Женщины и девушки на оккупированных австро-германцами территориях подвергались массовому насилию.
Так, в районе Волковишек в сентябре 1914 г. германские солдаты захватили 12 польских девушек и, приведя их в свои окопы, истязали в течение месяца. А захваченные 15. 03. 1915 г. у г. Кельцы 20 крестьянских девушек насиловались германцами в течение 3 месяцев. Причем в последнем случае днем девушки выполняли земляные работы, а ночами их насиловали германские солдаты-кавалеристы. Немцы связывали им руки веревками, плевали в лицо и обменивались девушками между собой.
Когда в середине марта 1915 г. германцы были вынуждены отступить от Гродненской крепости, русские разведчики, осматривавшие оставленные противником окопы у дер. Ястржебно, обнаружили 3-х связанных по рукам и ногам веревками девушек – двум из них было по 18, и третьей – 25 лет. Первые две девушки были мертвы, а третья еще жива – и рассказала разведчикам, что германцы привели массу деревенских женщин в окопы и насиловали 4 суток.
Ефрейтор 2 роты 174-го пехотного Роменского полка В. Ф. Кулаков вспоминал увиденную им в сентябре 1914 г. жуткую картину. Полк, выбив австрийцев из большой деревни на русской территории близ австрийской границы, обнаружил в церкви этой деревни запертых стариков, старух и детей – более 80 человек. Освобожденные люди от истощения не могли двигаться, а 5 старух скончались прямо в церкви – от истощения. Австрийцы держали людей взаперти 3-е суток - без пищи и воды. Старики были заперты за то, что препятствовали издеваться над своими дочерьми и внучками. Русские солдаты обнаружили в деревенских сараях трупы молодых женщин и малолетних детей. Трупы молодых женщин были обнажены и обезображены: груди разорваны, животы распороты. Трупы в сараях были привязаны соломенными жгутами – к перекладинам сараев вниз головой. На полах изб было обнаружено еще несколько голых и обезображенных трупов молодых женщин. Некоторые из обезображенных женщин были еще живы и умоляли, чтобы их предали смерти.
Подпоручик С. С. Джуркович сообщал факт, свидетелем которого являлся. Когда 13. 02. 1915 г. из дер. Лойки был выбит германский 164-й резервный полк, в одной из изб разграбленной противником деревни русские обнаружили старика и старуху, которые рассказали, что немцы насиловали и потом убили их единственную дочь. Труп последней лежал тут же - на теле изнасилованной было несколько штыковых ран, а на шее - следы удушья.
А прапорщик 16-го пехотного Ладожского полка П. И. Лясковский сообщал об ужасной картине, увиденной им 05. 08. 1914 г. в костеле мест. Мишенцы, Ломжинской губернии. Зайдя в костел, он обратил внимание на трупы (как ему показалось) 2 истерзанных женщин, привязанных к хоругвям. Волосы их были растрепаны, верхние юбки расстегнуты и спущены на бедра, ноги босы. Обе - блондинки средних лет. Оказалось, что они еще живы. На скулах женщин были видны следы побоев, нижние рубашки на груди были изорваны и испачканы кровью, груди были надрезаны сбоку, а соски грудей отрезаны или оторваны. Груди женщин несли и следы укусов человеческими зубами.
Младший унтер-офицер Ф. Ф. Федоров сообщал, что 28. 08. 1914 г. его часть выбила из окопов за р. Будзиной (Люблинская губерния) 15-й пехотный полк австрийцев, обнаружив в окопах 4-х русских женщин - австрийцы вначале изнасиловали последних, а затем изранили кинжалами. Одна была уже мертва, а трое со слабыми признаками жизни отправлены в лазарет. По дороге в последний еще одна женщина скончалась.
И таких случаев – масса.
Наконец, уже в этот период стал практиковаться угон мирных людей в рабство – на каторжные работы в Германию. Причем в ряде местностей все мужское население, кроме подростков и стариков, угонялось на работы.
Так, лишь из Войстомской волости, одного общества Вишневской волости и Запорочской и Шеместовской деревень Свенцянского уезда немцы угнали 5000 человек.
Крестьянка Н. И. Киричук так передавала свои впечатления. Австрийцы ночью ворвались в дер. Залесцы Кременецкого уезда Волынской губернии - врывались в дома и хватали молодых людей. Около 100 человек было отправлено во Львов. Во Львове к ним добавили человек 10 русских священников - в кандалах на руках и ногах. В конечном итоге около 150 человек отправили в Вену. Гнали в том числе и пешком. В Линце группа увеличилась уже до 500 человек. В г. Фрайштадт крестьянка работала 4 месяца – жила в бараке, спала на соломе, питаясь стаканом чая и супом с каким-то порошком, по вкусу напоминающим мыло. От голода люди вынимали из мусорных баков кожуру от картошки со стола «господ».
Первые два месяца женщина стирала белье для раненых австрийцев, а остальные два месяца служила на кухне у коменданта. Мужчины возили камни и воду – впрягаясь (по 20 человек) в подводы. Жители Фрайштадта смеялись и говорили: «У нас появились русские лошади!»
За попытку протеста, в виде например сопротивления обыску, «виновного» запирали на два месяца в тюрьму, связав кандалами правую руку с левой ногой, перед этим били и морили голодом. Через 2 месяца перевезли в новое место – в лагерь, огороженный проволочными заграждениями, близ г. Сампельд в Германии. Люди работали в имении князя, находившегося поблизости. Здесь, как отмечает И. И. Киричук, «нас решили уморить голодом» - по неделе - полторы люди не получали хлеба. Пищей служил суп из каштановой муки, в котором плавали белые черви. Люди стали умирать с голода. Причем немцы им в этом помогали: людей водили в баню, обливали всех холодной водой и после такой бани выгоняли на улицу - где по нескольку часов заставляли ходить по морозному двору. Начался тиф, и целыми возами ночью вывозили трупы, облитые смолой. Причем в возы запрягали русских. В лагерь приезжали немецкие помещики и офицеры – они разбирали молодых красивых девушек (в возрасте 12-16 лет). Причем набор девиц происходил под наблюдением врача, который свидетельствовал их невинность.
