Предыдущая запись:

http://www.liveinternet.ru/users/bonikid/post265025606/

   

  Пролог

  Детройт, пятница, 27 февраля 1976 

 

   "Знаешь, а я была на похоронах того парня из группы “Темптейшнз”, кто выстрелил себе в голову. Так что я знаю – хочешь получить хороший кадр, нужно быть на месте пораньше. И на тех похоронах, дорогуша, я увидела всех звёзд Мотаун, они плакали и были так опечалены, несчастны. Я также сделала несколько восхитительных снимков».
   Грузная афроамериканка в берете, натянутом на уши и в громоздком зелёном пальто дважды перепроверила свой «Инстоматик» (фотоаппарат фирмы Кодак – прим.перев.), чтобы удостовериться, правильно ли заряжена плёнка. Она сказала, что ждала с 7 утра. Было уже два часа. «Стало быть, знай, мне не до шуток, когда есть возможность увидеть крутых звёзд».
   «Я отправилась в Филадельфию на похороны Тэмми Террелл пару лет назад, - гордо продолжала она. Она говорила о молодой певице Мотаун, которая умерла от опухоли мозга шестью годами ранее. - Ну да, для этого мне пришлось сесть на поезд , но это того стоило, ведь, дорогуша, там был сам мистер Марвин Гей, собственной персоной!»
   Она заметила, что все вокруг навострили уши. «И у меня есть цветная фотография, где у него на глазах слёзы. Бедный дурачок. Так любил Тэмми». Она значительно покачала головой. Все вокруг сделали то же самое.
   «Ну, а кто был на похоронах Темптейншз? - поинтересовался юноша в костюме. – Она появилась, ну, вы знаете, кто?»
   Оглядевшись вокруг, дама узрела – её аудитория росла, люди подтягивались. «Чёрта с два, нет, она не появилась. Деловая слишком, надо полагать. Она же теперь снимается в кино, не правда ли?»
   «Конечно, - фыркнула презрительно другая женщина. – Я слышала, она уволила из Супремес бедную Фло».
   «Я тоже слышал это, - сказал кто-то ещё. – Прямо пинком под зад».
   «Прискорбно», - заключила дама в зелёном пальто.
   «Бедная Фло».
   «И Мэри тоже. Приходилось терпеть её все эти годы», - завела «заезженную пластинку» ещё одна дама.
   «Да, бедная Мэри».
   «Бедная Мэри, бедная Фло», - заключили все.
   «Печально».
   К молельне Баптисткой церкви медленно подъезжал лимузин, и полицейские расчищали дорогу от людей, которые старались разглядеть, что там за тонированными стёклами, преграждая машине путь.
    «Кто там? – спросил некто. – Она?»
    Машина остановилась перед церковью, из неё выпрыгнул шофер, одетый во фрак. Открылась задняя дверь. И ещё двое мужчин в черных костюмах вышли из машины. Наконец один из них открыл оставшуюся дверь, и показалась длинная ножка, в черном чулке, на высоком каблучке, с нарочито застенчиво оттянутым носочком.
   «Это она!»
   Она казалась очень хрупкой, почти как тростинка, в черном пальто, воротник и низ рукавов которого были отделаны соболем, в под стать вязаной шляпке в форме колокольчика, в ушах – золотые серьги в виде колец. Искусный макияж – выразительное лицо, покрытое румянцем, с подчеркнутым контуром. Печальные глаза под большими ресницами. Она сразу же оказалась в центре внимания, хотя, казалось, ничего не замечала. Окруженная телохранителями с каменными лицами, она, пригнув голову, пробиралась через многолюдную толпу. Защелкали камеры.
   «Посмотрите сюда».
   Щёлк.
   «Посмотрите туда».
   Щёлк.
   «Теперь туда».
   Щёлк.
   Прибыла мисс Дайана Росс.
   «Да-а, она, вне всякого сомнения, нахальная, - сказала женщина, ожидавшая с 7-ми утра. – Приехать в такой шикарной тачке, как эта». Она щёлкнула фотоаппаратом как раз перед тем, как её толкнули локтём в бок.
   «С дороги! Она должна расписаться для моей дочери, - охотник за автографами устремился к Дайане. – Дайана, дорогая, можно авто…» Звезда и её телохранители, не замечая встрявшего, стремительно промчались. Беспорядок усиливался. По мере того, как Дайана и её свита пробирались через огромную толпу, стали раздаваться неодобрительные возгласы.
   Между тем изначальная участница Супремес Мэри Уилсон со своей матерью, Джонни Мэй, стояла в длинной, медленно движущийся очереди в ожидании мест. Мэри наблюдала за происходящим с грустью в глазах. Эрнестина Росс, мать Дайаны, также ждала своей очереди, молча, с выражением боли на лице. Всем было очевидно, Дайане Росс здесь не очень-то рады.
