О мести

Тема сама по себе отнюдь не проста, да и затрагивать её порядочному, а тем более, благородному человеку даже например среди низких слушателей, и не только из одного желания видеть в людях прекрасное, но и, разумеется, в видах собственного достоинства, никак не пристало. Однако, в видах очерчивания наиболее точных нравственных понятий, как абстрактное рассуждение, она тем не менее, в каком-нибудь редком случае возможна, если и не допустима по всем правилам хорошего тона.

Вместо того, чтобы вывести какие-нибудь точные формулы и приёмы, здесь мыслимо только дать какие-нибудь общие советы, касающиеся частных случаев и проявлений. Пожалуй, наибольшей художественной выделкой, обладает именно такая месть, где не всплывает на поверхность пусть даже косвенно, язвительность и ядовитая желчность, вместо того, месть возможно даже обратить в прикрытие милостью или какой-нибудь добродетелью, так чтобы человек не сразу и понял что был отмщён.
Наиболее сложный нравстенный момент заключается в том именно, что порядочному человеку никогда и никому мстить не следует в какой-то бы то ни было степени, потому что существует большая разница между тем, чтобы преподать урок и тем, чтобы утвердить в себе что-нибудь низкое и похвалить собстенный мрак. Не говоря уже о раскаянии, в случае какой-нибудь соразмерной мести, чем же лучше мститель того, кому отомстил, если сознательно и в неблагородном соображении, позволил себе сходный, если не аналогичный в виду обстоятельств поступок? (Не говоря уже о том, что иные из таких поступков способны самой формой своего выражения, поставить в ровень мстителя и обидчика в одном только нравственном случае, если до того они никак не были равны, а так же и не будут равны друг другу после.) И правда, к чему бы эталону добродетели и предмету восхищения, равняться, или даже превосходить неблаговидностью намерения, низкого и недалёкого человека?

Однако, обсудим сейчас истоки, наиболее распространённые, которые ложатся в причину самого происшествия. Наиболее частой причиной намерения мщения случается, и это прежде всего, безответность чувства.
Допустим, человек питает высокие чувства к другому человеку в особенном случае, или попросту настроен к нему с преувеличенной доброжелательностью в случае ординарном, по каким-нибудь причинам, подкрепляющим превращение умеренной симпатии в такую характерную для нашего изложения степень, например, причинам родственной связи, или каким-нибудь другим осязаемым обстоятельствам. Выразить эти, возможно даже что сокрытые от себя самого в большой степени, мотивы, человек другому человеку не хочет, не умеет, или наивно, а в другом случае, обстоятельно, верит в то, что если они и не видны прямо, то подразумеваются. Другой же человек по небрежности своей, в особенности, если замечает что если наш человек и не склонен выражать собственное достоинство, или, даже, что очень часто бывает, не имеет о таковом понятия, вместо того, чтобы обучить человека этому положению, не только демонстрирует безответность, но и подвергает человека унижениям, либо с насмешкой, либо, в другом случае, по небрежности. Теперь, подойдём к ещё одному важному разветвлению.

