I know where I am. Silent in the trees.
Да, вот она я, здесь. В тишине крон раскидистых деревьев, имя которым - наука. У меня заработала модель океана, и это, наверное, самый лучший подарок к любому из существующих праздников. Я дарю работающую NEMO маме, на ее день рождения, я дарю ее Соне и папе, дарю себе, в конце концов. Через тернии кодов и бесчисленных скриптов, через мглу неоднозначной структуры, через все мыслимые и не слишком, tricks, я добралась, доползла до первого в жизни (на самом деле второго, но что стоил мне тот, первый?) output-а NEMO. Теперь по праву я ещё не опытный игрок, но игрок двух инструментов, и второй, определенно труднее первого, постольку, что мне снова придется все делать самой, в ещё большем информационном одиночестве. Теперь настаёт период полного погружения - полное помоги себе сам, так ещё и другому помоги. Но другие все - после.
Невыносимая лёгкость в предвкушении чего-то ужасно тяжелого: и вся моя жизнь в этом. Мне горячо и душно от того, что совсем скоро грянет гром. Скоро, все изменится, в который раз что-то прекрасное и новое станет рутиной, я сделаю это ею, и в этом моя суть. Однажды забравшись на гору сравнять все прочее с нею, и, снова оказавшись на равнине, искать новый непокоренный доселе рубеж. Так и только так можно подняться над уровнем моря. Берись за непосильное и делай это рутинным, обычным, каждодневным. Это позволит однажды увидеть мир и сверху и снизу, и на английском, и на французском, и с физической, и с математической точки зрения. Скоро все изменится. Я все изменю.

Я вернулась домой. Вчера рассказала маме с папой о том, что я делаю. Кажется, это повергло их в шок. На сайте самого крутого в мире сообщества по моделированию океана теперь есть мое имя, моя конфигурация NEMO, та, над которой не покладая рук и не смыкая глаз трудились втроем я, Жан-Марк и Орели. Это внушает. Определенно, неискушенному зрителю это кажется огромным. И мне это кажется огромным.
Мама смотрела на меня глазами, полными восхищения, и, надо сказать, никогда не озвучивая похвалы или гордости за меня, она отучила меня восхищаться обыденным, тем, что есть моя работа, всего лишь. Но я видела эти глаза и теперь мне так славно от этого.

Потом правда, уже за бокалом муската, с невыразимой тоской в глазах, завуалированно, аккуратно, чтобы не тронуть и без того тонких чувств, она сказала страшные вещи. Мама хочет внуков. “Твой генофонд не должен пропасть”. Такие, как я, должны размножаться, сказала она. “И пусть даже ты принесешь в подоле ребенка от самого пропитого алкоголика в мире, он все равно окажется отличным человеком, потому что в нем будет часть тебя”. “И если ты или Саша принесут в подоле прямо сейчас, я, наверно, стану самой счастливой на свете”. И о Боже. О Боже, зачем ты так. Никогда больше. Не влюбляйся и не пей вина. Когда мне нужно будет это для счастья… То где у вас тут банк спермы? Мне нужно подыскать себе алкоголика.
Отречься от всех надежд. Как верно сказал Ницше, надежда - худшее из зол человечества. Самое страшное. То, что вообще пережить нельзя. Отречься от надежды на семейное счастье. Отречься от веры в любящего мужчину. Вообще, в современном мире мужчина нужен женщине постольку, поскольку она не знает где секс-шоп и где банк спермы. Хочешь размножаться - размножайся, дорогая, только зачем при этом надеяться на что-то? Твоя жизнь, твои проблемы, твои дети. Да, я предпочитаю секс с живым мужчиной самообладанию, но и тут наверно можно обойтись без надежд. Надо просто подождать, цинизм не заставит себя долго ждать. Меня используют и я буду использовать. Если отношения - то только рыночные.

Раз сегодня запись, полная цитат, продолжим.
“Самого главного глазами не увидишь, зорко лишь одно сердце”. А.д.Сент-Экзюпери.
Ложь, злейшая, бестактная ложь. Сердце, полное надежды еще более слепо, чем самые невидящие глаза. Сердцу не объяснить, что люди не покидают зоны комфорта. Сердцу не объяснить, что хорошо, а что - плохо.
Вчера, возвратившись, я прильнула к источнику силы, который поддержит меня, даже если придется закапывать трупы. Соня, моя 18 летняя Соня, мой малыш, сказала самые, наверно, трезвые вещи. Придется начать с конца, цитируя её, потому что одинаковый опыт, только он и сращивает нас с нашими близкими. И вот, что сказал мне мой ребенок:
- Но что я должна пройти? Кем должна выйти из этого?
- Нужно научиться отказываться. Ты уже проходила это раньше. Мы все проходили этот великий отказ от мечты, от себя. Не знаю, зачем ты должна пройти это еще раз.
- Типа для тупеньких по второму разу?
- Это наверно другой этап. Или профилактика.
- Или на случай, если забыл, каково это?
- Типа на случай, если ты уже не такой сильный, как был. Внезапный удар подых.
- Это называется взять на слабо. Ты сильная? Матерая? Накося, выкуси.
- И я не хочу, чтобы ты проиграла. Не жертвуй собой, ни за что. Никогда.

И тогда я вспомнила, что написано у меня цветными карандашами на листочке бумаги 7 летней давности. “Единственное, чего нельзя потерять - это себя”. Но когда ты влюблен, ты так глуп. Тебе так хочется бросить жизнь к ногам объекта любви. Так хочется быть распятым на плахе всех его страданий. Как же не оставить себя? Ведь моя жизнь так мало значит.
Я сильная, но я дала слабину.
Когда Соня говорит, что мы ВСЕ проходили этот отказ, она говорит о нас с ней. О тех детях, которые не просто верили, которые клали свои жизни на алтарь мечты, которые сами лишали себя всего желанного в тот самый период, когда подростки так искушены всем - общением со сверстниками, девочки - едой, мальчики - девочками. И однажды, несмотря на титанизм затраченных усилий, нужно было принять трезвое и взрослое решение. И оно было принято. После ее этих слов я вспомнила, как было плохо тогда, и с ужасом заметила, что не хочу, совсем не хочу, чтобы и сейчас было также. Это как ветрянка, в детстве ее все таки было перенести легче. Лучше ничего не иметь тогда, чтобы не терять это так фатально.

А еще, еще великой любви не существует. Существует лишь великое заблуждение. Это заблуждение обоих. С принятием оборачиваясь на свой брак, хочу сказать, что я искренне верила, что это была великая любовь, ведь только она могла преодолеть столько, чтобы сделать нас счастливыми. А оказалось, это было великое заблуждение. Великое заблуждение моего мужа, что огромного желания быть со мной и обладать мной будет достаточно, чтобы протащить лямку жизни до самой смерти, и мое великое заблуждение, что это великая любовь. Так мы и оказались двумя людьми, совершенно не готовыми друг к другу, так и оказались в итоге, один у психиатра, другой, спустя время - на работе в воскресение. Ко всему приходишь, но не сразу.

Убить надежду в сердце. Вот единственный разумный вариант остаться в живых.
Совсем уж пошлая фраза, слизанная с картинки в контакте:
“Ждать и надеяться - вероятно самый простой способ сойти с ума”.
Ждать и надеяться нельзя - значит надо действовать. 

- Что ты сделал ради любви к девушке?
- Я от нее отказался.
“Обыкновенное чудо”.

Так вот я отказываюсь. Есть человек, который никогда не будет моим, который никогда не будет со мной. И каждое утро просыпаясь, вместо того, чтобы включать его в список чудес, которые предстоят мне сегодня, я буду наизусть, твердо, как стихи, объяснять себе, почему этого никогда не произойдет. И вот однажды утром, я это поняла. Я убила надежду. Медленно, по капле, выжала ее из себя.

Никогда.

Сколько можно, спросите вы? Бесконечно, отвечу я.
Да начнётся повесть о том, как можно уйти в рейс и не вернуться.

Она плавает в формалине,
Несовершенство линий движется постепенно,
У меня, её лицо, её имя, свитер такой же синий,
Никто не заметит подмены.

Аминь.
Боюсь, очень боюсь, что здесь не будет громких слов о величии Мирового океана, о динамичке, об уравнениях и торнадо, кучевых облаках и завихренности. Оставьте, оставьте физику океана и атмосферы мне:)
О чем же тогда? О власти. О беззащитности. О силе и слабостях. О воле и безволии.
О эта влюблённость взрослого человека, О. Как мало нам надо - создайте иллюзию защищенности, иллюзию сознательного выбора, иллюзию исцеления, и мы готовы все вернуть в двухкратном объеме. Доколе?!

Не существует приз за глупость -
Он у меня был бы тот час;
Мужчины все - сплошная тупость
И это ничему не учит нас...

Феноменальная способность во всем видеть искренность, всюду находить лучшее, отказываться верить очевидному, Господи, сколько ещё читерских приёмов для усмирения моего здравомыслия ты придумал? Неужто так надо было окунуть меня снова в мое корыто, и так полное тёплых солёных слез?) Зачем тогда, если надо отказать себе в разуме, ты сохраняешь его теплящиеся остатки в моей голове? Зачем не сделал физиологию ещё более жестокой по отношению к трепетному женскому началу? Пусть бы вообще не было сил сопротивляться, нимфомания, например, отличное решение такого проблемного кадра, как я.
Вечная полумера. Точнее, с каждым годом все усиливающаяся. Я, помнится, писала года полтора назад, что новый круг проблем нарисовался, когда говоря себе "не думай о нем" я переставала думать. Как же так?! Где ты, детская удушливая волна, закрывающая глаза разума? Где же ноющее чувство под ложечкой? Уже и пострадать не получается, бережёмся. Никакой истерики, детка, ничто не отвлечёт тебя больше от гидродинамики вязких сжимаемых жидкостей. Ура-ура.
А пора бы уже и отвлечься.