А осенью 1914 г. крестьяне Иван Стренковский и Иосиф Годлевский вместе с массой других людей были захвачены германскими войсками. Стренковский был доставлен в г. Штеттин, где находился вместе с 5000 мирных жителей, угнанными в неволю, а также с пленными русскими и французскими солдатами. От голода, холода и болезней умерло 3000 пленных.
Годлевского вместе с несколькими тысячами мирных жителей угнали в Шнейдемюлле в Пруссии. Людей гнали пешком. В Шнейдемюлле на глазах Годлевского неизвестное ему лицо указало германскому офицеру на двух пленных мирных жителей, говоря, что они казаки – и эти люди были тут же расстреляны. После 2-недельного пребывания в Шнейдемюлле Годлевский был переведен в Хаберберг.
В Хаберберге людей кормили супом с отрубями и капустой; а в Штеттине давали суп из отрубей на воде. Люди подвергались истязаниям. Так, крестьянин Т. А. Пиорунек вспоминал, что когда упал от слабости, офицер палкой выбил ему 2 зуба, а в другой раз был бичеван.
Мы увидели, что нес «новый порядок» для территорий, захваченных австро-германскими оккупантами.
Наконец, в финальной статье цикла попробуем посмотреть – что же творилось в австро-германских лагерях для русских военнопленных.
Часть 4. Русские рабы Второго рейха
В предшествующих статьях цикла мы писали о зверствах австро-германской военщины по отношению к мирному населению и русским воинам на поле боя в годы Первой мировой войны. Теперь посмотрим - что же творилось в лагерях для военнопленных.
Трагедия для русских солдат, имевших несчастье попасть в руки противника, начиналась уже во время следования в лагеря.
Так, в мае 1915 г. на мостах через реку Сан, с одной стороны, произошло скопление австро-германских обозов и войск второго эшелона, а с другой стороны, большого количества русских пленных. Германские офицеры отдали приказ: «Побросать мерзавцев в Сан». И очевидец увидел потрясающую картину: озверелые немцы с мостов сбрасывают пленных в реку (тех кто сопротивлялся – сбивали штыками и прикладами). Увидев, что большинство сброшенных все же выбирается на берег, было приказано пленных вначале закалывать штыками – и уже затем сбрасывать в реку. Много несчастных пленников было заколото и утоплено в Сане – счет шел на десятки и сотни человек.
У взятых в плен русских, как правило, отбирались шинели, сапоги и все ценные вещи – причем немецкие солдаты вытворяли такое на глазах своих офицеров. Грабились все пленные - независимо от их чина.
Практиковались пешие марши – в ходе которых (длившихся иногда по несколько суток) пленные не получали никакой пищи. И они питались брюквой, сырым картофелем и морковью, подбираемыми на полях, мимо которых их гнали. Причем нередко тех, кто осмеливался подбирать полусгнившую брюкву - расстреливали.
Тех, кто оказывался на железнодорожной станции – дальше везли на поездах, в вагонах, предназначенных для перевозки скота. В грязный и вонючий вагон, пол которого был густо покрыт навозом, помещали 80 - 90 пленных. Люди не могли ни сесть, ни лечь – и были вынуждены стоять. Вагон наглухо запирался, и естественные надобности пленные отправляли прямо в вагоне, используя для этой цели фуражки. Воздух в вагоне был ужасен - задыхаясь, люди падали в обморок, а многие умирали. Хроническим состоянием пленного было постоянное чувство голода. Обычный рацион: небольшой кусок хлеба (на 2-3 суток) и кружка плохого кофе, сваренного из ячменных зерен.
Военнопленных отправляли на каторжные работы, обрекая на полуголодное рабское существование в нечеловеческих условиях. Русский врач, плененный в августе 1914 г. и проведший около 4 лет в немецком плену, сообщал, что французских и английских пленных содержали прилично, как правило не били, кормили хоть и скудно, но в пределах нормы. А русских пленных били смертным боем за малейшую провинность, кормили низкосортной пищей и подвергали истязаниям. Большой была и смертность - именно среди русских.
Немцами широко эксплуатировался рабский труд пленных: их заставляли осуществлять различные работы - как в самом лагере, так и за его пределами. Как отмечал источник, самая тяжелая и грязная работа поручалась русским и отчасти английским пленным, тогда как к французам немцы относились более снисходительно.
Чистка отхожих мест и выгребных ям в лагере - исключительная обязанность русских. Бочки с нечистотами за пределы лагеря вывозились самими пленными – впрягавшимися вместо лошадей. Пленных заставляли рыть канавы для осушения болот, таскать на себе бревна, рубить лес и т. п.
Самыми тяжелыми были мелиоративные и дренажные (особенно осушение болот, рытье или углубление канав) и сельскохозяйственные (обработка полей) работы.
Трудились с 6 до 20 часов - по колено в воде, в одних рубахах, зачастую босиком. Многие, обессилев от голода и холода, падали, и без посторонней помощи уже не могли подняться.
При выполнении полевых работ, военнопленных по 14 - 16 человек впрягали в бороны и плуги - и люди целыми днями, вместо рабочего скота, вспахивали и выравнивали поля. Рядовой 99-го пехотного полка П. Лопухов рассказывал, что когда вместе с товарищами был запряжен в плуг, немец, шедший за плугом, подгонял их длинным бичом.
Рядовой Г. А. Зубарев, находившийся в лагере Гаммерштейне, вспоминал, что сам видел, как немцы пахали на русских пленных: запрягали 12 человек в плуг, а тринадцатого заставляли управлять плугом. Фотографы фиксировали процесс. Рядовой А. И. Антипаев также вспоминал увиденное: немец пахал плугом землю, а в плуг было запряжено 4 русских и 4 французских пленных.
