О писательнице, которая научилась различать добро и зло.

«Когда окончательно выяснилось, что я не могу стать автогонщицей, водолазом или выбрать другую профессию, близкую мне по характеру, я задумалась: что же мне делать? Мой папа, человек авантюрного склада, посоветовал: пиши сказки…»

... Первую половину своей жизни – до двадцати лет - она могла только сидеть, вторую – только лежать. И ещё писать. Писать сказки, рассказы, пьесы.

Звали её Наталья Абрамцева.

Родилась Наташа в семье учительницы русского языка и военного, который в 35 лет окончил Литературный институт (пьесы Корнелия Корнельевича Абрамцева сейчас идут в различных театрах.) В годик с небольшим девочке поставили страшный диагноз – спинальная амиатрофия Вердинга – Гоффмана.

Быть родителями ребёнка – инвалида – это подвиг. Главное – не опустить навсегда руки. Людмила Николаевна и Корнелий Корнельевич сумели сделать так, чтобы Наташина жизнь не заключилась в четырёх стенах, не зациклилась на несчастье. Для девочки были сделаны специальная коляска и санки. Тогда Абрамцевы жили ещё в Подмосковье, не в самой Москве. Зимой и летом вторым домом для неё стал лес.

«С детства я научилась улавливать малейшие шорохи: познакомилась с хлопотуньями белками, деловыми ежами, осторожными лисицами. Ну а полевые цветы и шиповник мне до сих пор дороже роз. Как всё это мне пригодилось позже! И в работе, и в жизни. Ведь воспоминания – это вторая жизнь…» На машине, «юркой малолитражке», как называла её Наташа, они с родителями объездили весь Крым, города Золотого Кольца.

В школу она проходила совсем немного. « У неё был такой корсетик, - вспоминает мама, - но всё равно, сидела она не очень устойчиво. И вот учительница ставила мальчишек дежурить около Наташки, чтобы кто-нибудь её не толкнул случайно. Они были, конечно, очень этим горды…

Но всё-таки сидеть долго было для неё очень тяжело, и писать она не успевала за ребятами… Писать ей было физически нелегко, и когда, уже будучи взрослой, она начала писать сказки, то писала фломастерами…А читала она всегда очень много, читать начала с трёх лет…И всё-таки учиться ей пришлось дома. У неё была очень хорошая учительница, и одноклассники всё время приходили. Иногда по нескольку человек, иногда целым классом… Некоторые из них до сих пор мне звонят. Я работала учителем в той же школе, у меня всегда были очень хорошие отношения с ребятами, они шли к нам домой легко, и с Наташей общались легко. Она всё время была и с детьми, и со взрослыми – у нас часто бывали и наши друзья. Так что в одиночестве она не была никогда…»

Вообще, в любой биографии есть «фасад», и есть то, что за ним скрывается. «Фасад» Наташиной биографии можно описать так: родилась в 1954 году, после школы окончила курсы переводчиков, переводила с английского и испанского, знала эти языки в совершенстве; примерно с середины 70-х годов начала писать сказки и рассказы, которые звучали по радио в передаче «Вечерняя сказка», а затем стали регулярно печататься в газетах «Вечерняя Москва» и «Сударушка». С 1990 года член Союза писателей. Написала более 120 сказок, 12 пьес. В 1985 году была издана первая книга.Всего книг вышло 16, некоторые из них уже после смерти Наташи.

Сказки переводились на испанский, японский, немецкий языки, по ним созданы диафильмы и мультфильмы.

…С детства Наташа тяжёлой болезнью была «прикована к постели», и эта болезнь оборвала её жизнь в феврале 1995 года. Прожила она 40 с половиной лет…

…За «фасадом» скрывается жизнь очень непростая, иногда трагическая, но и очень полная.

Мама Людмила Николаевна вспоминает, как в 16 лет вместе с паспортом Наташа получила справку, в которой значилось, что, как инвалиду с таким серьёзным заболеванием, ей не показана никакая работа, в том числе и надомная. С такой справкой она всю жизнь должна была получать 16 руб. в месяц. А ведь Наташа знала английский и испанский языки и могла прекрасно переводить! А ей законом запрещалось работать. И только после невероятных трудов маме удалось выбить другую, более «совершенную» справку, по которой Абрамцевой Н.К. всё же разрешается работа на дому - клеить пакеты!

«Она не была порывистой, внешне эмоциональной. У неё было всё внутри, приглушенно, она была очень сдержанна, нетребовательна…Но, вероятно, была очень впечатлительной. В три годика, помню, очень плакала, когда в мультике растаяла Снегурочка.

