«Откуда я пришел, не знаю…
Не знаю я, куда уйду,
Когда победно отблистаю
В моем сверкающем саду…»



Николай Степанович Гумилев
1921 год
Автор:Моисей Наппельбаум

Блудный сын



Рембрандт Харменс ван Рейн. Возвращение блудного сына, 1669 деталь

У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно.

Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему.


В конце лета 1907 года блюстители порядка нормандского курортного городка Трувиль арестовали бродягу. Это был хилый высокий светловолосый молодой человек с бледным лицом, подозрительно бродивший в поздний час по опустевшему пляжу. На довольно сносном французском задержанный сообщил, что его фамилия Гумилев, ему 21 год, он живет в Париже и прибыл на море с одной единственной целью – утопиться.

Николаю Степановичу казалось, что поводов для наложения на себя рук у него предостаточно: хроническое безденежье, голод (несколько дней в неделю он питался одними каштанами), полный провал издательской деятельности и, наконец, очередной отказ Анны Горенко выйти за него замуж.

То окрыляемый надеждой, то отверженный, два года он настойчиво предлагал ей руку и сердце, пил, гулял напропалую, попал в дурную кампанию и, видимо, желая приворожить Анну Андреевну, занялся оккультизмом. Большой специалисткой в области черной магии была одна из его подружек, некая баронесса Занетти, которую он поэтично называл царицей Содома. По счастью, это увлечение было недолгим, но смертная тоска уныния в его душе все же завелась.

Сочтя вмешательство трувильских жандармов предзнаменованием свыше, Гумилев решил попытать счастье в последний раз. Занял деньги у ростовщика и, не сказав никому ни слова, поехал в Россию. И снова получил отказ. Не повидавшись даже с родными, он опрометью сбежал обратно, и отравился.

Его нашли только через сутки в Булонском лесу, где он лежал без сознания на дне какого-то живописного оврага, вперившись стеклянными глазами в облака. Узнав о случившемся, Анна отправила ему великодушную телеграмму. Она помогла Николаю Степановичу продержаться еще целый год, и следующую попытку добровольно уйти из жизни он предпринял лишь следующей осенью, в Египте.

Я женщиною был тогда измучен,
И ни соленый, свежий ветер моря,
Ни грохот экзотических базаров,
Ничто меня утешить не могло.
О смерти я тогда молился Богу
И сам ее приблизить был готов.

Это была его вторая морская поездка. Скорее даже «вылазка»: он успел лишь заглянуть в Африку, как уже надо было собираться обратно. На большее не хватало денег. Впрочем, этого времени было достаточно чтобы «отметиться», и потом, на правах бывалого путешественника, рассуждать о дальних странах.

Но почему-то именно осознание этой бесцельности приводило в полное отчаяние. Начитавшись рыцарских романов, он покидал дом с надеждой вернуться победителем. А кем он может вернуться теперь. Ни поэт, ни ученый – так, несостоявшийся жених, студентик…

Он забрел в живописный каирский сад Эзбекие, и уже собирался прекратить все эти мучения, как вдруг с ним произошло что-то, что заставило его прийти в себя.

И, помню, я воскликнул: "Выше горя
И глубже смерти – жизнь! Прими, Господь,
Обет мой вольный: что бы ни случилось,
Какие бы печали, униженья
Ни выпали на долю мне, не раньше
Задумаюсь о легкой смерти я,
Чем вновь войду такой же лунной ночью
Под пальмы и платаны Эзбекие".

Как-то Анна Андреевна заболела свинкой. В разгар страданий прибыл Гумилев. Она не знала, куда деться, и, чтобы он не увидел, как ужасно выглядит ее распухшая шея, спряталась под одеяло. Но Николай Степанович знал, на что надавить: «Умоляю Вас открыть лицо – я Вас увижу и разлюблю!»

Ахматова немедленно отбросила свою импровизированную «паранджу», но реакция жениха была неадекватной: «Вы похожи на Екатерину Вторую. Я не перестану Вас любить!» Узнав, что шантаж «самоубийством» ей больше не грозит, она дала решительный и окончательный отказ. Он уехал без надежды, но со светлой, дантовской грустью в душе…

Жил беспокойный художник.
В мире лукавых обличий –
Грешник, развратник, безбожник,
Но он любил Беатриче.
Тайные думы поэта
В сердце его прихотливом
Стали потоками света,
Стали шумящим приливом.

19 ноября 1909 года Максимилиан Волошин с размаху ударил Гумилева по щеке. Николай Степанович пытался ответить, но их разняли. Последовал вызов. Драться решили на пистолетах, и, разумеется, на Черной речке. Максимилиан Александрович очень нервничал: всю дорогу говорил что-то такое про историю дуэлей. Потом потерял калошу в снегу и кричал, что не будет стреляться, пока ее не найдут. В итоге ее искали все участники этой лесной драмы, включая Гумилева.

