Виктор Петрович встаёт утром с той же механической точностью, что и последние три года. Но только никаких воспоминаний. — Витя, а помнишь, как Белка утром носки твои таскала? — кажется, голос Ольги эхом отдаётся в пустой кухне. Виктор резко встряхивает головой. Ольги нет уже три года. До автобуса — семнадцать минут неспешным шагом. Маршрут выверен до секунды. И вот она — остановка. А у скамейки сидит собака. Дворняжка. Рыжевато-белая, среднего размера. Уши торчком, хвост. Хвост колечком, прямо как у его Белки. — Не думай, — шипит себе под нос Виктор. — Просто бродячая псина. Но собака смотрит. Прямо на него. Боже мой. И хвостом радостно приветствует его. Глаза янтарные. Точь-в-точь как у Белки. Но это не может быть она. Не может! Белку он отдал хорошим людям. Они обещали, они говорили... — Дядя Витя, а это ваша собачка? — соседский мальчишка дёргает его за рукав. — Нет, — отрезает Виктор. — Не моя. Чужая. Автобус приезжает. Виктор садится у окна, нарочно не глядя назад. Но в отражении стекла видит: собака провожает автобус взглядом. Сидит. Ждёт. Кого ждёт? — Не моё дело, — бормочет он. Но на следующее утро — то же самое. Собака у остановки. Сидит, смотрит, приветливо машет хвостом, провожает. И послезавтра тоже. — Слушайте, а что это за пёс тут постоянно? — спрашивает у Виктора новая соседка. Марина, кажется. Недавно переехала в дом напротив. — Понятия не имею, — буркает Виктор, натягивая шапку на глаза. — Странно. Она будто кого-то ждёт. И мне показался очень знакомым. — Мало ли кого ждёт. Не наше дело. Марина изучающе смотрит на него: — А мне кажется, она вас ждёт. Виктор резко оборачивается: — С чего вы взяли?! — Да так... интуиция. У меня тоже собака была. Знаю, как они умеют любить. И ждать. Он садится в автобус, хлопнув дверцей жёстче обычного. В окне мелькает силуэт Марины — она наклоняется к собаке, что-то говорит ей, гладит. Не надо её гладить, — думает Виктор. Привыкнет же. Только вот к чему привыкнет? К ласке? Или к тому, что её снова бросят? — Что мне делать? — шепчет он в пустоту автобуса. — Я же не могу... я не смогу снова... Неделя первая. Сопротивление Марина приносит собаке еду. Каждое утро. Сначала остатки со стола, потом покупает специальный корм. Виктор видит это и злится. — Зачем вы её кормите? — не выдерживает он на пятый день. — Привыкнет же! — А разве это плохо? — Марина не отрывается от собаки, почёсывает за ухом. — Посмотрите на неё. Она худая. Грязная. Но ждёт. Кого-то очень любит. — Чушь собачья, — огрызается Виктор, но слова звучат неубедительно. — Знаете, у меня тоже была собака. Лайка. После смерти сына, — Марина замолкает. — В общем, она меня спасла. Буквально. Виктор хочет уйти, но ноги не слушаются. — Умерла два года назад. От старости. И я думала — всё, хватит, больше никого не заведу. Больно очень, когда теряешь. Больно. Виктор знает это слово. — Но потом поняла: боль от потери — это плата за любовь. И она того стоит. — Красиво говорите, — язвительно бросает Виктор. — Только жизнь не сказка. — Нет, не сказка. Но и не приговор. Собака вдруг поднимает голову. Смотрит на Виктора. И тихонько поскуливает. Белочка... — Идёмте, — резко поворачивается Виктор. — Автобус. Неделя вторая. Трещины — Дядь Вить, а собачку эту кто-то кормит? — спрашивает соседский мальчишка Кирюха. — Кормит тётя Марина, — отвечает Виктор, сам удивляясь, что запомнил её имя. — А почему вы её не заберете? Она же добрая. Я вчера руку протянул — она лизнула. Виктор останавливается как вкопанный. — Ты что творишь?! К чужим собакам нельзя руки совать! — Но она же не чужая, — искренне удивляется Кирюха. — Дедушка сказал, это ваша была. Белка. Помните? Дедушка сказал. Весь подъезд знает. Весь двор, наверное, тоже. Все знают — только он делает вид, что не знает. — Дедушка много чего говорит, — хрипло отвечает Виктор. — Не всему верь. Но Кирюха уже убежал. А Виктор стоит и смотрит