В колонках играет - Ничего в них не играет...Тишина сейчас лучше...
Настроение сейчас - _____________ пульс....

Мы терпим это вместе,
Такие одинаковые,
Пустые глаза и согнутые крылья.
У меня есть ответ,
Который распространяет рак,
Ты - то лицо, которое всегда внутри меня.

Стены с облупившейся краской. Серые. Исцарапанные стальные двери и на маленькое окошечко с решеткой. Десятки дверей и коридоров. Им нет конца. Будто ячейки, секторы - невзрачные, так называемые комнаты, в этом жутком отеле, из которого нет выхода. Выйти нельзя - просто потому что не поверят. Дверь с номером 10. Серая краска. Разных оттенков. Разного по толщине слоя. Кое-где проступающие кирпичи. Холодный каменный пол. Тонкий тряпичный коврик перед железной скрипучей кроватью, на которой лежит тяжёлый пожелтевший от времени матрас, накрытый чистой белой простыней, и белая мягкая подушка. На стене у кровати - крыло. Нет, не настоящее. Нацарапанное тупым гвоздём. Большое. Почти ангельское. Ангельское... А рядом тумба без дверки и с вынутым ящиком. Была белая, а сейчас только в белых ошурках. Окно в полстены со стальными прутьями. А за окном - чёрно-белый пейзаж, что-то отдалённо напоминающее асфальт, поникшие растения и голые высохшие деревья.
Скрип, и входят две медсестры. Совсем молодые. В чистых белых халатах. А она просто сидит на кровати. Мягкие волосы укрывали узкие плечи, тонкие руки как-то неуверенно сжимали край рубашки. Такой...бледно голубой, с фиалками.
Одна присела рядом, ласково и с какой-то жалостью приобнимая за плечи, гладя по голове. Вторая набирает в шприц очередной препарат. А в другой шприц успокоительное. Ей нужно спать. Ей нужно спать...Так считают они.
Жалобный взгляд ясных серых глаз с зеленоватым оттенком. Слишком наивных. Слишком добрых. И тихий вздох во сне. Её мягко укладывают на кровать. Она продолжает ласково гладить, а другая вводит лекарства. Веки будто со скрипом закрываются и две белые фигуры покидают палату. Оставляя её со своим страхом. Страхом, который приходит во сне.
Она была чертовски прекрасна с копной чёрных взлохмаченных волос, торчащий в разные стороны, длиной до пояса. У неё были хитрые зелёные глаза с каким-то ядовитым свечением. А ещё у неё были крылья. С острыми перьями. Не белые и не чёрные. Грязно-серые. А ещё одна издевалась над ней. Мучила её во сне. Впивалась пальцами в тонкую кожу, резала взглядом, перекрывала кислород. То, что должно было успокоить, было адом. В который вновь хотелось ступить. Что бы увидеть это прекрасное существо. Увидеть этого злого ангела...
Нет, не оставляй меня умирать здесь,
Помоги мне выжить здесь,
И нет, не вспоминай, вспоминай.
Усыпи меня, злой ангел.
Раскрой свои крылья, злой ангел.

Когда сон уходил, она доставала из-под подушки гвоздик, пририсовывая силуэт к крылу, одиноко "висящему" над кроватью. Выкорябывая каждый волос и смывая кровь со ссадин на руках собственными слезами. Собственным безумием от любви.

Она молила её забрать, убить, освободить от этой муки, а та не слушала...и не слышала... И всё продолжала глумиться.
А она всё рисовала, свой рай и свой ад, скользя безумными и в тоже время такими чистыми глазами по корявому силуэту на стене...
Она пыталась поймать её, дотронуться САМОЙ, а не испытывать режущую острым ножом боль от её прикосновений. И она поймала, поймала губы.

Дверь со скрипом отворилась, и две молоденькие медсестры в чистых белых халатах вывезли в коридор чистый белый стол. Вниз свисала худенькая ручка, уже не комкавшая край рубашки... такой голубой... с фиалками. Ясные серые, с зелёным оттенком глаза были укрыты тёплым одеялом век с пушистыми ресницами. Теперь она спала спокойно. Она наконец-то заснула. А в той самой палате, на полу у окна, сидел тот самый ангел. Волосы как-то безжизненно спадали на плечи и занавешивали лицо. Руки её были скованы, а к ноге было приковано на толстой цепи чугунное сердце. А ещё она плакала... Почему? Злые ангелы ведь не плачут...

Фигура на стене обрела второе крыло...

Усыпи меня, злой ангел.
Раскрой свои крылья, злой ангел.
Ты паришь надо мной, злой ангел.
Почему я не могу дышать, злой ангел?