Что бы там не говорили, а первые черты столичности, претензии на которую Харьков смог временно удовлетворить при советской власти, появились у города задолго до большевиков. Не так давно мы отпраздновали 200-летний юбилей университета, а в начавшемся году сможем отметить еще один -140 лет с тех пор, как в Харькове появились юнкера. Собственно, появились они в Чугуеве, но в Харькове, куда традиционно ходили в отпуска и бегали в «самодралки», они были желанными гостями большинства порядочных домов и всех без исключения светских салонов. Неудивительно, ведь эти обученные танцам и манерам, воспитанные на дисциплине и восхитительной военной четкости, пышущие здоровьем и пылкой энергией молодости, подтянутые юноши в военной форме были, хоть и отчасти, но олицетворением столичной культуры и лоска, наполняли жизнь любого города особым столичным духом. А города такие можно было сосчитать на пальцах…
Чугуевское юнкерское пехотное (переименованное в 1910 году в военное) училище было открыто в 1865 году. Закрыто, вернее разгромлено большевиками, в 1917. Итак, «юнкерская» страница истории Чугуева и Харькова, насчитывает более полувека, Не смотря на это, мы ничего или почти ничего о ней не знаем. Впрочем, харьковчане здесь отнюдь не исключение на общем фоне. В наше постсоветское время киношных стереотипов для большинства людей юнкера остаются «врагами революции» или героями «Сибирского цирюльника» - фильма, проклятого военными историками вкупе с режиссером Никитой Михалковым за чудовищное извращение исторической правды.
Еще одним современным заблуждением, порожденным советской исторической наукой – служанкой идеологии, является социальное происхождение юнкеров. Дескать, барчуки, помещичьи сынки, дворянские недоросли, которым, мол, было что защищать от власти трудящихся. Ничего подобного. Если в столичных училищах еще чувствовался некий налет аристократичности, то в провинциальных, в том числе и Чугуевском, значительная часть юнкеров происходила из купцов, разночинцев, интеллигенции, крестьян, мещан и даже простых солдат.
Каждый год в конце августа кандидаты в юнкера наводняли тихий провинциальный Чугуев, 1 сентября несколько сотен счастливчиков приступали к занятиям, а 26 ноября, в день св. Великомученика Георгия Победоносца – день училищного праздника, новички принимали присягу. С момента ее принятия, в случае несдачи экзаменов и отчисления из училища, путь им лежал прямиком в воинские части рядовыми. Про таких в Чугуеве существовала поговорка -- «Пошел «шпак» на Рогань». Сложилась она в то время, когда железной дороги до Чугуева еще не существовало и первой станцией в направлении на Харьков была Рогань. Уволенным юнкерам – отныне презренным в юнкерской среде штатским или «шпакам» приходилось добираться до станции пешком – отсюда и поговорка.
Каким был типичный день юнкера? Подъем в 6.30 утра по звуку трубы. Сразу же - умывание, чистка сапог и пуговиц, уборка постелей, одевание, построение, гимнастика или прогулка на плацу. Взбодрившись, юнкера шли в столовую на утренний чай. Как приятно было, особенно в холодное время после прогулки по плацу, вдоволь напиться сладкого чаю со свежей французской булкой «франзоль»! Однако засиживаться за столом не приходилось – нужно было спешить в классы на лекции, которые продолжались с 8 до 12 8 часов. Затем наступало время полдника, к которому кроме чая подавалось и мясное блюдо. Потом – строевые занятия на плацу или в помещении. до 15.30, после чего юнкера переодевались и строем шли на обед в столовую. Обед был всегда обильным и сытным. Вообще, юнкерам было грех жаловаться на питание. На «приварочное и чайное довольствие» каждого юнкера казна отпускала 25 копеек в день. При сказочных дореволюционных ценах на продукты питания этой суммы было вполне достаточно. После обеда предоставлялось время для отдыха, но времени для него, как правило, не хватало. Нужно было готовиться к репетициям – своего рода экзаменам по пройденному курсу, которые бывали в Чугуевском училище два раза в неделю. В дни свободные от репетиций, после отдыха некоторые юнкера отправлялись в чайную комнату или читальню. В чайной комнате был небольшой буфет с недорогой выпечкой и бак с кипятком. Те, кто имел деньги, иногда приятно коротали время за чаем с пирожными.
К 8 часам вечера юнкера строились и шли на ужин в столовую, откуда в 8.30 отправлялись строем в ротное помещение. Поверкой, чтением приказа по училищу, распоряжениями на следующий день и молитвой кончался рабочий день, и каждый юнкер был предоставлен самому себе до отбоя в 11 часов. Большинство опять шло в классные комнаты заниматься. После отбоя все юнкера должны были лежать в постелях, а свет – потушен.
