Интернационализация и дерусификация культуры СССР, а затем РФ, закономерно привела к забвению национальных героев. Неонацисты вздыхают по чужому Хитлеру. Старосталинисты не вникают, что их “русский” и “православный” вождь такой же русский и православный как фюрер Адольф, не понимают, поскольку их дух захватывает от зависти к давящей нагоняемой атмосфере страха, которая для них – небывалое величие, они видят поверженных врагов и поклоняются пирровым победам. Сталинистская халтура о гениальном Берии и спасительном 1937 годе сверхмодна, наряду с перестроечной конспирологией.

У либералов национальных героев не может быть, т.к. их политический идеал никогда не был успешно реализован в России. Они наберут в лучшем случае синодик страдальцев, но не героев в подлинном смысле слова – храбрых, доблестных, самоотверженных вершителей подвига. Возмутительные попытки “присвоить” себе монархиста Столыпина были проявлением реформаторского культа и восхищения парламентскими речами, а не подлинным героизмом борьбы с революцией. Безликий и бесцветный Деникин никого особенно не привлекал. Реформатоманские же попытки “заимствовать” Петра I, если не вдаваться в подробный разбор, не достаточно последовательны и уместны, т.к. эта фигура куда ближе советскому и нацистскому вождизму.

 

Деятелей культуры, чьё подвижничество не выходит за рамки искусства, затруднительно делить по политическим признакам для наблюдения интересующей меня закономерности, по которой, наряду с преимущественным увлечением иностранной художественной героикой, такой же приоритет остаётся для исторических фигур. П.Н. Краснов отдавал себе отчёт, как это неправильно, и собирался после окончания военной службы отдать жизнь написанию русских приключенческих романов, сбить преобладающий интерес к иностранным героям.

Исторический символизм современного политического протеста взял на вооружение почти исключительно одну физиономию Че Гевары на красном фоне. Ленин слишком приелся, да очень потрёпан информационными бурями 1990-х, чтобы можно было за него держаться. Апология Лаврентия Берии книжная и натянуто нежизненная. Весьма забавный пример изображения Льва Троцкого образцом для юного революционера в фильме «Бой с тенью» (2005) не является типичным из-за преобладания сталинистов, играющих на демонизации Троцкого и не позволяющих ему хоть посмертно вытеснить Ленина. Мотив группы Lumen «Хватит играть в Че Гевару, пора им становиться» (2007) является наиболее актуальным ввиду действительно массового распространения имени и изображения Гевары как символа революции, чего нельзя сказать про Ленина или Маркса. Последний в упомянутой песне Lumen почивает в рюкзаке вместе со сникерсом, и становиться Марксом никто не удумывает звать.

Эрнесто Гевара родился в 1928 г. в Аргентине, в аристократической, но бедной семье. Мать была атеисткой, отец тоже антиклерикально настроен. Их левый уклон проявлялся в горячей поддержке испанских республиканцев, настрое против монархии и Франко. Родители регулярно скандалили. Отец, Гевара Линч, крутил романы, оставляя семью без обеспечения; брак распался.

Как ни убоги фрейдистские биографии (типа Г.Э. Ходжес «Франко. Краткая биография»), в разумных пределах нельзя отрицать влияния первых лет жизни и семейного окружения, до тех пор, пока к нему не добавится, не изменит и сменит его влияние иное. П.Н. Краснов рос в образцовой семье, и на формирование его личности с одной стороны, оказал влияние отец-генерал, а с другой, особенно, как показано в романе «Опавшие листья», – любящая и верующая мать. Но Андрей Краснов, старший брат, вышел из-под этого же воздействия к лево-революционно настроенной молодёжи, остепенившись и одумавшись только после кругосветных путешествий, познакомивших его с колониальной системой рабовладения, в сравнении с устройством Российской Империи.

Когда Эрнесто Геваре было 20 лет, из англо-американских концлагерей для перемещённых лиц в Аргентину прибыл И.Л. Солоневич и возобновил там издание газеты «Наша страна». Но после выхода в 1949 г. в Буэнос-Айресе книги «Диктатура импотентов» ему пришлось уехать в Уругвай, т.к. правительство президента Перона приняло на свой счёт издевательские характеристики величайших вождей всех времён и народов. Полковник Хуан Доминго Перон был обожателем Муссолини и следовал традиционной фашистской линии против олигархов и финансируемых ими партий.