Ведь есть же счастье на этом свете. Чистое, светлое, совсем не возможное.

Как страшно, мне маленькой от того, что рейс сделал меня, сам того не зная, ещё более циничной. Да, сказала я себе однажды, да. Надо просто абстрагироваться. От всего, из-за чего слезы тихонечко льются внутрь, прожигая чёрные дыры в желудке, из-за чего горло душит смертельная волна унижения, стыда и ненависти к себе.
И вот я вышла ещё более здоровым человеком, господа. Теперь, мне кажется, на вопрос Миши, плачу ли я когда-нибудь, можно твёрдо отвечать нет, ибо наплакалась уже.

Я не знаю, прощают ли таких, как я. Верю, что прощают. Без этой веры и делать больше нечего. Если я таки достойна прощения, пусть, Господи, однажды я все таки буду счастлива в любви. В той самой, что в послании Коринфянам. Да, я мечтаю, да, в глубине души, в самом сердце, я больше всего на свете жажду любить. Тою огромной силой, которую ты мне даровал. Я смогу, я справлюсь, только помоги мне ещё немножко.

Зачем мы влюбляемся в наших палачей? Что за прелесть нам быть поруганными? "Мне все в тебе не нравится, но иди сюда и будь здесь".
Ох уж эта красная полосочка на земном шаре, крепко же ты завязалась на моей сердечной мышце... 

Мы разгоним все. Кровь забурлит, будет ночь и будет утро, будут реки, моря, океаны. Небеса. И может, однажды (стоит ли и смею ли я надеяться на это?) мы снова встретим свое счастье. И узнаем его. И не оставим никогда. И будет вечер и будет утро, день первый. 

 

Всем светлого апреля, котаны. 

И по ветру полетят семена моей любви,

Семена моих надежд, пёрышки моих утрат.

В чьи-то души упадут семена моей любви,

Семена моих надежд сквозь утраты прорастут.

Умирает и трава, осень - время похорон,

Осень - время горевать, но весна всегда права.

Будет без меня апрель небо в синьке полоскать,

Что сама не допою - допоёт весной капель.

(В. Матвеева)

Но моя осень в этом году, это не просто время перемен. Это вообще что-то новое, новый горизонт, новая даль, синева, новая галактика и смерть, конечно. Как осень может быть без смерти? Никак. Сказано же - осень время похорон. 

Новый - не всегда тождественно лучшему. Почему-то новое сразу в любой голове представляется лучшим, по сравнению с тем, что было, однако этой осенью я поняла, приняла и делюсь - новое - это просто другое, такое, какого возможно еще не было, или даже было, но просто не последним в списке прошедших событий. Вот и все. Нет никакого тождества, нет ожиданий, не разочарований, нет будущего.

Будущее не предопределено, более того, оно не существует. Есть только творимое настоящее. И я теперь верю только в него. Верить в будущее так же глупо, как бояться его. Бойтесь лучше настоящего, того, в котором вы не можете противостоять искусам, в котором вы отрицаете данные шансы, не слышите, не видите, не внемлете. А будущего бояться не имеет смысла. Нет никакого будущего.

О, ожидания! Как много в жизни творится глупого и жестокого из-за пресловутых ожиданий! Как многого мы ожидаем от самих себя, от наших друзей, тем более, от тех, кого мы называем любимыми. Как быстро мы, опять же в своей голове, формируем образ, создаем рамки, заключаем свободного человека в эти рамки и бесимся, когда он за них заступает. Зачем мы лишаем его права быть свободным? Зачем ждем? Зачем себя заключаем в рамки? Зачем верим в будущее? Какая глупость. Великая глупость.

Зачем ждем от себя? У меня есть чудовищная особенность, может и не слишком уникальная: я мгновенно разочаровываюсь в себе. Я так привыкла быть быстрой, стремительной в мыслительном процессе, ловить на лету, не испытывать никогда трудностей с восприятием нового научного материала, что любое малейшее затруднение ставит меня в тупик. Я умею делать многое. Но я совершенно не умею не уметь. Ведь тогда надо как бы начинать сначала. Всю жизнь, весь век свой надо учиться. Только так что-то может получиться. 

Отчаяние тоже из-за ожиданий.

Я ужасно боюсь работы. Бывают дни, когда количество задач, таких интересных, таких важных, таких изящных, начинает превышать критическую массу того, что мой мозг может воспринять едино. И тогда после минутной эйфории, после ликования, вызванного существованием задачи, которая может и будет решена мной, наступает глубокая, черная депрессия, из которой выплыть можно только на общей подъемной силе шил, торчащих между ягодицами. Как же тяжело.

Модель не встает, картинка не рисуется, статья не переписывается, отчет не пишется сам. А я бы хотела, хотя бы частично автоматизировать эти жуткие процессы)) Спишь и ставишь модель на сервер, а на утро ничего об этом не помнишь и выспался. Удобно. 

Позавчера я видела удивительную карту. Карту мира. Наряду с географическими объектами на карту была нанесена неприметная красная полосочка. Она опоясывала пол Земного шара от Китая до Калининграда через многие моря Мирового Океана. И эта полосочка мне не безразлична. Она касается меня. У самого сердца, она опоясывает меня почти как Земной шар. Впервые в жизни я осознала, как велика наша Земля. Я поняла также, что такое три месяца. Это очень много. Это гигантская часть жизни. И я проведу её в море. Это чудо. 

Марго научила меня определять внутренние волны. Оказывается, так как планктон живет на пикноклине, там, где пикноклин поднимается с "выпуклой" частью волны наверх, там планктон создает поверхностное натяжение между собой и море кажется гладким, а где пикноклин заглубляется - там ребрится. Вы наверняка видели такое. Просто вы не видели в этом внутренних волн океана.

Гулев научил меня решать проблемы - если у тебя есть проблема, позвони ей, или приди к ней в кабинет и поговори с ней. Не игнорируй ее, если она есть, она не исчезнет. Если ее нет, она рассосется сама. 

Наташа научила меня неимоверной тяге к победе, потрясающей работоспособности и по-житейски простому отношению к науке и её проблемам. Все решаемо; не истери. Водичка камень точит. Воистину. 

И моя жизнь преображается. Теперь все имеет разный, новый оттенок. Краски меняются. Осень - время похорон. 

Но похороны - это трагедия только тех, кто остался в живых. 

И им на реабилитацию дается все оставшееся время!

 

В ту пору часто, закрыв учебник,

Я от амбиций своих ущербных

Провозглашал решенным вопрос любой.

И заключал, что двойного смысла,

Иметь не могут слова и числа,

И пребывал отчаянно горд собой.



Но проходила неделя, две ли,

Слова слетались, куда хотели,

Как А и Б, сидевшие на трубе.

И числа вновь обретали сложность,

И сознавал я свою ничтожность,

И изнывал от ненависти к себе.

(М. Щербаков, "После детства")

 

 

Все, что вы когда либо хотели знать об экваторе - здесь тяжело дышать. Здесь при ясном небе не видно звезд из-за невыносимой влажности воздуха. Здесь так жарко, что обывателю-метеорологу может показаться, что конвекция должна быть такой, что дожди бы шли не переставая, и небо бы грохотало как пушечная стрельба. Здесь нет ветра. Тяжелый, влажный и густой воздух стоит недвижимо, зажатый поднимающимися в небо высотками. Мир пахнет жарой, рисом и жареными овощами. Не мудрено, если бегуны в Кении живут у себя в таком климате, что они выигрывают любые спринты. Всюду вне тропиков просто есть чем дышать.

Куала Лумпур - город контрастов. Светсткое государство с официальной религией: и по улицам рука об руку ходят одетые во все черное малайки-мусульманки и раздетые до неприличия малайки нерелигиозные. На цокольных этажах небоскребов, входящих в 10-ку самых высоких зданий мира ютятся местные воки, торгаши шлепками и лапшой. Кто придумал это все так нелогично, так сбивчиво и так... сверхчеловечно? Зато нет никакой искусственности, все делают именно то, что делают, никто не притворяется. Даже гипертатуированные красавицы вдоль ночных улиц не оставляют сомнений - они заняты делом. Разве может, разве должно быть иначе?

Hey, Siri: Is Malasya strongly affected by tropical storms? I do not know, I may search it in internet.
Да, должна бы. Равно как и вулканизмом и землетрясениями. Но природа милует эту сказочную для меня обстановку.