Присевшего передохнуть военнопленного конвоир-наблюдатель сразу же поднимал - ударами приклада, палки (подавляющее большинство очевидцев сообщают о том, что персонал лагерей для военнопленных поголовно был «вооружен» палками для избиения заключенных) и (нередко) штыка. Тех кто уклонялся от той или иной работы, избивали до потери сознания, зачастую насмерть. Случалось – что избивали массово. Так, боец 27-го Сибирского стрелкового полка Я. Каличкин вспоминал, как была избита целая партия русских военнопленных, отказавшаяся рыть окопы под Калишем. Пленные прекрасно понимали, что окопы нужны немцам для противодействия русским войскам - и отказались от этих работ. Немцы выводили из строя по 4 человека, клали людей на землю - и беспощадно избивали палками. Около 10 военнопленных было забито насмерть – но их товарищи так и остались непреклонны в своем решении.
Стоить отметить тот факт, что очень многие русские пленные, движимые чувством воинского долга, отказывались от военных работ (в частности - копать окопы) – и платили за это жизнью. Так, ж. Нива сообщал о подвиге рядового 82-го пехотного Дагестанского полка уроженца дер. Старый Кармалов Казанской губернии Николая Алексеева. Н. Алексеева вместе с другими русскими пленными австрийцы заставили рыть окопы и строить укрепления. Зная, что эти работы направлены против своих, солдат отказался принимать в них участие. И был подвергнут истязаниям. В частности, Н. Алексеева поставили на несколько кирпичей спиной к дереву, ноги в щиколотках связали бечевкой – подвесив ее на вбитый в дерево гвоздь. Получилось, что туловище было слабо подвешено к дереву. Кирпичи вытащили, и пленный оказался подвешенным на гвозде. И провисел так минут 20. В это время австрийский офицер ходил вокруг него, размахивая револьвером и угрожая смертью. Зрелище было настолько отвратительным, что отворачивались даже австрийские солдаты.
Когда это не подействовало, Н. Алексеева предали суду – в ожидании которого поместили в местную тюрьму. И, между прочим, начальство тюрьмы, где содержался солдат, ставило его в пример австрийским заключенным – последние назывались «внутренними врагами государства», которым необходимо брать пример с русского солдата, который так любит свою Родину.
Н. Алексеева вновь стали заставлять рыть окопы – на этот раз убеждая, что они предназначены не для ведения боевых действий против русских. Когда и это не помогло, его увезли в лагерь для военнопленных – и дальнейшая судьба Н. Алексеева неизвестна. В судьбе солдата принял личное участие Николай II, распорядившийся выяснить что стало с героем и сообщить близким о подвиге пленного.
А ефрейтор В. И. Захарченко, попавший в плен к австрийцам 24 ноября 1914 г., в мае 1915 г. был отправлен для рытья окопов на итальянскую границу. Но 500 пленных из Мархтренка и 500 пленных из Зальцбурга, привезенные для этих целей, наотрез отказались работать. Тогда австрийцы выбрали 4 правофланговых (незнакомый очевидцу прапорщик, старший унтер-офицер Башта, младший унтер-офицер 45-го Азовского полка Духанов и неизвестный рядовой) и увели. Пленные вновь отказались выйти на окопные работы. Тогда увели еще 16 человек, а остальных продержали два дня без пищи. Наконец осталось около 350 человек - самых непокорных (остальные все же вышли на работы). В это время подъехал автомобиль, из которого вышел штаб-офицер. Узнав, что это стоят русские, отказывающиеся от работы, он велел расстрелять каждого десятого пленного. По его приказанию конвойные вывели из рядов 4 человек. Австрийский поручик с саблей в руках и 4 кадета с заряженными винтовками перешли через мост, перекинутый через речку - и к ним был подведен первый из присужденных к расстрелу. Он перекрестился и на вопрос приехавшего штаб-офицера «согласен ли он работать», громко ответил: «нет». Тогда поручик махнул саблей и 4 кадета одновременно выстрелили в пленного с расстояния не более 3 шагов: двое в лоб и двое в грудь. Смерть последовала моментально. Также были расстреляны и трое остальных. Около 200 пленных согласились выйти на работу – а оставшиеся непокорные были заперты в барак. После очередных издевательств, они заявили, что согласны пойти на любую работу - кроме окопной. 4-го сентября Захарченко бежал из плена в Италию.
Унтер-офицер И. Меркулов также сообщал о бойне, которую устроили германцы русским пленным, отказавшимся рыть окопы против французских войск – он сам хоронил убитых военнопленных. Об аналогичном факте сообщал и пленный бельгийский унтер-офицер Тасье.
А старший унтер-офицер Чуб, канонир Н. Г. Малюженко и ефрейтор К. И. Якобсон 27-го июля 1917 года сообщали в Центральный Комитет Союзов бежавших из плена солдат и офицеров следующее: "2 мая 1916 года к нам с французского фронта в лагерь Гермерзгагем был доставлен 33 рабочий батальон из русских пленных в количестве 1500 человек... Они были доставлены оборванными, босыми, измученными и истощенными. .. 9 сентября 1916 года их собрали и объявили им, что 13 сентября их опять отправят на фронт против французов. Пленные заявили, что на фронт ехать не могут …. Пленные из указанного батальона были собраны и построены в две колонны, которые окружил батальон немецких солдат. Когда пленные и на этот раз отказались поехать на фронт и запели русский гимн, по построенной колонне был дан залп, после которого немцы пошли на пленных в штыковую атаку, от которой пострадали убитыми на месте более 70 человек и ранеными около 80 человек, из которых сорок человек вскоре умерло. При этом считаем необходимым отметить жестокий случай с одним пленным унтер-офицером из указанного батальона. Он был подвергнут предварительному аресту, а во время штыковой атаки его немцы вытащили из камеры, избили. Когда унтер-офицер упал, то присутствовавший немецкий лейтенант наступил ему на горло и засыпал рот песком, отчего пленный задохся тут же на наших глазах…".