Родители Гевары были против Перона, сам он скорее склонялся к признанию достижений курса на сильную, независимую от США и СССР, Аргентину. Это многое значило, т.к. Гевара ненавидел американцев не слабее чем нацистов. С детства он пристрастился к чтению; глотая книги разных направлений, уже в юности восхищался Лениным, как тот подчинил всю свою жизнь социалистической революции. Гевара во многом последовал за Лениным. У Ленина был юридический диплом, которым тот не пользовался, а Гевара получил медицинский, но предпочёл бродяжничать и бомжевать: объехал вдоль всей Латинской Америки в 1952-54 г.; задерживаясь в Гватемале, не мог найти работу.

В Гватемале ЦРУ подготовило и организовало государственный переворот по древней классической схеме: сначала информационная обработка населения, потом военная провокация, и верхушечный заговор вступает в действие. После переворота в Гватемале 1954 г. Гевара пришёл к твёрдым коммунистическим убеждениям. В Мексике он «открыл Сталина» и «опьянённый прочитанным», окончательно уверовал в марксизм.

 Эрнесто Гевара звал учиться у Ленина, но не был вторым Лениным, поэтому и смог развиться молодёжный революционный культ его имени. Гевара не относился к всамделишным импотентам, описанным Солоневичем, как Ленин или Хитлер. Гевара тут скорее походил на Власова, чем на Ленина. Биографы говорят о сексуальной ненасытности Э. Гевары и Ф. Кастро, причём Кастро имел более выраженные наполеоновские замашки. Командуя партизанами на Кубе, Гевара давил на грубость и жестокость, добиваясь успеха любой ценой. Террористический максимализм оправдывал убийства требованием народа и спасением от ещё более массовых убийств. Этим традиционным оправданием пользовались и Жан-Поль Марат, и Шарлотта Корде.

Гевару отличает от Ленина участие в боях с оружием в руках, собственноручные казни. Если Краснов присягал Императору и сражался за Россию, то Гевара из революционного интернационализма бросил дорогую ему Аргентину, и выбрал войну без правил. Регулярство было не для него – астма исключала для Гевары военную службу, и он взялся за дело, для которого изначально был не годен. Краснов полжизни провёл в строю, заодно успевая совершать куда более грандиозные странствия, чем аргентинский бродяга, и стать лучшим военным корреспондентом Империи. Ничего подобного писательские опыты Гевары не дали. Вступив на путь революции, в силу непрофессионализма во всём, чем он занимался, Гевара мог достичь своего только через жестокость и насилие. Его путь по Кубе был усыпан трупами осведомителей противника, дезертиров и преступников из числа своих же партизан. Подчинённые автоматически подражали его примеру. Беспощадность дала славу идолу революции, как Наполеон обеспечил себе карьеру артиллерийским расстрелом безоружных монархистов в Тулоне.

«Я полная противоположность Христу... Я борюсь за то, во что верю, любым оружием, которое у меня есть», – писал Э. Гевара матери 15.7.1956. Похвальная честность и правота. Когда, в общем-то, неплохая группа Lumen вопит: «Иисус был революционер», то являет дикую неразборчивость и анархическую деструктивность. Более спокойные композиции «Сколько», «Лабиринт», «6 миллиардов», «Гореть», «Тень» в смысловом наполнении уже безупречны.

Гевара не остался министром промышленности на Кубе. В 1963-65 годах он разочаровался в СССР, т.к. достигнутая через революцию переориентировка Кубы с США не привела к ожидаемой индустриализации, социалистическое строительство оказалось неэффективным, как и в СССР. В начале 60-х космический спутник и Гагарин ещё поддерживали верование в СССР, но в 1962г. произошёл перелом. Во время Карибского кризиса Э. Гевара утверждал, что СССР «следовало применить свои ракеты», вместе с Кастро считал вывоз ракет предательством. Говорили, что он «слегка спятил из-за этих ракет». То есть, когда В.П. Крапивин 50 лет назад переживал, что его первая книга не выйдет в свет, т.к. все погибнут, Э. Гевара отчаянно желал именно этого. И не издал вздохов облегчения.