на собаку. Та поднимает голову, хвост начинает медленно вилять. Узнаёт. Чёрт побери, узнаёт. — Нет, — говорит он вслух. — Нет, Белка. Я не могу. И убегает. Буквально убегает к автобусу. Неделя третья. Правда Сосед дядя Гена ловит Виктора у подъезда. — Слушай, Витёк, а ты знаешь, что с твоей Белкой стало? Виктор застывает с ключами в руке. — Какой Белкой? — Да брось ты, все знают. Та женщина, которой ты её отдал... Тамара Ивановна... Она же умерла. В больнице. Полгода назад. Мир качается. Виктор хватается за дверной косяк. — Как умерла? — Инфаркт. Быстро всё было. А собака... собака, говорят, дня три у больницы сидела. Потом пропала. Думали, пристроили кому-нибудь. А оказалось, к тебе вернулась. Домой. Вот какая умная скотина. Виктор закрывает глаза. В голове — туман. Больница. Тамара Ивановна была хорошей женщиной. Обещала заботиться. Обещала любить. И что теперь? Белка осталась одна. И пришла... домой. — Витёк, ты как? Бледный какой-то. — Нормально. Всё нормально. Но ничего не нормально. Белка ждала у больницы. Потом искала дорогу. И каждое утро сидит у остановки, потому что знает: рано или поздно он выйдет. А он делает вид, что не знает её. Неделя четвёртая. Срыв — Да что вы все ко мне пристали с этой собакой?! — взрывается Виктор прямо посреди остановки. Марина отшатывается. Люди оборачиваются. — Да, моя! Была моя! И что теперь? Хотите медаль? Я её предал, как и всех остальных! Довольны? — Виктор Петрович... — Нет! — кричит он. — Вы не понимаете! Я не могу! Когда умерла жена, я каждый день смотрел на Белку и видел Ольгу. Как она её гладила, как кормила, как разговаривала с ней... Голос срывается. Виктор отворачивается, вытирает глаза рукавом. — Я не мог. Просто не мог каждый день умирать заново. Отдал хорошим людям. Думал... думал, ей там будет лучше. Белка вдруг поднимается, подходит к нему. Осторожно. Тычется мордой в руку. — А теперь что? — шепчет Виктор. — Теперь что, Белочка? Я же старый дурак. Сломанный. Со мной даже сын не разговаривает. Говорит — ты, отец, чёрствый стал. Бессердечный. — Может, и стали, — тихо говорит Марина. — Но не навсегда. Сердце — не камень. Оно может оттаять. Белка положила голову на колени Виктора. Он смотрит на неё и плачет. — Прости, девочка. Прости меня, дурака старого. Утро как приговор Понедельник. Первое декабря. Виктор не спал всю ночь. Ворочался, вспоминал Ольгин голос, её руки, как она чесала Белке за ушком. — Витя, а может, хватит мучиться? — шепчет он в темноту. — Может, пора? Но ответа нет. Семь утра. Подъём. Всё как обычно. Только руки трясутся. На улице — изморозь. Скользко. Дворники не успели посыпать дорожки песком. И она там. Сидит у остановки. Как всегда. Автобус опаздывает. Виктор смотрит на часы — восемь тридцать. Чёрт. На работе будет нагоняй. — Может, пешком пойдёте? — предлагает Марина. — До центра полчаса. — Да нет, подождём. Но Белка вдруг вскакивает. Бежит на дорогу. — Эй! — кричит Виктор. — Стой! И тут он видит: через дорогу бежит с ранцем Кирюха. Виктор видит всё одновременно: мальчишку на дороге, синюю машину, которая несётся и явно не успеет затормозить, Белку, которая бросается наперерез... — Кирюха! — орёт он. Водитель тоже кричит. Тормоза визжат по льду. Белка толкает мальчика плечом. Тот падает в сторону, на обочину. Живой. Целый. Звук удара. Потом — крики. — Боже мой! — Кто-нибудь вызовите скорую! — Мальчик живой? — Да, с мальчиком всё хорошо... — А собака... Виктор бежит. Падает на колени рядом с Белкой. Она лежит на боку. Дышит тяжело. Из пасти — кровь. — Белочка, — шепчет он. — Белочка, девочка моя. Открывает глаза. Смотрит на него. И хвост слабо шевелится. Узнаёт. Даже сейчас узнаёт. Признание — Это ваша собака? — спрашивает водитель. Мужик здоровый, трясётся весь. — Да, — отвечает Виктор, не раздумывая. — Моя. — Я не виноват! Она сама выбежала! Я не успел! — Знаю. Она мальчика спасла. Собирается толпа. Все