И аналогичных фактов достаточно много.
Но вернемся к тому, что творилось в лагерях для военнопленных.
Часть 5. Ужасы австро-германского лагеря
Болезнь или истощение не освобождали военнопленного от работ: утром из бараков выгонялись все. И те, кто не выходил немедленно, жестоко избивались. Рядовой 23-го пехотного полка А. Снотальский был очевидцем того, как в лагере Шнейдемюле германский солдат застрелил пленного, который не мог двигаться из-за слабости.
О том, как организовывалась лагерная жизнь, нам известно из показаний самих военнопленных.
Так, один пленный боец вспоминал, что, попав в плен в Восточной Пруссии в августе 1914 г., был привезен под г. Шнейдемюль. Пленным пришлось самим рыть себе сначала землянки, а затем строить бараки. Затем пленных отправили рыть окопы за городом. Вначале они отказались от этих работ, не желая строить укрепления для врага — но немцы открыли огонь, убив 25 человек. Били пленных постоянно — и рядовых, и офицеров. Пищу давали очень скудную. Во время пребывания в лагере солдат заболел тифом и был переведен из барака в землянку, где лежал на земле, покрытой соломой. Никакого ухода за больными не было — в этой землянке он отморозил себе ноги, которые впоследствии отрезали.
Рядовой С. К. Яшенин, также попавший в плен в Восточной Пруссии, но в октябре 1914 г., тоже оказался в Шнейдемюльском лагере для военнопленных. Первое время пленные также содержались в землянках, причем в каждого, кто высовывался из землянки, часовые стреляли на поражение — без предупреждения. После неудачи германских войск в январе 1915 г. прорваться к Варшаве, немцы отыгрывались на пленных: заставляли на морозе раздеваться и по несколько часов держали без одежды. Заболев тифом, солдат оказался в большой землянке, где находилось несколько сотен человек, лежавших без всякого ухода на соломе (причем под соломой — слой льда). Во время пребывания в землянке у него стали гнить ноги, но никто их не лечил – и в конечном итоге солдат остался без ног.
Рядовой В. В. Шалабнев, попавший в плен 3 августа 1915 г., оказался в том же лагере. По свидетельству солдата, пленные жили в сырых и холодных бараках. Кормили «ужасно плохо, давали только столько, чтобы не умереть от голода. Половина из наших умерла от голода». Обращение было зверское. Били за всякий пустяк — чем попало и куда попало: прикладами, палками. Однажды часовой ударом штыка убил русского солдата. Стоявший рядом военнопленный-англичанин не вытерпел – и, развернувшись, сбил часового-убийцу с ног. За это немцы распинали храброго англичанина на бочке, потом били палками, и в конце концов застрелили. Медицинский уход совершенно отсутствовал. У В. Шалабнева развилась гангрена — и он потерял обе ноги. Пленный также отмечал, что зимой в мороз людей заставляли раздеваться догола и выгоняли на улицу — где держали по полчаса. Заболевших переводили в землянки — где почти все умирали от холода и голода.
Рядовой М. И. Ситнов, попавший в плен в окружении 31 августа 1914 г., вспоминал пеший марш в течение 2 суток (без пищи), нахождение в течение 3 суток в какой-то тюрьме, и, наконец, — уже известный нам лагерь в Шнейдемюле. Впечатления от лагеря – постоянный голод, побои и издевательства. Вначале лагеря не было – и пленные ночевали в поле, руками и мисками роя себе ямы, в которых пытались укрыться от холода и непогоды. А затем – жизнь в землянках и тяжелая работа. Многие умирали от голода и тифа. Солдат, заболев тифом и находясь в бессознательном состоянии, отморозил обе ноги – которые ему отрезали. Помимо прочего, пленный свидетельствовал об избиениях розгами, плетьми и прикладами. Во время эпидемии тифа смертность составляла человек по 20 – 30 в день.
Тиф стал настоящим бичом многих лагерей. Так, когда от голода в Кассельском лагере вспыхнула эпидемия тифа, то умирало в день по 100 человек. Больные в бараках лежали вперемешку со здоровыми. От эпидемии тифа в лагере умерло около 4000 пленных. Иногда умирало в день так много людей, что могильщики не успевали рыть могилы, и умершие оставались непогребенными по несколько дней.
Ефрейтор Рудзь вспоминал, что среди пленных свирепствовал тиф, а затем появилась и холера. Медицинской помощи не оказывали. Наказывали за малейшую провинность: привязывали к столбу, причем иногда раздевали догола часа на три, а то и больше, били кнутами, сделанными из проволоки, а то и просто палкой. Ефрейтор потерял обе ноги.
Унтер-офицер И. И. Кудряшев, в октябре 1914 г. прибывший в числе 200 пленных в Бранденбург, оказался в лагере в нескольких километрах от города. По его словам, тифом переболело до 9000 человек, из них 1000 человек умерло. Унтер-офицер сам заболел тифом, и долго находился без сознания. Когда пришел в себя, то увидел, что ноги почернели, распухли, и в них появились черви. В итоге – остался без ног.
Рядовой И. К. Сергеев также оказался в Бранденбургском лагере. Он тоже вспоминал регулярные побои, холод и голод (пленные копались в мусорных ямах, выкапывая отбросы: шелуху от картофеля и свеклы). В итоге – голодный тиф. И смертность в бараках составляла по 12 — 13 человек в день. Всего, по словам рядового, в Бранденбургском лагере находилось до 11000 пленных — и за 10 месяцев умерло 850 человек.