Вот мы уже обошли с севера Шотландию - родину Марии Стюарт, и оказались над зоной формирования глубинных вод и глубокой океанской конвекции - где бушуют жестокие северные шторма, известные некоторым под ласкающим слух названием polar lows. С тех пор, как я летала в Америку последний раз, многое изменилось даже в гражданской авиации, не говоря уж об изменениях внутри всех и каждого. Кажется еще 10 минут назад часы показывали 7 часов до Нью-Йорка, а сейчас уже 5:59. Время летит, и мы вместе с ним.
Казалось бы, 10-ти часовой перелет и хватит с меня, зачем вообще нагружать организм такими сложными перемещениями по Земному шару? Но нет, из Нью-Йорка я дальше держу путь в штат Огайо, город Колумбус.
Мы снова одни - я и мои бессильные силы, которым суждено будет работать и внимать, воспринимать и постигать, в разговоре ли, в новом ощущении, в запахе, в звуке, считывая как явное, так и тайное.
Triumph. As Josh used to say, triumph. Good times has come: every day of my life I feel I do something extremely significant and real. No dreams that never gonna be worked out, goals became achievements and life stream flows and brings myself with it.
Когда вы последний раз выходили из дома? Помните ли вы каждый цвет, каждый оттенок, отзвук, которые окружали вас? Почему то именно выходя на трансатлантический перелет, внезапно замечаешь, что несмотря на все обещания самому себе только в такие моменты вспоминаешь, что собирался каждый день жить - как последний.
Но разве можно насытиться последним днем? Длительная процедура прощаний внушает мне отвращение с самого моего детства, и в последний день я бы предпочла также пойти на работу и отдаться, пусть и в последний раз, дивному акту созидания.
Подлетаем к Исландии. Знаете почему я здесь? Потому, что я востребованный специалист, потому, что я маленький, пронырливый человек, на которого пока не жалко денег Всемирной Метеорологической Организации. Потому, что у меня есть друзья, которым, может и кажется малостью то, что они делают для меня, но это совершенно потрясающие, tremendous people. А в Огайо меня ждут сильные и умные мира сего, моего мира Антарктики и Северного полюса, штормтреков, gale wind speeds and dangerous atmospheric phenomena. Ни одного русского! Только подумать, такого со мной еще ни разу не было, хоть один соотечественник, пусть в смежной области, пусть в другой секции, но был. Сказать об открытии новых горизонтов - ничего не сказать. Мир лежит у тебя на ладонях, ты счастлив и возбужден; волнение и трепет - вот два чувства, с которыми познается вселенная.
У меня был удачный день - я проехал немало миль; Целый набор удачных дней - мы были на Щербакове, я сдала экзамен по английскому, я написала первую заявку на личный грант, я сдала на права и у меня родилась мама - и все это за три коротких дня одной жизни. О дивное чувство, посетившее меня 1 июня - безразличие к языку обращения, русский он или английский - какая, по большому счету, разница, когда требуется не более чем ответ или просто изложение своего видения будущего развития. Легкость, восприятие, возможности.

Так нежно лето за окном, так близко горы, так слышны реки, так манит океан. О множество сиюминутных комбинаций всего самого прекрасного, что когда-либо мне доводилось вбирать в себя. Духота ли дальневосточного августа, свежесть ли горного ветра в Таджикистане, застилающий глаза и сознание мокрый снег в июньских Хибинах. Я жажду вас, и не терплю повторений. Мне известно только одно, градус должен расти.

И покуда ветер встречный все безумствует, лютуя,
Аллилуйя, свет мой млечный, аллилуйя, аллилуйя.

Вечно открытый Божьему гневу, шаг замедляю перед горой,
Вижу, как медленно движется к небу лазальщик скальный, горный герой.
Весь из отваги создан и соткан, кажется снизу, черным стрижом,
Там, внизу, строит он гнезда, там он царь, там его дом.

Осталось лететь 4 часа 41 минуту. Мы подлетаем к Гренландии.

Апдейт: после этого яблочный сок тетки, что сидела рядом пролился на меня и попал на мой компьютер, лежавший под моим сидением. Компьютер умер у меня на руках предварительно сгорев, в прямом смысле сгорев из-за химической реакции с чертовым соком. Остерегайтесь турбулентности ясного неба, она может косвенно убить что-то очень дорогое вам.
Американцы - зайки, сразу попытались спасти комп, спасли мой хард и даже дали другую машину, предварительно вставив в нее мой хард. Помощь, которую сложно пока что представить в нашем научном сообществе.

Раньше мы успевали и не такое. Тогда, в горячей юности, мы могли за один только день перепробовать более сотни способов себя уничтожить. Зачем было все это, если теперь то ли лень, то ли дела не дают нам даже вздохнуть свободно, помыслить себя не дают в этом чудесном мире свободы.
И я глохну. Перестаю верить в возможность личного счастья на этой земле. Возможно, коллективная эйфория, возможно, счастье любви между мужчиной и женщиной, но захлестывающая все существо эйфория служения своим идеалам, владения своим телом и своими желаниями, никогда больше не повторялась еще. И даже если я и не права на этот счёт, то мгновение на краю жизни и смерти в бурлящем потоке, на горной вершине, ничтожно малы, по сравнению с тем, что мне доводилось испытывать в жизни. Это чувство по истине так ужасно, что одно воспоминание о нем застигает меня врасплох.
Счастье человека может быть в готовке еды, но таких людей мы называем поварами. Я танцор, доступно ли мне счастье готовки? Каждый раз убеждая Руслана в том, что любое дерьмо, которое заставляет нас делать жизнь надо любить, я отчасти убеждаю и себя.
Отсюда и берутся такие ублюдочные матери, какой не дай боже стать мне, и посчастливилось не быть моей, - рано похоронив себя, они насилуют детей, которым, возможно, готовка то как раз и интересна. Ни за что. Никогда, о Боже. Я слишком молода, чтобы отдавать единственную возможность жить и дышать еще не рожденным. О, во мне еще столько упорства! Сколько во мне эмоций. Разве разрешено такое топить в притворном довольстве существующей реальностью?
Теперь я стала понимать, ибо мир полон утопленниками, теми, кто так и не вырвался из плена то ли лени, то ли дел.
Что за инфантилизм, скажете вы, и будете, конечно, правы. Миллионы раз правы, но какой толк обсуждать жизнь с умершими?
Мама говорит, синтез прекрасен. А чтобы преодолеть антитезис, надо работать, надо возлюбить все это невозможное дерьмо, и, видимо, делать это с таким же упоением, с каким я некогда творила тезис.
Кто правда сказал, что вся эта диалектика должна рассматриваться в плоскости совместной жизни?..

Как чёрт подери людям вокруг удается быть такими счастливыми? Я восхищена этим умением. И отчего так душно мне рядом с их этим счастьем? Я буду учиться, но возможно ли научиться и моей непреодолимой тоске?

Шла я сегодня снова наполненная огромной, безбрежной своей пустотой, и думала. Бесчинные мысли роились в голове, словно пух, который раньше нужного уже полетел с тополей. 
Тоска в моей душе, не прекращаясь, растет постоянно, как тот день, который родился 23 марта. Наверно, мы с ним имеем один годовой ход. Вот уже 20 мая, а у меня нет ни приказа о командировке, ни прививок, ни дневника практики, ни справки из 202, а это говорит только об одном. Я получила высшее географическое образование.Раз и навсегда. Казалось бы, в одночасье. За пять коротких лет. 

Вечный вопрос, с начала времен - что будет дальше? Я не заметила, а мое "дальше" уже понесло меня в даль в пенном потоке недосчитанных характеристик, мое "дальше" все дальше уходит в вышину небес, которыми мне выпало интересоваться, мое "дальше" уже наступило. Так мягко, словно и не должно было ничего произойти, не отрывая руки от листка, я перешла порог пенатов, чтобы вернуться туда в новом качестве. На деле, качество пока изменилось мало, но дай боже, теперь будет больше времени его оттачивать. 
Легкий налет безысходности возник при мысли, что годовая отчетность больше не довлеет надо мной и моими делами; Как будто меня выписали из реестра и я не нужна, так, как была когда-то. "Предоставлен самому себе" - в этом есть что-то страшное и величественное, печальное и обнадеживающее. В этих словах ревность ко всем, "тем, у которых вершины еще впереди". 

Что есть высшее образование? Я могу немного рассказать вам о своем. Я, метеоролог, а том смысле, что эта специальность значится в моем дипломе. Высшее образование - это знания и навыки. Метеорология - наука об атмосфере, её физических и химических свойствах, составе и строении. Но что вижу я?

Теплый май, на ясном вечернем небе - легкие, точно перья, циррусы. В светлых сумерках поздней весны - над широким зеленым лугом медленно, точно еще не решившись, поднимается свежий, как глоток воды, туман. Асфальтовая горячая городская волна сменяет прохладный влажный миг над лугом, и, не желая дышать выхлопами прижатыми к земле, я окунаюсь под покрывало леса. В лесу тепло.
Душистые, разогретые весенним полуденным солнцем стволы и чуть только раскрывшиеся листья источают миллионы запахов, привычных и новых. Смешанный с запахом влажной почвы, аромат леса медленно струится через мои ноздри, кажется в самую душу. 

Я знаю, чем я дышу, я знаю, что я вижу, я даже знаю пути тумана - откуда он пришел и куда завтра утром уйдет. И мнится мне много прекрасного в суточном изменении температуры воздуха, равно как и других, малоизвестных, но открытых мне лиц атмосферы. А бы хотела наблюдать их, как мы смотрим за сном любимого человека, стараясь насладиться его нежностью и красотой. Я нежно и красиво люблю атмосферу. Я бы хотела наблюдать за ней. Хотела бы чувствовать легкие дуновения её мысли, яркие всплески её эмоций, чуткие слезы по несбыточным мечтам. В моем сердце достаточно места, остается надеяться, что моя голова окажется достаточно вместительной, чтобы осознавать всю эту многогранность. 

Полная надежд,
Я. Ваша непутевая и запутавшаяся Вереземская. 

Будьте счастливы. Любите атмосферу.

Мы уходим от науки. 

Многогранная фраза, все чаще и чаще возникающая в моей голове при самых разных обстоятельствах.

