1
...И все же яблоком раздоров оказалась та первая командировка, в которую отправил Соболевского "черный кандидат" Ефремов. Ни для кого не секрет, что самые лучшие кандидатские пишутся под крылом формальных неучей в чине старшего преподавалеля, напичканных знаниями до ушей и по сей день учащихся новому, нежели нихрена не знающие сановники от наукократии, не знающие ничего и нихрена, потому что они уже нахрен все забыли. А вокруг Ваньки вечно толпилась орава студентов, дипломников, диссертантов и просто уйма ходатайствующих. Потому-то и не было отбоя Ваньке от человеческого горя. В каждой научно-технической душе Ванька разбирался не хуже высоколобых и узкобоких психологов, всегда находил нужные слова для утешения. Кого-то намеренно топили, кто-то сыпался по глупости, кого-то приходилось тащить за уши. Причем Ванька никогда не делал формального различия между нужными человечками и простолюдинами от науки, интеллигенцией в первом поколении. Так и Гера, страдающий от дуболома Чурбана, у которого он провалил диплом, но поднялся сам без посторонней помощи, кое-как защитившись через полгода от нормы для дневников, вместе с вечерниками.
В принципе, так плакать не стоило, но мама Германа все равно потом обиделась на Ефремова, узнав о его бездушном поступке.
Через пять лет после диплома у Соболевского посыпалась диссертация. Ему пришлось перевестись из очной аспирантуры в заочную, соискателем. Потому-то он и пришел непосредственно к Ваньке, памятуя об ораве студентов-дипломников-диссертантов-и-просто-ходоков. Да и Вайсман не был против, если из 223й лаборатории ему прислали бы аспиранта. Ванька был не по-еврейски щедр и отрыт, широким джигитским жестом намалевав еще более радужную картину защиты в Центре Полупроводниковых материалов, о котором он узнал от случайно забравшейся в ИВЦ НИИ ОТКашницы Полозовой, ничего, правда, о Вайсмане не знающей. Не знал Герка, не подозревал, что Иван Львович приторговывает рекомендациями к Вайсману. Вайсман был только для нужных человечков.
Итак, от Ефремова поступила радужная характеристика с направлением в подмосковный научный городок, глубоко за Лианозовым и уж тем более МИФИ. В принципе, москвичам предоставлялась общага на срок командировки, плюс неплохие суточные и дешевая плата за комнату. Всего свободных в Третьей лаборатории и общаге соответственно оказалось 4 места, с разнорядкой на 2 девушек и 2 парней для местного ИВЦ. Они вчетвером и толпились в холле Научного Центра, где все и перезнакомились: Виолетта, дипломница, Катёнок, аспирантка, аспирант Гера и еще Игорь Головкин, весьма одаренный студент Плехановки, факультета Информационных технологий.
Еще только увидев провожатого, молодые люди засомневались в психической вменяемости сотрудников НЦПМ. Им навстречу выкатился низкорослый мужик в порваном и замусоленном халате, только давным-давно бывшем белым. Полаявшись на присутствующих, он записал из в Третью лабораторию и вовел на экскурсию. Показав стерильный цех, в преддверии коего обелохалаченных пришельцев обдувало из вентилятора, снимая с их униформы последние пылинки, Рвач (как окрестил его для себя Гера, только потом он узнал, что Рваного зовут Андреем Балашовым) повел их в свой кабинет, где долго-долго измывался над присутствующими, задавая им переводить аглицкие тексты на узкопрофессиональные темы и писать короткие программыне модули на ассемблере.
Потом их ждала экзекуция у завлаба Трешки - Дианы Андреевны Яковлевой, распределявшей стажеров по научным руководителям.
Вечером их расселили по комнатам. Притом что каждый этаж был приписан к конкретному подразделению и вход-выход в него осуществлялся строго по пропускам. Видимо, такая секретность была необходима, дабы минимизировать конакты научной молодежи между собой и свести на нет возможность утечки информации. В общем, Головкин и компания были готовы к такому повороту событий, а вот свободолюбивого Близнеца Герку подобная замкнутость вывела из себя. Благо что в каждой четырехместной каморке стояла пара компов, подключенных к хаявному Интернету. Хитрые файрволы и прочая программно-технологическая белиберда запрещали доступ к сайтам и соответственно почтовым ящикам других подразделений, но четвертая лаборатория нашла лазейку через дыры в программировании и изящно пролазила к Катёнку и Виолетте, поселившимся за стеной у Геры и Игоря. Иногда Герман приоткрывал перед подругами дверцу в Ассамблеум №702, и они вчетвером встречались с Андрюхой и Шуриком из Квадриги (Четвертой лаборатории). Дружную компанию, втихую квасившую в Ассамблеуме по ночам, два раза за полтора месяца Геркиной командировки нарушал дядя Леша, у которого унитаз дома и унитаз в квартире Лиди Кошель был подключен к Интернету. Как начальство проглядело такую лазейку, по сей день оставалось загадкой.
Даже подлая подколодная змея Диана Яковлева, их завлаб ничего не разузнала про Ассамблеум, хотя над ней за глаза ржали все "трешники". Больше всего Гера боялся, что Страшная Баба проболтается заместительнице Яковлевой - некоей Красноженовой, под началом у который стажеры Гера и Баба и писали диссера. За подругу Страшной Бабы, неразговорчивую Дуэнью, Соболевский не мог поручиться вообще, ибо лично не был с ней знаком - и она тоже была диссертанткой Красноженовой.
Сначала Красноженова производила впечатление хорошей научной руководительницы, но потом отбилась от рук. Гера принял решение пожаловаться Ваньке. Однако телефона его не знал, а тот, то бишь Ванька, вообще был с компьютером на Вы (единственная область пробелов в знаниях ходячей энциклопедии), не говоря уже об Интернете. Пришлось действовать через мать, которая просто-напросто смоталась к Ефремову на работу, понадеявшись, а вдруг Германа переведут к Вайсману. Ванька же посоветовал Герману не покидать Красноженову, а тихо домотать срок и предложить кочевряжистой тетке взятку. Красноженова же от денег отказалась и продолжала мудохать диссертантов своими увертками. К тому же Ефремов надбавил лишние две недели мытарств у Красноженовой. Получив привет от любимого товарища, Гера приободрился, к тому же замаячила перспектива перевода не в столь засекреченную Копейку (Первую лабораторию).

