Владимир Михайлович Зельдин.

Народный артист СССР (1975). Лауреат Сталинской премии второй степени (1951) и Премии Правительства РФ (2008). Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством». Долгое время являлся старейшим из живущих народных артистов СССР и был одним из старейшим в мире «действующих» актёров.

Родился 28 января (10 по новому стилю) февраля 1915 в Козлове (ныне - Мичуринск, Тамбовская область), в семье музыканта Михаила Евгеньевича и учительницы Анны Николаевны Зельдиных.

Владимир Зельдин в детстве

Михаил Евгеньевич Зельдин (1876-1928) был выпускником Московской консерватории, тромбонистом и дирижёром, капельмейстером духового оркестра расквартированного в Козлове 39-го Томского пехотного полка, с 1918 года - директором музыкальной школы (народной консерватории) в Козлове. Будучи выходцем из еврейской семьи, для того, чтобы получить музыкальное образование, он принял православие. В качестве дирижёра симфонического духового оркестра Языковской суконной фабрики М. Ф. Степанова М. Е. Зельдин участвовал в грамзаписи сюиты «Пер Гюнт» Эдварда Грига для фирмы «Артистотипия» в Киеве.

Мать, Анна Николаевна Зельдина (в девичестве Попова, 1884-1931), была домохозяйкой. Помимо самого младшего Владимира, в семье было ещё четверо детей - брат Юрий (Георгий, 1908-1935) и сёстры Елена (от первого брака отца), Нина, Ирина.

В Козлове семья жила в доме С. И. Попова на пересечении Лебедянской и Вознесенской улиц. Во время Гражданской войны в 1920 году Зельдины переехали в Тверь, где жила сестра отца, и где Владимир пошёл в школу. Здесь же в 1922 году его отец организовал и возглавил первый в Твери профессиональный симфонический оркестр. С 1924 года семья стала жить в Москве. Владимир продолжил учёбу в военизированной школе на Таганке. Все дети, как и отец, были музыкально одарёнными и играли на разных инструментах. Владимир освоил трубу, рояль и скрипку, что очень пригодилось ему в жизни. "Детство мое было светлым, но непростым - в том смысле, что связано с материальными проблемами и затруднениями. Отец - музыкант, получал не много, мама учительницей была, но потом школу бросила, поскольку воспитывала пятерых детей, однако отношения в семье были очень хорошие, уважительные. Отец не курил и не пил, не было на моей памяти каких-то высоких тональностей разговора, конфликтов и ссор... К 10-12 годам вдобавок я прочел почти всю русскую классику... Мама моя русская, а отец еврей, но поскольку он очень хотел учиться в консерватории, принял христианство - крестился, поэтому я русским считаюсь. Должен вам, правда, сказать, что даже в то страшное время, когда преследовали за космополитизм, бушевало нашумевшее «дело врачей» и многие меняли фамилии, менять свою на какую-либо другую я считал совершенно недопустимым. Мог взять фамилию матери - она была Анна Николаевна Попова, но не стал, хотя в каких-то ситуациях фамилия Зельдин мое продвижение в творчестве тормозила", - рассказывал актер.

Пространство и время

В юности меня сильно удивил рассказ моей бабушки Пелагеи, попросту – Поли, об их пеших походах в Чернигов.

Жила она до войны в селе, где была церковь во имя святителя Николая Чудотворца, но ее закрыли в 1938 году, и ближайший храм оказался за 62 км в Чернигове. Вот бабушка и рассказывала, как они, хотя бы раз в месяц на двунадесятые праздники, отправлялись в областной центр.

До войны в той местности было довольно много волков, которые зимой сбивались в большие стаи и нередко нападали на людей. Поэтому собирались по 10–15 человек и отправлялись в путь. Выходили очень рано, после третьих петухов[1]. Брали с собой и подростков. Шли не торопясь, тихо. И как-то так получалось, что приходили они в черниговский храм аккуратно к началу службы.

Вот этого я никак понять не мог. Если средняя скорость идущего человека составляет 5 км/час, то им понадобились бы как минимум 12 часов на путь в одну сторону. Они же тратили не более 7!

После службы (а это еще 3 часа), перекусив тем, что брали с собой в котомке, и немного отдохнув (еще 1–2 часа), отправлялись обратно. Летом возвращались к заходу солнца, зимой – когда куры уже давно сидели на насесте (еще 12 часов).

Если сложить все мои расчетные часы, то получается 12+3+1 (или 2) +12 = 28–29 часов. А в сутках всего 24 часа! Но даже эти часы они полностью не использовали, а не больше 18…

Для меня это было необъяснимой загадкой.

Будучи студентом, молодым и здоровым, увлекающимся спортом, я оказался в той местности. У меня был отличный велосипед, точно проложенный маршрут, по которому когда-то ходила бабушка, хороший день и хорошее настроение.

Поскольку средняя скорость велосипедиста, как утверждал мой школьный учебник, составляет 12 км/час, то на дорогу туда и обратно я отводил для себя 10–11 часов, ну, еще 1–2 часа на обед и отдых в Чернигове. Выехав в 9 утра, я планировал вернуться в 9–10 вечера, то есть к заходу солнца.

С тем и отправился в путь, полагая, что у меня все равно скорость передвижения куда быстрее, чем у довоенных путников.

Дорога – асфальт, только кое-где приходилось съезжать на грунтовку. Ехать – одно удовольствие.

Я вертел головой по сторонам, наблюдал за меняющимися пейзажами, мелькающими птицами, уступал дорогу машинам и считал ворон.

В движении я уже был почти 4 часа, но не проехал и половину пути. Быстро подсчитав, что до Чернигова мне понадобится еще не менее 3 часов, я так же быстро сообразил, что и к полуночи вернуться обратно не успею. В Чернигове остановиться у меня было негде, и я решил воротиться.

Ехал и недоумевал: как же так получилось, что я, имея большую скорость передвижения, молодой и здоровый, не обогнал во времени медленно ходивших молитвенников – стариков и детей?

Бабушки уже не было в живых, и нельзя было еще раз все переспросить, но жива была моя тетушка Евдокия[2], которая подростком ходила вместе с бабушкой в Чернигов.

Я и спросил у нее, как же так получилось, что они успевали проделать путь туда и обратно менее чем за сутки, а я – нет?!

– Не знаю, – искренне ответила мне она. – Мы шли, не думая о времени. Да и часов тогда ни у кого не было. Ориентировались на звезды, солнце или на петухов… Шли и молились.

Загадка так и осталась на долгое время для меня неразгаданной.

Шли годы. Я узнал, что есть сакральное пространство в храме и что церковная служба неслучайно ведется в настоящем времени, которое дает нам возможность «здесь и сейчас» пережить евангельские события 2000-летней давности и стать сопричастными им. И что молитва – это беседа человека с Богом, то есть сопричастность с Вечностью.

* * *

Летом 1990 года я должен был ехать во Львов на нашу первую встречу выпускников филологического факультета Львовского госуниверситета им. Ивана Франко. После работы я заехал домой, переоделся, взял портфель и налегке отправился на вокзал.

Маршрут хорошо мне известный: до метро – 10 мин., в метро до Киевского вокзала – 10 мин., от поезда до поезда – 10 мин. Так я ездил уже много-много раз.

Предвкушая встречу со своими однокурсниками, я совершенно забыл о билете! Вместе с паспортом он остался лежать на письменном столе в кабинете! А я уже прошел половину пути до метро и потратил 5 мин.! Нужно было возвращаться, а это потеря еще 5 мин.

Положение – безвыходное. Я вернулся. До отправления