По большой дороге ехал обоз, направлявшийся в губернский город. В передних санях, чем-то нагруженных и увязанных веревкой поверх веретья, сидел мужичок в армяке с подвязанными платочком ушами.
Около саней шли двое других мужиков, соскочивших на горке погреться и поразмять ноги.
-- Вот как погладили, что лучше и не надо,-- рассказывал ехавший в санях мужичок, сев спиной к ветру.-- Мы думали, барская земля с усадьбой целиком к нам отойдет и, значит, почесть, ничего не тронули.
-- Как!.. Ни скотины, ни корму не брали? -- спросил шедший рядом с санями высокий мужик в валенках с кнутиком.
-- Нет, это-то все вычистили. И дом, можно сказать, пообрали как следует. А только не ломали ничего.
-- Ну вот. Нам даже благодарность за это вынесли.
-- Так...
-- А вы обрадовались?
-- Вроде этого. А они, чума их задави, старух каких-то нагнали в этот дом-то да по мере картошек со двора на них, пропади они пропадом.
-- Так... взнуздали.
-- А там, глядим, говорят,-- хозяйство у них тут будет, государственное, старух кормить.
-- Вот как этими старухами донимают, сил нет.
-- Старухами да ребятами,-- сказал высокий, идя рядом с санями и держась рукой за грядку.
-- Да, маху дали; ничего не надо было оставлять.
-- Все под метелку надо было,-- сказал высокий.-- Мы живем теперь -- горя мало, к нам старух не напихаешь,-- некуда. Вот сейчас с горки спустимся, потом на изволок поднимемся, тут наши места пойдут. Есть на что посмотреть. У нас прямо, как только объявили, так и пошло... Господи, что только было!.. Экономии все большие были, заводы при двух были, как повезли все!.. Ну, прямо комари лесные. Кто железную трубу с фабрики тащит, кто стол, кто полмашины уволок. Завод один целую неделю ломали.