«В поля́х под сне́гом и дождём» (англ. O, wert thou in the cauld blast) — одно из последних стихотворений поэта Роберта Бёрнса, написанное в 1796 году. На русский язык переведено Самуилом Маршаком. Произведение привлекло внимание нескольких композиторов, переложивших его на музыку.

Созданию стихотворения предшествовала долгая болезнь Бёрнса. Простуда, подхваченная осенью 1795 года, усугубилась приступом ревмокардита. Поэт, почти всю зиму не встававший с постели, порой терял сознание; за Робертом ухаживали жена Джин Армор и восемнадцатилетняя Джесси Льюарс — младшая сестра его товарища Джона. Девушка нянчилась с детьми Бёрнсов, включалась в любую работу по хозяйству и относилась к главе семьи с восхищением. Поэт называл её «единственным ангелом, ещё оставшимся на земле». Ранней весной Бёрнс, не оправившийся от болезни и пребывавший в меланхоличном настроении, зашёл в гости к Джону Льюарсу. Джесси, сидя за клавикордом, напевала песни. Роберт попросил, чтобы она сыграла ему свою любимую мелодию. Прослушав её несколько раз, Бёрнс вернулся домой и за один вечер сочинил стихи: «O, wert thou in the cauld blast, On yonder lea, on yonder lea»

"Стихи складывались из грустной мелодии, из сырого ветра за окном, из преданных девичьих глаз и неизбывного, неугасимого желания защитить, закрыть своей грудью от бурь и бед всё слабое, беспомощное, юное... » Джесси вместе с Джин была рядом с Бёрнсом до его последних минут. В июле того же 1796 года именно она ввела в спальню умирающего Роберта его сыновей, чтобы те простились с отцом. По словам писательницы и переводчицы Риты Райт-Ковалёвой, среди местных жителей существовала легенда о том, что могила Джесси Льюарс (в замужестве — Томпсон), которую в 1855 году похоронили неподалёку от памятника поэту, при дожде не намокала: «Мраморный Бёрнс укрывал от непогоды своего верного друга, как когда-то хотел укрыть живой».

Перевод Маршака Сборник «Английские баллады и песни» в переводе Маршака вышел в свет в 1941 году (издательство «Советский писатель»). Корней Чуковский, находившийся в годы войны в Ташкенте, в письме Самуилу Яковлевичу сообщил, что книгу ему дала Анна Ахматова. После признания о том, что Маршак является «мастером не только стального стиха, но и „влажного“ (по терминологии Блока)», Корней Иванович отдельно выделил несколько стихотворений « Неожиданными явились для меня «Джемми», «В полях под снегом», «Цыганка» и др. В них столько подлинной страсти и лирики — такие черты, которые только просвечивали в Ваших детских стихах. » Редактором сборника баллад и стихов был поэт Александр Твардовский. Позже, рассказывая в своих заметках о Бёрнсе и Маршаке, Александр Трифонович отметил, что успех изданной книги был связан не только с мастерством переводчика, но и с точным выбором лучших стихотворений поэта, в число которых входят «нежные, чистые и щемяще-трогательные песни любви, как „В полях под снегом и дождём…“ или „Ты меня оставил, Джеми“.

Дмитрий Шостакович стал одним из первых композиторов, обратившихся к стихотворению «В полях под снегом и дождём» в переводе Маршака. В 1943 году, приехав из эвакуации в столицу, Дмитрий Дмитриевич встретился с Самуилом Яковлевичем и приступил к созданию цикла музыкальных произведений на стихи Бёрнса. Он работал над ними в гостинице «Москва» и писал на одном дыхании: « «В полях, под снегом и дождём...» — нежное обращение к любимой, трогательно-смиренное, без неистовой страсти. Песня верности. Акварель. Все течёт спокойно, тонально устойчиво: темп Moderate, тональность — дорийский ре минор. Редкий в творчестве Шостаковича пример чистой лирики, светлого любовного чувства, свободного от бурь. » Композитор Тихон Хренников после знакомства с балладами и стихами написал романс «В полях под снегом и дождём». Как отметил музыковед И. Мартынов, его трактовка отличается «спокойной раздумчивостью и печалью»

