Передо мной лежит книга в драном переплете. "Сто лет одиночества". Нет, она истрепалась не от того, что ее часто читали: книга была приобретена в букинистической лавке еще во времена студенчества, бегло просмотрена и старательно отложена на "потом" для углубленного осмысления. "Потом" долго не наступало, с книги стиралась пыль, но странные нравы латиноамериканцев не особенно привлекали. Наверно, она бы продолжала и дальше пылиться на полке, если бы автор еще был с нами. Удручающая и циничная человеческая особенность: чтобы перечитать автора, нужно его похоронить. Сейчас многие перечитывают "Сто лет одиночества"...
Мое отношение к Маркесу двойственное. С одной стороны, необычная притягательность авторского образа с синестопатичным погружением и характерной гипнотической вязкостью плавополушарного текста, от которого учащается дыхание... С другой... Есть в нем что-то едва уловимое, ориентированное на широкую публику. И это эмоционально цепляет, вызывает протест. И я даже знаю, почему...