1. Допустим, что в одном случае, этот небрежный человек, не далёкий умом, а более всего, нутром своим, и не только совершенно не равен расположенному к нему по каким-то причинам человеку, но и не способен даже оценить и вообразить, в виду своей ограниченности, ту степень обиды, которую он наносит, если и различая её среди собственной небрежности, то явно преуменьшая эффект. Безусловно, что соразмерно отомстить такому человеку технически невозможно и здесь другому человеку, мыслимо только изучить его, хорошо понять, искупив здесь цену намерения отомстить собственной прилежностью, и, улучшив момент, отыскать то, что имеет в тот самый момент для этого человека цену искренней эмоциональной привязанности и именно там нанести удар. Это в том клиническом случае, когда собственная обида до того уже соединена с тщеславием, что готова симпатизируя своей обиженности и любуясь ей, игнорировать внешнее, например, по соображениям его неравности себе и превосходности собственного присутствия, возможно что в этом даже и обоснованно, дабы главное, чтобы месть между двумя, такой ценой произошла и удовлетворила собственное самолюбие, не открывая, возможно, между тем, дорогу к мраку, как таковую, но в этом вот именно случае, не вызывая в последствии ни склонности к подобным поступкам, ни самой идеи раскаянья в данном. Напротив, убеждая и утверждая себя в невинности этой подлости, человек способен даже сотворить из неё рычаг, особенно если она художественно удалась, дабы быть о себе весьма высокого мнения и разъединяясь с воспоминанием о ней, а впоследствии, списав её на злоключение молодости, всё же признав нравственную несостоятельность и ущербность подобного поступка, лелеять и развивать свою порядочность и добродетель. И это уже безусловно, вовсе и не месть и даже не поступок, а сплошной психологический случай, поскольку, как уже говорилось ранее, соразмерно отомстить ограниченному человеку технически невозможно. Как видим, с обоих сторон люди в себе не властны, а что и совершилось между ними только тем и объяснимо.

2.В другом случае нашего разветвления, человек может быть даже и равен другому человеку. Особенно, если человек ему отомстит, подчеркнёт равность и в нравственном отношении и в том с ним ещё более сравнится. Если обида явно произшла по небрежности, то в подлости мести, даже падёт его ниже. Здесь мстить не в коем случае нельзя, даже обратив месть в невинную шутку, как бы безопасно и экологично это не представлялось. Преподнести впрочем урок, сокрыв его в добродетель, между тем, возможно, в особенности и только если с целью превентивной, в том собственно и вся разница между уроком и местью, тогда как урок соразмерной местью несёт в себе месть.
Равному здесь отомстить возможно, будучи уверенным что никакой двусмысленности не произойдёт. Не совсем равному так же возможно с долей известного художественного высокомерия. Однако, не коем случае не стоит забывать, что показывающий здесь характер, опускается до уровня обидчика и наносит ущерб собственной зрелой превосходности, если таковая имела место, в случае некоторых, в большой степени располагающих уважением, людей, ущерб, совершенно безжалостный и ни в своих, ни в чужих глазах, не аппелирующий к снисхождению. Это относится не только к безответности чувства, но и ко всякому случаю вообще. Вывод однозначен - месть совершенно не инструмент административного урока, а в отсутсвие других к тому средств, очень может быть, что ненадёжный инструмент урока какого бы то ни было. Наказание само по себе имеет с местью много общего уже хотя бы в том, что обе символичны и не всегда технически возможны. Обе несут и отрицательный заряд, если и намекая на положительный аспект самого действа, то до неприличия косвенно. Часто обращаются одно в другое, так как наказание со стороны не нравящегося человека, взывает во многих случаях к мести по отношению к нему, а наказание не нравящемуся человеку несёт в себе месть уже за то одно, что чувство антипатии в нём безответно и в том похоже на месть за своё собственное чувство. Отсюда, один лишь вывод, что кто чувствует тот и виноват, это и следует осознавать, в особенности тому, кто чувствует. Месть за поступок невозможна, месть за чувство недопустима. Наказывает себя человек сам, а урок не всякий способен выучить. В этих двух предложениях и главный вывод из всего вышесказанного. Здесь уже мы, вообразив примеры, можем тому бесчисленное количество раз убедиться.

Самый непримиримый читатель может вопросить здесь: "Что же мне делать, если человек совершил по отношению ко мне подлость, а я на него за эту подлость страшно зол?" Точной формулы и здесь не может быть, однако, правила хорошего тона требуют некоторой жесткости, разбавленной в большой степени снисходительностью. Иногда лучше устранится. Что же касается проучить, или заставить почувствовать тоже самое, это до того уже сродни злорадству, что благовидным поступком никак не может быть названо. Если же кому когда и удалось преподать значительный урок, что в общем-то, маловероятно, то подобное единичное отсутствие промаха воспитания, вовсе не является какой-нибудь значительной заслугой, не говоря уже о том, что всякий порядочный человек попросту не примет унижения, последовательный и не забудет. Человек не вполне здоровый таким образом исцелён не будет.