Много ли вы знаете метеорологов, которые еще помнят, к пятому курсу, что такое алюмосиликаты и как они связаны со свойствами почвы? И я знаю мало. Ладно бы метеорологов, а много вы знаете геоморфологов или биогеографов, которые помнят это? Мы уходим от науки все дальше, углубляясь в свою специализацию. Пусть в моем дипломе будет гордо значиться мой факультет, но я никогда с полной совестью не смогу сказать, что я - географ, как знаток геосфер Земли; я географ только в том смысле, что я изучаю земную атмосферу. Все меньше синтеза, все меньше матричных соприкосновений активными центрами, меньше вопросов и меньше ответов, взаимодействия. Мы самонадеяно называем это географией, хотя от нее к началу конца остается совсем немного. 

Вчера, в рамках курса агроклиматологии нашу кафедру посетила чудесная женщина, доктор биологических наук, профессор кафедры физики почв факультета почвоведения МГУ Т. А. Зубкова. Повествование ее шло в течение 2 недолгих часов, в которые она со всем профессионализмом вложила суть, как оказалось, собственной комплексной и сложной, обобщающей и совершенно новой работы, посвященной матричному подходу в изучении почвы. Вкратце, подход позволяет отслеживать и объяснять перенос информации о свойствах почвы с молекулярного и до-молекулярного уровней до всего тела почвы в рамках рассмотрения любой почвы на общей теории матриц. От мелкого к большему, через энергетические активные центры. В таких случаях всегда есть два варианта для студентов, которые пришли слушать некоторый курс, неподходящий по прямой тематике - слушать и вникать, или чесать репу и считать мух. И в силу исключительного не принятия второго варианта и неподдельного интереса ко всему, что несет в себе открытую идейность и новизну, я предпочла второй вариант. 
Давно известно, что многое в мире устроено схожим образом. Любимый из примеров такого согласия на разных масштабах - применимость закона притяжения в электричестве и магнетизме. Какое еще количество вещей и явлений на земле подчиняются закону обратного квадрата расстояния помимо имеющих заряд или массу тел! Огромное количество! А оптика? Законы распространения электромагнитных волн в различных средах? Достаточно один раз представить себя электромагнитной волной определенной длины волны, а окружающий мир и людей в нем - телами и средами, имеющими различные отражающие, поглощающие и рассеивающие свойства, как вам гораздо легче понять и себя, и волны. А работа теоретической гидромеханики в потоках автомашин на дорогах? Комплексный подход давно забыт и в сотый раз люди разрабатывают новые модели старых идей, называя их своими именами и повторяя ошибки и пробы, много  лет назад уже проведенные. 

Что знает Т. А. Зубкова о наших спектрах энергии? Что знаем мы о ее подходах и возможно наилучших способах описания тех или иных свойств почвы, которые порой нужны нам не меньше атмосферных? Да, можно сказать, метеоролог интересуется почвой только с точки зрения тепло- и влагопроводности, однако закономерности и подходы, применимые почвоведами, порой могут становиться основой для размышлений специалиста любой направленности. 

Постоянное шевеление горошины в мозгу, отсутствие предубеждений и постоянное ощущение неполноты собственного взгляда на обыденное науки, вот что должно быть в изголовье каждого нового шага; пожалуй важным для меня является безусловно мой собственный опыт, не такой уж большой, но отчасти созидательный, когда внезапно, при слушании некоего междисциплинарного доклада о нерешаемой задаче на этой земле, мне вдруг хочется воскликнуть "о, боже! 17 марта прошлого года, на докладе, посвященном результатам исследовательской работы по перемещению сусликов из Пуэрто-Рико в Гавану в бутылках из-под рома, было дано решение вашей проблемы в слегка видоизмененной форме... " 
Будьте междисциплинарными. Не отрицайте и не игнорируйте. Постоянно анализируйте, подвергайте сомнению, принимайте и отвергайте, изучайте новое и отходите от старого, забирая все самое лучшее, что в нем было. Постоянно думайте. Не давайте себя замариновать, будьте свежими и современными, всегда приходит время отказаться от мысли, что все еще действует синоптика Хромова. Надо бежать вперед. 

Я ужасно люблю наш семинар в НИВЦ МГУ. Давным-давно он просто и быстро открыл мне глаза на само существование науки за пределами университетской скамьи, теперь он открывает мне глаза на подходы и на людей, на способы ведения своего научного знания. Еще ни разу за все время слушания я не попадала на доклад, который бы однозначно совпадал с моей темой исследований, однако такого количества информации для переработки и анализа, для перерассмотрения своих собственных представлений о том или ином явлении или даже о моем (PL), я раньше не могла себе представить. 

Мы уходим от науки, предпочитая ей написание гранто-заявок.

Мы уходим от науки, замещая развитие себя консервативным обучением новых людей. Тут стоит процитировать одного отличного человека, заведующего моей кафедрой: "С одной стороны, их всех надо выгнать. Но с другой, если уж они сами никчемные ученые, так пусть хоть готовят новых специалистов".

Мы уходим от науки, выбирая удобный нам путь властвования - над умами, над толпой, над народами, над идеей. 

Мы уходим от науки, объясняя свой выбор наличием семьи, отсутствием времени, тем, что "уже все открыто", отсутствием мест, новых идей, зарплаты и прочего. На самом деле, я видела, я знаю, что наука - то же, что мое любимое фигурное катание. Ничто не может помешать тебе делать ее на высоком качестве. Ничто. Есть просто правила хорошего тона, есть просто опрятная, вежливая, красивая наука, в которую ученый погружен со всей любовью, и есть тот, кто цокает зубцом и толкается не от ноги. 
Все зависит не более, чем от нас. Делайте свое дело с профессионализмом. Не распаляйтесь и не разбрасывайтесь.
Да будет светлый день отечественной мысли!! 

 

P.S. По данным РАЕН (2014) за первые 8 месяцев 2014 года из России уехало 680 000 (шестьсот восемьдесят тысяч) научных сотрудников.
За период с 1991 по 2014 включительно из России уехало 3 млн научных сотрудников. 

Я люблю тебя, Дальний Восток.

Полпятого вечера, пятница. Я выхожу из пустынного института на улицу – два часа назад нам отключили электричество и обрадованные скорым окончанием и без того короткого дня сотрудники ТОИ ДВО РАН уехали по домам.
Я выхожу на улицу – в разогретый, еле движимый редким ветерком двор института, тишина и яркое солнце заволакивают мое существо. Я уже видел такое. Я был здесь в конце августа. Уже кончался август, был туман, неслась галактика. По речке плыл катамаран… в начале практики.
Дуновение ветерка, и я понимаю: этот ветер дует только здесь, так далеко от дома. Этот сладостный и щемящий, чуть горьковатый привкус в носу, этот особый наклон солнца. Этот час, эта минута. Мои самые сладостные часы на Камчатке.
Вы спросите меня – при чем здесь она. Но тому, кто не пробовал такого, не понять, в чем эта похожесть. Здесь гребешки, а там гольцы, там икра рыбы, здесь – морских ежей. Здесь я купаюсь в море, там я ловила снежинки ртом. А запах и солнце все те же.
Восток, как говорится, дело тонкое. И полное одиночество – только ключ, я бы сказала отмычка к этому восторгу. Самые восточные европейцы окружают меня, девушки, чей разрез глаз похож на тигриный, мужчины, увертливые как щитомордники, маньчжурский орех и пауки размером с донышко стакана.
Я вживаюсь в их образ, и мысль о встрече тигра на улице города больше не кажется мне такой дикой. Встречаются только оголтелые, до галлюцинаций пропитые алкоголики, но тигриный дух в них чувствуется весьма и весьма. Люди без эмоций и удовлетворения. Дорогие молочные продукты, японское пиво и шоколад. Дешевые услуги и тайский массаж.
Сегодня я уезжаю в бухту Витязь – жемчужину Приморского края, неповторимой красоты мысы и бухты, каскадами рассыпанные на краю полуострова. Мы с Бородкой просто ждем, пока нас вызовут на трассу.
Первая ночь на бухте: пьяные чужие люди, составляющие собой один приход церкви Успения Богородицы, зачем то общий глинтвейн, стрекочущие цикады, нет, не стрекочущие, грохочущие в кустах, ночной спуск к бухте.
Сказочная, нет, беспредельная, выходящая за всякие рамки возможного красота мерцающего планктона в черной как нефть воде. Касаешься рукой – и словно расцвечиваешь воздух прожектором, идешь по воде оставляя за собой светящуюся дорожку – по таким ходят несбывшиеся надежды. И снова легкие наполняет запах моей вселенской скорби – скорби по моим закрывшимся вратам Камчатки. Я лягу спать в эту ночь и буду думать о блуждающих вокруг кордона медведях. Завтра к ним придет первый.