2
Однако не это привело к трещине отношений Алексея Михайловича и Геры Соболевсокго. Коварная судьба поджидала Геру в цеху, где на входе в чистилище прихожан обдувало ветром. Бригадир метрологов Валерия Перевезенцева с томными очами кенгуру, еще более расширявшихся от темогового режима измерений. И Герману следовало бы обратить внимание на нехарактерное имя для девушки, ибо все оказалось гораздо плачевнее. Геру, и без того слабенького на передок, отчаянно потянуло к молодой метрологине. Да и она была не против. Каждый раз в компьютере у Перевезенцевой находилась незначительная неполадка, устранить которую, однако, она самостоятельно не могла. Устранив неполадку дуэтом, любвники запирались в темовой комнате и неистово любили друг друга по пять раз на день под черным бархатным пологом, накинутым на дверь. Производительность цеха метрологии резко падала. Яковлева потихоньку зверела и начинала давить на коменданта общаги и Красноженову.
Гера, нахлебавшись за день и радостей и горестей, попросту ходил датый по вечерам и Ассамблеум вовсе забросил, не замечая того, что Катёнок уже крутит роман с троими - Шуриком и Андрюхой из Квадриги и Игорем Головкиным из его комнаты. С дядей Лешей он еще перезванивался, но мыслишки его были совсем далеко.

И вот тут-то бы ему припомнить застарелую историю от 2002-2003 года. Новые хлопоты постепенно выбили из головы и былую любовь к олимпийской чемпионке, легконой легкоатлетке Лидии Кошель, ушедшей на заслуженный отдых после Олмипиады-80, но старая любовь была забыта с приходом новой. Параллельно балконным похождениям, Герман будет еще названивал гражданке Кошель и напрашивался на приглашение. Лидия Николаевна ытерпеливо и снисходительно отностилась к его звонкам, отчасти кокетничала, учуяв немую влюбленность в его голосе, так похожую на кавалеров ее юности. В общем, осторожно крутила динаму, подогревая интерес к себе. Про это знала подруга Лидии Николаевны и была очень недовольна этим (ну, она Лиду знает 40 лет, всегда умирала от зависти), пыталась восстанавливать моральную справедливость, поучала знывающую лидину дочку Лялей, исподтишка заглядывавшуюся на перспективного любовника, а также всех и вся... в общем, та еще змея.

А история Лидии Кошель была такова: в хвостатое и шерстнатое кенгуртаврское чудовище, с человеческим корпусом до талии, а ниже - кенгуриной задницей, сумкой, ногами и хвостом, превратила ее родная бабка, стерва та еще. Кстати, эта бабка Хеся наслала порчу на своего мужа Бориса Эмильевича. Ну, думала, что он с любовницей - а он в зоопарк ходил в грустном одиночестве.. Уловив магический сигнал, взбесилась самочка кенгуру и укусила дядьку за ногу. В общем, Борис Эмильевич в одночасье стал мутантом (раз и навсегда), а потом в его роду стали рождаться только девочки, с которыми стали происходить вот такие превращения, причем ежели она вступит в любовную связь до смерти матери. От рождения девочка пока что остается человеком, но в случае утраты девственности начнет превращаться в "кентавра". А мать - обратно в полноценного человека.