В 1944 году свою музыкальную версию стихотворения предложил и композитор Георгий Свиридов, сочинивший произведение для голоса и фортепиано. Мы с Веллером признаёмся, что главная любовь с нашими девушками происходила на фоне песни «В полях под снегом и дождём»... — Дмитрий Быков В первой половине 1970-х годов вышла в свет вокальная сюита Александра Градского «Размышления шута», в которую была включена написанная в стиле барокко-рок песня «В полях под снегом и дождём», ставшая, по мнению специалистов, «самой знаменитой композицией Градского из бёрнсовского цикла»[15]. Отвечая на вопрос корреспондента «Новой газеты» Дмитрия Быкова о том, как создавалась песня, композитор сообщил, что её появление оказалось случайным: в студии, где шла запись другого произведения на стихи Бёрнса, Александр Борисович наугад открыл сборник переводов Маршака, прочитал стихотворение и тут же придумал к нему мелодию

2 ноября 1942 года Шостакович, эвакуированный из осажденного Ленинграда в Куйбышев, писал своему самому близкому другу Ивану Ивановичу Соллертинскому: «Написал 6 романсов. Из них пять посвящаю Тебе, Свиридову, Гликману, Атовмьяну и Шебалину. 6-й не знаю, кому посвятить. Тебе я посвящаю романс на слова Шекспира (сонет 66 в переводе Пастернака). «Днями» вышлю тебе все шесть...»

В письме от 6 декабря композитор снова возвращается к этому: «Скоро я вышлю Тебе и Свиридову по экземпляру моих новых романсов, из коих один посвящен Тебе, другой Свиридову. Другие также посвящены моим друзьям, а именно Л. Т. Атовмьяну, Н. В. Шостакович (жене-другу), И. Д. Гликману и В. Я. Шебалину. Итого шесть. Тебе посвятил сонет Шекспира 66 в переводе Пастернака. Ну вот, дорогой друг, пока все...»

Ненавязчиво, но упорно композитор подчеркивает это посвящение, не говоря о том, на какие тексты написаны прочие романсы. Соллертинский, блестяще знавший литературу, безусловно, еще до присылки нот понимал, о чем идет речь. Вот этот сонет:

Измучась всем, я умереть хочу!
Тоска смотреть, как мается бедняк
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что хода совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли заткнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня!
Да другу будет трудно без меня...

Конечно, этот романс отдельно существовать не мог. И, возможно, Шостакович вспомнил слова английского писателя Честертона: «Где умный человек прячет лист? В лесу. Где умный человек прячет камешек? На морском берегу». И композитор «спрятал» эти полные боли слова среди других, значительно более невинных текстов: «Сыну» Уолтера Ралея, «В полях», «Макферсон перед казнью» и «Дженни» Роберта Бёрнса и народного текста «Королевского похода».

Те, кому Шостакович посвятил романсы, действительно были его верными друзьями — композиторы Георгий Васильевич Свиридов, бывший учеником Шостаковича; Виссарион Яковлевич Шебалин, ровесник, понимавший и помогавший ему; Левон Тадевосович Атовмьян, менее значительный композитор, но видный общественный деятель, работавший в Музыкальном Фонде; Исаак Давыдович Гликман, искусствовед, одно время секретарь Шостаковича, оставшийся после смерти Соллертинского самым близким из друзей композитора; и, конечно, жена, неизменно поддерживавшая в самые трудные моменты жизни, которых, к сожалению, было немало. И все же главным был Соллертинский, как среди избранных стихов несоизмерим с другими был сонет Шекспира.

Написанные в конце 1942 года для голоса с фортепиано как ор. 62, романсы через много лет, в 1973-м, как и другие вокальные циклы Шостаковича, были им оркестрованы под ор. 140.

Музыка

Средства выразительности, к которым прибегает Шостакович в романсах, просты и безыскуственны. В них ощутимы отзвуки народной английской песни, ритмов шотландских маршей, изысканной лютневой музыки Англии эпохи Шекспира и Ралея.

