Я уже как-то упоминала на страницах своего дневника американского православного подвижника и мыслителя Серафима Роуза (в миру Юджин Дэннис Роуз, рожден в Сан-Диего, Калифорния, США в 1934 году в протестантской семье).

Цитата из Вики:

В 1956 году, закончив колледж, поступил в Академию востоковедения в Сан-Франциско, где занимался изучением сравнительного анализа религий, который давал возможность попробовать себя в различных духовных школах: в индуизме, буддизме, иудаизме, суфизме и др. Каждую религию он изучал на её родном языке. Например, конфуцианские тексты он читал на древнекитайском. В университете за работу о древних наречиях китайского языка он получил степень магистра. В совершенстве знал французский язык и латынь. Здесь он впервые познакомился с трудами Рене Генона, и, вслед за ним, встал на стезю поисков аутентичной духовной традиции. Из-за дружбы с Йоном Грегсоном, сокурсником по Академии Востоковедения, и после посещения русского православного собора Всех скорбящих Радости в Сан-Франциско порвал с буддизмом и начал посещать православные богослужения, учить русский язык, изучать книги о Православии...

Цитата об образовании и пути к православию Юджина Роуза приведена неслучайно. Серафим Роуз изучил и прошёл сам практически все основные духовные практики Земли, в результате остановившись для себя на Православном Христианстве... Эта цитата приведена ещё и для демонстрации высочайшей образованности и ума этого человека... ибо для некоторых людей вера человека объясняется "неграмотностью", "ограниченностью" и т.д., как, например, это вполне явственно следует из НЕуважительных фраз некоей "поклонницы" Майкла Джексона в своих рецензиях на книги (и не только):

"А в конце автор — набожная тетушка — еще и толкает совершенно неуместную в этом деле проповедь. В общем, по этой книге плачет редактор..." (автор morinen рецензия на книгу Redemption (Искупление) Джеральдины Хьюз)

И в силу своей СОБСТВЕННОЙ глубочайшей неграмотности автор(ша) подобных "рецензий" не отдаёт себе отчета в том, что "набожными дядюшками" являлись, к примеру, ГЕНИАЛЬНЕЙШИЕ мыслители и ученые России (гениальность которых признана во всем мире): Ломоносов, Достоевский, Павлов и многие-многие другие. Не говоря уже о том, что "набожным дядюшкой" являлся и сам Майкл Джексон, который постоянно заявлял о своей вере не только в частных беседах и публичных выступлениях, но даже в депозишнах:

Тем более очевидно, что события книги, на которую была написана подобная "рецензия", действительно нуждаются в некотором духовном осмыслении. Джеральдина Хьюз это сделала так, как смогла. И за то, что она сделала это в стране, где христианство не приветствуется (в чем я лично ещё раз убедилась из личного общения с американцами, которые мне буквально писали о том, что "христианство - это кровавая религия"... откуда у них подобные убеждения - вопрос не ко мне), автору книги отдельный респект...

Кстати, именно неприятие христианства, как такового многими американцами фактически закрывает для их понимания смысл творчества, а значит и ЛИЧНОСТИ Майкла Джексона. Не говоря уже о других "особенностях" американского сознания.  Когда-то русские подвижники говорили: "Наступят такие времена, когда тысячи безумцев покажут пальцами в сторону одного разумного и назовут безумным его"... Это пророчество в том числе полностью сбылось и на Майкле Джексоне.

Но ответьте себе на вопрос: поменялось ли после его смерти общество, которое его травило, читало (слушало) и впитывало всю грязь и все сплетни про него всю свою сознательную жизнь? Одна американка, поклонница Майкла Джексона, меня на полном серьёзе пыталась убедить в том, например, что я должна поверить совести американского пластического хирурга Арнольда Кляйна и совести СМИ, а не своим собственным глазам относительно пластических операций Майкла:

И это только самая малая часть тех откровений, в которые меня хотели посвятить американские фанаты... Об остальных "откровениях" я лучше умолчу, во всяком случае ПОКА, иначе получится сильно много и не совсем на ту тему, на которую я хочу сделать пост.

Возможно 25 июня 2009 года в этом обществе и появились какие-то проблески, напоминающие "угрызения совести"... но ПОМЕНЯЛОСЬ ли само это общество и его СОЗНАНИЕ? И, следовательно, стоит ли русским поклонникам Майкла Джексона верить без оглядки и считать "авторитетным" мнение западного (особенно американского) сообщества фанов? Пусть каждый это решает для себя сам.

