И не по ветру вьется река длинных черных волос, а ветер вьется по этой реке, ведомый мятущимися прядями и алыми складками одежды. И не запах цветочный расползается в воздухе и не запах кожи, умащенной розовым маслом, а лучшее розовое масло пахнет запахом бронзовой кожи. И не солнце белит задорную улыбку, а лучезарная улыбка играет с солнцем. И нет движений в ритме барабанов, а только барабаны и флейты подражают стуку шагов и звуку дыхания. Это танцует Нира, сестра и жена Нирана, прекраснейшая из прекрасных. Всякий пятый год, испокон веков, на рассвете Алого Дня выходит она танцевать на крыше Храма Божественной Пары, являя нам чудо своей красоты.
И не волчьи глаза сверкают из-за забрала, а молодой вожак стаи, только задравший оленя, являет отблеск этих глаз. И не грация снежного барса перенята в походке, а большая белая кошка училась след в след ходить по этим шагам. И не лунный отблеск играет на мече, а луна блестит его светом. И не пальцы превосходят металл силой, сминая его, как мокрую землю, а земля стала металлом, впитав твердость пальцев. И не наука лучших мирских воителей постигалась им год за годом, но сам он создал каждую из них, обучив когда-то лучших из лучших. Испокон веков, всякий пятый год на закате Алого Дня, стоя на крыше Храма Божественной Пары, Ниран, брат и муж Ниры, сильнейший из сильных, вызывает на бой лучшего война, являя нам чудо своей силы и чудо своего милосердия, всякий раз оставляя жить поверженного.
А когда проходит Алый День, они уходят в свои чертоги, дом Красоты и Силы, где живут следующие пять лет. Она танцует каждый день для него, а он борется ей на потеху с духами лучших воинов. И каждую ночь они дарят друг другу себя без остатка, каждую ночь Нира зачинает и рождает их дочь, Нейрану, спускающуюся утром на землю, чтобы подарить Любовь для каких-то двух смертных, как было испокон веков и как будет все века дальше.
Да что я вам это рассказываю? Через два годка будет время – сами все увидите и Ту, Что Танцует и Того, Что Борется. Легенды – это только слова, в них и толики правды не передано. Это все глупые люди написали да рассказали, а на деле все ещё краше и удивительней, чем на словах-то. Идите, дети, самое время коров с луга уводить, а мы тут с вами рассиживаем. – С этими словами высокий крепкий старик поднялся с камня, на котором сидел, оправил одежду, висящий на груди бирюзовый амулет – символ его принадлежности к сотне Мудрейших – и быстрыми шагами пошел в сторону луга, увлекая за собой толпу верещащей ребятни.
***
И не по ветру вьется река длинных черных волос, а сами волосы, колыхаясь, рождают ветер. И не шум проливного дождя слышится в шорохе складок одежды, а капли воды подслушали этот звук и выпросили себе в подарок. И не глаза цвета неба смотрят нежно и ласково, но небо разливает в себе их цвет от горизонта до горизонта…
Ты прерываешь свой танец на полувздохе, на полутакте, на полушаге, заставляешь время остановиться, напрячься и вздыбить шерсть на загривке, но кладешь на него свою мягкую тонкую руку, и оно успокаивается, принимаясь течь своим чередом. Мои мышцы слабеют, когда ты смотришь, я теряю четкость ударов и размеренность дыхания. Когда ты так смотришь, во мне теряются все мысли и образы, кроме твоего. Когда ты танцуешь, я смотрю на тебя одним глазом, я умею не забывать при этом о бое, но когда ты просто стоишь и смотришь… я не могу сосредоточиться. И я прерываю бой. Тень отбрасывает меч и ложится мне под ноги. Теперь только тишина и два наших сплетенных взгляда. Я вижу свое отражение в синеве твоих глаз: маленькое двуногое сплошь в черной одежде и латах, только два зелёных огонька сверкают на черном фоне. Я ныряю с головой в синий океан, плыву, все глубже, дальше. Мне не нужен воздух, ведь сам океан – воздушный, ведь океан любит меня…
Я улыбаюсь под шлемом, ты не видишь, но улыбка трогает уголки твоих губ.
-Может быть, ты все-таки станцуешь со мной? – твой голос безуспешно пытаются повторить сотни поколений музыкантов, но им никогда это не удастся.
-Ты же знаешь – я не умею. – Ты так любишь заводить этот диалог, неужели надеешься, что когда-нибудь я соглашусь? –
Дело мое – сила, дело твое – красота. И ты никогда не возьмешь в руки меч, чтобы не загрубела твоя нежная кожа, как я никогда не смогу танцевать, ведь во мне слишком много, жесткости, игл и углов для хорошего танца. И я никогда не смогу обучить тебя воинскому искусству, ведь твои прикосновения способны лишь лечить, но не ранить. И ты никогда не сможешь научить меня танцевать, ведь всякое мое движение – удар или его отражение.
Ты киваешь и улыбаешься, ты подходишь ближе и двумя руками снимаешь с меня шлем; падают по плечам и спине легкие белые пряди, не короче твоих.
-Правда твоя, сестра, – говоришь ты, берешь меня за руку, скользят мягкие пальцы по грубой коже, и уводишь меня за собой.
Как бывает изо дня в день, ступают по лучам заходящего солнца, ступеням к чертогам Божественной Пары, Нира и Ниран, Та, Что Борется и Тот, Что Танцует, муж и жена, и нет их счастливей. Так было из века в век, так будет и дальше. А людские легенды – это только слова.