Если же поступок совершенно был осуществлён невозможный, такой что и говорить о таком вслух не следует, и обиженный связывает происшествие в своём представлении с какой-нибудь одной или несколькими конкретными фигурами, возможно размежевая в своём представлении между ними ответственность, или напротив, накладывая её на одного физического человека, отомстив за подобный поступок, а иначе чем как-нибудь соразмерно или превосходно, здесь и не может быть; человек не говоря об открытии себе дороги к затмению добродетели, и тлению собственной души, что может быть конечно и не обязательно, человек, тем не менее подвергает себя опасности одним лишь участием в подобном мероприятии, с одной стороны, отомстить здесь невозможно, лишь только усладить собственное оскорблённое высокомерие, что так же может быть не настолько обязательно как может представляться в иных случаях, с другой же стороны, вопрос стоит и требует судьи, и здесь, правила хорошего тона не имеют за своим определением ничего другого, кроме как промолчать со своей стороны, однако человек к ним обращённый, может быть способен дать совет, когда порядочный и воздержанный ум позволяет охватить своим здравым смыслом нравственный порядок произошедшего. В наиболее распространённом случае, при признании на свой личный и собственный счёт всяческой обиды, что между тем достаточно важно, и списывании её на счёт определённого лица или лиц, а ведь порядочный человек в общем случае и не может быть помещён в подобное положение, - наиболее общим советом будет отказать себе в удовольствии настигнуть сквозь пространство и время совершившего невозможный проступок, отказать себе и в удовольствии личного воплощения приговора в случае, если приговорённый не равен движимому чувственным иждивением, а единственное действие, которое здесь возможно в положительном с точки зрения здравого ума случае, не предписанном в законодательном порядке, будет лишь только найти в рациональном устроении порядка вещей тот единственный случай, когда дальнейшая судьба приговорённого каким-нибудь образом без особого стремления на то исполнителя приговора, с ним в каком-нибудь близком или дальнем случае может быть скрещена и здесь уже, имея на то бесспорные со всякой возможной стороны уверенности доказательства, прибегнуть к основательным приготовлениям к этому понятому в его неизбежности случаю, но так лишь только, что ничего личного, а стало быть компрометирующего собственную добродетель и репутацию хотя бы в своих глазах, здесь не может даже промелькнуть, только одною искусностью и чувственностью, даже небрежностью особого рода, здесь только и возможно действовать. Однако, следует учесть, откуда берётся подобная прилежность, или, напротив, отсутствие её; а именно только от исключительности, ведь масшатаба такого происхождения, а в особенности, такого соответствия почти что никогда и не может быть, поскольку цена, которая платиться описанным образом, объективно не может ведь быть способна ни к покупке, ни к приобретению. Иными словами, самой мести здесь не может быть, потому что не может быть возмещения, и, право, не может быть и всего для этого случая сказанного, даже психологического случая, всё от того, что не может быть торжества даже и в психологическом случае, если только возможно по поводу психологического случая что-нибудь допустить. В общем-то, вывод таков, что здесь решительно ничего не может быть, потому собственно не может быть и хорошего тона. И мстить, таким образом, совершенно не следует.

Таким образом, благородному и порядочному человеку если и захочется вдруг в каком-нибудь случае получить возмещение, никому и никогда не следует мстить хотя бы в какой-нибудь степени, не следует между тем, кого-либо и за что-нибудь наказывать, ведь действительно порядочному и благородному человеку не может этого и хотеться, если и бывает какой-нибудь административный урок, то уже только, безусловно, безо всякого мщения и безо всякого наказания, в случае человека не вполне благородного, и, что бывает реже, не вполне порядочного, те же правила относятся и к великодушию, и всё это само собой разумеется.