Столько, сколько она запомнила – нужно, чтобы это впечатлилось в неё. Что из литературы на неё повлияло? В детстве она очень любила «Тома Сойера», обожала «Маленького Принца», рассказы Дональда Биссета. А в более старшем возрасте – Булгакова. Сначала был роман «Мастер и Маргарита», потом «Белая гвардия». «Белая гвардия» поразила её тем, какие отношения могут быть в семье, и в том месте, где Елена молится за Алексея, прочитав молитву, Наташа сказала: «Мама, ты знаешь, ведь если так молиться, то конечно Бог услышит, не может не услышать…» и тут же добавила: «А ведь если не молиться, так ведь Он ничего не слышит!»

В письме к редактору японского детского журнала, который публиковал переведённые сказки, Наташа писала: « Пожалуй, самый грустный момент тонко почувствовал мой старший друг, журналист, написав обо мне:» …она не может отложить всё в сторону, выйти из дома, сесть в автобус, подняться на лифте к дверям друзей и сказать: Здравствуйте, а вот и я. Не ждали?»

К 20 годам, свою «земную жизнь пройдя наполовину», Наташа уже совсем не могла сидеть. «Малолитражка развалилась, а здоровье моё ухудшилось…» Она по-прежнему много читала, занималась какими-то переводами, но…произошёл в ней тогда перелом, трагедия, а потом - новое рождение…

Три месяца она тайно копила и собирала таблетки. Даже мама не догадывалась тогда, что Наташа решила осмысленно уйти из жизни. В письме, которое она собиралась оставить, были такие слова: «Мне надоело смотреть на мир из окна машины…Мне хочется слышать в четыре уха, смотреть в четыре глаза …»

К вере все приходят по- разному. Кто-то – вот так. Через таблетки и «Скорую помощь», которая успевает приехать вовремя.

«Я спросила тогда её, - рассказывает Людмила Николаевна, – Наташ, как дальше-то жить? Она ответила: «Второй раз это может сделать только сумасшедший. Давай будем жить так, будто ничего не было»…И вскоре после этого она написала первый рассказ «Так может быть ещё не всё?» А я пошла в храм, к священнику, спросить:«Самоубийство – это же грех? Как же ей теперь жить? Простит ли её Господь?» Мы ведь никогда не сомневались, что Бог есть. Наташу крестили, когда ей было три годика, яйца на Пасху красили, ну и почти всё. В храм очень редко ходили, ничего не знали, не понимали… А священник сказал мне: «Да ведь Он, конечно, простил её…Ведь если б Он её не простил, её бы в живых не было…» И вот после этого батюшка пришёл к нам домой, и Наташа в первый раз исповедалась и причастилась.. И с этого момента, потихоньку, крепла и крепла в вере. И до конца жизни…Если она вечером не могла помолиться, она говорила: «Мамочка, я так плохо себя чувствую, почитай, помолись за меня…»

И вот тогда она начала писать сказки.

«Так получилось, что одушевление неодушевлённого стало для меня очень интересным и важным делом. Сказка – это эпиграф жизни, это дитя сердца. Как же важно, чтобы отношения между добром, злом и ребёнком были правильными. А сказка поможет ребёнку почувствовать, узнать добро. Здесь только сердце разберётся…Вот я и пишу сказки. И буду писать. И постараюсь, чтобы после каждой из них можно было сказать задумавшемуся малышу: «А? Э-э…Так-то, дружок. В этом-то всё и дело…»

Она стала видеть четырьмя глазами, слышать четырьмя ушами…

Её сказки – это взгляд на жизнь человека, который за обыденным видит глубину. Её герои – те, кто постоянно нас окружают. В сказках оживают ваза, дом, пень, окно, и даже Закон Природы. В них нет волшебников и Баб Ёг. Но в них есть чудо. Её цветы в вазе могут вздрогнуть от холодной воды, а разговаривают у Наташи в сказках все, даже старые тапочки. Малюсенького мотылька на картине никто никогда не замечал, но вот он улетел ненадолго – и картина стала пустой.

Она была способна в любой вещи увидеть большее, чем просто вещь. Здесь предметы, цветы, животные – образы человеческих отношений. Кстати, дети, присылая на радио или в газеты свои рисунки по сказкам, не сговариваясь, рисуют героям – вазам, сосулькам, пням – глаза. И подписывают например так : «Русская народная сказка «Пень».

Эти сказки не просто чисты и нравственны, хотя и это сейчас – выдающееся качество в литературе, в том числе в детской. Они полны образами, рождёнными чистым, любящим и страдающим сердцем.