   Армада репортеров службы новостей, телевизионных операторов и фотографов фиксировали сумасшествие, разворачивающееся на этих похоронах. Дайана Росс была поспешно пропущена в церковь впереди всех остальных.
   Стив Уандер, участники квартета Фор Топс (the Four Tops), Мери Уилсон и другие звезды Мотаун наряду с родными и друзьями покойной опешили, когда охранники Росс оттеснили их, чтобы она смело вошла в церковь.
    Дайна не прошмыгивает незаметно внутрь и не усаживается со своей матерью, или с Мэри Уилсон, или другими прибывшими на похороны. Однако, вспоминая об этом сегодня, глядя реально на вещи, возможно ли вообще такое для женщины столь известной, особенно в Детройте? Вместо этого она прошла в начало церкви и села на первой скамье, предназначенной для самых близких членов семьи покойной – рядом со скорбящей матерью и мужем Флоренс. Невозможно представить, чтобы она действительно поступила так, не посоветовавшись с кем-нибудь предварительно. Конечно же было оговорено, где она сядет *. Однако это была плохая идея. Создалась видимость, что Дайана хотела быть в центре внимания. И большая часть присутствовавших и СМИ, разумеется, там и поняли. Возникает вопрос, а как отнесся к этому Бери Горди – главный покровитель Дайаны, только не на этих похоронах – если с ним вообще консультировались. Во всяком случае, Дайана, казалось, не замечала происходящее вокруг . В её глазах стояли слёзы, голова опущена. Она посадила к себе на колени младшую дочь Флоренс и поправила желтый бант на голове ребёнка. На следующий день фотографии Дайаны с маленькой девочкой появятся в газетах по всему миру.
   Понятное дело, присутствие Дайаны в переднем ряду спровоцировало ещё больший хаос в церкви. «Прошу тишины. Сядьте и успокойтесь», - кричал Преподобный Франклин со своей трибуны. Этот священник - отец певицы Ареты Франклин. Ситуация вышла из-под его контроля. 2200 человек в храме, часть из которых прибыла, чтобы искренне воздать должное Флоренс, но большинство людей в действительности пришли поглазеть на то, что осталось от Супремес – Дайану и Мэри, неважно, в какой церкви и Флоренс в гробу. Люди фактически свешивались через балкон, чтобы сделать фотографии, щёлкали вспышки. «Звёзды попросили сказать, чтобы вы не снимали их в церкви», - объявил один из церковнослужителей. Представители СМИ проигнорировали эту просьбу и, наоборот, выбегали на середину прохода между рядами, чтобы заснять сидящую там звезду. Это был цирк.
   После того, как Преподобный Франклин произнес надгробную речь, Дайана поднялась, и все её последующие действия стали ярким примером того непонятного поведения, благодаря которому её критикам было чем заняться на протяжении многих лет. Когда она подошла к алтарю, шумная толпа наконец-то затихла. Люди начали шептаться. Она собирается петь? Говорить? Что ей нужно?
   Именно в этот момент значительная часть наблюдавшей за Дайаной публики, казалось, наконец-то приняла решение, с которым не могла определиться в продолжение стольких лет. Одни искренне считали её лицом Мотаун и то, что она стала королевой, соответствовало её статусу. Другие видели в ней женщину, которой необычайно повезло – кто, имея простое происхождение, будет с каждым грандиозным выходом или каждым пренебрежительным красованием на публику всё больше и больше заноситься.
   Однако с чем согласится каждый здравомыслящий человек, так это то, что Дайана Росс в большинстве своём была неправильно понята. Не то, чтобы на неё годами несправедливо вешали всех собак. Вернее сказать, что для большинства людей она была за пределами понимания. Выражение «человек-загадка», похоже, было придумано специально для неё. Она с такой скоростью устремилась вперёд из спального Детройта, и совсем не верилось, что именно здесь она начинала. Она держалась с достоинством, что многие чёрные рассматривали как снобизм. Между тем, в мире шоу-бизнеса главенствующую роль в то время играли белые, и считалось, что у неё, как у чёрной женщины, мало возможностей преодолеть эту границу и присоединиться к белой Америке. Во многих отношениях она действительно не вписывалась ни в черную Америку, ни в белую. В самом деле, казалось, она шла своей собственной стезёй славы.
