"...Мы, то есть все те, кто отошел уже в вечность, - сходи сегодня ко мне на могилу и принеси цветов, только не красных, - мы всю жизнь свою ныли. Смешно сказать: пережарит ли кухарка жаркое, падут ли 0.003 акции какого-либо банка, случайно купленные и полузабытые, немного суше, чем обычно поздоровается она? - мы неизменно ворчали: - Ну и жизнь! Вот бы кто-нибудь перевернул ее вверх дном! Теперь ее перевернули. Кажется надолго. Десятый год, мировые акробаты, стоим на голове у края черной бездны, бывшей когда-то Россией" И только теперь, только блестя налитыми кровью глазами, мы поняли наконец, что "Ну и жизнь!"... - была настоящей жизнью, что мы сами превратили ее в скачку с препятствиями на сомнительный приз, пробили голову нашему прошлому, выкололи глаза у будущего, оклеветали самих себя. Еще в школе ты читал в учебнике истории, что вторую русскую революцию - некоторые называют ее "великой" - подготовили социальные противоречия и сделали распустившиеся в тылу солдаты петербургского гарнизона. Не верь! Революцию подготовили и сделали мы. Революцию сделали кавалеры ордена Анны третьей степени, мечтавшие о второй, студенты первого курса, завидовавшие третьекурсникам и наоборот: штабс-капитаны до глубины души оскорбленные тем, что Петр Петрович уже капитан, добродетельные жены, считавшие верность занятием слишком сладким и жены недобродетельные, полууверенные в том, что изменять своим мужьям - довольно горько, учителя математики, презиравшие математику и всем сердцем любившие что-нибудь другое, судебные следователи, страстно мечтавшие быть послезавтра прокурорами о Революцию сделали те, кто хныкал с пеленок до гроба, кто никогда и ничем не был доволен, кому всего было мало, кто в девяноста девяти случаях из ста, жаловался, брюзжал и ругался так сказать - по инерции... А сделав революцию, мы с безмерной болью - ты не поймешь этой боли, милый мой - убедились, что у нас была не воображаемая, не мифическая, а действительная жизнь, теплая, ласковая, богатая, чудная жизнь. Теперь ничего нет, мы сами себя ограбили..." Иван Савин. Моему внуку.

Радикальная правка учебной программы

Участие духовенства в Первой русской революции — отнюдь не «забытая страница нашей истории». Скорее, умышленно затертая. Восстановить некоторые ее фрагменты — самое время. 29 января 1908 года (по новому стилю — 11 февраля) судебная палата поставила жирную точку в деле взбунтовавшихся харьковских семинаристов.

Несколькими месяцами ранее «Харьковские губернские ведомости» (03. 07. 1907 г.) подвели итоги революционной деятельности поповичей во всероссийском масштабе: «Убиты два ректора — тамбовский и пензенский, и инспектор тифлисской семинарии. Ректор харьковской семинарии был облит серной кислотой, а ректора смоленской студенты избили нагайками. В нижегородской семинарии три раза взрывались бомбы, в московской — четыре раза. В вятской семинарии 20 воспитанников арестованы, 300 — уволены без права поступления в другие учебные заведения. Из киевской семинарии уволены 200 воспитанников за избиение ректора. В Воронеже семинаристами ранен инспектор Романовский. В каменец-подольской семинарии, начиная с 15 мая, произведен ряд взрывов, которыми разрушены стены, печи и выбито около 200 стекол».


А ведь это даже не революция — боевые действия. И неплохо организованные. Семинаристы оказались единственными из учащихся средних учебных заведений, кому удалось скоординировать свою деятельность в масштабах огромной империи. Гимназистам или реалистам такое и присниться не могло: создать Всероссийский союз со своим Центральным Комитетом, находившимся в Вятке. Освященные столетиями традиции бурсацкой солидарности обернулись волной семинарских забастовок, прокатившейся по России осенью 1905-го. Не пощадила она и Харьков.

В сентябре, отправив петицию в Святейший Синод «об упорядочении строя» в их учебном заведении, семинаристы мирно разъехались по домам — ожидать удовлетворения своих требований. Ничего сверхъестественного они тогда не просили: расширение программы в сторону естественных наук, свободный доступ в университеты. В «горячую стадию» конфликт перешел только 15 января 1906 года, когда правление семинарии решило возобновить занятия.