№2, «В полях над снегом», покоряет благородной простотой и цельностью выраженного чувства. Аккомпанемент подражает волынке, на его фоне разворачивается проникновенная мелодия. №3, «Макферсон перед казнью», нарочито жесткий, с гротескно заостренным ритмом, дерзкой, вызывающей мелодией, звучит неприкрытой издевкой. №4, «Дженни», — светлый контраст, отличается пластичностью и обаянием мелодии, сопровождаемой серебристыми звучаниями (в оркестровом варианте — челесты). №5, «Сонет 66», — сосредоточенное размышление, проникнутое горечью. Неспешные размеренные аккорды сопровождают монолог о человеческих страданиях и несправедливости жизни.

Л. Михеева

Кружок Милия Балакирева «Новая русская музыкальная школа» появился в 1862 году. Его второе название родилось из критической статьи Владимира Стасова: «Сколько поэзии, чувства, таланта и умения есть у маленькой, но уже могучей кучки русских музыкантов». Вспоминаем биографии кучкистов и их произведения.

Милий Балакирев

Первыми музыкальными произведениями, которые создал Милий Балакирев, стали романсы и пьесы для фортепиано. По совету Михаила Глинки юный композитор начал писать музыку с народными мотивами, он искал новые темы в путешествиях по России. В «Могучей кучке» Балакирева считали руководителем. Он слушал черновые сочинения своих товарищей и давал рекомендации — никто из кучкистов консерваторского образования не имел. Одновременно композитор руководил Бесплатной музыкальной школой, в которой всех желающих из Москвы и Петербурга учили нотной грамоте, сольфеджио, пению.

В 1870-е годы Милий Балакирев стал одним из самых авторитетных музыкантов Петербурга, но из-за материальных трудностей ему пришлось на несколько лет оставить творчество. В 1880-х годах он вернулся в Бесплатную школу и стал снова писать музыку. Балакирева пригласили управлять Придворной певческой капеллой, он выступал с сольными программами в «Веймарском кружке». Симфоническая музыка Милия Балакирева в эти годы была известна всей России и Европе.

Цезарь Кюи

Цезарь Кюи начал писать музыку в 14 лет. По желанию отца он стал военным, но продолжал создавать музыкальные произведения. Премьера первой оперы молодого композитора «Вильям Ратклиф» прошла в 1869 году в Мариинском театре. «Кавказский пленник» Кюи стал первой русской оперой в Бельгии, за музыку к «Флибустьеру» после парижской премьеры композитора наградили Командорским крестом ордена Почетного легиона Франции. Через несколько лет после этого в Европе вышла его книга «Музыка в России» — первое сочинение о русской музыке.

Кюи был известен в России и Европе и как композитор, и как специалист по фортификации. Он читал лекции Николаю II и писал учебники, по которым учились многие офицеры русской армии. За одинаково страстное увлечение музыкой и военным делом Цезаря Кюи прозвали «генералом от музыки».

Николай Римский-Корсаков

Николай Римский-Корсаков с детства любил церковную музыку и русские народные песни, а в 10 лет подбирал свои первые мелодии на фортепиано. Он мечтал путешествовать и поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге. В столице он впервые услышал оперы Россини и Доницетти, произведения Михаила Глинки и музыку Бетховена и Моцарта. После знакомства с Милием Балакиревым Римский-Корсаков начал писать Первую симфонию.

После окончания Морского корпуса начинающий композитор отправился в кругосветное плавание, стал офицером. Он вернулся через три года и под влиянием руководителя «Могучей кучки» начал писать музыку с национальным славянским колоритом. В сказочной опере «Садко» композитор описал с помощью музыкальных приемов и фантастический мир, и морскую стихию. В 1870-х годах Римский-Корсаков стал профессором Санкт-Петербургской консерватории, потом директором Бесплатной музыкальной школы. Он был дирижером симфонических оркестров и оперных спектаклей.

Модест Мусоргский

Модест Мусоргский окончил Школу гвардейских прапорщиков. Во время учебы он увлекался греческой католической и протестантской церковной музыкой. После школы Мусоргский служил в лейб-гвардейском Преображенском полку, а потом — в нескольких государственных учреждениях. Когда он вступил в «Могучую кучку», то в первую очередь начал заниматься теорией музыки — читал партитуры русских и европейских композиторов, учился анализировать гармонию и контрапункт.