« Так не бывает. Не бывает, чтобы кто-то не был нужен, просто необходим, хотя бы кому-то одному на свете» - так говорит в одной из Наташиных сказок мудрая птица сова.

Наташа не была одинока. Её всегда окружали друзья, самым близким из которых была мама, Людмила Николаевна. «Мы с ней любили устраивать вечера. Например, вечер Вертинского. Она очень любила музыку… Я около неё ставила раскладушку, ложилась, и мы целый вечер просто слушали… Я вдруг поняла в какой-то момент, что уже не я старшая подруга, а она. Я поняла, что я эту жизнь не знаю так, как она…

«-Кем вы были в молодости? – спрашивает в одной из сказок Синица у старого Пня.

– Пальмой – отвечает тот, устыдившись своего «скучного» прошлого.

- Но это же не так, - возмущается обнаружившая обман Синица. – Вы были клёном, обыкновенным клёном, но разве это плохо – быть клёном в родном лесу?»

Может быть, кому-то покажется, что в этих сказках нет яркого закрученного сюжета. Но когда-то нужно отдохнуть от детективов и клипов! Зато в них есть глубина, трепетность и нежность. Они очень утешают страдающее сердце. Очень утешают…И грусть в её сказках сродни грусти Экзюпери в «Маленьком Принце». Кто-то назвал её сказки психологическими. А кто-то сказал о них так: « Это были не сказки, это были слова признания в любви. Любви к жизни…»

Марина Нефёдова

http://www.strumishka.narod.ru/  -официальный сайт Натальи Абрамцевой

Одна из сказок

 

