В колонках играет - СПЛИН
Настроение сейчас - сплин...Нежно. Наивно. Горьковато-сладко... порадовала!
"Я пишу не тебе, не о тебе и не для тебя. Я пишу не для тех, кто будет вчитываться в этот текст после меня, выискивая в каждой строчке тревожные знаки, первые звоночки моего безумия. Я пишу не для того, чтобы молоденькая девочка-санитарка в ночную смену перелистывала эти страницы, пытаясь угадать, за которой из наглухо запертых дверей находится сейчас тот, кто написал это.
Я пишу в никуда. Не осталось места, не осталось силы копить в себе эти слова, надо дать им выйти, очиститься от них, вскрыть эту рану… И ждать.
Вы можете их осуждать, обсуждать, перечитывать, скомкать на середине… Но чтобы это понять – это нужно прожить. Пролюбить.
А люди не умеют любить. Они разучились любить.
Они кидаются этим словом направо и налево. «А ты любишь яблоки? А машины – любишь?», «я люблю вот эту, за стойкой бара, а еще вон ту, на танцполе…». Мы сотни раз на дню повторяем это, не задумываясь, не проживая, называя любовью все, начиная от крохотной симпатии и заканчивая желанием, признаемся в любви на третий день после знакомства, а спустя пару дней навсегда закрываем за собой дверь. Не оставляя после себя ничего, даже памяти.
Я сама не умела любить. И не умею до сих пор. И никогда не научусь – потому что раньше сойду с ума. И это, поверьте, не самая худшая перспектива…
… Заходиться в беззвучном крике во сне, а после сидеть восковым изваянием, до боли сжимая в кулаке край одеяла. Ни одной мысли. Ни одного звука. Ничего. Меня нет. Меня не стало в тот момент, когда она пришла ко мне. С тех пор мир изменился. Изменились полюса притяжения, изменились смыслы и ценности, изменились причины и следствия. Я больше не принадлежу себе.
Бороться бессмысленно – уходя из сознания, она забирает с собой остатки твоего разума. Твоей воли. Твоих сил. Она прорывается каждой ночью кошмарами и изредка снами, от которых не хочется просыпаться. В которых хочется жить, потому что там нет этого ада. Там ты не сбегаешь от самого важного в твоей жизни человека в страхе, что он уйдет первым, а ты этого просто не переживешь. Там ты не пытаешься пережить это, потому что все-таки опоздал. Там ты живешь так, как ты хочешь жить на самом деле. С тем человеком. В то время.
Она живет в каждой твоей клеточке. Она присутствует каждую секунду. Ты превращаешься в робота, в носителя нового вируса, пожирающего тебя изнутри. Он не опасен для окружающих. Каждого из них ждет свой собственный, модифицированный вирус. Он вживляется в мозг, он подчиняет его. И ты уже не можешь думать ни о чем другом. Ни о ком другом. Ты можешь находиться где угодно, с кем угодно – но только физически, мысленно ты уже навсегда прикован, спаян, привязан, пришит… И тебе не вырваться.
Ты можешь сколько угодно пытаться разорвать это все – сразу, резким движением избавиться от этих нитей… Но ты сам состоишь из них. Ты сам – своя собственная тюрьма без шанса выхода. Ты заперт самим собой наедине со своим бессознательным.
Страшно… Мучительно страшно стоять в метре и не иметь возможности сказать ни слова. Ослабевший разум еще сопротивляется: «Молчи! Это твой единственный шанс спастись!». Спастись? Зачем, если все будет так и дальше? Все также будут трястись руки, все также будет срываться голос, а сердце будет лететь в каком-то бешеном, невыносимом ритме, то сжимаясь в комок, то заполняя собой грудную клетку...
И ты начинаешь сходить с ума. Я начинаю сходить с ума.
Я готова идти туда, куда он позовет меня. И мне все равно – на радость или на смерть. Эта необъяснимая вера, это ни на чем не основанное, безграничное доверие сродни помешательству, последней степени равнодушия ко всему, включая себя самого. Ты не ищешь ответов, потому что вопросов попросту нет. Этот человек должен быть счастлив. Этот человек должен жить. Ему лучше не знать. Эти три фразы становятся смыслом жизни, твоей основой. Той соломинкой, которая еще удерживает тебя здесь.
Самое ужасное, что внешне ты остаешься прежним. Весельчаком, душой компании или милой девушкой – домоседкой. Разве что чуть-чуть повзрослевшим. Чуть более задумчивым. Чуть более серьезным. Но смотришь в зеркало – и видишь глаза человека, который сгорает. И ты пытаешься это остановить. И у тебя это получается… Ты живешь без этого кошмара день, два, год…
А потом это все возвращается.
Возвращается телефонным звонком, случайной встречей, знакомой датой. Потому что так было нужно. Потому что этот человек для тебя – и яд, и лекарство. Как полынь. Дурман-трава. Сладкая горечь, счастье сквозь адскую боль. Потому что он единственный, кто тебе нужен. Потому что именно он никогда не будет твоим. Потому что легче пройти пешком вокруг земли, чем заставить себя не любить его. Человек не может справиться с такой силой. Он слишком слаб.
Сдаваться нужно сразу. Без оглядок, оговорок, поиска причин. Потому что здесь нет права на ошибку. Здесь не дают второго шанса. Либо ты прыгаешь и летишь, либо исчезаешь медленно и постепенно, догорая, как свеча. Никому ненужная свеча, которая даже путь никому осветить не сумела.
Я пыталась бороться. Пыталась забыть, уйти от этого, сбежать, забыться… В этом нет смысла. Это навсегда, как бы ни хотелось верить в обратное… С этим надо учиться жить. Если хватит сил.
Не хватает.
Я чувствую, что реальность начинает искажаться, что сон и явь меняются местами, что контроль слабеет и это чувство вырывается на свободу. Я боюсь его. Люди не могут себе даже представить себе всю его силу. Его коварство. Оно может быть теплым солнечным зайчиком, единственной радостью в серый, неудачный день и кинжалом в спину. ты всегда под ударом. Ты всегда беззащитен.
Любовь – полынь. Дурман. Страшная сказка. Любимая сказка.
Я знаю, что… пусть он будет счастлив".
Анна Кулик. Полынь
