Я знаю мир — он стар и полон дряни,

Я знаю птиц, летящих на манок,
Я знаю, как звенит экю в кармане,
И как звенит отточенный клинок.
Я знаю, как поют на эшафоте,
Я знаю, как целуют, не любя,
Я знаю тех, кто «за» и тех, кто «против»,
Я знаю все, но только не себя.
Я знаю шлюх — они горды, как дамы,
Я знаю дам — они дешевле шлюх,
Я знаю то, о чем молчат годами,
Я знаю то, что произносят вслух,
Я знаю, как зерно клюют павлины,
И как вороны трупы теребят,
Я знаю жизнь — она не будет длинной,
Я знаю все, но только не себя.
Я знаю мир — его судить легко нам,
Ведь всем до совершенства далеко,
Я знаю, как молчат перед законом,
И знаю, как порой молчит закон.
Я знаю, как за хвост ловить удачу,
Всех растолкав и каждому грубя,
Я знаю — только так, а не иначе…
Я знаю все, но только не себя.

 Г.Л. Олди

...Однажды, на танцах, спустившись с высот,
Судьба пригласила Любовь на фокстрот.
По тонкому стану скользила рука,
Но поступь партнёрши была нелегка.
Она оступалась, шагала не в такт,
Партнёр тоже многое делал не так.
На них обращали внимание все.
«Как странно», - шептала Влюблённость Мечте.
И чуть не упав на простом па-де-де,
Любовь воспротивилась в танце Судьбе.
Её она властно тотчас обняла
И дальше движенья сама повела.
Под хитросплетенье волнующих нот
У них получался волшебный фокстрот!
Рождалось единство в слияньи двоих,
И все расступились, взирая на них...
Запомни, так было и будет всегда:
В объятьях Любви может много Судьба...


Злата Литвинова

Закрывая глаза в блаженстве,
улетая в другие миры,
она любит пускать, как в детстве,
счастья мыльные пузыри.
Преломлять в них кусочки радости
и смотреть, как они летят -
разноцветными крыльями радуги,
будто солнечный звездопад...

А потом подставлять ладони
и ловить в них дыхание звезд...
И смотреть, как солнце уходит,
уступая мир ночи из грез...
И мечтать, как однажды утром,
отодвинув полог разлук,
с рюкзаком полным долгих странствий
ты войдешь в её замкнутый круг...

Инфинити Лао

Я буду старушкой, а ты - старичком,
С седыми усами, таким бодрячком,
Под ручку гулять по осенним тропинкам,
Сидеть на скамейках остывших в обнимку.
Я буду твою кутать шею шарфом,
Ворчать, что ты дышишь не носом, а ртом,
Что я нам к перчаткам пришила резинки,
Что после прогулки просушим ботинки...

Я буду старушкой, а ты - старичком,
И мы сединою с тобою тряхнем,
Мы будем включать вечерами пластинки
И пить вкусный чай с пирожками с начинкой...
Мы будем листать наш семейный альбом,
Где ты был когда-то еще малышом,
И гладить ладонями старые снимки,
Тайком вытирая скупые слезинки...

Я буду старушкой, а ты - старичком,
Таким же останешься ты шутником,
И кот у нас будет пушистый Ефимка,
Весь рыжий, лишь белые лапки и спинка.
Лизать будет пальцы твои язычком,
За то, что те пахнут его молочком,
И спать между нами клубком в серединке,
Ведь мы будем рядышком спать по старинке...

Я буду старушкой, а ты - старичком,
И, как говорится, все будет пучком!


Марина Бойкова

Когда исполнится мне восемьдесят лет,
Я буду забывать про дни рождения,
И буду летом прятаться под плед,
И мерзнуть от любого дуновения.

Я буду переспрашивать не раз
И все равно услышу все иначе.
И буду засыпать, прервав рассказ,
И буду забывать в аптеке сдачу.

Я буду только с палочкой ходить
И перестану узнавать знакомых.
И стану хлеб в воде сырой мочить,
И трепетно коситься на иконы.

Морщины одолеют меня всю
И я пойму, что тихо умираю.
Но знай, тебя за все благодарю
И что любовь к тебе не потеряю.
________

Когда исполнится ей восемьдесят лет,
Я подарю букет на день рождения,
И буду укрывать ее под плед,
И целовать ее до изнеможения.

Я буду повторять ей много раз
И пересказывать ей новости и вести.
Смотреть, как спит, не слушая рассказ.
И буду с ней ходить в аптеку вместе.

Я буду ее под руку водить
И говорить, кто встретился сегодня.
И буду ее с ложечки кормить,
Когда на Бога смотрит исподлобья.

Когда исполнится ей восемьдесят лет,
Мне будет больше, но дожить я должен.
Чтоб вместе умереть, укрывшись в плед,
Сказав «Люблю» той, нет кого дороже…

Мария Куткар

Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может - пьют вино,
Может - так сидят.
Или просто - рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.

Не от свеч, от ламп темнота зажглась:
От бессонных глаз!

Крик разлук и встреч -
Ты, окно в ночи!
Может - сотни свеч,
Может - три свечи...
Нет и нет уму
Моему покоя.
И в моем дому
Завелось такое.

Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем!

Марина Цветаева

Картина советского художника и графика Натана Исаевича Альтмана «Портрет Анны Ахматовой». 1914 год.

«Выдающаяся русская советская поэтесса» — таким пышным титулом наградила её газета «Правда», поместив официальный некролог. Однако для многих эти слова оказались пустым звуком. Как ни странно, образ Ахматовой, сложившийся к тому моменту в обществе, был весьма далёк от поэзии. Вот свидетельство её близкого друга, инженера-геолога и известного ленинградского библиофила Соломона Цирель-Спринцсона. Ему пришлось заказывать автобус для перевозки тела. В похоронном бюро выяснилось, что автобусов нет. Имя Ахматовой на диспетчера впечатления не произвело. Бывшие рядом кладбищенские рабочие, услышав, кто именно умер, налетели на эту барышню: «Дура, это же Ахматова! Выписывай автобус!» Однако, когда у рабочих спросили, читали ли они произведения Ахматовой, ответ был обескураживающим: «Нет, не читали. Но знаем, что есть такая писательница и что она много претерпела».

Когда ты с работы вернешься домой,
Тебе улыбнусь и скажу тихо, тихо:
"Я счастлива очень, что рядом со мной
Находится лучший на свете мужчина!"
И радость в твоих засияет глазах
И ты меня нежно обнимешь за плечи
И скажешь: "Я счастлив, что дома меня
Ждет самая лучшая в мире из женщин!"