Но я вернусь к тому, чему посвящен пост, в связи со многими публикациями на ЛИРУ и на других ресурсах о Новом Мировом Порядке, иллюминати и т.д., а также в связи с вышеприведённым фактом слепоты (или нежелании признавать факты) у некоторых фанатов Майкла Джексона, мне захотелось поделиться некоторыми выдержками из писем Серафима Роуза, которые я собирала для себя лично. Думаю, они могут быть интересны не только мне в связи с текущими мировыми событиями и ОЧЕВИДНОСТЬЮ реального существования кукловодов мирового уровня. Называть их можно как угодно: "теневая олигархия", "иллюминати" и т.п. - суть их, а также их планы по устройству мира (ещё здесь и здесь + Николай Стариков сегодня опубликовал очень интересную статью "Убийственная «свобода слова»: как избавляются от неугодных режиссёров в США" на ту же тему НМП) остаются неизменными. И эти ИХ планы касаются всего человечества.

Мне хотелось бы затронуть то, что лежит В САМОЙ ОСНОВЕ этих планов. Ведь совершенно неслучайно мировому человеческому сообществу активно прививался атеизм в течение XIX и XX веков. Атеизм (неверие или по-другому - материализм), как высшая степень апостасии (отступления от Бога)  - это ОСНОВНОЕ условие, на котором возможно построение Нового Мирового Порядка.

Это было совершенно очевидно многим святым Христианской церкви, в том числе апостолу Иоанну Богослову, который написал Апокалипсис. Те, кто его читал и пытался как-то осмыслить видят параллели между планами на человечество мировой элиты и строками Апокалипсиса.

Отец (иеромонах) Серафим Роуз до конца жизни проживал в США - в стране, находящейся в авангарде построения НМП, соответственно он сам был свидетелем определённых и весьма характерных процессов, протекавших в американском обществе и в сознании людей. Ниже представлены его размышления и выводы в связи с этими процессами, которые сегодня более чем актуальны не только для США, но и для всего мира, в том числе и для России.

Полностью книгу можно почитать здесь, если кто-то заинтересуется глубже.

(Подборка из писем и ранних работ Юджина Роуза, написанных в конце 50-х — начале 60-х гг. Отчасти еще до того, как он сознательно принял Православие, заметно отличается от написанного им позже. Это, впрочем, и неудивительно. Контраст, однако же, виден не столько в содержании, сколько в жестком стиле изложения, в резкости формулировок, в акценте на догматике и формальных рассуждениях. Многие примут это за недостаток и будут в известном смысле правы. Автору этих заметок не было и тридцати лет, а относительно обращения к вере его возраст был и вовсе младенческим. Незадолго до смерти о. Серафим будет расcказывать следующему поколению верующих о Православии в Америке и приведет знаменитую цитату из св. Тихона Задонского: «Знание правых догматов имеется в разуме: оно часто бывает бесплодно, надменно, возносливо; истинная же во Христа вера есть в сердце», — обращаясь не только к слушателям, но и к самому себе в молодые годы.

Однако значение этих работ будущего о. Серафима исключительно велико. Каждый легко убедится в этом по самому их содержанию, но и их юношеский жар, и даже резкость стиля имеют особый смысл в наши дни.)

На Рождество нового стиля я ездил в Кармел к родителям. Знаком ли тебе этот город ? Он живописно расположился на взморье среди кипарисов и сосен в 120 милях к югу от Сан-Франциско. Когда-то здесь жили поэты и художники, а сегодня, вместо прежней богемы, главным образом состоятельные пенсионеры «с культурными запросами», которым нужна «спокойная и изысканная атмосфера». На всем — неизгладимая печать материального комфорта.

Что касается меня, то я вижу здесь ясную иллюстрацию «духа нашего времени», а вдобавок еще и урок смирения, который, к сожалению, плохо идет мне впрок. В этой с виду «нейтральной» и безвредной атмосфере четко просматриваются признаки царства антихриста: псевдоблагочестивая самодовольная «набожность», примитивный антикоммунизм, того и гляди переходящий в фашистский призыв к крестовому походу «ради блага христианской демократии», и при всем том — полнейший туман в голове и в сердце, в обличий какой-то смутной морали и благонамеренного идеализма, когда еретика вроде Альберта Швейцера считают «святым» и рады верить слащавой пропаганде о «мире и братстве между народами» с той или иной стороны «железного занавеса».

Вся эта духовная фальшь, на мой взгляд - это сырье для князя тьмы, для его чудовищного и лживого земного царства. Сегодня в воздухе носится дух ожидания: люди, сознательно или нет, ждут, что явится некий мессия, разрешит все неразрешимые проблемы и избавит их от удушающего страха, этого проклятия наших дней. Люди готовы склониться перед зверем Апокалипсиса, перед кем угодно, только бы тот принес им «мир», «братство», а главное — забвение Христа. Только бы забыть о Христе, о том простом и ужасном факте, что все наши так называемые проблемы идут не извне, а изнутри, что Бог Вседержитель ждет от нас многого, а мы отвернулись от Его лица, и что грядущая вечность будет непереносима для тех, кто хотел просто «жить не хуже других»...

