Джон Китс
(1795–1821)

---

…В твоих глазах я хочу видеть только радость, на твоих губах – только любовь, в твоей походке – только счастье…

---

Джон Китс сегодня считается одним из величайших англоязычных поэтов. При жизни, однако, влиятельные критики, агрессивные и реакционные, – те самые, что травили Уильяма Хэзлита, – относились к нему как к выскочке (он учился на аптекаря, а его отец держал платную конюшню, что, по мнению критиков, было непреодолимым препятствием для писания стихов) и называли поэзию Китса вульгарной и излишне цветистой.

Всю свою жизнь Китс был стеснен в средствах и окружен болезнями и смертью: он потерял мать, брата и дядю – все они умерли от туберкулеза. В возрасте двадцати четырех лет, в 1820 году, поэт и сам почувствовал симптомы коварной чахотки.

Его друг Чарльз Браун приводит душераздирающие слова Китса, которые тот произнес, впервые увидев кровь на своем носовом платке:

«Я знаю цвет такой крови – это артериальная кровь. Меня не обмануть. Эта капля крови – предупреждение о смерти.
Я должен умереть».

Поэт уехал в Италию в надежде вылечиться от недуга, но прожил там лишь несколько месяцев. Его похоронили в Риме, на могильном камне по его просьбе сделали надпись: «Здесь лежит тот, чье имя написано на воде».

Любовью всей жизни Китса была его соседка по Хэмпстеду, Фанни Браун, с которой он был помолвлен. Его страсть часто омрачалась ревностью – у Фанни была репутация ветреной кокетки, хотя доказательства ее легкомысленного поведения найти сложно.

Наоборот, факты свидетельствуют о том, что она носила траур по жениху на протяжении почти десяти лет и, как он просил, дружила с его сестрой. В конце концов, в 1833 году она вышла замуж за богатого коммерсанта по имени Луи Линдо.

* * *

Четыре разных времени в году.
Четыре их и у тебя, душа.
Весной мы пьем беспечно, на ходу
Прекрасное из полного ковша.

Смакуя летом этот вешний мед,
Душа летает, крылья распустив.
А осенью от бурь и непогод
Она в укромный прячется залив.

Теперь она довольствуется тем,
Что сквозь туман глядит на ход вещей.
Пусть жизнь идет неслышная совсем,
Как у порога льющийся ручей.

Потом — зима. Безлика и мертва.
Что делать! Жизнь людская такова.
(Перевод С. Маршака)

КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК

Вовеки не замрет, не прекратится
Поэзия земли. Когда в листве,
От зноя ослабев, умолкнут птицы,
Мы слышим голос в скошенной траве
Кузнечика. Спешит он насладиться
Своим участьем в летнем торжестве,
То зазвенит, то снова притаится
И помолчит минуту или две.
Поэзия земли не знает смерти.
Пришла зима. В полях метет метель,
Но вы покою мертвому не верьте.
Трещит сверчок, забившись где-то в щель,
И в ласковом тепле нагретых печек
Нам кажется: в траве звенит кузнечик.

1943(Перевод С. Маршака)

КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК

В свой час своя поэзия в природе:
Когда в зените день и жар томит
Притихших птиц, чей голосок звенит
Вдоль изгороди скошенных угодий?
Кузнечик — вот виновник тех мелодий.
Певун и лодырь, потерявший стыд,
Пока и сам, по горло пеньем сыт,
Не свалится последним в хороводе.
В свой час во всем поэзия своя:
Зимой, морозной ночью молчаливой
Пронзительны за печкой переливы
Сверчка во славу теплого жилья.
И, словно летом, кажется сквозь дрему,
Что слышишь треск кузнечика знакомый.

1938 перевод Б. Пастернака


Китс:

ON THE GRASSHOPPER AND CRICKET

The poetry of earth is never dead:
When all the birds are faint with the hot sun,
And hide in cooling trees, a voice will run
From hedge to hedge about the new-mown mead;
That is the Grasshopper's — he takes the lead
In summer luxury, — he has never done
With his delights; for when tired out with fun
He rests at ease beneath some pleasant weed.
The poetry of earth is ceasing never:
On a lone winter evening, when the frost
Has wrought a silence, from the stove there shrills
The Cricket's song, in warmth increasing ever,
And seems to one in drowsiness half lost,
The Grasshopper's among some grassy hills.

30 декабря 1816




.