Его первая полька для фортепиано «Прапорщик» вышла в 1852 году. Потом Мусоргский работал над музыкой к трагедии Софокла «Эдип» (но не окончил ее) и писал оперы «Борис Годунов», «Хованщина» и «Сорочинская ярмарка». В 1879 году Модест Мусоргский ездил на гастроли с певицей Дарьей Леоновой по Югу России. Мусоргский аккомпанировал ей на фортепиано, играл собственные сочинения — в эти годы он считался непревзойденным мастером импровизации.

Александр Бородин

Александр Бородин получал домашнее образование. Он учился играть на флейте, фортепиано и виолончели. В 10 лет Бородин написал польку «Hélène», а в 13 — концерт для флейты с фортепиано. Однако мальчик серьезно увлекался химией, что повлияло на выбор профессии: он окончил Медико-хирургическую академию. В 1858 году Александр Бородин получил степень доктора медицины, через год написал научный труд по бальнеологии, а потом уехал в Германию — изучать химию. Все эти годы он писал музыку. Бородин первым ввел в романсы сюжеты русского богатырского эпоса.

В 1861 году Александр Бородин познакомился со своей будущей женой — пианисткой Екатериной Протопоповой. Вернувшись в Петербург, композитор вступил в кружок Балакирева. В 1879–1881 годах прошли премьеры Первого и Второго квартета Бородина, он писал Третий. Свою самую известную оперу «Князь Игорь» композитор писал 18 лет, но так и не закончил. Уже после смерти Бородина оперу дописали по его материалам Николай Римский-Корсаков и Александр Глазунов.

https://www.culture.ru/themes/590/moguchaya-kuchka-russkikh-muzykantov

Серия сообщений "Музыканты":

Классика, Рок, поп музыка, этно, джаз

Часть 1 - Ночь на Лысой горе или Иванова ночь
Часть 2 - "Карнавал животных" Сен-Санса
...
Часть 23 - Пахельбель Иоганн
Часть 24 - Гектор Берлиоз. Три великолепных симфонических эпизода из «Осуждения Фауста»
Часть 25 - "Могучая кучка" русских музыкантов
Часть 26 - Пленительные вальсы "французского Штрауса" (Эмиля Вальдтейфеля)

В 2019 году исполнилось 130 лет со дня рождения Александра Вертинского. Шансонье родился в Киеве, жил в Москве, а затем 25 лет провел в эмиграции, останавливаясь на разное время во множестве городов по всему миру.  Так, где Вертинского арестовала тайная полиция, какая европейская столица восхищала его больше остальных и на какой сцене прошел последний концерт артиста.

Киев: «контрактовый зал» на Подоле

В Киеве Александр Вертинский родился, здесь он провел свои детские и юношеские годы и приезжал сюда уже после эмиграции. В одном из писем он писал: «Если Москва была возвращением на Родину, то Киев — это возвращение в отчий дом».

Детство Вертинского не было безоблачным: он рано остался сиротой, а с сестрой Надеждой его разлучили — детей взяли на воспитание сестры матери. Александр без труда поступил в престижную Первую гимназию, но через два года будущего артиста отчислили за неуспеваемость и плохое поведение, и ему пришлось перейти в школу попроще. Вне гимназии Вертинский тоже не был паинькой: «Я вырастал волчонком. Начал красть. Крал деньги из комода, открывая его ключами, забытыми где-нибудь, крал мелкие вещи и продавал их на толкучке».

Несмотря на непростой характер и проблемы с учебой, с ранних лет мальчик мечтал играть на сцене. Первые любительские выступления с его участием проходили в «контрактовом зале» на Подоле: днем здесь совершались торговые сделки, а вечером помещение сдавали под спектакли. Но Вертинский стремился попасть в настоящий театр, где его «предполагаемый талант мог развернуться во всю мощь».

Преподавательница гимназии Софья Зелинская познакомила ученика с Казимиром Малевичем, Марком Шагалом, Михаилом Кузминым. Вертинский стал печатать рассказы и театральные рецензии в киевских газетах, о нем заговорили как о талантливом молодом литераторе.

Москва: пародии «за борщ и котлеты»

Мечта о большой сцене привела Вертинского в Москву. Артист называл ее «город моих надежд»: сюда он приехал, мечтая покорить мир. Вертинский с головой окунулся в культурную жизнь Москвы — познакомился с писателями и поэтами, выступал в литературных кружках, посещал вольнослушателем лекции в Московском университете.