СЕРАЯ КОШКА Серая Кошка жила в пустой собачьей конуре во дворе обыкновенного пятиэтажного дома. Давно жила. Привыкли к ней. Да и как не привыкнуть к Серой Кошке? Такая она обыкновенная... Просто кошка серого цвета, глаза желтые, шерсть густая — ведь и зимой на улице; хвост, лапы, уши — все нормально. Одно необычно: Серая Кошка умела разговаривать. Но говорила она так легко, правильно, непринужденно, что никто этому не удивлялся. Правда, разговаривала Серая Кошка нечасто: хозяев у нее не было, а с чужими людьми или даже со знакомыми из соседнего с кошкиной конурой дома заговаривать казалось неудобно. Хотя относились к ней хорошо. Подкармливали, делились чем-нибудь по дороге из магазина или даже выносили в миске горячий суп, а зимой кое-кто пускал погреться. В общем, жилось Серой Кошке вроде неплохо, неголодно, и дом ее, собачья конура, был вполне приличным домом. Только в последнее время стало Серой Кошке чего-то не хватать. Думала-думала она и поняла, что не хватает ей просто имени. У каждой кошки есть имя, а у Серой Кошки — нет. Трудно жить без имени. Очень захотелось ей получить имя. Она стала вспоминать, как зовут знакомых кошек. Знала Серая Кошка кошку по имени Мурка, кошку по имени Тошка и даже кошку со смешным именем Мышка. Она тихонько повторяла вслух разные имена. Хорошие имена, очень хорошие, но чужие. И кошка стала придумывать себе имя. Она лежала на солнышке, на крыше своей конуры и думала. Она думала-думала. И никак не могла придумать нового имени, незанятого. Серая Кошка так расстроилась, что у нее даже голова заболела. «Ну, хорошо,— наконец решила она,— я найду себе новое имя, а как же все узнают, что меня зовут так, а не иначе? Нельзя же ко всем подходить и представляться. Что же делать?» А вот что! Нужно, чтобы кто-нибудь придумал и подарил ей имя. Нужно, чтобы кто-нибудь называл ее по имени. А кто может это сделать? Хозяин, конечно! Значит, необходимо найти хозяина. Серая Кошка решительно спрыгнула с крыши конуры и направилась к пятиэтажному дому. Она была уверена, что кто-нибудь захочет взять ее себе в кошки. Недолго думая Серая Кошка вошла в первый подъезд. поднялась на первый этаж, остановилась у первой квартиры. Она тщательно вытерла лапы о половичок перед дверью, подпрыгнула к звонку и позвонила. Дверь открыл мужчина. Кошка его слегка знала: не то писатель, не то журналист, человек, кажется, не вредный. Когда замечает за окном кошку, кидает ей что-нибудь съедобное. Сейчас он был одет в домашний вельветовый пиджак, спортивные штаны, шлепанцы, красные носки. Сначала мужчина посмотрел поверх кошки: он не понял, что это она звонила. Потом заметил ее. — А!.. Это ты?! — Это я. Здравствуйте. Можно?— Кошка заглянула в квартиру. — Заходи, заходи. Рыбу жареную будешь есть? — Нет, спасибо. Я есть не хочу,— отозвалась Серая Кошка. — А что же ты?.. Кошка снизу посмотрела на мужчину, чуть-чуть растерялась. — Я бы хотела поговорить с вами. Если вы не очень заняты. Мужчина удивился, но кивнул. Пошли к нему в кабинет. Он сел в кресло у стола с пишущей машинкой, папками, разбросанными бумагами. Кошке показал на диван напротив. Она устроилась на спинке дивана. Молчит, подергивает ушками, не знает, как начать. — Видите ли, я хотела спросить...— Серая Кошка прошлась по спинке дивана,— не нужна ли вам кошка? — В каком смысле?— не понял мужчина. — Кошка в смысле кошка. Просто кошка. Я хозяйственна, послушна. Без разрешения ничего не возьму. Вы не подумайте, что я хвалюсь. Я объясняю. — Ты понимаешь... Я вот рыбу пожарил... Вкусную. Может, хочешь?— пробормотал он. — Нет, вы меня поймите, пожалуйста, правильно,— терпеливо объясняла Серая Кошка.— Скажите, не хотели бы вы взять меня в кошки, придумать мне имя? — Ах, в кошки! Завести как бы... ну... собаку? — Почему же обязательно собаку?— Шерсть зашевелилась на кош-киной спинке.— Просто домашнее животное. В данном случае — кошку. Было уже ясно, что с этим дядей вряд ли что получится, хоть и не вредный он. — Да, да. Я понял... Но... Понимаешь... — Я понимаю... — Я в принципе не против... Совсем!— Он зашагал по комнате.— Но... Но! Я... Я же все работаю, все занят. Ты не обижайся. Ты очень хорошая кошка... Но вот видишь,— он показал на письменный стол,— работаю, занят... Тебе плохо у меня будет. Скучно. Серая Кошка кивала головой: — Да, да. Все ясно. Извините. — Ты только не обижайся, ты заходи. Накормлю... Он как-то виновато посмотрел на кошку. — Да, да... Спасибо. Зайду обязательно. И прямо со спинки дивана она прыгнула на форточку, осторожно развернулась, кивнула на прощанье, сказала «до свидания» и соскочила вниз на улицу. Мужчина посмотрел ей вслед, потер затылок и застучал на своей машинке. А кошка, приземлившись на хилый газон под окном, стала прикидывать, что делать. «Ничего страшного не произошло,— решила она,— нужно искать дальше». Серая Кошка вошла во второй подъезд, подошла к двухкомнатной квартире, позвонила. Открыла тетка. По-другому не скажешь. Именно «тетка»: тощая, длинная, сухая, накрашенная. Сразу видно — вредная. «Ну и ну,— подумала кошка,— куда это я попала?..» Но все-таки решила довести дело до конца. — Ты что?— спросила тетка. — Извините, пожалуйста,— запинаясь от смущения, проговорила Серая Кошка.— Скажите, не нужна ли вам кошка? — Это ты-то?!— возмутилась тетка.— Да у тебя блох, наверное, тьма-тьмущая! А может, ты даже бешеная! Дверь захлопнулась. . — Сама ты бешеная,— тихо сказала кошка, спускаясь по лестнице. Не очень весело стало кошке: здесь просто выгнали, там, мягко говоря, не приняли. Сидела она перед третьим подъездом и не знала — идти дальше искать хозяина или так уже и жить без хозяина, без имени? Но в конце концов решила, что две неудачи — это еще не все. Вошла в третий подъезд, поднялась на третий этаж, остановилась около трехкомнатной квартиры. Прислушалась: женский голос. Серой Кошке показалось — телефонный разговор. Голос негромкий, мягкий, несколько вялый, томный, чуть надменный даже, но все равно приятный. «Подожду»,— решила кошка: она была вежливой. Ждать пришлось довольно долго. Наконец ее чуткие ушки уловили легкий стук: опустилась телефонная трубка. Серая Кошка позвонила в дверь. Неторопливые шаги. Открыла женщина средних лет, полноватая, короткие каштановые волосы, пестрый, но не яркий крепдешиновый халатик, сигарета в тонких пальцах. — Здравствуйте, можно войти? — Пожалуйста, проходи. Женщина ничуть не удивилась, ни о чем не спросила, провела Серую Кошку на кухню, налила для нее молока в блюдце, а себе сделала красивый бутерброд с сыром. — Выпей молочка,— сказала она, принимаясь за бутерброд. Кошке не хотелось молока, но отказываться было неудобно. Она выпила. Женщина доела бутерброд и хотела подлить кошке молока. — Нет-нет, спасибо,— остановила кошка.