Рядовой 95-го пехотного Красноярского полка В. X. Сычев, вспоминая все тот же Бранденбургский лагерь, также упоминал голодный тиф. Лежа в беспамятстве, он отморозил себе обе ноги – и потерял половину правой ступни и пальцы левой ноги. Больных тифом, по его словам, было много: многие из них совсем замерзли, а более 100 человек отморозили ноги, которые потом у них отняли. Все германские солдаты-конвойные имели плети, которыми наносили удары по всякому поводу. Ставил пленных и «под кирпичи» — т. е. заставляли часами стоять, держа в руках 5 — 6 кирпичей.
Рядовой А. И. Антипаев также вспоминал стояние «под кирпичами» и смерть в Бранденбургском лагере от изнурения лишь за 3 месяца более 1000 человек из 11000, находившихся в лагере.
А рядовой Н. Д. Поликашин попал в плен 14 сентября 1915 г. – и оказался в Вильно, где из пленных сформировали рабочий отряд в 300 человек и послали на реку Вилейку. Отряду была поставлена задача — разобрать мост у железнодорожной станции. Часть этого моста была взорвана русскими войсками при отступлении. Увидев, что под уцелевшей частью моста заложены мины, пленные заявили — что разбирать мост не станут. Тогда комендант города Вильно распорядился запереть их в станционном сарае — пакгаузе и затем велел этот сарай поджечь. Когда пошел дым и показалось пламя, немцы стали кричать, что никого не выпустят из горящего сарая до тех пор, пока пленные не согласятся разбирать мост. Видя, что им грозит неминуемая и страшная смерть, русские стали кричать — что согласны.
Дверь сарая открыли, но сделали это слишком поздно — огонь уже успел распространиться по сооружению. Произошла давка на выходе из горящего сарая – и более 50 человек погибли в огне, а 15 человек получили сильные ожоги. Похоронили людей у моста и поставили на могиле крест с указанием количества погибших и причины их гибели. На следующий день уцелевших от пожара пленных отправили разбирать мост — и во время работы произошел взрыв, от которого погибло 16 человек.
Младший унтер-офицер 13-го стрелкового полка Н. Ница попал в австрийский плен 31 августа 1914 г. у мест. Комарно. Пленный также свидетельствовал о 12-часовом рабочем дне на железной дороге и шахтах и жестоком обращении – пленных часто били и иногда закалывали штыками. В Венгрии пленных выгнали в чистое поле, окружив проволокой. И в этом загоне пленные пробыли — под открытым небом и ливнем — 3 суток. Наиболее слабые из них, не имеющие ни шинелей, ни палаток умерли от простуды, истощения и холеры — всего около 2700 человек. До 200 пленных, заподозренных как больные холерой, были отведены в сарай – последний потом сожгли вместе с людьми. Во время работы в Карпатах, пользуясь случаем, пленный бежал в Румынию, а затем на родину.
Рядовой С. Д. Шабунко, также оказавшийся в лагере для военнопленных, сообщал о том, что пленные ходили в мусорные ямы и выбирали оттуда шелуху картофеля, сгнивший картофель и брюкву – собирали, варили, и затем с жадностью съедали. Но это было разрешено лишь в тот период, когда в лагере еще только началась постройка бараков — впоследствии если немецкие часовые замечали огонь, то подбегали, гасили огонь, варивших пищу избивали палками, привязывали к столбу и лишали пищи. Часовые били пленных палками и жильными хлыстами, за любой пустяк привязывали к столбу на несколько часов, сажали в карцер на хлеб и воду на 14 дней. Обычно привязывали к столбу в одних рубашках — и на ногах были лишь деревянные колодки без портянок. Привязанные коченели и не могли самостоятельно дойти до барака. Зимой, когда ночью выпадал большой снег, всех пленных выгоняли из бараков босиком и заставляли притаптывать снег — чтоб не было заносов. Если люди не хотели выходить из бараков — выгоняли палками и натравливали собак. Когда сошел снег, пленных заставляли выбирать с лагерной площади камни. Для этого впрягали в большие плуги — человек по 10 — 15. Они тянули плуги, выворачивали камни, грузили телеги и на себе вывозили за лагерь, где и сбрасывали. Потом кирками сравнивали землю и боронили; пленных впрягали и в бороны.
Рядовой Проскуряков вспоминал, что лагерь в Эстергоме представлял собой большой пустырь, который был огорожен колючей проволокой. Никаких построек для жилья не было. Когда он оказался в лагере, в нем уже было до 8000 пленных. Все они помещались прямо на земле. В это время шли сильные дожди, люди промокли до костей и ходили мокрые. Воду брали из канавы, в которую спускались нечистоты и отработанная вода из стоявшего недалеко завода. Пища была очень скверная. Хлеб испечен с примесью опилок. Не удивительно, что в лагере вспыхнули массовые желудочные заболевания, и смертность доходила до 50 человек в сутки. К 8 ноября 1915 г. умерло около 4000 человек.
Рядовой В. И. Душан также вспоминал плохое питание в лагере – и пленные так сильно отощали, что не могли ходить. Товарищи ему сообщили, что до его прибытия в лагерь при городе Линце умерло от голода 8000 русских пленных. Несмотря на то, что пленные были изнурены и истощены, каждого принуждали работать: пленные таскали камни, рыли землю, заваливали ямы, убирали хлеб и выполняли другие работы.
Старший унтер-офицер А. Н. Аксенов, попавший в плен 20 апреля 1915 г. в местечке Беч (в Карпатах) был отправлен в Германию — в лагерь Ламсдорф. Здесь за малейшие провинности пленных в большинстве случаев привязывали к столбу на 2 часа, причем наказанный подвешивался лицом к солнцу. Веревки затягивали столь сильно, что появлялись кровоподтеки и тело чернело. Подвешенного обычно снимали со столба в полубессознательном состоянии. Но бывали и случаи, когда конвойные медлили со снятием со столба — и в конце концов приходилось снимать уже мертвые тела.
