Он вскочил и зашагал по комнате.
- Я в любви не нуждаюсь. У меня на нее нет времени. Любовь - это
слабость. Но я мужчина и, случается, хочу женщину. Удовлетворив свою
страсть, я уже думаю о другом. Я не могу побороть свое желание, но я его
ненавижу: оно держит в оковах мой дух. Я мечтаю о времени, когда у меня не
будет никаких желаний и я смогу целиком отдаться работе. Женщины ничего не
умеют, только любить, любви они придают бог знает какое значение. Им
хочется уверить нас, что любовь - главное в жизни. Но любовь - это
малость. Я знаю вожделение. Оно естественно и здорово, а любовь - это
болезнь. Женщины существуют для моего удовольствия, но я не терплю их
дурацких претензий быть помощниками, друзьями, товарищами.
Я никогда не слышал, чтобы Стрикленд подряд говорил так много и с таким
страстным негодованием. Но, впрочем, я сейчас, как и раньше, не пытаюсь
воспроизвести точные его слова; лексикон его был беден, дар красноречия у
него начисто отсутствовал, так что его мысли приходилось конструировать из
междометий, выражения лица, жестов и отрывочных восклицаний.
- Вам бы жить в эпоху, когда женщины были рабынями, а мужчины
рабовладельцами, - сказал я.
- Да, я просто нормальный мужчина.
Невозможно было не рассмеяться этому замечанию, сделанному с полной
серьезностью; но он, шагая из угла в угол, точно зверь в клетке, все
силился хоть относительно связно выразить то, что было у него на душе.
- Если женщина любит вас, она не угомонится, пока не завладеет вашей
душой. Она слаба и потому неистово жаждет полновластия. На меньшее она не
согласна. Так как умишко у нее с куриный носок, то абстрактное для нее
непостижимо, и она его ненавидит. Она занята житейскими мелочами, все
идеальное вызывает ее ревность. Душа мужчины уносится в высочайшие сферы
мироздания, а она старается втиснуть ее в приходорасходную книжку. Помните
мою жену? Бланш очень скоро пустилась на те же штуки. С потрясающим
терпением готовилась она заарканить и связать меня. Ей надо было низвести
меня до своего уровня; она обо мне ничего знать не хотела, хотела только,
чтобы я целиком принадлежал ей. И ведь готова была исполнить любое мое
желание, кроме одного - отвязаться от меня.
Я довольно долго молчал.
