Говориться: от великого до смешного – один шаг. Терри Пратчетт показал, что между великим и смешным разницы вовсе не существует.
Его Плоский Мир – знаменит. Даже поисковые машины при словах «Плоский мир» в первую очередь вспоминают эту серию, и лишь к концу второй странице вспоминает, что когда-то эта теория рассматривалась серьезно.
Знаменит, и вместе с тем не оригинален. Это отражение мира нашего, сложного, великого и местами тоже смешного.
Эфебия – это пародия на древнюю Грецию, Агатовая империя – определенно Китай, Клатч расположен где-то в Африке, и принадлежит, по-видимому, Франции. Убервальд с его вампирами и оборотнями – несомненно Германия. Иногда узнаются и реальные люди: генерал Тактикус – Александр Македонский, Патриций – Лоренцо «Великолепный» Медичи. Некоторые аналогии не столь просты: река Анк – это видимо Темза. Стоящий на ней двуединый город Анк-Морпрок, видимо свое название получил по аналогии с Будой и Пештом, а по разгулу преступности и замашкам стражи является аналогом Нью-Йорка.
Но вот чего до сих пор я не замечал в книгах Терри, это аналогии с Россией или Украиной. Хотя, некоторые персонажи, может быть, прибыли из похожих на нашу родину мест.
Но кроме Плоского мира Пратчетт написал еще ряд романов, менее известных, и надо признать не столь целостных. Цикл о номах – один из них. Кажется, именно они более похожи на наших земляков – они живут в своем собственном маленьком мирке, соизмеримом с их ростом (4 дюймов), пользуются тем, что создают люди, и вместе с тем считают людей существами крайне недалекими.
Мир полон ими, утверждает Пратчетт. – Они живут в подполе, в брошенных норах, в скрываются в оставленных шахтах, но человек их не видит, поскольку глаза отказываются видеть такое. Их жизнь и взгляд на нас с высоты четырех дюймов и составляет содержание цикла о номах и как итог их стараний путь из кроличьей норы к звездам. Читается традиционно легко, и за день обычно книга прочитана.
Теперь о недостатках: ненавязчивая философия и юмор присутствует. Она достаточно ненавязчива и вполне философична, однако, юмор до обычного у Пратчетта уровня не дотягивает. Как всегда хромает интрига, герои выпутываются из переделок ну уж слишком простым образом.
И отдельно хочется заметить, что книги уж слишком тонки. Издательство борется с этим путем крупного шрифта и толстой, почти картонной бумаги для страниц. Может, Терри изначально писал легкую, нетолстую книгу для детей. Вот не уточнял.
Но чтиво достойное, кто не читал – марш в магазины.
Поставлю пятерочку.

Сборник статей об истории России: основное место посвящено истории крепостного права, вернее, становлению института холопства и его превращения в крепость. Неплохо звучит: «институт холопства», не находите?..
Затем довольно внятно изложена структура и назначение Земских соборов на Руси: что называется: «Земские соборы за 15 минут», написано короткое похвальное слово о Петре Великом, кое, впрочем, похоже не на труд ученого-историка, а на сочинение старшеклассника. И, наконец, статья, ради которой я и купил книгу, посвященная покупательной способности рубля за 500 лет его истории.
Объем знаний мэтра, конечно, поражает: в некоторых местах он даже избыточно скрупулезен и подробен. Легкость в изложении материал тоже в достоинства трудов Ключевского не входит: это не Валишевский и даже не Карамзин.
Но с иной стороны некоторые вопросы остались как бы в тени. Начну с факта общеизвестного: московская серебряная денга долгое время была единственной расчетной единицей на Руси. Двести денег образовали счетный рубль – во времена Годуновых и Рюриковичей монеты в рубль не существовало, да и не могло быть, ибо тогда рубль бы весил два килограмма. Две денги образовали копейку, шесть – алтын (атавизм золотоордынской двендцатиричной денежной системы).
При этом своего золота на Руси не было, а рубль был неудобен: во-первых, копейка в два грамма серебра излишне тяжела и на нее нельзя купить, к примеру, калач. Во-вторых, серебряное богатство было трудноносимым. Холоп в год зарабатывал рубль-полтора, три рубля получал на службе какой-то дьяк. Состояние Годунова до восшествия на престол оценивалось около 50 тыс рублей или 100 тонн серебра. Серебряный стандарт даже на Руси Годуновых был невозможен.
Следовательно, необходима была как и более мелкая, так и более крупная монета. И она была. Снизу копейку подпирало медное пуло – монетки, оставшиеся в наследство еще от татар. Вверху находились золотые «корабельники» - английские и прочие нобили и полунобили. Как видим и тут Россия была между Востоком и Западом.
К недостаткам разбора Ключевского можно отнести отсутствие курса серебра к золоту и меди.
Русь жила не в вакууме. Постоянно шла торговля с англичанами, немцами, турками и поляками. Иностранные монеты были в ходу, приблизительно как сейчас доллары, но какой был меновой курс?.. Ключевский делает лишь пару замечаний вскользь.
На многие мои вопросы Ключевский не ответил, так что скажем 4 балла.

Польский взгляд на русскую гражданскую войну 1603-1612, именуемую также Смутным временем. На войну, в которой существенную роль сыграли польские искатели счастия.
В современной России изгнание поляков из Кремля сейчас празднуется как День Единства. Но вот что попали они туда по русской милости, да и сидели там, в русскими же боярами – забывается. И польскому королевичу Владиславу на Руси тогда присягнуло большинство, включая, кстати, и Михаила Федоровича, первого царя из династии Романовых. Ну а то, что 4 ноября и вовсе ничего достойного упоминания не произошло – это вовсе мелочь, незначительное обстоятельство.
Что поделать, если учить историю по агиткам и художественным фильмам, то и не такое можно сочинить.
Итак, Валишевский поляк, но российский подданный, проживший большую часть жизни во Франции. Сделало ли это его объективным?.. Очевидно, что нет. Своя Наташка (вернее Маришка Мнишек) по-прежнему ближе к астральному телу. Автор восхищается Замойским и Жолкевским (небезосновательно), но как-то обходит качества младшего Сапеги и короля Сигизмунда, который получил Смоленск, но все остальное – прощелкал.
Однако и русские персонажи, особенно Минин и Пожарский даны с большой долей восхищения.
Другие исторические перипетии даны вскользь и довольно спорно. Автор придерживается того странного убеждения, что Лжедмитрий был все-таки истинным царевич. Впрочем, и сам Ключевский был мнения, что никто не сможет это утверждение опровергнуть или подтвердить. Доказательства этой теории у Валишевского сомнительны, основные же возражения просто обойдены стороной.
Затем назвать Марину Мнишек красавицей я бы все же постеснялся – слишком много гравюр с ней осталось.
Несмотря на репутацию Валишевского как серьезного историка, книга вышла довольно реферативная даже в ее польской части. К достоинствам же можно отнести довольно легкий, чуть ли не художественный язык.
С нее неплохо бы начинать изучение Смутного Времени, но рядом со Скрынниковым работа выглядит просто несерьезно. С другой стороны, мэтры русской истории, такие как Татищев, Карамзин, Соловьев и тот же Ключевский вопросу Смуты уделяли лишь некоторые главы (лекции) своих работ. Получается, 300 лет историческая наука как-то стороной обходила самый удивительный период русской истории.
Общая оценка: между тройкой и четверкой по пятибалльной шкале. Пусть будет четыре.