Из Ламсдорфа вместе со всеми пленными унтер-офицерами А. Аксенова отправили в дисциплинарный лагерь Аленфалькенберг, специально предназначенный для унтер-офицеров, фельдфебелей и подпрапорщиков. Этот лагерь, расположенный на торфяном болоте, имел шесть бараков и был окружен проволочными заграждениями. Всех пленных, с целью заставить работать, подвергали всевозможным издевательствам – например, заставляли под ударами прикладов бегать по болоту, ложиться, вставать и опять бегать, а того кто обессилит и в изнеможении упадет, конвойный избивал прикладом, палкой, а иногда и штыком до потери сознания.
Конвойные кололи штыками в ягодицы, перебивали пятки ног, ранили руки и спину. Избитых до полусмерти пленных обычно клали на вагонетки и отвозили в бараки. Кроме этого, в ненастную погоду пленных раздевали, оставляли в одних рубашках и ставили лицом против ветра — в таком положении, не двигаясь, пленные должны были стоять с 7 часов утра до 12 часов дня и с 1 часа дня до 6 часов.
Били пленных настолько жестоко и так долго, что они сваливались полумертвыми с перебитыми руками и ногами на землю.
То же самое практиковалось и в другом унтер-офицерском лагере — Ухтеморе. Здесь унтер-офицер увидел, как одному пленному за отказ от бега по болоту перебили винтовкой позвоночный столб, руку и ногу — так, что пострадавший стал калекой и не мог ни ходить, ни работать. Другому пленному палач рассек штыком пятки ног — и заставил израненного ползти с торфяного болота до лагеря.
Применяя к пленным всевозможные жестокости и наказания, конвойные и палач говорили: «если здесь вы не будете работать, то сделаем вас негодными к работе и в России».
Младший унтер-офицер 3. Е. Феськов, попавший в плен 6 ноября 1914 года под Лодзью, провел 7 месяцев в лагере Бранденбург – и сообщал примерно то же самое.
Могло пленных ждать и такое. П. Шимчак, бежавший из германского плена и допрошенный под присягой, рассказал, как в лагерь для военнопленных (контингент — бельгийцы, французы, англичане, русские) в Целе, близ Берлина, привели 4-х пленных казаков с желтыми лампасами. Очевидец через щель в стене наблюдал за тем, что немцы творили с казаками на небольшом дворике, предназначенном для экзекуции провинившихся пленных. Первому казаку положили левую руку на деревянный столбик — и затем германский солдат штык-ножом отрубил ему половину 3 пальцев: большого, среднего и мизинца. Куски пальцев немцы положили казаку в карман шинели – перед тем как отвести искалеченного человека в барак. Привели второго казака – которому немцы прокололи дыры в раковинах ушей. Лезвие штык-ножа неоднократно проворачивалось — с целью увеличить размер дыр. Третьему казаку, также приведенному на место пыток, ударом штыка германский солдат отрубил кончик носа. Последний повис на куске кожи. Знаками казак стал просить, чтобы висящий кончик носа отрезали окончательно – но немцы дали казаку в руку нож, и ему пришлось это сделать самому. Наконец, привели четвертого. Четвертый казак не стал ждать начала истязания – он быстрым движением вырвал у немца, стоявшего рядом, штык и ударил им одного из вражеских солдат. Человек 15 германцев, находившихся во дворике, бросились на храбреца — и штыками закололи его насмерть. Судьба остальных 3-х казаков очевидцу осталась неизвестна – он считал что их потом добили, ибо в лагере их больше не видел.
Практиковались и массовые расстрелы. Так, в лагере Ухтомор (Ганновер) 13 августа 1916 г. около 4000 пленных копали канавы — в болоте, по колено в воде. Когда они, из-за холода, пытались протестовать, конвойные стали над ними издеваться, командуя: «ложись», «вставай», «бегом» и т. д. Так погибло около 30 человек – часть из которых захлебнулась в грязи, а часть была убита. Затем немцы отобрали 300 человек — и расстреляли.
Но и это не все. К русским пленным в австро-германских лагерях применялись и специально разработанные пытки. О них – в финальной статье цикла.
Часть 6. Подвешенные на столбе
Как мы отметили в предыдущей статье цикла, в германских и австрийских лагерях для военнопленных к русским воинам применялись пытки. И нередко изозщренные.
Так, один из солдат, оказавшихся в лагере Саган, отмечал, что виновных в нарушении дисциплины наказывали, привязывая их к столбу, покрытому колючей проволокой. Уже через час наказанный не мог держаться на ногах, повисал на веревках, и колючки проволоки впивались ему в тело.
Пытки применялись за самые незначительные проступки, а часто и вообще без каких-либо оснований. Пленных на продолжительный срок лишали горячей пищи, оставляя на воде и хлебе; по несколько часов подряд заставляли стоять с руками, поднятыми вверх (причем в каждую руку вкладывалось по 4 — 5 кирпичей); людей ставили на битый кирпич голыми коленями, заставляли бесцельно (до полного истощения сил) перемещать тяжести, но любимым и наиболее часто применяемым являлось наказание, напоминающее средневековую пытку.
Оно именовалось подвешиванием.
Человека проволокой или веревками привязывали к столбу, вбитому в землю — так высоко, что ноги еле касались земли. А затем подвешенного оставляли на 2 – 4 часа. Уже минут через 20 — 25 кровь у подвешенного приливала к голове, и начиналось обильное кровотечение – из рта, носа и ушей. В итоге пленный ослабевал, теряя сознание, и повисал на удерживающих его проволоках и веревках.
Пленные, испытавшие эту пытку, характеризовали ее как ужасную: проволока и веревка впивались в тело, принося невыносимые страдания, а после освобождения от столба, человек долго не мог прийти в себя. Болело все тело, а наступившая общая слабость лишала способности передвигаться.