Утро – скорые сборы и мы отправляемся в бухту Астафьевскую. Мы идем по теплым, скругленным, словно вопреки мне, сопкам навстречу открывающемуся виду – белоснежный песок на дне бухты, в которой плещется детское упоение лазурного цвета, на склонах цветет леспедиция, а в море плавают медузы. Что есть чувства? Лишь отражение позволенной эмоциональности, в которой я себе на чужбине стала активно отказывать. Мы вышли из бухты в сторону Сосновой, нам надо было переместиться на другой конец полуострова, где в крошечной скалистой бухточке нас будет ждать лодка с добрый Юрий Петровичем. Накрапывало.
Через полчаса нас накроет ужасным ливнем, а мы идем по широкой дороге, вдоль необозримых зеленых склонов и ничто в этой природе, куда не посмотри, не скажет тебе, что завтра здесь – последний день лета, что девочки и мальчики, мамы и папы гладят рубашечки, покупают букеты, убирают летние вещи в шкафы и достают дневнички и тетради. Кто-то последний раз бухает. Кто-то судорожно приезжает с моря и дачи. Здесь же, на краю света, в тишине и тумане, я не чувствую времени, я не знаю координат, у меня нет связи, у меня нет денег. Мой учебный год давно стал частью метафизики, есть только они, пять человек из церкви Успения, плеск волн и молчание цикад. Нас накрывает ливнем.
Через час дождь сменяется облаком, непроглядным на 5 метров видимости и наши последние надежды узнать бухту сверху накрывается медным тазом. Нам и больно, и смешно. Точь-в-точь как в тот раз, думаю я, не будь я метеорологом, не знай я, что мы в облаке, а тогда перед Горелым был туман из-за возгонки снега. Нет, думаю я, это не важно. Важно, что я снова на сопке, что земли подо мной не видно, что каждая тень вдали – это леопард, по чьему заповеднику мы идем… Не думать ни о чем, кроме настоящего. Вот что есть истинное искусство. Вот где мастерство не ведает границ. Капли дождя, стекающие со лба на замерзшие немного губы, мокрые голые ноги, трущиеся одна о другую, соленая футболка, неистовые кудри.

Среда.
Мне снова не верится, что это все вообще происходит со мной. Густые темно серые небеса прохудились, у нас идет ливень, будто оплакивая мои последние деньки на волюшке) В комнате горит электрический свет, клавиши стучат под пальцами, из окна пахнет какой-то гарью, в ушах играет Alai Oli - Не думать о тебе. «Не оставляя мысли в моей голове…»

Четверг, 18 сентября 2014
Звучит, как описание мезоциклона.

Зачем, зачем я не пошел в гомеопаты, зачем не слушался ни мамы и ни папы…
Великолепная жизнь. Тоска и неудача, переработанная в сладостное сосуществование с огромным миром, насыщение людьми, общением, работой, каждым шагом по этому городу, каждым вздохом на этой практике, ей-богу, это как из говна отлить пулю.

Нам не дано предугадать – и мы верим. Вера не заканчивается на бездумном отрешении от собственной ответственности за происходящее в окружающем мире, наоборот, она никогда этого не предполагает. Вера есть созидание. Бог есть любовь. Созидая ты претворяешь собственную веру в правду, и в этом есть сакральный смысл этого понятия, именно так вера дает нам силы, именно так она творит руками Господа, поэтому в ней сила, поэтому говорят – порой, стоит только поверить.
Не отрекаясь ни на секунду, надо вживаться в образ своей мечты. Хочешь быть счастливым – будь им, не отвлекайся черт возьми на белиберду. «Долог путь к бессмертию, я еще вернусь».
Сегодня я полюбила море. Мой руководитель (говорю о нем, и хочется вставить цитату и оформить ее по ГОСТу, смешно, но об этом позже, а может и никогда) настойчиво и уверенно не давал мне практиковаться в обычном для меня смысле этого слова, пытаясь каждому нашему разговору придать легкий флёр ненормальности и сверхидейности. Разбавляя рассказы о радиолокационной отражаемости океана байками о том, как советских ученых в 87 году встречали на Бали местные девушки, он донес до меня таки на подсознательном уровне самую главную, самую важную вещь этой практики.
Так, как я люблю атмосферу, можно полюбить всё, что угодно.
Стоит только вжиться в его проблематику. Стоит только попробовать узнать законы, которым подчиняется его существование. Знаете, я недавно прочла книжку, в которой явственно давалось понять, что единственные законы, которые не противны Богу по самой своей природе – это законы физики.
Я люблю море. Другой, не потребительской любовью, но любовью созидателя. Как атмосферу. Как астроном любит звезды. Как физик любит мир – чисто и с уважением к Творцу. Как явственно я чувствовала сегодня присутствие Бога! В каждой волне, в каждом запахе видна была Его рука. Сегодня я стояла и это был не просто теплый осенний просоленный ветер, это были не просто блики и барашки, это была квинтэссенция атомов, законов, величественных и прекрасных, квинтэссенция жизни, случайностей, хаоса и порядка.
Это было великолепно.

« - Человек с набитым глазом оценивает скорость приводного ветра по площади, занятой пеной от обрушения волн. И вот да кстати, когда мы были последний раз в Японии у Ямамото…
- Так какая же сейчас скорость ветра?..
- Семь метров в секунду».

С дальневосточной любовью,
Ваша, Вереземская.

Времени суток вам, господа.

Напишем, но совсем не о том, о чем надо было или ожидалось. Да, обязательно будет огромный и восторженный пост о нашем с Изабеллой путешествии по земле сынов Израилевых, скорее даже подробное описание маршрутов, стоимостей билетов и скидок для студентов. Будет об ошибках новичков и трудностях перевода. Но сегодня, сегодня у нас про другое)

Удивительно, как меня ублажает безмолвная холостяцкая жизнь. Знаете, я несколько раз в жизни начинала жить вместе с мужчиной или женщиной, и епрст, эти чертовы сукины дети, даже безотносительно того, насколько сильно вы их любите, отнимают огромное количество времени. 
Совершенно не важно, ходите ли вы при этом на работу или в университет, сидите ли дома, выходные это или праздники, лето или зима. Человек, с которым вы будете жить отнимет чертову тучу вашего времени, которое вы могли бы потратить на изучение генеалогического древа своей семьи например. Или на покрытие привезенных ракушек лаком. На разбор фоток из очередной экспедиции. На постановку модели на сервак. В конце концов, на здоровую рефлексию в полном одиночестве. Нет, ничего этого не будет, если вы живете с человеком. Ваша рефлексия не имеет права на существование, так как появляется "Поля, ну что с тобой/твоим лицом/мной/котами/горячей водой" и тд. Скажите "нет" рефлексии - заведите сожителя. 
Я остаюсь одна, и у вакуум, охватывающий меня, приобретает очертания безудержной свободы действий. Властный эгоизм накрывает с головой и первость собственных проблем и желаний выпячивается вперед, бередя сердце мыслью "вот, вот! они отнимали твое дагоценное время".

Кто же скажет, что оно драгоценное, когда наедине с собой его так много и я трачу его на бессмысленные посты об одиночестве?) 

Я удивляюсь, искренне, тем людям, что вырастили меня и столько успели увидеть, услышать, почувствовать. Вообще не представляю, на что похожа чертова взрослая жизнь, если не на безудержное счастье и пахоту. Работать, работать, работать. Наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться. Вся совместная жизнь завязана на том втором человеке, который становится частью вашего эгоизма. И чем вас (вас всех) больше, чем крупнее то эгоистическое существо, которым вы живете, тем меньше в нем доля вашего времени, но тем дальше видят ваши глаза, тем дальше и быстрее бегают ваши ноги, поднимаются ваши души. Я уверена, это входит в привычку со временем. 

Но мне хочется сказать: спешите жить. Спешите жить здесь и сейчас, ведь возможно через год вам уже никто не даст просто красить ракушки лаком на кухне. Возможно, вам придется красить их вместе, а возможно - вам придется зарабатывать деньги или чинить кран на кухне, кормить грудью или разбирать кладовку, встречать милого из аэропорта или выбирать куст сирени у соседа на участке, чтобы ночью пересадить его к себе.

Все что ни делается, все к лучшему, но если что-то можно сделать сейчас, пока вас никто не видит и не слышит, немедленно сделайте. 
А на деле, очень не хочется уже идти учить TAF и METAR, ставить ворф на новый сервер и ложиться одной спать. Обнять котов и плакать.)
 

П.С. Завтра мои фантасмагорические предки вернутся с Эльбруса, куда они поднимались своими двоими ногами; И как тут по ним не скучать?

Итак, пока мой супер мощный компьютер не может справиться с непосильной задачей скачивания пары мегабайт данных из интернета, я напишу вам, как собственно жизнь.
Знаете, отвлеченно, рассказывала сегодня маме как первые годы жизни с самым крутым на момент 3х летней давности компьютером в семье - мак буком, я очень боялась, что мы зря так напрягались и купили его. Ибо я объясняла им, что мне предстоит множество ужасных расчетов и геморроя, которых после покупки, пока я была на втором курсе, не последовало. Я боялась, что они заметят как-то, что я не слишком использую невозможные ресурсы своего компа. Конечно, к третьему курсу этот страх стал пропадать, я начала много писать, на крайний случай привезла с собой из Хибин после второго курса огромное количество фоток, которые хоть как то могли оправдать мое право на личное пространство. Потом ма и па услышали словосочетание "суперкомпьютер ломоносов". Оно внушало. Толи приствка "супер-": толи фамилия великого ученого. Стало ясно, что не жук чхал. Но я, владелица сего чада, смогла оценить собственную правоту только в этом году. Когда эта маленькая, не самая продвинутая в своей линейке и изрядно постаревшная машиночка за ночь посчитала мне 3 суток модельного времени мезомашстабной атмосферной модели. Да, нам было тяжело) Мы гудели и кряхтели и разогревалис,ь до температуры, до которой может прогреться только асус с вистой. Потом мы считали программы на питоне, рисовали жуткие картинки, и ни разу не подвели свою хозяйку. 
Мой компьютер не моя машина. Он - мое личное пространство, друг, сопереживающее существо, в котором можно как раскрыться перед всеми, так и закрыться ото всех. Я люблю тебя, маковка моя)

А Каста за кадром поет мне, что надо сочинять мечты. 

