду.
закрой за мной, пожалуйста, глаза.

*подумалось тут - а ведь первое, что я забываю в человеке - это его голос.

 иногда так хочется, чтоб молчание стало словами. была бы моя воля, я бы наверное молчал вечно. точнее я бы не молчал, а говорил молчанием... жестами, глазами, настроениями. только это все равно вряд-ли бы помогало. потому что молчать - это одно, а вот понимать молчание - это намного сложнее. наверное, чтобы понять то о чем молчит другой, нужно молчать его устами.

*а ещё у меня все симптомы того, что я влюбился. как же давно этого не было.

теплоглазые девочки слушают музыку цвета океана. по утрам, почистив зубы полосатой пастой, они вплетают в волосы васильки и ловят боковым зрением лучи солнца сквозь шрамы занавесок, пересчитывают их шепотом и улыбаются одними уголками глаз. потом девочки кормят ласточек в желудке омлетом с беконом.
это девочки-беспокойные-движения, чей почерк разлетается тысячей стрекоз с мятых страниц, выброшенных на летний асфальт. они мечтают сфотографировать Golden Gate Bridge в Сан-Франциско с такой точки, с которой этого еще никто не делал (один из вариантов - перенестись в 1937 год), они ищут затонувшие корабли на дне глаз случайных прохожих, ловят сонные юго-западные ветры островов атлантики в пустые банки из под дешевого кофе и бутылки из-под coca-cola, рома и лимонного сока. лежа на вересковых простынях, они чувствуют океанские течения между лопаток и разговаривают с героями книг сквозь молочный потолок....

Я знаю, как умирают бабочки. Помню, как прозрачен и невесом их крик. В одно мгновение вместе с крыльями умирает их лёгкая и, два взмаха назад, вечная душа. Одновременно стираются и начало и конец маленькой жизни, которую ты назвал бы существованием. Чем ярче цвет крыльев, тем страшнее смерть. Чем страшнее смерть, тем красивее рамка и крепче гвозди. А крепкие гвозди – значит толстые. Толстые – значит прочные. Прочные – значит надолго, а «надолго» ведёт нас за руку к бесконечности. Так и смерть бабочки уходит в бесконечность минут, запертую под стеклом…

…за которым живёт другая, иного веса и порядка, вечность. Наша с тобой родная вечность городской суеты и дорожной пыли. Безнадёжность сотканная из неоновых трубок и лампочек. Мы, ведь, тоже души за стеклом. С крепкими железными гвоздями, вбитыми в грудь по самую шляпку. И мы тоже, как и они, умираем не сразу. А только в те моменты, когда на нас никто не смотрит. Когда глаза завязаны и шторы зашторены

наверное, просто мы где-то ошиблись в расчетах.
наверное, мы просто слабые люди. а может нам просто не везет.

наверное, мы просто люди. 
и нестерпимо хочется тепла.

 Чем ближе весна, тем тоньше нервы.