— Мне нужно поговорить с вами. — Поговорить? Я слушаю тебя. И Серая Кошка терпеливо и толково рассказала все о себе, о том, что у нее нет хозяина, о том, как ей хочется иметь имя. Женщина очень внимательно слушала кошку. И в то же время жевала то ли коржик, то ли пряник... Кошка замолчала. Ждет. Без тени сомнения, закуривая сигарету, женщина кивнула: — Конечно. Оставайся моей кошкой. Я буду твоей хозяйкой. А назовем тебя,— она чуть задумалась,— назовем тебя Шастой. Нравится? Серой Кошке нравилось все: и чудесное новое имя, и хозяйка, такая спокойная, ее голос, такой ласковый. Зазвонил телефон. Женщина взяла кошку на руки и неторопливо пошла в комнату, где на полу стоял телефон. — Алло?— Она сняла трубку.— Это ты, моя хорошая,— радостно, но спокойно сказала женщина,— а я тебе звонила, звонила. Сейчас, погоди™ Женщина принесла сигареты, закурила, прилегла на софу и вернулась к прерванному разговору. Кошка легла на ковер рядом с софой, слегка задремала под монотонный голос новой хозяйки. Специально она не слушала, но ее кошачий слух улавливал отдельные реплики. Кошка поняла, что речь шла о босоножках, которые купила подруга хозяйки и которые были слишком яркими, и потому хозяйка считала их вульгарными. — Нет, ты как хочешь,— говорила она,— но наш возраст, комплекция обязывают. Я бы не решилась. Но раз тебе нравится... И они принялись выяснять, какие платья, блузки, юбки, сумки, зонтики могут сочетаться с новыми босоножками. «Все это очень важно,— думала Серая Кошка,— но когда же обо мне?» Она немножко спала, немножко слушала, немножко вспоминала, что знала об этой женщине. Где-то она работает несколько часов в день. Вырастила двух сыновей, которые редко бывают дома, а муж ее почти все время на работе, в командировках. Живет она, в общем, спокойно. Пока тянулся разговор, кошка успела выспаться, пройтись по квартире и даже чуть-чуть забыть свое новое имя — ведь по имени ее ни разу так и не назвали. И вот разговор закончился. Кошка открыла рот, хотела что-то сказать и не успела. Телефон! — Алло? Ах, это ты, моя хорошая. Ну как же ты забыла меня? Нет, неправда! Нет, ты не звонила! Нет, ты так не говори, хорошая моя! Хозяйка взяла телефон и вместе с ним ушла на кухню. Достала из холодильника сладкий творожный сырок, устроилась на маленьком кухонном диванчике. Кошка присела рядом на полу: «Сейчас она расскажет обо мне этой своей приятельнице. Скажет, как меня зовут». Напрасно так думала Серая Кошка. Говорили о тех же ярких босоножках, что купила общая знакомая, потом о романе известного писателя: его напечатал какой-то толстый журнал и был он не то гениален, не то бездарен — критика пока не решила. Потом говорили о том, как хочется похудеть, и как трудно сидеть на голодной диете, и так далее, и так далее... И ни слова о кошке. «Удивительно! Ведь даже имя придумала. Как его?.. Я и не успела запомнить»,— сокрушалась Серая Кошка. Наконец и этот разговор кончился. «Вот! Вот сейчас она назовет меня по имени»,— решила кошка. А женщина, закурив, томно потянувшись, начала готовить грандиозный обед. Ведь сегодня суббота, соберется вся семья — и муж, ответственный работник, и сыновья-студенты. Время от времени она кидала на блюдечко Серой Кошке что-нибудь съедобное, иногда ласково улыбалась ей. Ласково. Но отрешенно как-то. И было ясно, что в мыслях у нее пельмени, которые лепила, босоножки приятельницы. толстые журналы, зонтики, диеты... А вот Серой Кошки там не было. Приготовление обеда прерывалось телефонными звонками. И опять ни слова о ней, о кошке. Что она — никто совсем этой женщине? Выходит так. Пообещала взять в кошки, дать имя. Пообещала, и все? «Ну уж нет,— подумала Серая Кошка.— Не нужна я ей! А значит, и она мне...» И кошка решительно пошла к двери. Хозяйка отпустила кошку, не спрашивая, вернется та или нет. Но Серая Кошка точно знала, что не придет. Она сидела на лестничной ступеньке в растрепанных, совершенно растрепанных чувствах. И даже с растрепанной, взъерошенной шерсткой, что было ей совсем не свойственно. Ведь она очень аккуратна. А сейчас Серая Кошка была и расстроена, и растрепана, и... обижена. Сидела она на ступеньке третьего этажа и не могла сообразить, что же ей теперь делать. Снова искать хозяина? Она не могла. Что-то мешало. А как же имя? А тот, кто даст его? Пока Серая Кошка ломала голову, снизу стали доноситься звуки вполне определенные. Кошка узнала эти вопли и грохот. Посмотрела в лестничный пролет. «Они»,— вздохнула она. Совсем молодая мама, в джинсах конечно, волокла за руку упирающуюся, орущую маленькую дочку в синем комбинезоне, а девчонка эта тянула игрушечную пустую коляску, громыхающую на каждой ступеньке. Мама что-то втолковывала дочке, та яростно спорила, дергая одной рукой коляску, другой — маму. Догромыхали до кошки. — Серая Кошка!!!— радостно крикнула девочка.— Привет, Серая Кошка! Кошка вздрогнула. От девчонкиного вопля и, главное, оттого, что она так запросто к ней обратилась, по имени будто. Довольно измученная мама кивнула тоже приветливо и по-свойски как-то. И тут Серая Кошка, сама не понимая, что делает, впрыгнула в девчонкину игрушечную коляску. — Мама!!! Смотри!! Смотри!! Серая Кошка теперь наша!— завопила девчонка.— Не нужно мне говорящую куклу! Не хочу мороженого! Серая Кошка наша!!! Девчонка дергала маму, трясла коляску с Серой Кошкой. — Мама! Мамочка! Серая Кошка! Я давно просила! Она сама пришла! Серая Кошка! Серая Кошка наша!!! И хотя маме в джинсах было все равно — хоть кошка, хоть тигр, хоть дракон,— она устало улыбнулась и сказала: — Пошли домой, Серая Кошка. А девчонка, волоча коляску по ступенькам, распевала на весь дом: «Серая Кошка наша теперь! Серая Кошка наша!» И тут Серая Кошка поняла: есть у нее имя, давно есть, прекрасное имя СЕРАЯ КОШКА.