смотрят на окровавленную Белку, на Виктора, который гладит её по голове. — Дядя Витя, — всхлипывает Кирюха, — она же из-за меня. — Нет, сынок. Она потому что, потому что хорошая. Очень хорошая собака. Марина стоит рядом, молчит. Только рука на плече Виктора. — Надо к ветеринару, — говорит она тихо. — А где? Где ближайший? — Я знаю. Поможете донести? Виктор осторожно поднимает Белку. Она тяжёлая. И такая тёплая. Живая. — Держись, девочка, — шепчет он ей в ухо. — Держись. Я больше тебя не брошу. Слышишь? Никогда. В клинике Ветклиника на соседней улице. Молодой врач, девочка лет тридцати, сразу берётся за дело. — Рентген нужен. Возможно, перелом рёбер. Внутреннее кровотечение... — Делайте что нужно, — говорит Виктор. — Деньги не важны. — Хорошо. Подождёте? — Конечно подожду. Белку уносят в операционную. Виктор садится на стул в коридоре. Руки до сих пор в крови. — Виктор Петрович, — Марина протягивает ему влажные салфетки. — Вытрите руки. Он смотрит на ладони. — Я думал, она умрёт, — вдруг говорит он. — Когда Ольга умирала, я каждый день думал: сейчас и Белка умрёт. От тоски. Они же так привязались друг к другу... — Но не умерла. — Нет. А я боялся привязываться снова. Боялся снова терять. Марина садится рядом. — А теперь? Виктор вытирает глаза. — А теперь понял: хуже, чем прожить жизнь в страхе, может быть только одно — прожить её без любви. За дверью операционной слышны голоса врачей. Лязгает металл. Работает аппаратура. — Она спасла мальчика, — шепчет Виктор. — Не раздумывая. А я три года раздумывал, можно ли её простить за то, что она напоминает о жене. — И простили? — Да. И себя тоже, кажется, начинаю прощать. Дверь открывается. Выходит врач. — Операция прошла успешно, — улыбается она. — Рёбра целые, внутреннее кровотечение остановили. Сотрясение, конечно, ушибы... Но жить будет. Виктор закрывает лицо руками и плачет. Первый раз за три года плачет не от горя. А от счастья. Первые дни Белку выписали через неделю. Виктор каждый день приходил в клинику. Сидел рядом, разговаривал. Рассказывал про Ольгу, про то, как они втроём были счастливы. Белка слушала. Иногда лизала руку. Понимала. Когда врач сказала: «Можете забирать», — Виктор растерялся. — А она... она пойдет со мной? — Посмотрите на неё, — улыбнулась врач. Белка сидела у двери и смотрела на Виктора. Хвост молотил по полу. Домой. Наконец-то домой. Преображение Квартира изменилась за неделю. Виктор убрал пыль, вымыл окна. Старое кресло Ольги — Виктор почистил обивку, постелил плед. Белкино место. Как раньше. — Ну что, устраивайся, — сказал он. Собака осторожно забралась в кресло, свернулась калачиком. Так, как раньше. Как будто и не было этих трёх лет. Звонок Телефон зазвонил вечером. — Папа? — голос сына. Далёкий, но такой родной. — Марина Васильевна рассказала про собаку. Про аварию. — Максим, — Виктор не знал, что сказать. — Папа, прости. Я был не прав. Думал, ты просто очерствел. А ты... ты просто горевал. По-своему. — Сынок... — Я приеду на Новый год. Можно? С внуками. Они собак любят. Виктор смотрел на Белку, которая дремала в кресле. — Конечно, приезжай. Мы будем рады. Мы. Впервые за три года — мы. Новое утро Будильник зазвонил в семь. Но Виктор проснулся раньше. От того, что кто-то тихонько лизал ему руку. — Доброе утро, Белочка, — улыбнулся он. Собака радостно замахала хвостом. Завтрак на двоих. Каша Белке, кофе себе. И разговоры. Виктор рассказывал планы на день, Белка слушала. Выходили из дома вместе. Белка шла рядом, без поводка. Зачем поводок, если никуда не убежит? У остановки их ждала Марина. — Как дела? — спрашивала она каждое утро. — Лучше, — отвечал Виктор. — С каждым днём лучше. И это была правда. Белка больше не ждала у остановки. Она просто жила. Рядом с человеком, который наконец-то понял: любовь — это не то, что уходит вместе с потерей. Любовь — это то, что остаётся. Несмотря ни на что. Котофеня