Оставшись без патронов, рядовой 21-го Сибирского стрелкового полка 6-й Сибирской стрелковой дивизии А. И. Селивоненко попал в плен 11 ноября 1914 г., когда его дивизия была окружена под Брезинами — германскими войсками, в свою очередь выходящими из окружения («слоеный пирог»). Он прошел лагеря Геттинген и Ван, а затем оказался на снарядном заводе в Аахене. Узнав, что на заводе изготавливаются снаряды, пленные отказались работать. За отказ работать их не только били (прикладами, палками и резиновыми жгутами), но и истязали. В том числе: подвешивали к столбам, сажали в холодную воду, натирали жесткой щеткой с песком, сажали в подвалы и лишали пищи в течение 2 — 3 суток. Как отмечал А. Селивоненко, германские солдаты любили и без причин избивать русских пленных – а однажды было убито 5 русских солдат и еще один исколот штыками.
Ефрейтор И. Я. Булгаков и рядовой А. Б. Алифанов также отмечали привязывание к столбу. Первый писал: «Нас привязывали веревками к столбам, обмотанным проволокой; проволока врезалась в тело; били палками до потери сознания. Таким истязаниям подвергся я сам лично и многие другие русские военнопленные». Второй вспоминал: «Один оренбургский казак по фамилии Клюшин отказался участвовать в партии, которая отправлялась австрийцами рыть окопы на фронт. Клюшин заявил, что рыть окопы против России он не может. Никакие уговоры и угрозы на Клюшина не подействовали. Тогда, по приказанию неприятельского офицера, Клюшину связали на спине руки веревкой и повесили на столб в виде креста. По столбу этого креста тело Клюшина спускалось, а руки, связанные и обхватывавшие сзади спины столб, выше поперечной перекладины, не пускали тело опуститься до земли, и ноги нехватали до земли на четверть. В таком положении держали по два часа в сутки в течение 10 дней. Клюшин страшно страдал от этой пытки, но рыть окопы против России все-таки не соглашался. Когда, после десятого подвешивания, Клюшина, измученного, сняли с креста, и он, обессиленный, упал на землю, то его спросили, согласится ли он теперь рыть окопы. Клюшин ответил: «Хоть убейте меня, помру, но рыть окопы против своих не пойду». Австрийские солдаты в присутствии фельдфебеля начали бить Клюшина прикладами и палками. После избиения у него руки и спина были черные, он был чуть живым, но решения своего не изменил».
Бомбардир С. К. Рынгач вспоминал, как в январе 1916 г. он был наказан с помощью подвешивания. Веревкой толщиной в палец его зацепили за руки и повели к столбу, закопанному возле лагеря. Около столба на земле лежали три кирпича, на которые бомбардиру было велено встать. Когда он встал на кирпичи, прислонившись к столбу, был привязан веревкой к последнему — начиная с ног и заканчивая около шеи. Окончив привязку, немец оттолкнул кирпичи — и пленный повис. Он вспоминал: «Мне сделалось плохо — тяжело было дышать. Таким путем я висел приблизительно около двух часов. Около меня был часовой-поляк, который спросил меня, за что меня повесили. Я понимаю по-польски и ответил ему. Когда мне сделалось дурно и появилась рвота, то часовой, пощупав мой пульс, заплакал и пошел дать знать дежурному врачу-немцу. Явился врач, пощупал мой пульс, велел отвязать, и я упал на землю без сознания».
Рядовой М. И. Проскуряков, узник австрийского лагеря Эстергом, вспоминал: «Провинившихся привязывали к столбу и подтягивали через кольцо, ввинченное наверху столба так высоко, что ноги едва касались земли. В таком положении подвешенный должен был оставаться 2 часа. Вскоре у подвешенного сильно синело лицо, из носа и рта показывалась кровь, и он лишался сознания. Тогда подвешенного отвязывали, обливали водой и когда он приходил в сознание — снова подвешивали. Бывали случаи, что наказываемого по нескольку раз отвязывали и вновь подвешивали. После этого наказания пленный несколько дней еле ходил, а руки так вспухали, что он не мог взять даже миски с супом. Было еще наказание в лагере — это заковывание. Правую руку сковывали с левой ногой, под коленом и под рукой пропускали палку. В таком, совершенно согнутом состоянии, оставляли сидеть 2 часа. Кроме того, в лагере сажали в карцер на срок от одного до 27 дней. За это время давали горячую пищу лишь один раз в трое суток, а в остальное время был только хлеб и вода. В карцере было ввинчено в стену кольцо, к которому привязывали пленного со связанными назад руками. Высота, на которой привинчено было кольцо, была такая, что человеку можно было сидеть только на полусогнутых коленках и ни подняться выше, ни опуститься на землю было невозможно. Ноги от такого двухчасового сидения совершенно затекали и когда наказанного отвязывали, он не мог в течение нескольких часов подняться и встать на ноги».
Рядовой А. А. Хотимов отмечал: «провинившегося привязывали проволокой к столбу так, что он ногами не касался земли. В таком положении многие умирали тут же на столбе. Бывало и так, что провинившегося заставляли держать по кирпичине в продолжение двух часов в вытянутых вперед руках на уровне плеч. Этого наказания никто не выдерживал, за что пленных жестоко наказывали прикладами или палками».
Другим излюбленным занятием лагерной охраны была травля пленных собаками.
Так, подпрапорщик Е. С. Надсадин, раненый в голову и попавший в плен 2 ноября 1914 г., оказался в лагере в г. Альтдамме. По его словам, у немцев были особые дрессированные собаки — которых по утрам впускали в бараки, и они рвали русских военнопленных, не желавших идти на работы.
Врач подвижного госпиталя отмечал, что в лагере в Бурге пленные «постоянно получают удары палками, за малейшую провинность их привязывают к столбу на несколько часов для потехи немецкого караула или сплошь и рядом травят собаками».