Волошин стрелял первым. Осечка. Николай Степанович. Промах. Снова очередь Волошина. И снова осечка. Гумилев выстрелил в воздух. Дуэль окончилась ничем… Дело было темное с не совсем приглядным участием одной поэтессы. Но все симпатии Петербурга были на стороне Гумилева. С легкой руки Саши Черного Максимилиана стали называть «Ваксом Калошиным». А ровно через четыре дня Николай Степанович уже был в Киеве и снова делал Анне Андреевне (знавшей о столичном скандале) предложение. Она ответила «да».

Не в силах поверить своему счастью он снова едет в Африку. Кто знает, зачем? Видно отец, бывший корабельный врач, передал ему по наследству неутолимую жажду странствий. Хотя сам Степан Яковлевич крайне не одобрял путешествий своего блудного сына. Считал, что если человек в своей душе не может встретить Бога, он Его и в Африке не найдет. Но, похоже, что Гумилев-младший верил в обратное. Ведь неисповедимы пути Господни! Ведь это в Каире к нему вернулась щемящая память о детстве, о доме и о Небесном Отце.

Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.

Он знал, что Господь его любит и, несмотря на все оскорбления, ждет. Он чувствовал, что теперь ему надо протянуть свою… И не протягивал. Надо еще нагуляться, налюбоваться экзотикой, наохотиться за львами… Вот женюсь, примирюсь с отцом. Мама снова будет читать Евангелие. Станем вместе ходить по воскресеньям в церковь… Он вернулся домой через два месяца, пятого февраля, а шестого внезапно умер Степан Яковлевич.

В конце февраля, на Масленую, в Царское село приехала Анна Андреевна. Гумилев перезнакомил ее со всей литературной общественностью, но никому не сказал, что это его невеста – боялся, что она передумает. Кажется, он понимал, что ради него ей пришлось пойти на подвиг. Во всяком случае, страшился их будущей совместной жизни и, как это часто бывает перед свадьбой, тосковал. На Пасхальной Заутрене в храме эти смутные переживания обрели черты какого-то таинственного виденья.

В мой самый лучший светлый день,
В тот день Христова Воскресенья
Мне вдруг примнилось Искупленье,
Какого я искал везде.
Мне вдруг почудилось, что нем,
Изранен, наг, лежу я в чаще,
И стал я плакать надо всем
Слезами радости кипящей.

С этого момента Гумилев не сомневался в том, что его убьют. Но человеку, который трижды пытался уйти из жизни сам, вовсе не было страшно. Наоборот, он воспринял известие о своей гибели с оптимизмом, как залог будущей встречи и примирения со Христом – убиенных щадят. Он писал, что «отрадно будет сыну в доме нежного Отца!»

И умру я не на постели
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,
Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: "Вставай!"

Через неделю после Пасхи мечта поэта сбылась. 25 апреля 1910 года в Никольской церкви на берегу Днепра Николая Степановича и Анну Горенко повенчали. Медовый месяц молодые решили провести в Париже. С большим удивлением и радостью Ахматова открыла в «чопорном» Коле ребенка. Оказалось, что он не был никаким загадочным рыцарем или «конкистадором», а совершенно простым, веселым человеком, обожающим самые непринужденные игры. Они вернулись в Петербург в начале осени, а 25 сентября он снова уехал в Африку. Один…

«Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь в четырех стенах;
Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны…»
И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.

«Мы слишком долго были женихом и невестой», - говорила потом Анна Андреевна. Она уехала в Киев и написала ответ: «Он любил три вещи на свете: За вечерней пенье, белых павлинов и стертые карты Америки. Не любил, когда плачут дети, не любил чая с малиной и женской истерики. А я была его женой».

Добровольное изгнание продолжалось шесть месяцев. Он пару раз написал родным с дороги. И ни разу, никому – из Абиссинии, где он провел все это время. Лишь однажды отправил телеграмму матери. Соотечественникам он говорил, что приехал искать новые впечатления и любопытные истории для журналов «Речь» и «Аполлон». Но на самом деле, снова приехал искать себя. Казалось, что он не хочет отдавать Христу свое сердце, не закалив, не испытав на прочность.

И в горечи сердце находит усладу:
Вот сад, но к нему подойти я не смею,
Я помню… мне было три года… по саду
Я в запуски бегал с лисицей моею.
Я вырос! Мой опыт мне дорого стоит,
Томили предчувствия, грызла потеря…
Но целое море печали не смоет
Из памяти этого первого зверя.

25 нарта Гумилев возвращается в Петербург и 13 апреля, в перерыве между лихорадками, на заседании Общества ревнителей художественного слова читает поэму «Блудный сын». Он говорит жене, что, наконец, «пришел в себя», и дарит своей Беатриче «Балладу о любви». О земной любви, возводящей к небесам. Но Анна Андреевна не верит. Теперь она уезжает одна. В Париж. А он – в родовое имение матери – Слепнёво.

