7 ноября 1901 года родилась потрясающая актриса - Рина Зеленая. Это были волшебные слова. "Там Рина Зеленая выступает!" - и все мчались к тарелкам репродукторов. Потом - к радиоприемникам. Позже - к телевизорам. И так было десятилетиями.

О своей жизни она рассказала сама - в книге "Разрозненные страницы". Эту книгу потом читали в документальных фильмах о ней, выдавая за свой авторский текст. Потому что лучше уже не скажешь. Название для книги она придумала, как всегда, снайперски точное: оно идеально выражало природу ее творчества - нечто обрывистое, алогичное, бессвязное, с постоянными запинками и придыханиями. Это все, абсолютно разрозненное и прямо сейчас сымпровизированное, на наших глазах складывалось в картинку такую типичную, что все, узнавая, радостно смеялись и потом передавали друг другу вот эти отрывки из обрывков:

- Денег с него не берут! Вы когда-нибудь видали, чтобы с человека не брали деньги?!!

- Почему вы высказываетесь? Вы же не член худсовета! ("Девушка без адреса", 1957)
Рина и одесский губернатор

У нее была замечательная фамилия для сцены - типичный псевдоним. А это была ее настоящая фамилия. Ее отец был Зеленый. Но у отца был однофамилец - одесский губернатор. И этого губернатора постоянно считали ее папой, хотя у нее был свой, из Ташкента. А Риной она стала просто потому, что однажды на афише не хватило места для длинного имени Екатерина.

Короткая дистанция огромного размера

Для длинных ролей у нее с лихвой хватило бы таланта, но скорее всего, тогда мы не имели бы ту Рину Зеленую, которую так любили. Она - мастер коротких дистанций. Снайпер, которому не нужно длинных очередей, чтобы поразить человека в самое сердце - достаточно одной фразы:

- От этого у меня каждые пять минут разрыв сердца делается! ("Девушка без адреса", 1957)

И фраза улетала в вечность, ее помнишь десятилетиями, потому что в ней все шедевр - от порядка слов до интонаций, абсолютно уникальных, при том что таких типичных.

Она всегда была автором своих фраз. Хотя читала детские рассказы (но для взрослых) таких авторов, как Владимир Маяковский, Сергей Михалков, Корней Чуковский или Агния Барто. Она их тексты разминала, как глину, и создавала нечто совершенно самостоятельное и самобытное, чего больше не смог бы никто:

- А на луне, на луне, едет медведь на слоне - лунный медведь, голубенькие глазки... ("Про Красную шапочку", 1977)

И с этими коротенькими, как медвежий хвост, миниатюрами, с этими неуверенными и нестойкими, как походка лунатика, интонациями создала целую эпоху в нашем искусстве - эстрады, театральной миниатюры, киноэпизода. Она эту эпоху олицетворяла. Замечательную эпоху утонувшей Атлантиды, где творили гиганты. Она с этими гигантами гуляла по набережным Ялты и играла в бильярд - как с Маяковским. Читала рассказы Горькому. Дружила с Алексеем Толстым. Вместе с Игорем Ильинским, Георгием Тусузовым, Михаилом Гаркави играла на сцене театра-кабаре с оптимистичным названием "Нерыдай". В комедийном шоу Театра обозрений рвала зубы молодому Аркадию Райкину. Выступала на фронтах Отечественной войны вместе с Шульженко и Утесовым. Снималась в кино с Любовью Орловой, Фаиной Раневской, Михаилом Пляттом, Олегом Борисовым... Она из тех времен, когда наши звезды жили одной жизнью со своими зрителями, испытывали те же трудности и нисколько не бравировали своей всенародной популярностью. Из тех песенных легенд, когда страна была огромной, и люди в ней не делились по национальностям и расам, чувствуя себя одной семьей. И в этой семье она была любимицей.
Эта смешная ужасная серьезность

Что сделало ее такой популярной? Сначала - те самые рассказы о детях - взрослым. Это было ее открытие, повторить чудо потом не удалось никому. Она имитировала не столько детский голос, сколько детскую психологию. Простодушие, без которого не откроешь подводный смысл слов. Наивность, без которой не создашь парадокса. И ужасную серьезность отношения к любой малости.

- При моем щенячьем росте не угрызть мне толстой кости! Я сильнее прочих блюд эти пончики люблю! ("Сказка о Пете, толстом ребенке", Маяковский)

Эти ее радиорассказы собирали громадную аудиторию и, пожалуй, не было тогда радиопередачи любимей - разве только "Клуб знаменитых капитанов". Но эти рассказы были самыми многометражными из ее ролей. Потому что в кино ей доставались не миниатюры даже, а разрозненные фразы.

Теперь в кино такие мгновенные появления суперзвезд называют "камео" - за них платят огромные деньги. А тогда и Рина Зеленая не считалась суперзвездой, и слова "камео" не знали, тем более - огромных денег за такие крошечные сцены.