Now I'm here, at home. And now I realized, that best days have ugly endings, while ugly days - are best ended. 
Ужасный третий день занятий - всегда в середине наступает кризис и хочется удавиться. Живой тому пример - Митя, отвечавший мне сегодня на вопросы) "Мить, давай поиграем с замыканиями и физикой?.. - давай... Или может сделаем вихреразрешающую вложенную сетку в более грубое разрешение? -давай..." Безволие. Отсутствие вопросов. Молчание и редкие "ап-чхи" безудержной мадамы, которая сегодня даже смогла не перебивать и не спрашивать сто раз за полчаса. 
К чему я это все? Я в Америке, друзья мои. Я в Соединенных штатах Америки, огромном, могучем и действительно дружелюбном государстве. User-frendly interface everywhere. The deepest isteria was then in a bar one special person asked everybody, including us, if everything is ok. Мы никогда больше не увидимся, я даже не вспомню, на какой улице это было, но это его работа. Это его важная миссия заботиться о твоем комфорте. 

Мы находимся в штате Колорадо, в городе Болдер. Здесь находится известный университет штата Колорадо, а также колыбель американской метеорологии - UCAR & NCAR - which refer to University Corporation for Atmospheric Research and National Center for Atmospheric Research respectively. Здесь, и в NCEP, разрабатываются и разрабатывались модели, развивались и продолжают развиваться теории, наука двигается вперед. Многие люди, которые сегодня работают со мной, учат меня - являются наивлиятельнейшими людьми в метеорологии, умами, руками науки. Я благоговею и затаив дыхание внимаю всему. I'm one of participants of WRF Tutorial. Собственно, причины, по которым я причащаюсь сейчас здесь просты и очевидны. Я должна учиться, я учусь. Нас 40 человек, пятеро из которых женщины, включая меня. Возрастная категория достаточно изменчива, однако я, несомненно, самый молодой участник. Что вызывает неприкрытый восторг у некоторых более суровых и прокачанных участников. 

Это счастье. В те моменты, когда я не поглощена истерическим realizing some PBL physics or nudging, или, в худшем случае, какими то вопросами, которые ждут меня дома с кольями и винтовкой, я счастлива. Я радуюсь, когда Dave Gill tells me "O! perfect question!" или когда за обедом я могу рассказать чуточку о себе своим коллегам, обсудить нашего президента и Сочи, сидя в столовой здесь, в Болдере. 

Я почти обогнула земной шар. Сегодня, пока я превращала ugly day onto best ended evening, гуляя по не-пешеходным улицам Болдера, я поняла, что мне осталось совсем немного до полного оборота. Остались неохваченными 77 градусов по широте из 360 - и они принадлежат горам и океану. И для них мне не жалко. Если бы меня спросили - я бы хотела здесь остаться. здесь горы и солнце, и океан с обеих сторон. Как мало надо, чтобы вершились судьбы - только красивый пейзаж за окном, да не мешающее государство. 

Болдер маленький и совершенно не приспособленный для жизни в нем - во всяком случае, русского или вообще прямоходящего человека здесь не ждут, потому что чтобы найти тротуар надо вплотную подойти к цели - магазину, бару, салону или университету. Никаких дорожек. Только автомобильное движение. Банкоматы, расположенные на высоте опускающегося окна. Кроме того, слабо верится, что можно встретить любовь например всей жизни на улице: просто маловероятна встреча на улице - на них никого нет. Люди перемещаются между оффисом и машиной. Наверно, им достаточно нагрузок с спортзале, чтобы продолжать так жить. Да. Они не плохо выглядят. 
У нас более-менее однородный половой состав или супер неоднородный этнический, Здесь мы - русские, серб, англичанин, француз, новозеландец, американцы, еврей, канадец, нигериец, египтянин, вьетнамцы, алжирец, мексиканцы, и наверно еще кто-то. Вы знаете, это не сразу понятно. Как и когда столько людей могли вместе подумать сделать это - принять участие в обучении этой модели.
Преподаватели. Ходячие легенды, чьи статьи и описания ты учил наизусть, читал себе на ночь и утром - в качестве молитвы. Такие, чей профессианализм виден невооруженным взглядом и сразу. Чья работа не вызывает сомнений.  Dudhia, Skamarock, Gill, Brueyre и прочие. 

Завтра будет новый день и с ним к нам придет следующая часть WRF dynamics & numerics,  также физика и дополнительные опции. Мы будем все больше и все сильнее,  и в какой то момент ничто не остановит нас от бесчисленного моделирования. Осталось только перерегистрироваться на Ломоносове. 

 

Про грустные вещи я писать не буду, на то они и грустные вещи. 
Спокойной ночи, люди, проснувшиеся в будущем. Я не завидую вам)))
Ваша Polina Verezemskaya.

И... Я сдала Численные методы. Если быть точным - численные методы анализа и прогноза погоды. И я не знаю, почему это так важно, сказать об именно об этом, именно сейчас и именно вам. Но раз я сделала первую запись за последние полгода, и в новом году первую, это точно важно. После ЧМ будут еще экзамены, в этом году метеорологов не щадят - чем старше мы, тем зловреднее наш рок.

Однако мне открыто иное. 

Я вижу, свою огромную жизнь. Такую, в которой за полгода не нашлось даже и минуты, чтобы сесть и записать все тяжелое или прекрасное, что наполняет ее и подталкивает к продолжению. Потому что этого слишком много. Это уже не шиверы. Это течение, водопад, воронка, справиться с которыми, или зафиксировать движение которых, не способен ни один имеющий сердце человек; Они полны поворотов и камней, все новых и новых ступеней, которые принимают в свое лоно меня с радостной, отверстой улыбкой-пропастью. И есть две вещи,, для которых здесь могут быть нужны весла - либо ударить себя по голове и прекратить непрерывный экшн, либо изо всех сил, мозолями на ладошкам и ноющими костями, выгребать и сплавляться с порога носом.

Я страдала от недосыпа эти полгода? - Да!
Мне снились кошмары? - Да!
У меня авитаминоз? - Да!
Я ничего не успевала? - Да!
Я была на грани психического расстройства? - Да!

Пирожки, они, видите ли, с котятами. Буду ли я удивлена, если Смирнов больше не заговорит со мной? Нет. Возбуждают ли меня умные мужики? Да. Страшно. Наверно каждому в своем роде дефективному товарищу, вроде меня, полагается свой дефективный дополнитель, который будоражит самые невозможные и идиотские стороны психической патологии. Ах, если бы я могла рассказывать! 
Я столько пью) Я в огромном потоке кристально чистой, океанско-карельской воды, которая несет меня.... и я... знаете есть кислородное голодание. Или жажда.
А у меня обратное. Я насыщена и пресыщена. Я даже немного растворена, что делает меня более легкой и текучей. Я бьюсь о скалы и сразу лечу, несусь по потоку дальше. И каждый раз вспоминая откуда это все началось, я невольно думаю - "о, божечки мои, за что? За какие мои грехи мне дали тебя, о любимый человек?"
Но все реки текут в океан. И я хочу, и знаю, что в нужное время я окажусь на речке, в стремени, на катмаране, с мамой в связке и с веслом. И ни за что мной будут покорены 4х тысячники, и я буду пить их холодный, пыльный воздух Таджикистана, буду нырять в их ледяные озера и мучаться их сверкающими снежниками. 
 

А в самом скором времени меня ждет покорение нового материка и новых горизонтов. Среди всех этих чудес, дал бы мне кто времени, чтобы закончить начатое и с достоинством сделать свою работу. Но нет, никак нельзя. Мой шанс - самолет в Америку). 

Я подвела за год на ряд наркотиков широкого спектра. Мне нужен свежий ветер, ледяная, кристально чистая вода, горы, выше 2 км, океан, крупнейший на земле, и рыбная ловля. Хочу спининнг и лососевых. Больше лососевых. Cause I love Dolly Varden.

 

С моей рыбной любовью, Ваша Вереземская.