Тверская губерния. До Бежецка – 15 верст. Настоящее возвращение блудного сына, конечно, должно было начаться из такого места. У Николая Степановича словно началась вторая жизнь. Он и работал и отдыхал. Был весел, полон сил и без конца придумывал самые увлекательные игры. Устраивал то домашний цирк, то домашний театр. Сам сочинял пьесы. Однажды, переодевшись, забрел с домочадцами в деревню, где их не узнали. Представил спутников как бродячих клоунов и дал представление. Крестьяне были в восторге. Стали собирать монетки, отчего артисты неожиданно сконфузились и сбежали.

Вскоре к шумной кампании присоединилась и Ахматова. Может быть, это были их самые счастливые времена. Во всяком случае, они часто буду здесь бывать. Сначала одни, потом с Левой. А однажды даже встретят в Слепнево Новый год. 1917-й. Первого января Анна Андреевна подарит мужу стихотворение «Высокомерьем дух твой помрачен».

Ты говоришь – моя страна грешна,
А я скажу – твоя страна безбожна.
Пускай на нас еще лежит вина –
Все искупить и все исправить можно.
Вокруг тебя – и воды, и цветы.
Зачем же к нищей грешнице стучишься?
Я знаю, чем так тяжко болен ты:
Ты смерти ищешь и конца боишься.

Кто знает, может быть, у нее и были основания обвинять кавалера двух Георгиевских крестов в трусости. Сам Николай Степанович отвечал на это задумчиво: «На земле я никакого страха не боюсь, от всякого ужаса можно уйти в смерть, а вот по смерти испугаться очень страшно».

Он стоит пред раскаленным горном
Невысокий старый человек,
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.
Все его товарищи заснули,
Только он один еще не спит,
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
Пуля им отлитая просвищет
Над седою вспененной Двиной,
Пуля им отлитая отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век...
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.

Это пророческое стихотворение под названием «Рабочий» Гумилев опубликовал в восемнадцатом году, когда вся Россия отправлялась в «страну далече». Времени оставалось немного, и тревога усиливалась. Он знал, какое это невыразимое счастье – встреча с Богом. И мечтал, рыдая, упасть Ему на грудь, когда придет час… Но ведь это только чаяния. А если перевесит грех? Если он так и не смог стать настоящим сыном? Если не сможет быть рядом с Отцом? Никогда… После фронта Николая Степановича стали чаще видеть в храме, стоящим на коленях, плачущим и молящимся часами…

Октябрьскую революцию Гумилев встречает за границей. Узнав, что из России начался «бег», приезжает из Парижа в Лондон и добивается разрешения на въезд. Пробиваясь сложными окольными путями, через Скандинавию и Мурманск, в апреле восемнадцатого он попадает в Петербург, где Анна Андреевна сообщила ему, что уходит. Они сохранили хорошие отношения, но для него это был тяжелый удар.

Ничего я в жизни не пойму,
Лишь шепчу: пусть трудно мне приходится,
Было хуже Богу моему
И больнее было Богородице.

Последние годы его жизни были открытой проповедью. Где бы он ни читал свои лекции – в «Институте живого слова», «Балтфлоте», «Пролеткульте» – он всегда говорил о Христе. - Николай Степанович, так все же, что на ваш взгляд главное в вашем творчестве? - Симфония религии и культуры, конечно! Ибо я поэт!

Ахматова говорила, что его гражданское мужество было колоссальным. Мандельштам рассказывал, как на призывы к осторожности Гумилев отвечал: «Я говорю всем открыто, что я монархист. Для них – большевиков – самое главное определенность. Они это знают и меня не трогают». «Он совсем особенно крестился перед церквами. – Вспоминал Корней Чуковский. – Во время самого любопытного разговора вдруг прерывал себя на полуслове, крестился и, закончив это дело, продолжал прерванную фразу. Одни думали, что он делает это, чтобы понравиться женщинам, другие видели в этом антибольшевистский эпатаж. И почему-то никто не додумался до совсем простого объяснения: Гумилев русский православный человек – вот он и осеняет себя крестным знамением в виду храма: врагам на страх, Богу на радость».

В августе двадцать первого газеты объявляют о скором выходе сборника Гумилевских стихов с библейским названием «Огненный столп» и его же книги с заглавием из «Божественной комедии» - «Посредине странствия земного». 1 сентября публикуют сообщение о его расстреле. Николаю Степановичу было тридцать пять. В этом возрасте Данте совершил свое загробное путешествие.

На стенах камеры, где держали участников Кронштадтского мятежа, нашли надпись: «Господи, прости мои прегрешения. Иду в последний путь. Н.Гумилев».

Отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. Евангелие от Луки



.