- Я думаю, мне придется уйти: ей, видите ли, не нравится мой репертуар и моя манера исполнения. Как будто она что-нибудь в этом понимает. Если хотите знать, меня давно приглашают в кино "Перекоп", - я там буду петь между сеансами! ("Дайте жалобную книгу", 1965)
Рина, не нервируй меня!

Кино Рина Зеленая любила до невозможности. Ей там нравилось все - и дальние экспедиции с немыслимыми трудностями жизни на перекладных. И запах гримуборной, и потрескивание осветительных приборов, и страшная пауза перед командой "Мотор!", и гром хлопушки помрежа перед носом: "любимое, дорогое, окаянное кино!". Но режиссеры ее упорно не замечали:

- Всех снимают - а я в театре. Все говорили: "Рина! Рина!", а снимали других актрис. Наверное, тогда надо было выйти замуж за какого-нибудь кинорежиссера!

Когда ей было уже под тридцать, ее пригласил режиссер Николай Экк сняться в первом советском звуковом фильме "Путевка в жизнь". Ему нужна была девочка, которая споет хулиганскую песню. Рина Зеленая подходила: она все еще походила на уличного мальчишку в лихом кепаре. Песню она выбрала сама:

Юха-юха, юха-ха-ха,
Чем я, девочка, плоха?
Юбочка бордовая,
Сама - чернобровая!
На столе стоит чернило,
А в черниле два пера.
Прощай, папа, прощай, мама,
Я поеду на Кавказ!

Узнать Рину Зеленую в этом фильме трудно: песенка идет на кадрах слушающих ее живописных беспризорниках, а та, что поет, появляется на несколько секунд. Рину Зеленую это очень обижало: "я пою, а на экране черная полоса". Черной полосой она считала вот эти лица беспризорников.

Так как гора не идет к Магомету, Рина решила взять гору штурмом. И вместе с Агнией Барто сама написала сценарий и явилась пред очи директора "Мосфильма". Тот ужаснулся: "Без договора?!" Но сценарий ему понравился, и картину стала снимать режиссер Татьяна Лукашевич. В ней согласились играть Плятт и "сама Раневская", для которой роль надменной дамы на улице Горького стала роковой - все мальчишки на всех улицах страны дразнили ее "Муля, не нервируй меня!".
Роли для самой себя Рина Зеленая не написала. И только уже в ходе съемок Татьяна Лукашевич почувствовала, что неплохо бы ввести в начало фильме еще какой-нибудь смешной персонаж. И Зеленая сымпровизировала домработницу. Она придумывала текст прямо на съемке, и это самое замечательное в этих сценах:

- Вот тоже пришла старушка, попросила воды напиться. Выпила, потом хватились - пианины нету!

В музыкальной комедии "Весна" у Рины Зеленой в общей сложности не наберется и минуты экранного времени. Но не будем думать о секундах свысока - они реально вошли в вечность:

- Губы такие уже не носят!

Вообще-то она упорно стучалась в эти двери. Рассказывала случай, когда Никита Михалков, встретив ее в Доме кино, вставал перед ней на колени и признавался ей в любви.

- Что ж мы меня не снимаете? - резонно спросила она. Но роли не дождалась и тут.

Десятилетиями раньше нечто подобное произошло и при встрече с Григорием Александровым:

- Давайте мне роль в новой картине. Вы обещали.

Он отвечает:

- Нету ни одной женской роли.

Я говорю:

- Давайте мужскую.

Он отвечает:

- Ее выбросили. Это роль парикмахера-гримера.

Она прочитала сценарий и придумала роль гримерши, от которой Александров отказаться уже не смог. И правильно сделал: эти секунды с раздражительной гримершей в его фильме вошли в число лучших и самых памятных:

- У меня один ус короче!

- Неважно. Следующий!.. Она прежде всего должна мне выдать тапочки, если они мне полагаются. А потом я уже могу с ними делать все, что мне угодно... Ну, губы такие уже не носят, это надо будет что-нибудь подобрать... А главное дело, они хотят меня все отправить в отпуск. Как будто я могу с такими нервами в отпуск ехать!

Здесь тоже каждое слово отсюда - и в вечность. Но обратите внимание: в словах нет ровно ничего особенно смешного. Но они жутко смешны своей непредсказуемостью: такой неуправляемый поток речи, деловитое и при этом пламенное словоизвержение, клокочущий в душе мир, который спешит вырваться наружу и немедленно восстановить повсюду справедливость.
Удушение Дездемоны

Когда Рина Зеленая не играла детей, она играла неутомимых общественниц-активисток и в этом была сродни другой гениальной артистке нашей эстрады - Марии Мироновой:

- Я как общественница могу сказать очень многое. Взять хотя бы сбор металлолома. Сейчас школьники снимают и сдают крышки от уличных колодцев, но теперь это категорически запрещено, потому что многие жители проваливаются туда и опаздывают на работу.