Родился 14 февраля 1922 года в селе Орехово-Васильевка. В 1931 году семья переехала в Краматорск, который стал для Николая родным городом. Здесь он окончил 10 классов средней школы № 1. Затем стал студентом Днепропетровского государственного университета. Вступительное сочинение по украинскому языку и литературе он написал в стихах, получил «пятерку» за сочинение на тему «Радянські льотчики – горді соколи країни соціалізму». Обучение на филологическом факультете было прервано началом Великой Отечественной войны. В числе других Николай Рыбалко ушёл на фронт добровольцем. Был принят в Барнаульское миномётное училище.

В июне 1942 г. лейтенант Рыбалко принял первый бой под Воронежем, тогда же получил первое ранение и первую награду — орден Красной Звезды.

Противотанковая батарея под его командованием принимала участие во многих кровопролитных боях, среди которых — крупнейшее танковое сражение под Прохоровкой, на Курской дуге. Освободительными боями в составе 38-й армии Николай Александрович прошёл всю Украину — от Сум до Львова. За форсирование Днепра южнее Киева он был удостоен ордена Красного Знамени. 3атем были бои под Корсунь-Шевченковском, вновь ранение и ещё одна награда – орден Красной Звезды. Прошёл с освободительными боями Польшу, дошёл до Одера. 1945 год встречал на немецкой земле.

В феврале 1945-го на Одерском плацдарме гвардии капитан Рыбалко был тяжело ранен. Прошли долгие месяцы лечения в госпиталях, но медицина, увы, была бессильна, он навсегда потерял зрение. Тогда ему было только 23 года. Но для него война не закончилась в сорок пятом, для него оружием стало поэтическое слово.

Первое стихотворение «Цветы» было опубликовано в 1954 году в «Литературной газете». Автор получил множество теплых и ободряющих отзывов. Уже через два года Николай Рыбалко принес в издательство «Донбасс» рукопись книги своих стихов. В 1956 году вышел первый сборник поэта «Под солнцем родины». Выход этого сборника не остался без внимания как общественности, так и профессионалов, – автор сборника был принят в члены союза писателей СССР.