     Благодаря двум участницам, которые входили в исходный состав Супремес, становилось ещё более заметным, что Дайана - женщина, которая действовала с расчётом, кто будет затмевать каждую из них, чтобы её звезда сияла ещё ярче. И это продолжалась многие годы. И действительно, у них получалось находиться много ниже, в тени облаков, на которых прочно обосновалась Дайана. Однако, как ни странно, менее блистательные образы Флоренс и Мэри создавали видимость ещё большей оторванности Дайаны от своих корней. Их отличало то, что они были близки к народу, и это, в какой-то мере, способствовало увеличению разрыва между Дайаной и её скромным происхождением.
      Будь Дайана бесчувственным чудовищем, зацикленном на себе, как думали о ней некоторые, она в тот день, без всякого сомнения, осталась бы на своём месте – так было надёжнее. Она уже нарисовалась, чего ещё больше?! Однако Дайана почувствовала зов противоборства. Дочь чуткой и заботливой матери и сдержанного, что касается эмоций, отца, она сама была этаким противоречием. Женщина, которую она являла на сцене, была в большей мере дочерью своей матери, щедрая на чувства, которые её публика принимала с распростёртыми объятиями. Однако в личной жизни она зачастую казалась безучастной и замкнутой, как её отец. Она была женщиной, попавшей в ловушку противоборствующих стремлений, поскольку   хотела протянуть руку и коснуться мира, в котором   никогда не будет чувствовать себя  по-настоящему комфортно.
   В тот холодный февральский день в Детройте Дайана шла к кафедре проповедника с просьбой. «Пожалуйста, можно мне микрофон?» - спросила она, как только подошла к алтарю. Её голос звучал тихо и учтиво. Ей подали микрофон. «Мэри и мне хотелось бы прочитать молитву про себя», - объявила она.
    Все повернулись назад и уставились на Мэри, которая скромно сидела позади. На ней был чёрный мех и под стать кепи, украшенное драгоценными камнями. Она явно была удивлена. По её лицу было очевидно – меньше всего ей хотелось идти к алтарю, чтобы оказаться в центре внимания. Собственно, казалось, она готова провалиться сквозь землю, лишь бы скрыться из виду. Под всеобщими взорами она прошествовала по проходу, ей помогли подняться на кафедру. Дайана встретила её объятиями. Со всех сторон защёлкали фотовспышки – женщины стояли подле венка в виде сердца из синих и белых гвоздик с лентой, на которой было написано: «Я люблю тебя, Блонди – Дайана». ( Блонди – прозвище Флоренс). Затем, стоя лицом к лицу перед закрытым гробом, они произнесли несколько слов. «Я верю, что ничто не исчезает, и Фло всегда будет с нами», - торжественно возвестила Дайана.
   Она передала микрофон Мэри. «Я очень её любила», - только и сумела выговорить Мэри.
   Они вдвоём, глядя на серебристый гроб, в котором лежала Флоренс Баллард, помолились про себя. Оставшись вдвоём в Супремес, они понимали, что эта смерть затронет их обеих, но каждую совершенно по-разному.
   Мэри знала, что потеряла то, что было связано с её славными деньками – она потеряла женщину, кому могла поплакаться на обиды, от которых , по её ощущению, она страдала.
   Дайана же, вероятно, думала, что с кончиной Флоренс она лишилась возможности разгадать одну из самых больших загадок в своей жизни. Уже долгое время она считала, что основную тяжесть, как она называла, «бремя славы», она несла на своих плечах, и что участницам группы следовало бы быть признательными ей за то, что их успех стал реальностью. Тем не менее, ей никогда не говорили слов благодарности. Вместо этого выросла стена враждебности между ней и двумя её партнёршами, которые, однако, вели себя по-разному. Мэри, во всяком случае, на тот период времени держалась весьма сдержанно, как бы она ни была недовольна Дайаной. А Флоренс не церемонилась и говорила всё, что было у неё на уме. Всем было известно об её чувствах. И всё же именно Флоренс, если бы не её смерть, могла бы помочь Дайане найти ответ на вопрос, который будет мучить её на протяжении стольких лет. Ответ, который могла бы дать Флоренс в своей, лишённой всяких сантиментов, манере, без колебаний, решись Дайана задать вопрос.
   Простой вопрос: «Что со мной не так?»


    *В апреле 2006 года в ответ на вопрос о распределении мест семья Чапмэн- Баллард передала через своего представителя: «Без комментариев. Дело прошлое».

 

Перевод Bonikid,

18 марта 2013 

 

(Убедительная просьба не копировать и не цитировать в виду того, что текс может редактироваться по ходу перевода всей книги, если таковой последует)