Лидия Николаевна Кошель (р. 1937) - та самая старушка, к которой лазает безнадежный воздыхатель. В прошом - прославленная спортсменка, прыгунья в длину. Жертва семейного заклятия - ниже пояса она, простите, сумчатое. Вот-вот, типа кентавра. Такая она и выступала на советской спортивной арене. Ведунья, общается с магическими существами. Живет на последнем этаже в высотке, с безумствующим лифтом и неудобными лестницами. Зимой не вылазит из дому (ну, дорожная соль в лапы попадает)... разве что на помеле может полетать с подругой. Деликатная, добрая и ласковая. Родилась в Ленинграде, но с выходом на спортивную арену переехала в центр Москвы.
Эмилия - мать Лидии, дочь Хеси и уже заколдованного отца родилась обыкновенной девочкой ( р. ~~1910), выучилась на балерину, танцевала в Кировском театре, долго девствовала, потом внезапно выскочила замуж. Начало любовной жизни спровоцировало у Эмилии плавное "окенгурение" (ноги покрывались мехом, искривлялись, отрастал хвост и складка на животе). Впрочем, она успела родить дочь еще до того, как метаморфоза закончилась, так что проблем в роддоме у нее не было. Муж Эмилии недоумевал, глядя на своего тестя, шокировался женой. Брак держался исключительно на приворотной ворожбе Эмилии, но муж все равно не выдержал и сбежал ко всем чертям исполнять интернациональный долг в Испании. Может быть, Генералиссимус СССР сгинтуь помог Любил он дивные пляски Эмилии Ораниенбаум, и позволял ей существовать на виду у советской публики точно так же, как смотрел свозь пальцы на христианские сумасбродства взбалмошной пианистки Марины Юдиной.
...Потом началась Отечественная война, блокада Ленинграда. Эмилию едва не сожрал какой-то голодный доходяга, позарившись на ее "животную" половинку. Так они и бегали вдвоем - мужик с топором и опухшая от истощения балерина, спотыкаясь и поскальзываясь по льдам Ладожского озера. Хорошо, что хватило сил лягнуть доходягу. Мужик убился, треснувшись головой об лед.

Гера воспевал на форуме красоту Лидии и ее приключения в молодые годы, Нина песочила его за то, что собеседник якобы не уважает Лидию Николаевну, а только смакует "кулбничные" подробности, а также претендовала на святую миссию снятии заклятья с семейства Кошель. Катюша носилась по форуму и пыталась гасить конфликты Геры и Нины. В период геркиной влюбленности в мохнатую Лидию, под носом у Соболевского то и дело вмешивался Алексей Михайлович, простой и добрый сантехник и отчасти философ, любящий хорошо попиздеть. Дядя Леша ходил к Лидии еще наверное, со времен "Бюро добрых услуг", у них уже были вполне сложившиеся взаимоотношения - друг семьи и т.д. Он вполне мог свести Германа с Лидией, но попутно вправлял воспаленное воображение молодого интеллектуала в жизненное русло. Мол, зачем тебе воображаема старуха (у которой все в прошлом), у тебя есть вполне нормальная человеческая девушка Катюша, с ней и живи.

3
Как знать, ежли бы не появления дяди Леши в Ассамблеуме, никакого бы развала отношений и не произошло, однако Валерия Перевезенцева оказалась незнакомой Герману визуально Лялей Кошель, честно вышедшей замуж за совсем уж безвестного Перевезенцева по истечение 40 дней со смерти матери. Заклятье пало, но отношения с мужем у бедной Ляли не клеились, и они также бездарно разбежались, как хотела бы разбежаться с мужем лялина прабабка Хеся. Добрый сантехник Алексей Михайлович, оказалось, был отцом Ляли, о чем узнал на похоронах своей мохноногой возлюбленной. Утеряв любимую, он не хотел верить в распад брака его дочери, и спустил всех собак на Соболевского, уличенного в прелюбодеянии с его формально замужней дочерью.
Герману вменялось в вину его шаткое общественное положение, ненаписанная диссертация и потеря работы в ИВЦ ради достижения научного звания.
Герману ставилось на вид его преступление и вмееяось в обязанность жениться на Ляле Перевезенцевой-Кошель после ее окончательного развода с мужем.
Соболевскому не больно-то и хотелось этого делать, но дружба была утеряна и напоследок дядя Леша, вроде бы не умевший колдовать, припечатал Геру добрым и взвешенным проклятием Сантехника:
- Все, дружок, пока работу приличную не найдешь, ко мне и Ляльке можешь не соваться. Когда сможешь ее обеспечивать, вот тогда и поговрим. Наверное.

К О Н Е Ц.

LI 5.09.15