Воскресенье было днем относительного отдыха. Утро посвящалось церкви, а после обеда желающим, которых обычно было большинство, разрешался отпуск в Харьков -- с субботы после обеда и до отбоя в воскресенье. Там уже каждый развлекался, как хотел. Отпуску, особенно первому, училищным начальством уделялось огромное внимание, ведь по внешнему виду юнкера, его манерам и поведению принято было судить о военном училище в целом. Поэтому юнкера должны были выглядеть безукоризненно. В результате, как вспоминал впоследствии современник, «…может это только казалось, но чугуевцы внешне, по обмундированию и выправке, резко выделялись в среде юнкеров из некоторых других училищ».
Жизнь юнкеров, однако, состояла не только из будней. Были и праздники, причем немало. Как отмечали юнкера, к примеру, Новый Год? 31 декабря в 9 часов вечера в Чугуевском училище начинался роскошный бал. В полночь батюшка служил молебен, начальник училища поздравлял юнкеров и те, вместе с офицерами-преподавателями садились за накрытые столы. После праздничного ужина танцы продолжались до утра.
Вообще, танцы были излюбленным занятием юнкеров, которые как на училищных, славившихся на всю округу, так и на харьковских балах не знали себе равных по этой части. Обучение танцам, не входившее в учебную программу, было предметом заботы начальства. С этой целью как минимум раз в неделю с юнкерами занимался специально приглашаемый из Харькова танцмейстер. Особое внимание обращалось на умение подходить к даме и кланяться.
Из Харькова приглашали и музыкантов для обучения юнкерского оркестра. А хором чугуевских юнкеров занимался сам Гордовский - известнейший в те времена регент, управлявший знаменитым университетским хором. В результате, даже летом, во время маневров, когда юнкерам приходилось путешествовать по округе не в блестящих киверах и парадных мундирах, а в пыльных гимнастерках, шинельных скатках и с винтовками через плечо, они везде были желанными гостями. Вот несколько типичных картин из жизни Харьковской губернии начала прошлого века.
Дачное местечко Зеленый Гай на Харьково-Николаевской железной дороге. После тяжелого маневра, около 5 часов вечера батальон юнкеров стал биваком. Не успели юнкера пообедать, как к начальнику училища пришла депутация дачных дам и барышень с просьбой отпустить юнкеров на танцы в дачный клуб. Начальник, зная как устали юноши, но не видя в танцах ничего предосудительного предоставил юнкерам определиться по поводу танцев самим. Через 15 минут батальон вместе с оркестром уже шагал к клубу. Танцевали до 4 утра. Больше было нельзя, поскольку на 5 часов было назначено выступление батальона с бивака….
Станция Люботин той же дороги. Имение князя Святополк-Мирского, бывшего министра внутренних дел. Юнкера остановились на короткий дневной отдых в парке княжеского имения. Этого было достаточно чтобы получить приглашение на обед к князю на следующий день. За обедом князь угостил юнкеров медом и вином, а те устроили прямо в парке на траве танцы. Танцевали все, в том числе офицеры и дочери князя…
Хорошевский женский монастырь. Юнкера, ставшие неподалеку на отдых, стали минутными гостями святой обители, с удовольствием отведав предложенного им холодного хлебного квасу. На следующий день юнкера проходили строем у стен этого же монастыря. Дабы не нарушать покой его обитательниц, оркестр не играл. Но выглянувшие молодые послушницы сами стали просить музыкантов сыграть. И оркестр тут же грянул бравурный марш…
Что и говорить, эстетическому воспитанию юнкеров, в отличие от современных курсантов, уделялось огромное внимание. Не стоит, впрочем, думать что так было во всех военных училищах того времени. Но Чугуевское тем и выделялось, что его выпускники одинаково хорошо разбирались в тактике и литературе, фортификации и театре, одинаково блестяще стреляли и танцевали… Юнкерские спектакли, музыкальные вечера, концерты, литературные чтения с «волшебным фонарем» - все это, как свидетельствуют архивные документы, составляло неотъемлемую часть жизни Чугуевского училища.