В последующие годы появлялись новые сборники. Николай Александрович Рыбалко в течение всей своей жизни издал более 25 книг. Все сборники его стихов, среди которых «Глазами сердца» (1958), «Я жил в такие времена» (1972), «Незакатная звезда» (1982), «Незабудки на кургане» (1975) и многие другие, говорят не только о тяжёлых временах войны, но и о человеческой дружбе, верности и любви. В 1966 году вышел очерк Рыбалко «Броня и пламя», в котором автор рассказывает о своем школьном друге — Евгении Лысенко. Подполковнику Е. П. Лысенко было всего лишь двадцать четыре года, когда он был смертельно ранен.

Творчество Николая Рыбалко отмечено множеством высоких правительственных наград, среди которых орден Октябрьской Революции и Дружбы Народов. В 1968 году за сборник «Дорога на высоту» автор получил звание лауреата республиканской комсомольской премии им. Николая Островского. В 1985 году за сборник «Незакатная звезда» он был удостоен звания лауреата Государственной премии Украины им. Т. Г. Шевченко. Песня Александра Билаша на стихи Н. А. Рыбалко «Я жил в такие времена» стала лауреатом Всесоюзного телеконкурса «Песня-75».

Широко известна общественная деятельность Николая Рыбалко. Более сорока лет он возглавлял литературное объединение при редакции газеты «Краматорская правда», которое считалось одним из лучших на Украине. На базе этого объединения было воспитано немало талантливых литераторов, среди которых Олег Плуталов, Леонид Горовой, Виктор Пикалов, Анатолий Мироненко, Анатолий Мирошниченко.

Я жил в такие времена,
В такие дни, в такие даты…
Меня, безусого, война
До срока призвала в солдаты.
И в краснозвёздного меня
Сто пушек целилось, наверно!
Москву собою заслоня,
Весь мир прикрыл я
в сорок первом.

Я жил в такие времена -
Горели руки от работы.
Земля мне золотом зерна
Платила за солёность пота.
Припав к динамику щекой,
Я слушал, как свершая чудо,
На крыльях зрелости людской
В глубины проникали люди.

Я жил в такие времена,
Что голова ходила кругом -
Моя планета и война
Стояли в шаге друг от друга.
Мне вся земля была видна
И зорким днём, и ночью звёздной.
И был я ласковый и грозный -
Я жил в такие времена!

Прозрение

Февраль сорок пятого года
Свинцовою нитью прошит.
Смиренно оскаленный Одер
У ног, затаившись, лежит.
Смешалась вода с небесами,
Гремя, полыхая, звеня.
И парню с моими глазами
Вдруг стало темно от огня.
В мгновенье погасло светило
И очень далёкая степь.
Со мною, со мной это было,
Но я в этот день не ослеп.
Я слышу, я знаю - кому-то
Мечтается вновь о войне.
В такую крутую минуту
Приходит прозренье ко мне.
И вас поведу я сквозь годы,
Сквозь жгучую даль поведу -
Туда, где проходит пехота
По тонкому ломкому льду.
Туда, где как будто распятья,
Стволы почерневших берёз,
И женщина в траурном платье,
И слёзы запёкшихся рос.
Потом у гранита я стану,
И, вспомнив упавший рассвет,
В литую ладонь капитана
Вложу незабудок букет.
Я всё различу в этом гуле:
И стон, и свинцовый пунктир,
Чтоб люди сегодня взглянули
Моими глазами на мир.

Запоминайте их

И будет так неотвратимо будет...
На сцену выйдет
в орденах старик -
Последний на планете фронтовик.
И перед ним в порыве
Встанут люди:
Не кто-нибудь пред ними -
фронтовик!
И голосом спокойным и усталым
Солдат бывалый поведет рассказ,
Как землю эту
вырвал у металла,
Как наше солнце
сохранил для нас.
И будут парни очень удивляться,
Девчонки будут горестно вздыхать:
Как это можно умереть в семнадцать,
Как можно в годик маму потерять...
И он уйдет,
свидетель битвы грозной,
С букетом роз и маков полевых...
Запоминайте их,
пока не поздно,
Пока они живут среди живых.

Цветы

Белый снег со мной играет в жмурки,
Мне не светят звезды с высоты,
Говорит мне ласково дочурка:
"Посмотри, какие здесь цветы!".
Знать, она еще не понимает,
Что вернулся я с войны слепой.
"Посмотри же, – снова умоляет, -
Это желтый или голубой?"
Я склонился над дочуркой ниже
И подумал, трогая цветы:
"Я давно уже цветов не вижу,
Чтобы их всегда видала ты"

Международный день детей — один из самых старых международных праздников. Решение о его проведении было принято в 1925 году на Всемирной конференции, посвященной вопросам благополучия детей, в Женеве. История умалчивает, почему это детский праздник было решено отмечать именно 1 июня.