Мнения забастовщиков, собравшихся в стенах родного заведения после самочинного отдыха, диаметрально разделились. Одни считали, что пора браться за учебу. Ведь основное требование, содержавшееся в петиции, выполнено: сообщение о намерении Синода приступить к реформам опубликовано в газетах. Другие резонно возражали: публикации есть, но реформ не видно. Появление на сходке ректора с предложением разойтись по классам привело к резкому ужесточению требований. Группа «непримиримых» отправила в Синод ультиматум: не приступим к занятиям, пока не уволят ректора.

Отец Иоанн Знаменский, занимавший означенную должность, предпринял ответный ход: объявил об увольнении и удалении из семинарии пятерых «зачинщиков». Однако для воплощения этого решения в жизнь довелось вызывать полицию. В конечном счете, пятеро воспитанников оказались в тюрьме.

Нужно отдать должное семинарскому начальству: «смутьяны» были вычислены правильно. Нормальное течение учебного процесса удалось восстановить за неделю-полторы. Но ненадолго.

25 февраля в семинарию прилетела весточка: заключенные в тюрьму воспитанники объявили голодовку. Вняв мольбам их товарищей, ректор лично поехал к прокурору и в тот же день добился освобождения бунтарей. Внезапно обретенная воля на «великолепную пятерку» подействовала странным образом…

Уже 28-го вчерашние узники организовали в семинарии настоящий погром. Начали с «химической обструкции»: несколько десятков воспитанников разбежались по классам и «разбили там склянки с жидкостью очень удушливого запаха». Местом следующего «сражения» стала квартира ректора, куда семинаристы ворвались насильно.

Вот как описывал дальнейшие события «Южный край» (01. 03. 1906 г.): «В зале встретил их ректор, с вопросом, что им надо. Вошедшие заявили, что они требуют немедленного приема всех уволенных товарищей, в том числе и только что выпущенных из заключения. Ректор ответил, что это невозможно. Но только он проговорил это, как один из стоявших впереди семинаристов брызнул ему в лицо из склянки серною кислотою. Остальные проникли в середину комнаты и облили серною кислотою часть мебели, портьеры, картины, разбили зеркало и оторвали у телефонного аппарата слуховую трубку. Последнее было сделано для того, чтобы прервать с городом сообщение».

Однако нашелся другой телефон. По нему-то и вызвали полицию, взвод пехоты, отряд драгун да еще казаков в придачу. Наиболее рьяным «борцам» пришлось опять вернуться за решетку. Остальных успокоили на месте.

Но не успокоилась «либеральная общественность». Газета «Южный край», столь подробно поведавшая о бесчинствах юный бунтарей, одной из первых… встала на их защиту. И ведь возымели-таки действие слезливые статьи о «гибельном влиянии тюрьмы на детей»! Семинаристов Михайловского, Черниговского и Платонова выпустили на поруки после окончания следствия.

Последний из поля зрения правоохранительных органов исчез буквально сразу. Менее расторопный Михайловский получил три года. Черниговского оправдали вчистую. Вряд ли «упорядочение строя» в учебном заведении стоило таких жертв. Хотя…

Величайший диктатор всех времен и ярый гонитель религии тоже был воспитанником семинарии. По счастью, не харьковской — тифлисской. Остается только вспомнить Жванецкого: «Может, в консерватории что-то не так?»

Эдуард Зуб, для «Пятницы»

90 лет назад, в декабре 1917 года произошла «окончательная победа Великой Октябрьской социалистической революции на Харьковщине». За годы советской власти и после нее это событие обросло мифами и легендами. Иногда – самыми противоречивыми

О том, как «доблестные балтийские матросы и харьковские красногвардейцы подавили контрреволюционное выступление чугуевских юнкеров» в советское время было написано немало – в учебниках истории, газетах, журналах и сборниках воспоминаний революционеров. В постсоветское время чугуевские события декабря 1917 года стали источником вдохновения для провинциальных краеведов, красноречиво описывающих «последнюю штыковую атаку 16-летних юнцов, погибших за Веру, Царя и Отечество». Как правило, все авторы были далеки от истины. Причем еще неизвестно кто дальше – коммунистические историки или их малограмотные идеологические противники.

Читать далее...