вот ты живешь уже добрую половину века, а я не знаю, как дотянуть до тридцати.
мне не страшно, нет. просто я слишком часто задумываюсь о правилах игры. я перечитываю свою роль и пытаюсь понять, какая модуляция голоса здесь подойдет. так ведь можно и в психушку раньше времени. так ведь можно и спиться вконец.
я все время останавливаюсь, чтобы спросить: почему? приличные люди таких вопросов не задают, я точно знаю. приличных людей волнует только - как? приличные люди сражаются, не важно, за что. а я спрашиваю, почему надо брать в руки гарпун? почему нужно убивать эту рыбу? так и с голоду можно помереть.
что ты сегодня ела?
это не важно, глупый, достаточно того, что сыт ты - у нас один желудок на двоих. у кого-то душа, а у нас оказался желудок.
когда я забываю спрашивать - это счастье. но счастье пьяницы, который забылся на дне графина. графин должен быть глиняный, иначе просто не получится. хлеб наш, вино наше.
у тех, кто сражается, есть радость. много радостей от каждой победы, и много горестей, от каждого поражения. у них вообще насыщенная эмоциональная жизнь. а у тех, кто спрашивает, есть только сомнения и пустота. пустота, конечно, несомненно больше какой-то маленькой радости, так что спрашивающие даже выигрывают. но как-то грустно, что эти холодные липкие лапы - единственное, чем одарила нас вселенная. неужто ей так трудно было поделиться каким-то маханьким кусочком смысла, для страдающего человечества. жадная вселенная.
мать не может быть жадной, она одаривает нас ровно тем, что нам нужно. просто мы какие-то уроды получились, которые вместо молока ее сосцов требуют крепкой браги, да еще и в глиняных кувшинах.