Другой очевидец вспоминал: «Немецкие офицеры доставляли себе удовольствие травить собак на пленных (лагерь Штаргард). Иногда эти офицеры приходили в лагерь с барышнями, и тогда уже всегда для потехи вызывались собаки и их натравливали на пленных; собаки бросались на пленных, рвали одежду и кусали до крови, а офицеры и барышни хохотали. Этим же барышням показывали наших пленных, выводя их полуголыми из бараков на мороз. Зрители хохотали и называли наших пленных нищими и оборванцами. Поневоле будешь оборванцем, когда немцы отбирали у наших пленных все и оставляли им лишь рваное платье и сапоги».
Одной из разновидностей пыток была т. н. «Плаха». Рядовой Н. А. Кубаев, попавший в плен 2 декабря 1914 г. у г. Сохачева, характеризует ее следующим образом, говоря и о других разновидностях экзекуций: «Часто часовые били нас без всякого повода... Мы всегда голодали, но если пленный прятал одну-две картофелины, его наказывали «плахой», т. е. ставили возле часового и заставляли держать на одном плече без перемены длинное бревно в 2 1/2 пуда. Потом «плаху» заменили другим наказанием: подвешиванием при помощи колец на проволочных заграждениях. Еще применяли такие наказания: заставляли бегать по два часа или ставили на колени. Но часовые и без назначенного наказания сами с нами расправлялись. Так, перед пасхой в 1915 году часовой застрелил одного пленного за то, что он взял картофелину из вагонетки. Еще раньше был такой случай: немцы привезли в лагерь солому для подстилки, мы разобрали один воз, но видим, что мало, и хотели разбирать другой воз. В это время немецкий караул открыл по нас огонь и больше 10 человек пленных были убиты».
Следующим вариантом экзекуции был т. н. «Гроб».
Старший унтер-офицер Я. М. Ерыгин вспоминал: «В лагере для военнопленных было еще одно наказание: в Донасердагеле наказываемого раздевали догола и клали в гроб, обитый жестью, запирали крышкой и в таком положении почти без воздуха держали 2 часа. Многие оказывались без сознания при этой пытке. Применялось еще и такое наказание: пленного заковывали на два часа в сидячем положении, сковав цепью правую руку с левой ногой, били палками, прикладами».
Старший унтер-офицер А. Чумаков, побывавший в лагере в Линце, тоже знал про «Гроб»: «Наказывали из-за всяких пустяков палками, подвешиванием к столбу и, кроме того, помещением на два часа в деревянный узкий гроб, в крышке которого имелось несколько небольших дырочек. Наказываемого клали в гроб голым, причем вследствие тесноты гроба нельзя было в нем повернуться».
Практиковалось помещение в карцер.
Доброволец Г. Я. Мерзляков, оказавшийся в лагере Иозефштадт, вспоминал: «немцы применяли такое наказание: пленного закрывали в сарай, пол которого был усыпая колотым углем. На этот уголь сажали человека, а руки его привязывали к скобам, прикрепленным к стене. Встать было невозможно и приходилось продолжительное время сидеть на острых гранях».
Рядовой С. X. Аксенов также отмечал случаи, когда обессилевший от голода русский пленный падал за работой – и тогда его начинали бить или, в виде наказания, запирали на 2 — 3 дня в маленькую комнату, пол которой был посыпан битым каменным углем. При этом запертого раздевали почти догола, оставляя его в одной рубашке. Есть ему в это время не давали.
Ефрейтор П. С. Помогаев вспоминая лагерь Самория, отмечал, что за ослушание, грубое обращение с австрийцами или отказ от работы, полагалась порка розгами, подвешивание вниз головой и (в качестве более тяжелого наказания) — арест в особом помещении, под полом которого был ледник: «Пол пробуравлен, дабы было холоднее. Ни сесть, ни лечь нельзя, ибо, помимо холода, пол был снабжен еще острыми гвоздями».
Другой пленный вспоминал, что одним из способов наказания было следующее: провинившегося в одном белье привязывали к столбу веревками и оставляли так не меньше двух часов, а иногда держали и шесть часов. Посаженных в карцер держали по 7 дней и ничего кроме хлеба не давали. Один солдат-грузин за попытку бежать был посажен на цепь и 2 недели сидел в собачьей конуре, где нельзя было ни встать, ни лечь. Каждый вновь занимавший пост часовой за цепь вытягивал пленного из будки и затем, нанеся ему несколько ударов, вновь загонял в будку.
В лагере Брикс в качестве станка для пытки неоднократно применялся т. н. «культурбанк». Он представлял собой широкую доску длиной в человеческий рост, с поперечными досками на концах. В поперечных досках были сделаны отверстия: в передней три — для головы и рук и в задней – две, для ног. Положенный на такую доску пленный лишался возможности сделать какое-либо движение. В это время ему наносили розгами от 15 до 20 ударов.
Младший унтер-офицер Ф. А. Овчинников сообщал о том, что когда он отказался от работы, то немцы, предварительно жестоко избив пленного, поставили его в наказание в накаленную печь — предназначенную для обжигания сырых земляных форм. Пленный вспоминал, что у него начали тлеть волосы на голове, а также на руках — когда он пытался закрыть лицо. Простояв около десяти минут, он упал. Когда почерневшего и потерявшего сознание Овчинникова извлекли из печи, подобной же экзекуции подвергли еще двоих солдат. 6 человек пленных стали свидетелями данного факта.
Так относили представители «культурной» нации к солдатам и офицерам противника, в силу превратностей войны оказавшихся в их руках. Но, пытаясь унизить и искалечить военнослужащих противника, австро-германская военщина калечила себя – в моральном и человеческом плане.
Даже краткий обзор того, что творили оккупанты на земле Российской империи (как и на оккупированных территориях других государств), в полной мере позволяет ответить на вопрос – что ждало порабощенные народы в случае победы палачей Кайзера.
