Встречи с А.А. Ахматовой.

Вып. 21

Художник Тырса Н.А. "Портрет Анны Ахматовой".

Блок

Ахматова рассказывала, что Осип Мандельштам не любил Блока за “парфюмерную красивость”.

Сама же Ахматова считала, что в блоковских стихах о России нет смирения, а смирение есть только в православии. Она говорила:

"Даже странно – сейчас все стали это забывать".

Ирония Ахматовой

В январе 1959 года Вяч. Вс. Иванов приехал из Москвы к Ахматовой и стал подробно рассказывать ей о своих несчастьях. Он тщательно излагал историю своих бедствий: увольнения из университета и из редакции журнала “Вопросы языкознания” из-за его отказа участвовать в травле Пастернака. Ахматова внимательно выслушала Иванова и с ироничной интонацией прокомментировала его рассказ:

"Да, я, представьте, всё это слышала уже от Холодовича. Он у меня был недавно, рассказывал о вас и употреблял те же выражения: спасти, кибернетика".

Реплика Ахматовой отрезвила Иванова, и он позднее вспоминал:

"В самом деле, ей ли, видевшей расстрелы и аресты стольких близких, принимать близко к сердцу то, что меня уволили из университета (всего лишь) и из журнала “Вопросы языкознания”. Это её ироническое замечание было мне полезней всех тех соболезнований, которые я тогда слышал от пол-Москвы".

[Александр Алексеевич Холодович (1906-1977) – русский лингвист и востоковед.]

Шток

По рассказам знакомых, драматург Исидор Владимирович Шток (1908-1980) при общении с Ахматовой называл её в лицо “старухой” и рассказывал ей только смешные истории, а Анне Андреевне это нравилось.

О лести

Хотя Ахматову всегда интересовали мнения других людей о себе и своих стихах, что о ней говорят и пишут, она тонко чувствовала неискренность в похвалах. Однажды она получила весьма льстивое письмо от молодой дамы из известной литературной семьи, дала его прочитать собеседнику и как бы поинтересовалась его мнением:

"Правда, что-то не то? Как будто ко мне заползла змея".

О старом Петербурге

Ахматова часто любила вспоминать о старом Петербурге, который, по её словам, она помнила ещё “с девяностых годов”, то есть, чуть ли не со вермён Достоевского:

"Десять лет не составляют разницы. Тогда было много вывесок – на Троицкой (теперь Рубинштейна) — каретников. Все дома в вывесках. Потом устроили комсомольский субботник, архитектура города обнаружилась: хорошая архитектура, наличники, кариатиды; но что-то ушло, стало мертвей. Достоевский его видел ещё в вывесках".

Иосиф Бродский

В последние годы своей жизни Ахматова особенно выделяла Иосифа Бродского и внимательно следила за его творческим развитием. Бродский с друзьями летом часто, чуть ли не каждый день, приезжал к Ахматовой в её Будку в Комарово, но однажды пропал на несколько дней.

Когда он появился, Ахматова спросила, что с ним случилось, и он ответил, что ему не с чем было к ней приехать. Ахматова его поняла: ведь он каждый раз приезжал к ней или с новым стихотворением, или с новой пластинкой какого-нибудь старого композитора, с которым хотел ознакомить и Анну Андреевну.

De Profundis

Как-то в начале 1964 года Вяч. Вс. Иванов зашёл к Ахматовой и увидел у неё новые стихи недавно арестованного Иосифа Бродского. Судя по дате, стихи были написаны в тюрьме несколько дней назад. Это была известная “Инструкция залючённому”:

"В одиночке при ходьбе плечо следует менять на повороте..."

Иванова поразила скорость распространения замечательных стихов, особенно учитывая условия их создания.

Долой Гутенберга!

Отмечая всеобщее увлечение стихами и поэтами в начале 60-х годов, Ахматова считала, что стихи сейчас читают именно потому, что их не печатают. Действительно, тогда не издавали ни Мандельштама, ни Цветаеву, ни Гумилёва – список получится слишком длинный из тех, кого не печатали или печатали очень мало. Поэтому стихи “нелегальных поэтов” переписывались от руки, а Ахматова горько шутила:

"Мы живём под лозунгом: “Долой Гутенберга!”"

Есенин

Ахматова так и не признала Есенина хорошим поэтом, и у неё существовал целый набор отрицательных суждений о его творчестве. Когда ей возражали, что у Есенина есть значительные удачи, и приводили соответствующие примеры, она спокойно отвечала:

"Да, вот мне так обычно говорят. Я начинаю читать и опять наталкиваюсь на очень плохие стихи".

Андрей Белый

Однажды в разговоре об Андрее Белом затронули его последнюю книгу “Мастерство Гоголя”, и Ахматова убеждённо заявила:

"Книга гениальная!"

Менее чем через месяц Ахматова в разговоре с Вяч.Вс. Ивановым оценивала Андрея Белого иначе:

"Роман “Петербург” для нас, петербуржцев, так не похож на Петербург. Человек был лукавый и непрямой; как о нем писал Бердяев: он исчезал, и нужно было ждать потоков ругани. Символисты все были странные, кроме Блока. Книга о Гоголе — чушь и прозрения. Со мной он не разговаривал — для него все делились на посвящённых и непосвящённых, штейнерианцев и нештейнерианцев: я не могла бы даже притвориться тогда. А Николай Степанович [Гумилёв] много читал по этой линии, они разговаривали".

(Продолжение следует)