Нарушив традицию списываться с человечеством, и дневником в частности, второго числа- за десять дней до рождения, пишу сегодня. Велосипед увезен из Текстильщиков, отсмотрена Сонина тренировка, докуплены недостающие части семейного походного снаряжения, Белла, моя прекрасная в очередной раз выслушала редкостно усталые и немощные россказни бездельного человека. Бубеныть!! "Что же это такое, что случилось со мной? В королевских покоях потеряла покой!" Мы вернулись из Карелии 27го, и право, нигде как там, мне не хотелось так много писать о каждом своем шаге по прекрасной земле, на которой живу, территории огромной страны, чьей частью я являюсь. Потрясающие вещи. Река, озера; размеренные взмахи веслом, та самая монотонная, трудная физическая работа, которой боятся все искушения и грязные помыслы, от которой бежит грусти грязная и паскудная. Та работа, которая очищает разум во имя чистых мыслей и добрых дел. Костер, вечная игра на гитаре, тушенка, сгущенка, черника. Вот и вся Карелия вам, дорогие. И это бескрайнее небо. Голубое, бездонное, низкое, широкое, сумасшедшее, спущенное с петель и с поводка небо. То ли ты его, то ли оно тебя. Закаты-рассветы и гладкие чаши озер. Плоская, как тарелка земля, испещренная выходящими тут и там гранитными плитами с кварцевыми дайками. (Спасибо тебе, Белка, ты делаешь мою жизнь много богаче;) ) Поньгома. Или как записано у меня Pon'gome, еще нежнее. Шиверы, осмотр которых в лоции помечен как "бесполезеный", пороги, на которых мы искренне отдыхали друг от друга и от усталости, дневки, на которых мы, все девять, спали как убитые, просыпаясь на плотный обедо-ужин и засыпали до следующего ходового дня. Озера, на которых ты, человек прогресса и технический бог, чувствуешь себя сущей песчинкой, планктоном в руках стихии. Гребешь и греби. Вода не терпит возражений и невнимания. Она не понимает просьб и жалоб, она несет. И все что ты можешь - внимательно слушать ее и читать. Богобоязненное поедание черники. В таких количествах, что при одной мысли голова идет кругом. Невозможность поставить палатку не объев предварительно соответствующую полянку просто из чувства ответственности за эти кусточки. Варенье, компот, пятиминутка, сырую, в чашку, с куста и тд. Полоумие. Черничный плен и черничная зависимость. Ты ничто) черника- все...) Чертов бесконечный день с его утром и вечером примерно в два часа ночи; промозглый (какое весеннее слово) ароматный ночной день, когда выходишь утром на дежурство, все спят в своих улиточных домиках, а ты как первый нарушителя спугиваешь трепетный сон хорька, который и ждет только, чтобы оставшиеся крохи каши передали ему.... Змеи, хорьки, щуки. Вот и вся наша компания. Ах да! Еще белорусы, на катамаране, срубленном из березы, с 1-2 детьми на каждой четверке. И ребята из Орла кажется. Но с ними был только Корней, и то в утро нашей дневки, и мы почти ничего не помним... Безумное счастье, лежать, раздавшись до спасжилета на катамаране, травить нехотя маме байки о геофаке и слушать в полуха ее рассказы опытного боцмана, глядеть в синее небо, печься северным, бессоным солнцем, слушать крики чаек недалекого уже Белого моря, и никогда не знать, что будет за следующим поворотом реки. С замиранием сердца ловить ухом шум шиверы за углом и одновременно, не сговариваясь, подниматься с позиции "лежа" и вдеваться в стремена; вот она чистая воля, свободная совесть и благодать божья. А потом мы купались в море, снимали живучую, стойкую, водочную поморскую деревню Поньгому, сушили тихие и сдутые тушки катов, протирали кожухи и каркасы, отловили последний ужин и молчаливо прощались каждый со своей мечтой. "Нет, я не гордый, я просто занят..." Мост, буханка, воспоминания о последней экспедиции, еще одна пустая полярная станция - Кузема- в моей жизни; (в отличие от Пояконды- средь бела дня даже в первом час ночи). Мертвый сон в душном зале станции. Мы с отцом спим лежа на полу. "Я не сказал бы, что во время сна люблю..." Но я лежала носом к полу(. Арктика. Гордая, чистая, полупустая. Золотые биотулеты, чай в подстаканниках, жульен в вагоне-ресторане (моя великая маленькая страсть)))), сеть, Питер, смски. Новости, за ними проблемы и загрузка томов. У меня что-то явно загрузилось как и всегда криво!.. И вот мы лежим сейчас с ней- моей маленькой сестрой, большой проблемой, великим будущим. Криво-косо, под чужим одеялом, без сахара, в Медведково. И я не знаю что пошло не так, как было надо, и было ли оно. Но когда оно начиналось, была надежда. Теперь есть только рабский труд. Сони и Вани. Жизнь поворачивается ко мне все более и более невероятными сторонами, играя как ей заблагорассудится; и я слежу за ней заворожено, как слушаю песни МКЩ- и неосознанно желаю ей подобно уметь показать себя любой стороной своей души, действовать доставая козыри из обоих рукавов, искуссно оставляя соперников позади. Поражать искуссным естеством и обаянием. О жизнь! Я влюблена в тебя. Хотя и эти отношения нельзя назвать здоровыми. Все меняется. Все подвижно. Все творится. Я скоро уеду и передо мной снова откроется дорога из желтого кирпича. Так дайте же мне ума, смелости и сердечной теплоты, чтобы идти, не спотыкаясь?..

Нет ничего лучше, чем когда твоя семья здорова.
Для матери лучший подарок - здоровые дети и муж,
Для детей - живые и здоровые родители.
Для возлюбленного - здоровье милой женщины.

А у меня есть здоровая модель.
Я приглашала многих специалистов и читала справочники о применении народных средств и гомеопатии.
Наконец я нашла хорошего врача и он подсказал мне средство.
Пара уколов и ... я больше не седею по ночам от переживаний за нее. Я точно знаю что это не рак и не простуда.
Она здорова и готова к служению высоким идеям человечества.
И нет ничего более умиротворяющего, нежели ее размеренное дыхание во время расчетов.

"Я беззвучно счастлива наблюдать эту беспощадно скурпулезную и аккуратную работу".
Эту победу математики над хаосом, который творится в ее отсутствие.
 

Нет, я не совсем бездарна и бестолкова.

Нет-нет-нет.

Все еще может быть.

Все еще будет.

Равнодушное серое небо, полное московской тоски, беззвучно плачет на нас, маленьких людей, пока мы, сидя в лабе, считаем, думаем, пишем, изучаем кусочно-гладкие функции его существования.

И это не интересно. Небу, все мысли которого украдены весной- беснующейся, дерзкой, на все готовой, это не интересно! Его мучает тревожный траур уходящей зимы- такой бессмысленной и скупой, здесь в городе. Московское небо не помнит звезд, не знает сияния, не смыслит в простом, терпком и сладковатом обаянии полярного, да в общем и никакого другого свободного неба.

С чего бы любить его? Не отражаются в нем блеск и лоск городской жизни, не светит над ним отдельного солнца,  не лечит оно от страстного томления, что сторожит  покорный дух смертного человека.

Нет.

Но я смотрю на него, и мне спокойно. Над нашими головами спокойное небо.

Такие сырые, постные, мокрые-мокрые небеса.

 

 

Нас растили в химической свободе, вселенской чистоте духа и тела от наркотических средств и мучений.
Но разве нас растили вдали от психологического героина? Мы накакчаны, да, мы упороты, если позволите, мы больны. У нас нет чувства меры в работе, у нас нет преград в самовыражении. Мы не знаем лишнего и недостижимого, нам неведомы страх перед болью и несвершением, нами движет лишь истома несбывшегося доселе.

И стоит мне почувствовать – и я выражу весь мир в танце. Каждой бесполезной в обыденности клеточкой этого мясного блюда я смогу воспроизвести дыхание океана, взрыв ядерной бомбы, сладострастный танец постельных клопов.
Самые страстные мысли – в едва заметных движениях; Вы никогда не заметите дрожь тела танцовщика, но весь танец будете чувствовать трепетное напряжение его движений, будете разглядывать изламывающие, душераздирающие формы, сложенные кончиками его пальцев;
В музыке – дьявол. В самой нежной, светлой, чистой, прозрачной, словно горные ручьи, музыке – дьявол. Иначе говоря – инородная душа, вселяющаяся в открытого для нее человека, такого, кому не спится темными ночами оттого, что ему подвластно слышать ритмичный бой шагов вселенной.
В самой тихой тишине, в самом молчаливом молчании я слышу его. Я слабее его, я тише, сложнее, уязвимей. И в те редкие минуты, когда мне удается лишь войти в ритм, утопиться в мелодичном переборе тонов, услышать хотя бы стук собственного сердца, одного из миллиардов обертонов великой вечной струны, я оживаю.

Мне не нравится наш мир. Во всяком случае тот, устроенный мной, в котором я живу.
Когда я танцую, исчезает отрицание. Всё нравится. Всё живет. Всё во мне.

Моя жизнь – танец. Я улыбаюсь вам – приглашаю; Мы заводим знакомство – вы подаете руку; Вы упоминаете меня в разговорах с другими людьми, я просто говорю только о вас – мы плотно стоим в позиции; Вы предаете меня, я прощаю, и на следующий же день ухожу к другому человеку –я не смотрю на вас в процессе танца; однажды проснувшись у меня дома вы читаете на столе: «буду в два, дождись» - медленная часть, мы притираемся; нас видят вместе на банкете, мы вышли из фешенебельного авто – мы пара, искусные танцоры, черти; я уже улыбаюсь другим – я искусней, не прощайте; ты звонишь мне, а я – заграницей. Реверанс.

И всё. И только есть народники и танцоры танго. Со всеми остальными у меня – 4 четверти, меццо-форте.

Пронизывающие токи, пробужденные даже не музыкой, а комбинацией наложенных друг на друга разночастотных колебаний, вот мой ответ наркотической зависимости.
Дайте мне танцевать, и я не буду лишать себя данной мне химической свободы. Заприте меня, и сопьюсь, скурюсь и умру от передоза.

Я наркоман? Нет. Только как всё это связано с численным моделированием?..

