Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.

     Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.

     На живых порыжели от крови и глины шинели,

     на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

     Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.

     Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.

     Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,

     нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

     У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -

     только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,

     все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,

     что отцами-солдатами будут гордится сыны.

     Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?

     Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?

     Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-

     у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

     Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,

     и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.

     Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.

     Разве горю такому помогут рыданья живых?

     Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.

     Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,

     Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели

     приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

     Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают

     эту взятую с боем суровую правду солдат.

     И твои костыли, и смертельная рана сквозная,

     и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-

     это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,

     подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.

     ...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,

     Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

     А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,

     все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-

     пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,

     чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

     Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,

     матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.

     Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -

     все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.

                                                               С. Гудзенко.      

                Я убит подо Ржевом,

             В безыменном болоте,

             В пятой роте, на левом,

             При жестоком налете.

             Я не слышал разрыва,

             Я не видел той вспышки,--

             Точно в пропасть с обрыва --

             И ни дна ни покрышки.

             И во всем этом мире,

             До конца его дней,

             Ни петлички, ни лычки

             С гимнастерки моей.

             Я -- где корни слепые

             Ищут корма во тьме;

             Я -- где с облачком пыли

             Ходит рожь на холме;

             Я -- где крик петушиный

             На заре по росе;

             Я - где ваши машины

             Воздух рвут на шоссе;

             Где травинку к травинке

             Речка травы прядет, -

             Там, куда на поминки

             Даже мать не придет.

             Подсчитайте, живые,

             Сколько сроку назад

             Был на фронте впервые

             Назван вдруг Сталинград.

             Фронт горел, не стихая,

             Как на теле рубец.

             Я убит и не знаю,

             Наш ли Ржев наконец?

             Удержались ли наши

             Там, на Среднем Дону?..

             Этот месяц был страшен,

             Было все на кону.

             Неужели до осени

             Был за ним уже Дон

             И хотя бы колесами

             К Волге вырвался он?

             Нет, неправда. Задачи

             Той не выиграл враг!

             Нет же, нет! А иначе

             Даже мертвому - как?

             И у мертвых, безгласных,

             Есть отрада одна:

             Мы за родину пали,

             Но она - спасена.

                         А. Твардовский.

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко.

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти - четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От моей негасимой любви.

                                          А. Сурков.
 

Теплый ветер дует. Развезло дороги,
И на Южном фронте оттепель опять.
Тает снег в Ростове, тает в Таганроге.
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах,
Где-нибудь когда-нибудь мы будем говорить.
Вспомню я пехоту, и родную роту,
И тебя за то, что ты дал мне закурить
Давай закурим, товарищ, по одной
Давай закурим, товарищ мой!

Нас опять Одесса встретит как хозяев,
Звезды Черноморья будут нам сиять,
Славную Каховку, город Николаев   -
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах
Где-нибудь когда-нибудь мы будем говорить.
Вспомню я пехоту, и родную роту,
И тебя за то что ты дал мне закурить
Давай закурим, товарищ, по одной
Давай закурим, товарищ мой!

А когда не станет горя и в помине,
И к своим любимым мы придем опять, вспомним
как на запад шли по Украине  - 
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах
Где-нибудь когда-нибудь мы будем говорить,
Вспомню я пехоту, и родную роту,
и тебя за то что ты дал мне закурить
Давай закурим, товарищ, по одной
Давай закурим, товарищ мой!
                           И. Френкель.

    

 
Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они — кто старше, кто моложе — 

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, — 

Речь не о том, но все же, все же, все же...

                     А. Твардовский .   

Использованы материалы Сети