По одной из версий, в 1925 году Генеральный консул Китая в Сан-Франциско собрал группу китайских детей-сирот и устроил для них празднование Дуань-у цзе (Фестиваля лодок-драконов), дата которого как раз пришлась на 1 июня. По счастливой случайности, день совпал и со временем проведения «детской» конференцией в Женеве.


Флаг Международного дня детей
У Международного дня детей есть флаг. На зеленом фоне, символизирующем рост, гармонию, свежесть и плодородие, вокруг знака Земли размещены стилизованные фигурки — красная, желтая, синяя, белая и черная. Эти человеческие фигурки символизируют разнообразие и терпимость. Знак Земли, размещенный в центре, — это символ нашего общего дома.

Интересно, что этот праздник активно поддержали в странах, избравших социалистический путь развития. В эпоху существования Совестского Союза 1 июня в школах начинались летние каникулы. Международный день защиты детей отмечали речами и дискуссиями о правах и благополучии детей, проводили показы новых детских художественных фильмов и телепередач, устраивали спортивные соревнования для детей, часто приглашая к участию и родителей.

Взрослые! Если грустите,
Кошки скребут на душе –
Детство в аптеке спросите:
В капельках или в драже.

Пару цветных витаминок,
Капелек с сахаром пятъ –
И босиком без ботинок
Прямо по лужам гулять.

В ваших глазах отразится
Небо такой синевы...
Солнцем, травинкой и птицей
Будто бы станете вы.

Снова деревья большие,
Хочется петь и играть!
...Может, вы даже решите
Больше детей не ругать?

Детства волшебное царство –
Радость весёлых проказ...
Жаль, что про чудо-лекарство
Мамы не знают пока.

Но не беда! Слава Богу,
Вместо чудесных затей
Взрослым придут на подмогу
Смех и улыбки детей!

С первого понедельника после Духова дня, следующего за Троицей, т. е. с 58-го дня после Пасхи, начинается Петровский, или апостольский, пост. Его продолжительность колеблется от 8 дней до 6 недель и зависит от того, какая в этом году была Пасха: ранняя или поздняя.

Заканчивается Петровский пост всегда в одно время — 29 июня (12 июля по новому стилю), в праздник святых апостолов Петра и Павла.
В народе это время называется Петровками.

Петровский пост, как и другие постные дни календарного года, установлен не для изнурения и измождения плоти, а для достойного приготовления к празднику. Апостол Павел в одном из своих посланий призывает нас всегда радоваться и за все благодарить.

Радость христианина не в довольстве сытой плоти. Подлинная радость в человеке рождается только от полноценной духовной жизни, когда каждый прожитый день приближает человека к Богу. Главный смысл установленного Церковью поста заключается в том, чтобы человек научился подчинять свое тело духу, низшие потребности — высшим.


По словам преподобного Серафима Саровского, пост является незаменимым средством приобретения плодов Святого Духа.


Петровский пост установлен в память первоверховных апостолов Петра и Павла, которые постились, подготавливая себя для Евангельской проповеди. В дни поста из рациона исключают продукты животного происхождения, разрешается использовать в пищу только растительные продукты и рыбу. Причем в понедельник, среду и пятницу нельзя употреблять рыбу и растительное масло.

МОЛИТВЫ ПЕРЕД И ПОСЛЕ ВКУШЕНИЯ ПИЩИ

ПЕРЕД ВКУШЕНИЕМ
Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволения.

ПОСЛЕ ВКУШЕНИЯ
Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небесного Твоего Царствия, но яко посреде учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир даяй им, прииди к нам и спаси нас.

Песнь о собаке
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Женщине из г. Вичуга

Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.

Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.

Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.

Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.

Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.

Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Его зарыли после схватки.

Стоит звезда из жести там
И рядом тополь — для приметы...
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.

Письмо нам утром принесли...
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли —
Уж вы простите нам, солдатам.

Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.

Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем.
А старый, если и придет,
Вам будет все равно ненужен.

Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.

Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова...
Вот именно: «не утруждал»...
Вы побольней искали слова.

И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.

«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»...
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.

Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить,—
К несчастью, в жизни все бывает.

Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам ненужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных.
В своей душе их не нашли —
Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь —
Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли,
Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают — вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?

На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш — он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратись с войны,
С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно еще простить
Придется вам его — за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут —
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.

О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно —
Так я от имени полка
Беру его слова обратно.

Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.

По поручению офицеров полка
К. Симонов

1943

Константин Симонов