НАЧАЛО

А я еще не говорил, я говорить еще не начал, я только плакал и судачил, но я еще не говорил. Еще я не расправил крыл. Мечта озарена рассветом, надежда есть в стихе неспетом, в смиренном лике - Божий пыл. Уже я многое забыл, но предстоит забыть мне больше, но предстоит терпеть мне дольше упав за брустверы могил. Еще я собственно не жил... Ни я, ни он, ни брат, ни дочь, не разменяют эту ночь, не остановят ход светил. И вот уже одно светило над Вифлеемом занялось. Волхвам и нищим не спалось, им что-то Небо говорило... А Девы юной профиль стал надмирным символом творенья. Архангел Ей стихотворенье о присноюности читал. И хорошо, что я молчал, что говорить еще не начал, что ничего не обозначил... Христос - начало всех начал. инок Всеволод

 

Снега идут кругами, сплетая без конца свой мерный хоровод;
О чудо сотворения воды в трех агрегатных состояниях! О чудо бытия в средней полосе умеренно-континентального климата! О чудо вечной дороги, вечного пути, вечной жажды, влекущей нас вперед.
Все самое страшное и великое происходит со мной исключительно зимой, и полюбить эту волшебную, чистую, белую пору я умудрилась только в этом, безусловно 2012 году от Рождества Христова. А ведь с детства в течение всей зимы я ждала лишь, когда она кончится, когда снова начнется мое безрассудное лето, зацветут мои душистые травы, засияет мое яркое солнце.
Теперь я жду ее начала. Как бы пагубно это не звучало для моей репутации- в первую очередь зима- это приключение сессии. Это личностное структурирование. Это веселье. Это куча свободного времени и здоровый (ну или нездоровый) сон зимними ночами. Это полет мысли, акт "великого комбинаторства".
Во вторых зима- это расцвет сезона- ЧМ, ЧЕ, ЧР, финалы, кубки, в хорошие годы это еще и олимпиады и все такое)
В третьих зима - пора теплых котов и бесконечного уюта, перемежающегося снеговиколепением, горкокатанием, снежкопобоями и прочими деяниями, возможными только здесь и сейчас.
Самая темная ночь- перед рассветом. И чем темнее и холоднее студеные ночи за окном, тем теплее и ближе те, кто рядом.
Есть упоение в бою, у бездны мрачной на краю, и разъяренном урагане... Ну и дальше у зимы есть мрачные преимущества подъемов и падений, рождений и смертей; в зиме нонче квинтессенция перемен и постоянства. Спасибо ей, что она так неизменна, что можно решать свои уравнения приняв стационарность процесса.

Я снова села за циклончики, а в духовке - пирог со шпинатом. Моя правая рука бьется в агонии невообразимой аллергии - я снова бездумно  мыла посуду почти кипятком, получая сладостное удовлетворение до тех пор, пока мне не захотелось содрать кожу со своих рук. И вот я сижу, будто в перчатках из драконьей кожи, и пальцы со скрипом передвигаются по клавиатуре. 

Что такое пирог? Это квинтесенция женственности, добра, любви и ласки, исполненная в слоем тесте, шпинате, грибах, помидорах, свиной спинке, базилике и сыре. Только самые-самые люди знают, что качетсво пирога обратно пропорционально душевному состоянию готовящей меня. Сегодня пирог роскошен. Сегодня он одновременно напоминает о новом годе, о 9 мая, о солнышках на качелях, о домике в лесной глуши и скрипучей кровати. Как то вот так. 

Вечер субботы, тихий, темный, одинокий, и рядом только пухлые телеса котов, дух пирога в воздухе и беспросветная тьма за окошком; Бесснежье, крадущее у меня дни очищающей зимы, сладостного отчаяния, и эта вечная, нескончаемая осень, закат, шершавая атмосфера фамильного склепа, в котором даже мысли становятся вязкими и зловонными. 

А в понедельник мы соберемся чтобы бесповоротно отдаться в руки зимней романтики, романтики, что не режет, а рубит тупым топором нежную наивность души.

Я еду в НСО не просто свободной, а сотню раз свободной - я еду туда после ЧР, который раз и навсегда освободит меня от всех предрассудков и болей, от всех недопетых песен и несыграных нот; Я ненавижу НСО, и тем не менее еду туда праздновать бесчинством и работой сладостнейший из предвкушаемых моментов своей жизни. Там будет много молчания. Тысячи звезд, миллионы грёз, миллиарды вдохов и выдохов полной грудью. Как я благодарна своему телу, за то, что оно согласилось спасти мою душу. Хотя бы дать отсрочку в казни. 

Неделя? Сказать, что она была густо насыщена событиями - ничего не сказать. Я столько раз расказала за неделю, чем я занимаюсь в своей курсовой, что мне кажется поняла сама)) 

Удивительное недоразумение - я страдала. Чистосердечно, всю неделю, я умудрялась получать от мира столько неожиданных измен и подножек, что, жалея себя, я страдала. На этом фоне как то сдался коллок по диффурам, завершились мытарства со всеми моделями, прошел неожиданно великолепный тервер с Соколихиной, в ту злополучную среду; В четверг Кислов в сотый раз рассказал мне в чем сила, Аня Харченко заключила со мной договор о принятии меня в командный состав на "Созвездие", где обещала вылечить все мои душевные тревоги в замен на работу, работу, работу. 

Всю неделю меня преследовала еще одна предательская шутка мира, у меня страшнейшим, вопиющим образом болел несчастынй живот, до таких болей, что я почти вспоминала августовский Питер; Но там, с поддержкой милых очей, все было не так смертельно. Что же это такое, когда же это закончится?...

 

И со свойственным мне умением находить литературу по случаю, я, забившись в поиске чего-то, что клин клином вышибает, читаю "Красный смех" Леонида Андреева. 

"Пусть я сойду с ума. Но только бы поскорее". 

 

А Соня и Ваня обыграли словаков, обыграли немцев, венгров и каких-то русских, и стали вторыми на соревнованиях в Банской Быстрице. И завтра моя милая, маленькая девочка будет кушать пирог на нашей кухне, в тапках из икеи с оранжевым котей на коленках. Я ее очень люблю. 

 Ах да, и еще вот что:

 

Вот я вновь посетил
     эту местность любви, полуостров заводов,
     парадиз мастерских и аркадию фабрик,
     рай речный пароходов,
     я опять прошептал:
     вот я снова в младенческих ларах.
     Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.

     Предо мною река
     распласталась под каменно-угольным дымом,
     за спиною трамвай
     прогремел на мосту невредимом,
     и кирпичных оград
     просветлела внезапно угрюмость.
     Добрый день, вот мы встретились, бедная юность.

     Джаз предместий приветствует нас,
     слышишь трубы предместий,
     золотой диксиленд
     в черных кепках прекрасный, прелестный,
     не душа и не плоть --
     чья-то тень над родным патефоном,
     словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном.

     В ярко-красном кашне
     и в плаще в подворотнях, в парадных
     ты стоишь на виду
     на мосту возле лет безвозвратных,
     прижимая к лицу недопитый стакан лимонада,
     и ревет позади дорогая труба комбината.

     Добрый день. Ну и встреча у нас.
     До чего ты бесплотна:
     рядом новый закат
     гонит вдаль огневые полотна.
     До чего ты бедна. Столько лет,
     а промчались напрасно.
     Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна.

     По замерзшим холмам
     молчаливо несутся борзые,
     среди красных болот
     возникают гудки поездные,
     на пустое шоссе,
     пропадая в дыму редколесья,
     вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.

     Это наша зима.
     Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
     предо мною горят
     ослепительно тысячи окон.
     Возвышаю свой крик,
     чтоб с домами ему не столкнуться:
     это наша зима все не может обратно вернуться.

     Не до смерти ли, нет,
     мы ее не найдем, не находим.
     От рожденья на свет
     ежедневно куда-то уходим,
     словно кто-то вдали
     в новостройках прекрасно играет.
     Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.

     Значит, нету разлук.
     Существует громадная встреча.
     Значит, кто-то нас вдруг
     в темноте обнимает за плечи,
     и полны темноты,
     и полны темноты и покоя,
     мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

     Как легко нам дышать,
     оттого, что подобно растенью
     в чьей-то жизни чужой
     мы становимся светом и тенью
     или больше того --
     оттого, что мы все потеряем,
     отбегая навек, мы становимся смертью и раем.

     Вот я вновь прохожу
     в том же светлом раю -- с остановки налево,
     предо мною бежит,
     закрываясь ладонями, новая Ева,
     ярко-красный Адам
     вдалеке появляется в арках,
     невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.

     Как стремительна жизнь
     в черно-белом раю новостроек.
     Обвивается змей,
     и безмолвствует небо героик,
     ледяная гора
     неподвижно блестит у фонтана,
     вьется утренний снег, и машины летят неустанно.

     Неужели не я,
     освещенный тремя фонарями,
     столько лет в темноте
     по осколкам бежал пустырями,
     и сиянье небес
     у подъемного крана клубилось?
     Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.

     Кто-то новый царит,
     безымянный, прекрасный, всесильный,
     над отчизной горит,
     разливается свет темно-синий,
     и в глазах у борзых
     шелестят фонари -- по цветочку,
     кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.

     Значит, нету разлук.
     Значит, зря мы просили прощенья
     у своих мертвецов.
     Значит, нет для зимы возвращенья.
     Остается одно:
     по земле проходить бестревожно.
     Невозможно отстать. Обгонять -- только это возможно.

     То, куда мы спешим,
     этот ад или райское место,
     или попросту мрак,
     темнота, это все неизвестно,
     дорогая страна,
     постоянный предмет воспеванья,
     не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.

     Это -- вечная жизнь:
     поразительный мост, неумолчное слово,
     проплыванье баржи,
     оживленье любви, убиванье былого,
     пароходов огни
     и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
     плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.

     Поздравляю себя
     с этой ранней находкой, с тобою,
     поздравляю себя
     с удивительно горькой судьбою,
     с этой вечной рекой,
     с этим небом в прекрасных осинах,
     с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.

     Не жилец этих мест,
     не мертвец, а какой-то посредник,
     совершенно один,
     ты кричишь о себе напоследок:
     никого не узнал,
     обознался, забыл, обманулся,
     слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.

     Слава Богу, чужой.
     Никого я здесь не обвиняю.
     Ничего не узнать.
     Я иду, тороплюсь, обгоняю.
     Как легко мне теперь,
     оттого, что ни с кем не расстался.
     Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.

     Поздравляю себя!
     Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
     Сколько лет проживу,
     сколько дам на стакан лимонада.
     Сколько раз я вернусь --
     но уже не вернусь -- словно дом запираю,
     сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.