Гевара отверг советскую модель сосуществования с капиталистическим лагерем. Он собирался привести революцию к победе по всей Латинской Америке методом партизанской войны, объединиться с африканским антиколониальным движением. В отличие от Петра Краснова, Эрнесто Гевара действительно был любителем авантюр. Он совался куда его не просили и где его не желали, пробирался анонимно, ставил недостижимые цели. А Краснов всегда действовал открыто и только там где без него не могли обойтись.

Участвуя в боях в Конго, Гевара потерпел неудачу и в 1967г. отправился в Боливию, надеясь там поднять решающую волну для похорон капитализма. Опыт поражений не исправил его, но ещё более озлобил. Навсегда покидая Кубу, он оставил послание: «Ненависть – важный фактор борьбы; непримиримая ненависть к врагам наделяет человека особой силой, превращает его в эффективную, яростную, действующую чётко и избирательно машину уничтожения».

Авантюристический непрофессионализм, физическая слабость и неразумное упрямство привели Гевару к окончательному разгрому в Боливии, плену и казни.

Краснов совершенно точно определял ненависть движущей силой революции. Ф.Кастро такое вполне устраивало, поэтому он мог желать, чтобы все дети стали такими как Э.Гевара. Скрупулёзный биограф Джон Ли Андерсон также восхищается его влиянием на сердца: «он бессмертен, поскольку таким его видят другие – Новым Человеком, призывавшим остальных следовать его примеру».

Новизна сама по себе не является чем-то ценным. Но если присмотреться к Э. Геваре, то за его пассионарностью и агрессивностью невозможно разглядеть чего-либо новочеловеческого. Те же типовые черты обнаруживаются в террористах «Народной воли» и их последователях. Гевару могут хвалить только за бытовой аскетизм, характерный для всей революционной интеллигенции, о чём писал знавший её изнутри С.Л. Франк в статье «Этика нигилизма» (1909). Франк первоначально участвовал в марксистских кружках и студенческих беспорядках, подвергался аресту и высылке. В революционном движении Семён Франк увидел соединение нигилизма с общеобязательным морализмом. На Э. Гевару распространяется не только это наблюдение, но и все остальные социологические выводы Франка: революционеру свойственен фанатизм навязчивой идеи осчастливливания обожествляемого человечества, доходящий до самопожертвования и нетерпимого истребления несогласных.

Франк: «Чувство ненависти к врагам народа и образует конкретную и действенную психологическую основу его жизни».

Гевара: «Наши действия – это боевой антиимпериалистический клич и призыв к объединению народов мира против главного врага рода человеческого – против Соединённых Штатов Америки».

Основной ошибкой революционеров Франк назвал абсолютизацию борьбы и пренебрежение к производству. Гевара был одержимым разрушителем, но как ни сильна мотивация борьбы с новым мировым порядком, возглавляемым США, для неё требовалась не дилетантская партизанская борьба горстки фанатиков, а творческая политика масштабного государственного строительства, пример которой являл атаман Краснов в рамках Белого Движения на путях восстановления Российской Империи. По сути, уже тогда П.Н. Краснов, осведомлённый об обстоятельствах заговора против Императора Николая II, бросил вызов мировой капиталистической системе, за что последовала организация Антантой его свержения. Этот вызов Краснова будет им подробно обоснован в эмиграции уже в литературной форме.

Целиком поддерживая распространённое в среде современных белогвардейцев равнение на М.Г. Дроздовского, как на монархическую альтернативу Э. Геваре, можно подметить превосходство Михаила Гордеевича по способностям в организации воинских частей и ведении боя, по морально-волевым качествам при схожем умении являть командную мощь и жестокость к врагу, а также по величине похода Яссы – Дон, расстояние которого равнялась всей протяжённости острова Куба, – единственная успешная экспедиция Э. Гевары имела куда более скромные размеры. Вместе с тем, деятельность П.Н. Краснова – писателя, командующего армией и правителя государства имела наибольший масштаб в силу противостояния не только коммунистическому, но и капиталистическому интернационалам.

Человек, насравший на чужой рояль и объявивший себя полной противоположностью Христа, безусловно, заслуживает быть идолом революции. Но русский идеал отвергает такого героя. Портреты и имя генерала Краснова когда-нибудь вытеснят разжигателя третьей мировой. Если мы будем стараться.