Лицо отставного сержанта-артиллериста Анатолия Слободы покраснело от напряжения. Локоть левой руки въехал в тарелку с соусом, орденские колодки сбились набок, а с рубашки стали отлетать пуговицы. Анатолий Никитич пытался сорвать орден Отечественной войны с лацкана пиджака Ивана Петровича Хлиба. Тот, в далеком 44-м радист при штабе дивизии, а ныне председатель областного клуба ветеранов Белорусского фронта, тщетно отталкивал от себя противника. Боялся переходить к более активному отпору.
- Ты, гад, прав на этот орден не имеешь, - хрипел Слобода. – Ты ж, сука, в армию только в 44-м попал. В штабе сидел! За что тебе орден дали?
Иван Петрович молчал. Возразить было нечего. Он помнил, как немцы бомбили Воронеж, помнил, как рыл окопы под городом, как рвался добровольцем на фронт. Да по малолетству тогда не взяли. Потом враг подошел к Воронежу. Эвакуация. Работа фрезеровщика. Стылые корпуса уральского завода, скупая рабочая пайка хлеба, слезы матери, которая понимала, что одна не вытянет четверых детей. Наконец осенью 43-го Ваню забрали в армию. Детская любовь к радиоделу быстро привела его в школу связистов. Потом направление в штаб дивизии. 44-й год, освобождение Белоруссии шло полным ходом. Но Ваня так и не давали нюхнуть пороху… Лишь разок их «штабной» студебеккер попал под авианалет. Взрывной волной упавшей недалеко бомбы машину вышибло с дороги, но та все равно устояла на колесах. Комвзвода связи лично сменил раненого шофера. Месяц спустя прорывавшийся из окружения взвод немецких егерей неожиданно вышел в расположение штаба… Но тут же попал под кинжальный огонь пулеметов вовремя среагировавшей роты охраны. Рядового Хлиба, сунувшегося к окну с винтовкой, лейтенант-связист с матерком сдернул за ремень на пол. Штабные потеряли в тот день только адъютанта комдива, тоже изнывавшего по настоящей войне и решившего погеройствовать с одним ТТ в руках.
Только при взятии Варшавы Иван сумел напроситься с арткорректировщиком. Думал, как в поэме «Сын артиллериста» будут вызывать огонь на себя. Однако до возвышенности, где находился их НП, фашистские снаряды не долетали. Зато немецкие позиции были видны как на ладони. За бесперебойную связь капитан корректировщиков представил ефрейтора Хлиба к награде. Медаль «За освобождение Варшавы» нашла Ваню только в сентябре 1945 года, когда он уже поступил в офицерское училище. Позднее вручили еще одну – «За победу над Германией». А после 65-го года понеслось: «20 лет Победы», «30 лет» и так далее. Носить их было неловко, но внуки просили «Деда, надень медали…». В 1985 году всех еще живых ветеранов наградили орденом Отечественной войны. Это-то обстоятельство и злило до сих пор Анатолия Слободу. Как подопьет, так начинает волком бросаться на всех ветеранов-нефронтовиков. Зная эту беду старого артиллериста, Хлиб старался с ним не общаться. Однако сегодня избежать встречи не удалось.
Свой первый орден Отечественной войны Слобода получил в 45-м. При форсировании Одера командира их артвзвода снесло взрывной волной с плота. Его заместитель – молодой летеха из училища – был тяжело контужен. Командовать выгрузкой двух орудий и их установкой на плацдарме пришлось Слободе, как-никак кавалер двух орденов Славы. Собственно, благодаря двум этим сорокапяткам и опыту воевавшего с 42-го года Анатолия десантники и удержали плацдарм, несмотря на настойчивые контратаки немцев. После боя комбат временно утвердил Тольку в должности комвзвода и представил его к ордену. Слобода рассчитывал на третью «Славу». Хотелось по возвращении домой щегольнуть подобно деду. По словам матери, тот вернулся с японской полным георгиевским кавалером и даже исправник уважительно с ним ручкался. Но то ли штабные что-то недоглядели, то ли сыграла злую шутку офицерская должность, но вместо солдатской «Славы» Слободе вручили орден Отечественной войны.
В 1985 году Анатолий Никитич получил второй такой же и не мог понять за что… Потом долго ходил в военкомат, все пытая у офицеров: нельзя ли вторую «Отечественную» обменять на третью «Славу». Особенно бесило Слободу то, что полные кавалеры Славы приравнены к Героям Советского Союза. А он ни туда, ни сюда. Вот и сегодня кондуктор выставила деда, пытавшегося как полный кавалер проехать бесплатно, из автобуса.
- Ты пойми, - безуспешно увещевал злобную тетку старик. – Я же должен был три Славы получить. Я же почти Герой Советского Союза. Нельзя же так…
- Плати, герой или иди пешком, - шипела кондуктор, несмотря на недовольные реплики остальных пассажиров. Анатолий Никитич принципиально покупать билет отказывался, этот прием срабатывал часто, но не всегда. Платить за себя другим пассажирам он не разрешал. Проехав со скандалом пару остановок, Слобода все-таки вынужден был выйти из автобуса. Благо, по пути попалась рюмочная. Сидевшему там Ивану Петровичу он поначалу даже обрадовался, было кому излить душу. Но после трех рюмок Анатолий Никитич захмелел. А когда тоже разгоряченный от выпитого Хлиб снял плащ, открыв пиджак с одиноким орденом Отечественной войны, Слобода не выдержал:
- Сними орден, крыса тыловая! Не позорься!!!
- Да я ж хотел на фронт, я ж добровольцем хотел, по малолетству не брали, - тихо оправдывался Иван Петрович, пытаясь отцепить разбушевавшегося артиллериста. - Это сейчас мы с тобой ровесники, а тогда три года разницы - пропасть.
- Сбежать надо было, на фронт! – неистовствовал Слобода.
– Зато я потом Варшаву штурмовал.
- Варшаву?! У меня там Ванька-друган погиб! А ты жив остался. Ты ведь даже ранен не был!
- Не был, - виновато согласился Хлиб.
- Вот! А у меня со Сталинграда два осколка так и не вытащили. Штабной!
- Радисты на войне тоже нужны
- Радисты?! Сейчас даже полковым прачкам этот орден дают, - плевался Слобода. – За что? За то, что ноги перед офицерами раздвигали?
Этого упрека Хлиб уже не выдержал. Сорвал с пиджака орден, влепил оплеуху опешившему Слободе и, бросив награду на стол, стремительно вышел из рюмочной.
Анатолий Никитич еще долго сидел в рюмочной. Курил, о чем-то бормотал себе под нос, иногда расстегивал пальто и аккуратно гладил заскорузлым пальцем свои две «Славы». Пару раз цыкнул на орущих за соседних столиком пацанов. Официантка его не трогала. Бог с ним, что ничего не заказывает, лишь бы не умер от переживаний… В полночь, когда до закрытия заведения оставался час, Слобода взял на последний стольник поллитру «Путинки» и вышел на улицу. Через пятнадцать минут он уже давил на кнопку звонка. Свет, вырвавшийся из открывшейся двери в темный подъезд, слегка ослепил его. Но старик собрался с силами, расправил плечи и гаркнул:
- Товарищ майор! Разрешите доложить. Сержант Слобода для принесения извинений прибыл!
- Вольно, сержант, заходи уж, - скомандовал майор в отставке Хлиб и обреченно усмехнулся в усы. Он знал, что бессонная ночь с очередными жалобами на статус несостоявшегося полного кавалера Славы ему обеспечена.