... искусство, политика и философия - суть всего лишь отражения современности; они абсурдны постольку, поскольку абсурдной стала сама жизнь. У всех в памяти самый страшный пример реального абсурда — гитлеровский «новый порядок», когда с виду вполне нормальный, цивилизованный человек, умелый и тонкий исполнитель музыки Баха (как Гиммлер) мог быть в то же время хладнокровным убийцей миллионов и чередовать инспекции лагерей уничтожения с концертами и художественными выставками. Да и сам Гитлер был воплощенным абсурдом: он взмыл из небытия к мировому господству и канул обратно в небытие за десять с чем-то лет, оставив за собой лишь обломки цивилизации, благодаря одному тому, что он, пустейший из людей, олицетворял пустоту своих современников.

Гитлеровский сюрреализм остался позади, но эпоха абсурда отнюдь не миновала. Мир просто вступил в новую фазу той же самой болезни, до поры не столь бурную. Ясней, чем фашистское евангелие гибели, свидетельствует о нашем нигилизме и растерянности наше новейшее оружие; парализованные невиданным внешним могуществом и внутренним бессилием, мы беспомощны под его грозной сенью. Тем временем неимущие и «угнетенные» всего мира пробуждаются к самосознанию и начинают требовать богатства и власти; имущие же прожигают жизнь в суете, или гибнут от разочарования и скуки, или совершают отчаянные преступления. Кажется, мир раскололся надвое: одни ведут бессмысленную и бесцельную жизнь, не сознавая этого, а другие вполне осознанно идут к безумию и самоубийству.

Нет нужды продолжать список очевидных и типичных примеров. Достаточно сказать, что даже самые вопиющие из них — не более чем симптомы одной и той же болезни, которая окружает нас на каждом шагу и проникает в самое сердце, если не знать, как с ней бороться. Мы живем в эпоху абсурда...

Склонность к абсурду в значительной мере характеризует духовное состояние нашего современника; можно узнать много интересного, если суметь разобраться в абсурде. Но тут мы сталкиваемся с очень серьезной трудностью, не преодолев которую мы не сумеем даже начать разговор. Возможно ли в принципе его понять?

Становясь предметом изучения, по самой природе своей абсурд оказывается легкой добычей небрежности и зауми. В этом повинны не только художники, черпающие в нем вдохновение, но и серьезные исследователи, пытающиеся понять и объяснить его. Создается впечатление, что в большинстве работ о современном «экзистенциализме», изобразительном и театральном искусстве разум и логика совершенно отброшены, а критические стандарты подменены неопределенным «сочувствием», «причастностью» и внелогическими доводами о «духе времени», «творческом импульсе» и «осознании»; однако это вовсе не доводы, а в лучшем случае просто размышления, в худшем же — пустословие. Следуя таким путем, мы, быть может, сумеем лучше «оценить» искусство абсурда, но уж никак не понять его. И действительно, абсурд невозможно понять изнутри, пользуясь его собственными средствами; ведь понимание есть нахождение смысла, а смысл и абсурд несовместимы.

Стало быть, если мы хотим понять абсурд, мы должны выбрать точку зрения вовне, дающую смысл самому «пониманию». Только так можно пробраться сквозь дымовую завесу, за которой скрывается абсурд, защищаясь от разумного и последовательного наступления собственными контратаками на логику и разум. Короче говоря, нужно открыто исповедовать веру, противоположную абсурдной, и истину, отрицаемую абсурдом в принципе. Ниже мы увидим, как философия абсурда невольно свидетельствует об этой вере и истине, которые, скажем со всей ясностью, открываются нам в христианстве.

Ведь философия абсурда — не новость; она состоит в отрицании и от начала до конца определяется тем, что именно подлежит отрицанию. Абсурдное возможно лишь по отношению к чему-либо неабсурдному; идея о мировой бессмыслице может прийти в голову только тому, кто веровал в смысл бытия и в ком вера эта не умерла. Философию абсурда нельзя понять в отрыве от ее христианских корней...

Ницшеанский нигилизм — это тот самый корень, из которого выросло все дерево абсурда. И если Ницше представляет нам саму философию абсурда, то о непредвиденных им зловещих последствиях предупреждает нас его старший современник Достоевский: Ницше был слеп к свету Христовой правды, которая одна способна противостоять абсурдному мировоззрению. Достоевский и Ницше, жившие на рубеже двух миров — умирающего разумного мира Христовой правды и нового, безумного мира, где этой правде места нет, — дают читателю практически все ключи к пониманию абсурдного.

