18 августа 1958 года Владимир Набоков опубликовал в США свой роман «Лолита». Даже сейчас книга вызывает у многих возмущение. А в те дни публикация откровенного текста о любви взрослого мужчины и его 12-летней приемной дочери произвела настоящий скандал.
Набоков понимал это и, опасаясь преследования, изначально собирался опубликовать роман анонимно, однако скандал напротив только подогрел интерес общественности к гениальному произведению. Деньги, которые автор получил от продаж романа позволили ему оставить преподавательскую деятельность в США, переехать в Швейцарию и сконцентрироваться на творчестве.
    «Лолита»     не только озолотила своего создателя, но и вознесла его на вершину литературного Олимпа, став одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений ХХ века – в списке 100 лучших романов Новейшей библиотеки он отмечен под номером 4.
Мы перечитали скандальный роман     "Лолита"     и выбрали из него самые откровенные цитаты, тревожащие моралистов.
… И во весь путь Валерия говорила, а Гумберт Грозный внутренне обсуждал с Гумбертом Кротким, кого именно убьет Гумберт Гумберт - ее, или ее возлюбленного, или обоих, или никого.
Она требовала, чтобы я воскресил всех женщин, которых в жизни любил, дабы заставить меня высмеять их, растоптать их и отречься от них, отступнически и до конца, тем самым уничтожив мое прошлое. Она вынудила у меня отчет о моем браке с Валерией, которая, конечно, была чрезвычайно смешна; но сверх того мне пришлось выдумать, или бессовестно разукрасить длинный ряд любовниц, чтобы Шарлотта могла злорадно на них любоваться.
Мы любили преждевременной любовью, отличавшейся тем неистовством, которое так часто разбивает жизнь зрелых людей.
Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита. Повторяй это имя, наборщик, пока не кончится страница.

Владимир Набоков.
| |
Для нее чисто механический половой акт был неотъемлемой частью тайного мира подростков, неведомого взрослым. Как поступают взрослые, чтобы иметь детей, это совершенно ее не занимало.
Несмотря на наши ссоры, не взирая на все преграды, ее гримасы, опасность, ужасную безнадежность всего, — я все-таки жил на самой глубине избранного мной рая. Рая, небеса которого рдели, как адское пламя, но все-таки, рая… |
Она вошла в мою страну, в лиловую и черную Гумбрию, с неосторожным любопытством; она оглядела ее с пренебрежительно-неприязненной усмешкой; и теперь мне казалось, что она была готова отвергнуть ее с самым обыкновенным отвращением.
Убить ее, как некоторые ожидали, я, конечно, не мог. Я, видите ли, любил ее.
Перемена обстановки — традиционное заблуждение, на которое возлагают надежды обреченная любовь и неизлечимая чахотка.
И я подумал про себя, как эти штучки все, все забывают, меж тем как мы, старые поклонники их, трясемся над каждым заветным вершком их нимфетства...
Это была любовь с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда.
Упрекаю природу только в одном — в том, что я не мог, как хотелось бы, вывернуть мою Лолиту на изнанку и приложить жадные губы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровой печени, морскому винограду легких, чете миловидных почек!
Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.

| |
Бесконечные совершенства заполняют пробел между тем немногим, что дарится и всем тем, что обещается, всем тем, что таится в дивных красках несбыточных бездн.
Моей благоверной не могло и приснится, что однажды, воскресным утром, когда расстройство желудка (случившееся вследствие моих попыток улучшить ее соусы) помешало мне пойти с нею в церковь, я изменил ей с одним из лолитиных белых носочков.
|
Весьма курьезным образом Лолита считала — и продолжала долго считать — все прикосновения, кроме поцелуя в губы да простого полового акта, либо «слюнявой романтикой», либо «патологией».
В конце концов, Данте безумно влюбился в свою Беатриче, когда минуло только девять лет ей, такой искрящейся, крашеной, прелестной, в пунцовом платье с дорогими каменьями, а было это в 1274-ом году, во Флоренции, на частном пиру, в весёлом мае месяце. Когда же Петрарка безумно влюбился в свою Лаурину, она была белокурой нимфеткой двенадцати лет, бежавшей на ветру, сквозь пыль и цветень, сама как летящий цветок, среди прекрасной равнины, видимой с Воклюзских холмов.
Ночь в поезде была фантастическая: я старался представить себе со всеми возможными подробностями таинственную нимфетку, которую буду учить по-французски и ласкать по-гумбертски.
Мне было ясно, что девочка, моя девочка, зная, что он смотрит на нее, наслаждается его похотливым взглядом и напоказ для него скачет и веселится, - мерзкая, обожаемая потаскушка!