- Объясните мне, как вы живёте?

Я замерла, поражённая внезапностью такого глубокого философского вопроса. Как я живу?

— Я не понимаю, как вы живёте? Извините, я к вам не совсем равнодушен. И вот я вас спрашиваю, как вы можете так жить?

Я начала краснеть. Строгий вопрос, заданный осуждающим тоном, почему-то сразу же заставляет искать в себе пороки. И действительно, как ужасно я живу! Жизнь, ещё минуту назад казавшаяся мне такой радужной и праздничной, поразила отсутствием крупных целей и бесполезностью.

— Вам, наверное, скоро тридцать, вы нигде не работаете. Вы как лёгкая пёстрая бабочка, прилетевшая на эту землю повеселиться, торопливо собрать пыльцу с двух-трёх случайных цветков и исчезнуть в никуда.

Я изумилась. Да, именно это иногда и беспокоило меня ночами — хрупкость, незащищённость существования, отсутствие корней и ясных перспектив. Но кто сейчас может с уверенностью сказать, что организовал своё временное пребывание на этой земле с максимальным рационализмом?
Пусть я лёгкая бабочка и порхаю от цветка к цветку, беззаботно разменивая годы, отпущенные природой, и стремясь пробежаться по всей гамме наслаждений, доступных человеку. Но у меня больше шансов сохранить неразорённым сердце, дожить до старости и оставить о себе приятные воспоминания у нескольких людей, нежели у какой-нибудь деловитой, целеустремленной, разумной дамочки, которая содержит фирму, работает от зари до зари, давит конкурентов, внушает чадам, что в жизни всего можно добиться напористым характером и трудолюбием, и, скорее всего, погибнет в расцвете лет от пули наёмного киллера, когда её развернувшийся бизнес случайно вторгнется на чужую экономическую территорию. И если бы Андрей Палыч не был моим сотоварищем, то я бы обиделась: а с какой стати он вмешивается в мою частную жизнь?

— Оглянитесь вокруг. Сейчас такое время, когда закладываются основы не только вашего благосостояния, но и материальной обеспеченности ваших внуков. Стоит упустить момент — и дети ваших детей никогда не будут ходить в привилегированную школу и учиться в престижном университете, туда им будет вход закрыт, как неимущим. Посмотрите на Америку. Страна равных возможностей? Ерунда. Прорваться на обетованные вершины благополучия удаётся лишь немногим, случайным единицам, основная масса хорошо обеспеченных людей — это те, чьё благосостояние было заложено три-четыре поколения назад. А у нас в России теперь именно это и происходит: кто заложит фундамент сейчас, последующие годы и века будет надстраивать в своём здании новые этажи. А те, кто упустит момент, кто не успеет сегодня ухватить удачу за хвост и получить свою долю, обречён на серую скучную жизнь.

— Но всё и так уже разделено. И сейчас уже поздно мельтешить и пытаться перепрыгнуть в соседний социальный класс.

— С вашей головой ничего не поздно. Идите работать в мою фирму, и уже через год вам будет что оставить детям, — возразил Андрей Палыч.

— Какие дети! Я уже старушка, — попыталась я свернуть этот разговор. — И бесполезно сравнивать нашу страну с Америкой. Вы будете трудиться в поте лица, зарабатывая безбедное существование внукам, а конкурент или просто завистливый сосед-умелец подложит в вашу машину бомбу. И к чему тогда всё это? Чем вы богаче, тем в нашей стране опаснее жить, тем больше шансов встретить очередной день рождения под тенистой берёзкой на кладбище.

— Может быть, вы и правы. Но над моим предложением подумайте.

Вкрадчивый ёжик, пущенный мне под череп Андреем Палычем, выпустил иглы и стал колоть мозги. Я слонялась по квартире и размышляла о своей неудавшейся жизни. Нет у меня твёрдого курса, живу одним днём.


Наталия Левитина