Откровение абсурда после длительного скрытого созревания прорвалось наружу в двух весьма часто цитируемых афоризмах Ницше: «Бог умер», то есть вера в Бога умерла в наших сердцах, и «истины нет», то есть мы отказались от богооткровенной истины, на которой когда-то была воздвигнута европейская цивилизация, отказались потому, что потеряли доверие к ней...

Две фразы — «Бог умер» и «истины нет» — значат в точности одно и то же; это откровения об абсолютной абсурдности мира, в центре которого вместо Бога оказалось ничто.

Разумеется, помимо христианства, существуют иные выражения всеобщего смысла и порядка и иные формы их распада, помимо нигилизма и идеологии абсурда. Эти учения утверждают или соответственно отрицают смысл жизни, но лишь в известных границах. Например, последователю традиционной индийской или китайской философии в какой-то мере открыты истина и внутренний мир, из нее происходящий, но не вся истина и не тот «мир Божий превосходяй всяк ум» - плод одной лишь абсолютной истины. Отступающий от этой относительной истины и частичного мира теряет многое, но еще не все, как отступник-христианин.

Потому-то и царит невиданная прежде растерянность в нашем сердце, что мы отступили от закона и истины, открытых нам полностью в самом Христе... И столь недоступен этот Бог и Его завет земному нашему пониманию, что веровавший в Него и отвергнувший Его уже не способен более верить ни во что мало-мальски серьезное. Мир, потерявший такого Бога, и человек, утративший такую надежду, на взгляд претерпевших подобное разочарование, в самом деле, вполне абсурдны.

Иная, более личная, форма откровения абсурда содержится в отчаянном возгласе Ивана Карамазова: «Если бессмертия нет, то все позволено»...

Ничто — ни любовь, ни добро, ни святость — не имеет ни ценности, ни даже смысла, если жизнь не продолжается за своими земными пределами. Тот, кто намеревается «творить добро» лишь в этих пределах, не понимает, что данная фраза пародирует христианское понятие о Добре, простирающемся в вечность. Только если мы бессмертны и только если будущий мир таков, как Бог открыл Своему избранному народу, лишь тогда наши дела приобретают смысл и значение, потому что любой наш поступок есть доброе или злое семя, прорастающее уже в этой жизни, но не приносящее плодов вплоть до жизни будущей. Напротив, верящим, что добродетель начинается и кончается на земле, остается всего лишь шаг до тех, кто отрицает добродетель как таковую; как просто сделать этот шаг красноречиво свидетельствует все наше столетие. Тем более что шаг этот вполне логический.

В известном смысле разочарование лучше, чем самообман. Само по себе разочарование может быть причиной самоубийства или безумия, но может оно привести и к отрезвлению.

Пять с лишним сот лет Европа обманывает себя, стремясь к царству гуманизма, либерализма и будто бы христианских принципов, отходя в то же время все дальше и дальше от истины христианского вероучения.

Этот путь привел к идеологии абсурда — прямому следствию попыток смазать и затмить христианскую истину, приспособить ее к новым, земным, гуманистическим принципам. Идеология абсурда снова доказывает, что истина эта абсолютна и непреложна: если не она — то истины нет вообще. А если истины нет, если мы не должны принимать Христово учение безоговорочно и буквально, если Бог умер, если нет бессмертия, то существует только видимый нами мир, который абсурден, который есть ад...

Таким образом, абсурдное миропонимание сложилось в результате некоторого прозрения: оно развивает гуманистическую и либеральную мысль в том направлении, которое благонамеренные гуманисты увидеть не смогли. Идеология абсурда — не просто случайный иррационализм, а плод европейской цивилизации, сотни лет сеявшей семена затмения и предательства Христовой правды.

В принципе, идеология абсурда, по существу, есть разочарованный, но нераскаявшийся гуманизм.

Подведем итог нашей диагностике абсурдного: это образ жизни и мировоззрение тех, кто не может или не желает более признавать Бога началом, целью и высшим смыслом жизни, кто, следовательно, не верит в Его Откровение во Иисусе Христе и отвергает Его вечное Царство, уготованное верующим и послушным Ему, и кому остается обвинять лишь самих себя за свое неверие. Но что же именно вызывает эту болезнь? Не говоря об исторических и психологических факторах, влияние которых в любом случае второстепенно, какова ее истинная, духовная причина?