При этом вовсе не превращало его в подобие института благородных девиц. Офицеры-чугуевцы славились на всю армию как образцовые военные, толковые командиры и знающие специалисты. Бытовало мнение, что лучших пехотных офицеров для Императорской Гвардии готовило Павловское военное училище в Санкт-Петербурге, а для Армии – Чугуевское. Не раз выделял его словами благодарности и Государь Император. А военное ведомство официально рекомендовало другим военным училищам использовать опыт Чугуевского. Среди причин этого – подбор на должности преподавателей, как правило, боевых офицеров, а также удачное расположение училища. В столицах и больших городах юнкера не имели столько практики как Чугуевцы – стрельб, маневров, топографических съемок и фортификационных работ. Тогда как Чугуевское училище, по официальному признанию Главного управления военно-учебных заведений, по ежегодному количеству выходов в поле лидировало среди всех военных училищ Империи!
Не забывали в училище и о физическом воспитании. Помимо обязательной гимнастики, юнкерам создавались все условия для активного образа жизни. Зимой на училищном плацу заливался каток. Летом юнкерам выдавались лодки для катания по Донцу и казенные велосипеды.
Говоря о внешних традициях Чугуевского училища, нельзя не упомянуть и о традициях внутренних, или юнкерских. Во многом, они были общими для всех военных училищ. Например, окончание экзаменов в старшем классе ознаменовывалось традиционным шуточным обрядом-церемонией, в каждом училище – своим. Где-то был «голый парад», где-то – «ночная окрошка», а в Чугуевском училище из года в год проходили «похороны тактики». Тактика – предмет, который давался юнкерам сложнее всего и свои чувства к нему после экзаменов они выражали весьма оригинальным ритуалом. В опубликованных в эмиграции воспоминаниях одного из юнкеров содержится довольно подробное описание этой традиции:
«Из листов учебника делался «покойник» -- «тактика», гроб облепливался листам учебника, из листов учебника тактики делались «облачения», восковки от классных тактических занятий дополняли страницы учебников. День для «похорон», вернее – ночь, выбирался так, чтобы дежурный офицер был подобрее и снисходительнее. «Похороны» начинались после отбоя и обхода камер дежурным офицером. Только дежурный офицер скрылся в своей комнате на первом этаже, как все «проснулось» и началось! …«Священники» надели «ризы», «покойник» положен в «гроб», почетная стража, одетая в белое (нижнее белье) и вооруженная рапирами (заблаговременно взятыми из цейхгауза), заняла свои места; участники процессии построились и под звуки похоронного марша процессия тронулась …. В коридоре, по обеим сторонам стояли шпалерами юнкера младших классов. Ритуал кончался тем, что все уничтожалось в отхожем месте... Дежурный офицер «не слышал» и все прошло вполне благополучно».
Чего не было в юнкерской среде – так это пресловутой «дедовщины». Собственно, сам этот термин, как понятие, в нем заключающееся, появился в советские времена. До революции в России представление об офицерской чести было наполнено конкретным смыслом и унижение юнкера – будущего офицера Императорской Армии было делом неслыханным! Деление на «старших» и «младших», впрочем, существовало, но не носило для последних сколь либо унизительной формы. В столичных и кавалерийских училищах оно было выражено сильнее и называлось «цук» - старшие юнкера или «благородные корнеты», как они себя называли «цукали» неуставными поручениями младших или «зверей». В Чугуеве, вопреки общей юнкерской традиции, «корнеты» назывались «соломонами», «звери» - «чижами», а вместо «цука» бытовало всего лишь покровительственно-снисходительное обращение старшего класса с младшим.
Производство было в первой половине августа, как правило, 6 августа - в день Преображения Господня. Юнкер, таким образом, как бы преображался в офицера. Старшие юнкера и офицеры строились на плацу перед училищем. Юнкера еще стояли в своей форме, но у каждого в кармане уже лежала пара новеньких офицерских погон и офицерская кокарда. Начальник училища зачитывал телеграмму о производстве. Следовало громовое раскатистое «ура!», после чего начальник и офицеры поздравляли молодых подпоручиков с производством. Каждый получал именной приказ о производстве и прятал его под погон.
Разбор вакансий осуществлялся самими юнкерами в зависимости от их успеваемости и в соответствии с полученными выпускными баллами. Первыми вакансии из списка выбирали лучшие по успеваемости, затем – те, кто учились похуже и так далее. Самые худшие вакансии доставались самым малоуспешным юнкерам.
Ко времени производства в офицеры шилась и вся военная форма. При выпуске из всех училищ выдавалось единовременное пособие в размере 300 рублей на пошив обмундирования, револьвер, шашка, бинокль, компас и полный набор действующих уставов. До прибытия в полк офицеры получали 28-дневный отпуск.
С началом Первой мировой войны штат Чугуевского военного училища был увеличен до 1000 юнкеров, курс обучения сокращен до 4 месяцев, а уникальные традиции остались в прошлом. А в 1917 году училище стало последним оплотом борьбы с большевиками на Харьковщине. Но это уже отдельная история…