Или:

- В общем хорошо. Но - нехорошо! Мы все-таки молодежное жюри, а вы рассказываете о каких-то совершенно неправдоподобных вещах. Ну где вы видели, чтобы мужья изменяли женам! Я лично такого совершенно не помню. ("12 стульев", 1971)

В этих рассуждениях какая-то своя логика, которой ни в чем невозможно возразить. Но все вместе напоминает буксующий паровоз: пышет жаром, яростно крутит колеса, но не сдвигается с места.

В одной из сценок она врывается в кабинет милицейского начальника, которого играл Михаил Пуговкин. Она была возмущена не тем, что похитили какую-то артистку, а тем, что в деле похищения артистов нет никакой системы, одних похищают, других - почему-то нет:

- Ведь, понимаете: зритель восхищается - артист похищается. Похищенный артист - это звучит как звание! Пожалуйста, запишите: улица Продольная, бывшая Поперечная. Наш дом капитально ремонтируют, и как только отремонтируют, его сейчас же снесут, и я тогда буду у Адрианы. Она некрасивая, но породистая. Она все-таки играла Дездемону, и ее своими руками душил народный артист Удмуртской АССР. А ее второй муж - он со всеми удобствами и с мусоропроводом... Почему у вас такое странное лицо? У вас голова болит? Послушайте, я вам дам замечательный рецепт и всю вашу голову как рукой снимет... Я сама была моржом, но я просто не переношу холодную воду. (телевизионный фильм-концерт "Похищение", 1969)

Разрозненное сознание как разрозненные страницы. Такой жанр жизни. В этом жанре, между прочим, существовала целая страна. Но, слава провидению, умела над этим смеяться.
Руина Васильевна

Эта парадоксальность сознания была свойственна Рине Зеленой и в жизни. Даром изъясняться фразами, которые может родить только гений, наделены очень немногие. Так вошли в вечность афоризмы Раневской. Зеленая ей не уступала:

- Извините, что я вас застала, - таким вежливым извинением она обычно начинала телефонный разговор.

Дар бывает заразительным, и все, кто общались с Риной Зеленой, заражались этим ее талантом воспринимать мир и реагировать на него с детской гениальной наивностью:

- Нет, это не годится! Разве черепахи такие шляпы носят?! - воскликнул режиссер Леонид Нечаев, увидевший ее костюм для роли Тортилы в фильме "Про Красную шапочку".

- Человеческой роли не дождалась - так хоть Черепаху сыграю! - радовалась Рина Зеленая.

Однажды с режиссером Игорем Масленниковым мы заговорили о его популярнейшем многосерийном фильме о докторе Ватсоне и Шерлоке Холмсе. Он рассказывал о трудностях с утверждением на роли артистов, исполнение которые теперь кажется эталонным:

- Ни Рину Зеленую, ни других артистов на студии долго не утверждали. Ливанов не подходил, потому что знаменитый скандалист, у Соломина для англичанина слишком русское курносое лицо, Рина Зеленая слишком стара и т.п. Но поскольку я был худруком объединения, я вымолил право сделать нечто вроде пилота. И когда мы сняли половину серии, все сразу успокоились. А Рине Васильевне я сразу предложил расширить ее роль - но она отказалась: "Нет-нет, я никогда еще не играла мебель, и мне это очень нравится!". Она была очень остроумным человеком. Ее на самом деле звали, как мою маму, - Екатерина Васильевна. И я ее спросил: можно мне вас так называть? Она ответила: "Лучше зовите меня - Руина Васильевна". Текст она вряд ли помнила, да он ей был и не нужен: она его придумывала так, как не смог бы больше никто.
Последний парадокс

Мне в жизни посчастливилось: я видел Рину Зеленую, разговаривал с ней и даже гулял с ней по Садовому кольцу. Дело было так: я позвонил легендарной артистке и, робея, попросил об интервью для газеты. К моему удивлению, она немедленно согласилась. Я на такую удачу и не надеялся, думал, что назначит где-то на неделе: у актеров вся жизнь расписана заранее. А ее никто давно не снимал, всеми любимая актриса чувствовала себя забытой. Она предложила приехать через час. Я стал смущенно объяснять, что через час не смогу, уже что-то назначено. Попросил - через день. Она ответила фразой, которая занозой сидит в памяти многие годы:

- Вы знаете, сейчас очень принято умирать…

Стоит ли говорить, что уже через час я был у нее. Мы долго бродили по грохочущему Садовому кольцу, слабеющий ее голос тонул в этом грохоте, и я никогда не прощу себе, что эту единственную встречу с легендой моей юности принял тогда за пролог к будущим увлекательным беседам. На моем стареньком и ненадежном диктофоне остался только грохот Садового кольца. И эта фраза: "Сейчас очень принято умирать".

Спроси сегодня на улице у любого человека моложе тридцати: "Кто была Рина Зеленая?" Хорошо, если ответит сотый. Наша память в век кино, телевидения и звукозаписи стала еще короче.