Если абсурдная идеология — такое великое зло, как нам представляется, то она никого к себе не привлечет: зло само по себе не имеет положительной ценности и обязательно должно маскироваться под видом добра. Если до сих пор мы описывали отрицательную сторону идеологии абсурда, безумный, хаотический мир нашего современника, обратимся теперь к положительной стороне и разберемся, во что верят и на что надеются ее последователи.

Ведь совершенно ясно, что им не нравится абсурдность мироздания; они признают ее, но не желают с ней мириться, и их искусство и философия сводятся, по существу, к попыткам ее преодолеть...

Эта атмосфера ожидания, которая отмечалась выше в некоторых произведениях искусства абсурда, есть не что иное, как образ переживаний современника, одинокого и разочарованного, но все-таки не потерявшего надежды на что-то неясное, неизвестное, которое вдруг откроется ему и вернет его жизни и смысл, и цель. Даже в отчаянии мы не можем обойтись без какой-то хоть надежды, даже если «доказано», что надеяться не на что...

И если современное искусство абсурда свидетельствует об этом достаточно туманно, то стоявшие у его истоков «предсказатели» Ницше и Достоевский выводят ясное следствие из откровения абсурда. «Все боги умерли, — говорит Заратустра, — и мы хотим теперь, чтоб жил Сверхчеловек». Безумец у Ницше так говорит о богоубийстве: «Не слишком ли мы много на себя берем? Не нужно ли нам самим стать богами, просто чтоб это выглядело нам по плечу?» А Кириллов в «Бесах» знает, что если нет Бога, то он Бог.

Обитатели рая поддались на соблазн змея «будете яко бози», положив начало греху и всем бедам рода человеческого. С тех пор и до сих пор дьявол соблазняет нас одним и тем же идолом собственного я, которого Ницше называет Свехчеловеком, а Достоевский — Человекобогом; если отказаться от истинного Бога, то остается служить только этому идолу. Нам дана свобода, чтобы сделать выбор между истинным Богом и самим собою, между путем истинного обожествления, на котором мы смиряем и распинаем себя в жизни сей, чтобы воскреснуть и возвыситься к Богу в вечности, и ложным путем самообожествления, ведущим к сиюминутному возвышению, а затем — в бездну.

В конечном итоге, нам открыты лишь эти две возможности, которые дают начало двум царствам — Царству Божию и царству человеческому.

В этой жизни лишь вера позволяет различить их, но в жизни будущей они разделятся как рай и преисподняя. Вполне понятно, куда относится современная цивилизация с ее прометеевской программой строительства земного царства наперекор Богу; этот вопрос, ясный и для мыслителей прошлого, у Ницше не оставляет ни малейших сомнений. Заповедь «ты должен» устарела, говорит Заратустра, новая заповедь — «я хочу». И в сатанинской логике Кириллова «атрибут божества моего — Своеволие».

Новая, еще не полностью раскрывшаяся религия идет на смену христианству, которому современность, как ей кажется, нанесла последний решающий удар: эта религия — целиком и полностью культ своего собственного я.

Такова цель идеологии абсурда, как и прочего бесполезного экспериментаторства. Абсурд — это всего лишь фаза современной прометеевской программы, когда появились колебания, сомнения и легкий привкус неминуемого дьявольского хаоса. Но если абсурдное мировоззрение заключает в себе меньше самоуверенности и больше страха, нежели гуманизм, оно разделяет гуманистическую веру в истинность избранного нашей цивилизацией пути и, несмотря на свои сомнения, сохраняет гуманистическую надежду — надежду не на Бога и Его Царство, а на человека и его Вавилонскую башню.

ИДЕОЛОГИЯ АБСУРДА И КУЛЬТ СОБСТВЕННОГО «Я».

Гитлер с его верой в арийского Сверхчеловека дает нам крайний пример царства самопоклонения; другую крайность представляет коммунизм, где роль Сверхчеловека отведена коллективу и самопоклонение выглядит как забота о ближнем. Но как фашизм, так и коммунизм — чей фантастический успех можно призвать в свидетели — это всего лишь крайние формы одной и той же идеологии, которую ныне исповедует весь мир, кроме, конечно, тех, кто открыто и безоговорочно принимает Христа и Его правду.

Разве не об этом говорит могучий порыв всех народов к «новой эре», когда переменится лицо земли и будет завоеван космос, когда раз и навсегда исправится человеческая жизнь, когда наш мир, со времен грехопадения бывший уделом печали и слез, должен стать уделом счастья и радости, истинным раем на земле?

Посмотрите: человек, освобожденный от Бога, в Которого он не верует, даже исповедуя Его на словах, ставит себя на Его место, видит себя полновластным хозяином своей судьбы и творцом «нового мира», облекая свою веру в форму самодельной «новой религии», где гордость почитается вместо смирения, ученость — вместо молитвы, укрощение природы — вместо укрощения страстей, животный смех — вместо слез покаяния.

К новому культу самопоклонения указывает путь идеология абсурда, пусть не всегда ставя это себе целью, но определенно приводя к такому результату. Один из персонажей пьесы Беккета говорит о богоподобном Годо: «Страшно интересно узнать, что он нам предложит. А тогда уж решим, согласиться нам или нет».

Если в христианстве, где все сверяется с Христом, прежняя личность с ее самоволием должна быть истреблена и рождена новая, верная Христу и Его воле, то духовный космос Годо вращается именно вокруг прежней личности, и даже грядущее божество предстает здесь как некий коммивояжер, пытающийся сбыть свой товар избалованному самовлюбленному покупателю. Те, кто сегодня «в ожидании Годо» — который, возможно, равнозначен антихристу, — надеются, что он успокоит им совесть и вернет самопоклонению вкус и смысл; иными словами — что он отменит наложенные Богом запреты и окончательно докажет их несостоятельность.

Ницшеанский Сверхчеловек — это наш современник, утративший чувство вины в порыве воодушевления земным лже-мистицизмом, культом земных богов.

Чем же все это кончится?

Ницше и современные оптимисты видят впереди зарю нового времени, начало «истории, превосходящей любую историю прошлого». То же утверждает и коммунистическая доктрина; но коммунистическая перестройка мира не способна на большее, чем систематизированный абсурд бесперебойного, но бесцельного механизма. 

Достоевский, знавший истинного Бога, был ближе к действительности. 

Маниакальный двойник Заратустры, Кириллов должен покончить с собой, чтоб доказать, что он Бог; Иван Карамазов, мучимый теми же идеями, кончает безумием, как, впрочем, и сам Ницше; Шигалев (в «Бесах»), первым разработавший совершенную общественную организацию человечества, находит необходимым обречь девять десятых на полное рабство, с тем чтобы дать одной десятой абсолютную свободу, что впоследствии и претворили в жизнь большевицкие и фашистские сверхчеловеки.

Безумие, самоубийство, рабство, гибель и истребление — вот результаты заносчивой философии, проповедующей смерть Бога и приход Сверхчеловека; недаром эти темы столь важны для искусства абсурда.

Но что еще более существенно, чем историческая кульминация абсурда, будь то царство самого антихриста или кого-то из его предшественников, так это его сверхисторическое следствие, а именно ад. Ведь идеология абсурда есть не что иное, как вторжение ада в наш мир; она извещает нас о реальности, которой мы так упорно избегаем. Но те, кто пытается уйти от этой реальности, только крепче привязываются к ней: в наш век, когда люди впервые перестали верить в ад, адский дух воплощен полней, чем когда-либо.

Почему не верят в ад? Потому, что не верят в Царство Небесное, не верят в жизнь и в Бога жизни, находят Божие творение абсурдным и думают, что лучше бы его не было. Старец Зосима в «Братьях Карамазовых» говорит о таких: «О, есть и во аде пребывающие гордыми и свирепыми... Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Бога живого без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтоб уничтожил Себя Бог, и все создание Свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти...»

Таковы, конечно, крайние нигилисты, но они отличаются не качественно, а только количественно от тех, в ком меньше ярости, в ком абсурд и проклятие не столь явственны, и даже от тех, кто, называя себя христианами, не стремится всем сердцем к небу, а если и думает о нем, то лишь как о тенистой обители покоя или сна. Ад становится ответом и результатом для всех, верящих в смерть вместо жизни, в здешний мир вместо мира грядущего, в самого себя вместо Бога, — для всех тех, одним словом, кто в глубине души принимает философию абсурда. В этом-то и состоит великая правда христианства, открытая Достоевскому и скрытая от Ницше, побеждающая и нигилизм, и абсурд: все согласовано и осмыслено, ничто не исчезает без следа. Последнее и страшное доказательство тому дает адское пламя: всякая тварь волей или неволей свидетельствует об окончательном смысле бытия. Этот смысл — в Божией любви, которая не исчезает даже в аду и терзает тех, кто ее отверг.

Сходным образом и абсурд представляет собой отрицательную сторону положительной реальности. Элемент бессмыслицы и хаоса, безусловно, присутствует в нашем мире, потому что весь мир рухнул при грехопадении; таким образом, философия абсурда базируется не столько на лжи, сколько на обманчивой полуправде.

Но когда Камю определяет абсурд как результат столкновения потребности смысла в человеке и отсутствия смысла в мире, когда он рисует человека невинной жертвой и возлагает ответственность на мир, то он, подобно всем прочим проповедникам абсурда, раздувает частный факт до целого искаженного мировоззрения и в слепоте своей приходит к полному отрицанию истины. По существу, абсурд — это не внешнее, а внутреннее явление: не в мире, но в самом человеке исчезает смысл и согласие.

И здесь, у истоков абсурда, мы находим единственное средство против него: нужно снова стать христианами. Камю был совершенно прав, утверждая, что «приходится выбирать между чудесами и абсурдом». В этом отношении христианство и абсурд в равной мере противостоят рационализму и гуманизму, которые ограничивают реальность рациональными рамками.

В самом деле, требуется выбрать между чудесным, христианским мировоззрением, исходящим от Бога и ведущим к вечному Царствию Небесному, и абсурдным, сатанинским мировоззрением, построенным вокруг собственной персоны и ведущим прямо в ад, как в этой жизни, так и в будущей.

Нужно снова стать христианами. Совершенно бесполезно, более того, абсурдно говорить о каких бы то ни было общественных реформах, об изменении исторического пути, о преодолении века абсурда, если мы не имеем в сердце Христа; а если мы имеем в сердце Христа, все прочее уже второстепенно.

Возможно, за веком абсурда откроется некий новый век, но вероятнее всего — и христиане должны быть к этому готовы, — что не откроется, и наш век окажется в самом деле последним. И тогда, быть может, последнее и решающее свидетельство ему христиане принесут своей мученической кровью.

Но ведь это причина для радости, а никак не для отчаяния. Ибо христианин не надеется на этот мир и земные царства; его надежда совершенно абсурдна для них. Его надежда — Царствие Божие, которое не от мира сего.

ХРИСТИАНСКИЙ РЕАЛИЗМ И СОВРЕМЕННЫЙ ИДЕАЛИЗМ

Откуда берется утопия

Земной мир далек от совершенства, иначе бы человек, найдя совершенство на земле, не тянулся бы ввысь... Совершенство — наша конечная цель, но может ли быть иная цель, кроме Бога? Потому-то и нет совершенства нигде и ни в чем, помимо Него; несовершенство мира и человека — всего только вехи на дороге к небу. А современность вместе со своей конечной целью привязана к земле, и поскольку земля, конечно, несовершенна, то ее приходится представлять таковой — идеализировать.

Отсюда — весь идеализм и утопизм современных идей и планов мирового порядка. Утопия жизненно необходима современному человеку как средство против отчаяния: и действительно, крах каждой очередной утопии неизменно приводит людей к отчаянию. В нормальных условиях оно возвратило бы их к Богу, но в Бога уже мало кто верит, и отчаяние становится безысходным и смертельным.

По природе своей человек не способен жить без стремления к совершенству. Ему нужно только выбрать одно из двух совершенств: землю или небо, утопию или Бога

Об истинном христианстве и истинном реализме

Нет нужды напоминать, что любой «материализм», так же, впрочем, как и «спиритуализм», представляет собой форму идеализма, то есть совокупность суждений и мнений, а не прямой опыт и знание. От христианина же требуется реализм неслыханный и немыслимый в наши дни: современность всегда надеется на земную жизнь, как бы плохи ни были в ней дела, а христианин отвергает ее и смотрит вперед.

Нынешняя эпоха, на непредвзятый взгляд, самая черная и глухая эпоха в памяти людей, оказывается в то же время эпохой самых дерзновенных земных надежд в истории человечества. В самом деле, чем темнее жизнь, тем ярче и лихорадочней горит огонь земной надежды для тех, кто без него погиб бы от отчаяния. Другое дело христиане. Конечно, и христиан тоже увлекает вакханалия с гимнами «в защиту мира» и пр., но это уже «новые христиане», люди, потерявшие себя, принявшие мир и уступившие его могуществу. «Сопротивляться было бы чистым безумием», — успокаивают их все вокруг.

И вправду, истинный христианин — чистый безумец в их глазах: он верит в Живого Бога...

Истинный христианин — это истинный реалист. Он живет как равный среди окружающих: дождь с неба достается и праведным, и неправедным. На него, как и на всех прочих, обрушиваются «факты бытия», но он встречает их совершенно по-другому.

Бурные страсти, властители человеческой души, приняты в наше время как должное - христианин истребляет и укрощает их.

Боль, страдания и смерть ненавистны современности, она из кожи вон лезет чтобы их ослабить, отдалить, вытеснить вон из сознания с помощью «позитивных образов» - христианин принимает их со смирением и даже с благодарностью, ведь страдания несут пользу душе, и от земной нашей жизни не стоит ожидать большего, чем получил Спаситель на Голгофе.

Конец света встает перед современными людьми неотвязным кошмаром полного краха их комфортабельной земной веры; для христианина предрассудок «светлого будущего» не имеет ни малейшего смысла, а последние дни, так или иначе, недалеко (имеется в виду человеческая смерть - прим. Air-space).

Вера христианства и вера современности несовместимы: отсюда и разница. Все умопостигаемые печали и ужасы нашего мира — ничто по сравнению с непостижимой радостью мира грядущего для того, кто остается верен Христу. Ничто они и по сравнению с печалью и ужасом ада, уделом предающих Его, — того самого ада, который «отменен» современностью по соображениям, как ей кажется, благородным и гуманным, а на самом деле — просто потому, что он слишком реален для ее идеализма. Зато материальный мир, со всем его преходящим добром и злом, колыбель и школа христианской жизни, стал идолом современности, пределом ее стремлений: кроме него, ничего у ней нет, и ничего ей больше не нужно.

В ответ на статью Мертона «Мировой кризис и христианское дело» (Black Friars, June, 1962)

Насколько можно было установить, ни на одно из писем Т. Мертону ответа не последовало.

...Какую альтернативу предлагаете Вы всеобщей войне? Всеобщий мир? По Вашим словам, «мы обязаны пожертвовать всем ради устранения войны как таковой». Не просто мир, к которому стремились и с которым знакомы люди от начала веков, а особенный, принципиально новый мир, к тому же еще и «вечный».

Подобная цель, разумеется, крайне близка современному сознанию: политический идеализм, как марксистской, так и «демократической» окраски, безоговорочно принимает ее. Ну а христианство? Разве христианство, в принципе, не чуждо любому идеализму, любой попытке свести его вполне конкретные цели и средства к неким возвышенным идеям? И чем отличается «устранение войны как таковой» от подобных ему фантазий об «устранении» болезней, страданий, греха и смерти? И то и другое — неотъемлемые составляющие нашего падшего мира, и «устраняет» их только одно: изменение человеческой природы, частичное — в нынешнем веке и полное — в грядущем после смерти...

...В наши дни христианство снова становится «крестовым походом», а Сам Христос — «идеей» на службе либо у «научно-технического и социального прогресса», либо у «человека, одухотворенного новым религиозным сознанием».

Коммунизм, по-видимому, близок к поворотному пункту, к некой «гуманизации» или «спиритуализации», чему свидетель Пастернак (в «Докторе Живаго»): он принимает революцию, только жалуется на ее «негуманность». «Свободный мир» идет в том же направлении, хоть и по другой дорожке. Повсюду «пророки» — с христианским уклоном, вроде Толстого и Бердяева, или с языческим, как Д. Лоуренс, Генри Миллер, Казандзакис, и несметные толпы оккультистов, астрологов, спиритистов и хилиастов — торжественно провозглашают зарю Новой Эры. Протестанты, а вслед за ними и римо-католики и православные, заражаются этой лихорадкой, воображая свой собственный экуменический рай на земле, а кое-кто, набравшись наглости и богохульства, прямо возвещает «третью эпоху излияния Святого Духа» (Д. Лоуренс, Бердяев, Иоаким Флорийский).

Что ж, «эпоха всеобщего мира» и в самом деле может наступить для усталого, дрожащего от страха человечества, но что это будет за«мир»? Без полного, глубинного обращения людей к истинной вере невозможен мир Христов; мир же человеческий станет прелюдией к настоящей и главной всеобщей войне, войне Христа против Сатаны, войне христиан, взыскующих Царствия Божия, против всех тех, кто воздвигает земное царство, царство человека.

Снова и снова Вы безоговорочно утверждаете:«Мы обязаны устранить войну. Мы обязаны установить всемирное правительство». А кому, собственно, мы обязаны? Печальный симптом апокалиптических времен: единственный практический выход из кризиса — «устранение войны» — оказывается чистой фантазией. Пусть кто-то видит здесь источник надежды на «новую эру» или «новый мир»; для трезвого взгляда это лишь еще один признак надвигающегося конца, тупика на всех земных путях.

...Всемирное правительство, под каким бы политическим соусом оно ни было подано, неизбежно станет царством Антихриста, и когда, поддавшись на его обман, многие отпадут от веры, Церковь, без сомнения, будет распята...

...На этом позвольте закончить. Буду Вам очень благодарен, если Вы ответите мне. Я старался быть совершенно искренним с Вами и надеюсь на такую же искренность с Вашей стороны: это единственная форма «экуменического диалога», на которую я способен...

Ваш во Христе, Юджин Роуз

И напоследок для тех, кто желает разобраться ещё одна очень интересная статья по поводу экуменизма (объединения всех религий в одну - кому это выгодно и кому это нужно).

Понимаю, что многовато информации ... ну это уж кто осилит и кому реально интересно разобраться в этой теме ...