В Москве молодой актер наконец встретился с сестрой. Вертинский увидел в журнале «Театр и искусство» ее имя в составе комедийной труппы Сабурова и наудачу написал письмо. Вскоре брат и сестра поселились вместе в Козицком переулке.

В Московский Художественный театр Александра Вертинского не приняли — из-за грассирующего «р». Но он устроился в Театр миниатюр, которым руководила Мария Арцыбушева. Сперва работал за «борщ и котлеты», развлекал публику пародиями и рассказами, в рецензии «Русского слова» его назвали «остроумным и жеманным». Тогда же он начал сниматься в кино у Александра Ханжонкова — там познакомился с актером Иваном Мозжухиным, с которым дружил потом долгие годы.

В 1914 году Александр Вертинский добровольно ушел на фронт — санитаром. За то время, что его поезд курсировал между Москвой и передовой, актер сделал, по данным журнала учета, 35 тысяч перевязок. Тогда же он стал называть себя «брат Пьеро»: вместе с другими санитарами Вертинский давал концерты перед ранеными, накладывая на лицо грим-маску.

Когда артист в 1915 году вернулся в Москву, в образе Пьеро он дебютировал в Арцыбушевском театре — исполнял свои «ариетки».

Константинополь: «русифицируя» город

Константинополь в 1920 году стал для Александра Вертинского — как и для многих выходцев из России — первым городом, где он оказался в статусе эмигранта. Сюда перебрались многие офицеры Белой армии, аристократы, художники, поэты. Все они расценивали свое положение как временное и собирались вскоре вернуться к прежней жизни. А пока обустраивали быт в Турции, быстро «русифицируя» город и открывая свои врачебные кабинеты, аптеки, булочные и даже кабаре. Там-то и начал выступать Вертинский — сначала в «Черной розе», а после в «Стелле».

Я пел в «Черной розе». Конечно, не свои вещи, кото­рых иностранцы не понимали из-за незнания русского языка, а преимущественно цыганские. Веселые, с припе­вами, в такт которым они пристукивали, прищелкивали и раскачивались. Это им нравилось. Почти ежевечерне по телефону заказывался стол верховному комиссару всех оккупационных войск адмиралу Бристоль. Он приез­жал с женой и свитой, пил шампанское и очень любил незатейливую «Гусарскую песенку» («Оружьем на солн­це сверкая…»), которую я ему пел, искусно приправляя эту песенку всякими имитациями барабанов и военных труб.

Александр Вертинский

Со временем всем стало понятно, что возвращение на родину откладывается. Турецкое правительство ужесточило правила для эмигрантов, и Вертинский решил из Константинополя уезжать.

Кишинёв: арест за «советскую пропаганду»

В 1921 году Вертинский приехал на гастроли в Румынию. Страна произвела на певца такое впечатление: «Если румыну что-нибудь понравилось у вас: ваш галстук, или ваши часы, или ваша дама, — отдайте ему! Иначе он будет вам до тех пор делать гадости, пока не получит желаемого».

В один из вечеров, во время ужина в саду местного собрания, к Вертинскому подошла неизвестная дама, представилась певицей и попросила артиста выступить на ее бенефисе. Получив отказ — пообещала, что он пожалеет об этом. На следующий день Вертинский уехал в турне по Бессарабии — бывшей российской губернии, которая отошла к Румынии в 1918 году. А когда вернулся в Кишинёв, его арестовали по обвинению в советской пропаганде. Оказалось, что артист отказался выступать на бенефисе у дамы сердца известного бессарабского генерала. Вертинский какое-то время провел под арестом в тайной румынской полиции, а после ему предложили уехать в любой город — вне Бессарабии. Артист выбрал Бухарест.

Париж: «большая и страшная школа» кабака

После Румынии Александр Вертинский около двух лет давал концерты в Польше, Германии и разных городах Европы. В Польше артист женился и уже с молодой женой — Иреной Вертидис — в 1925 году приехал в Париж. Артист прожил здесь почти 10 лет, не переставая восхищаться французской столицей: «Нигде за границей русские не чувствовали себя так легко и свободно, как именно в Париже. Тут нетрудно было освоиться, найти работу. В этом многомиллионном городе никому не было ровно никакого дела до вашей личной жизни».

В те годы город бурлил и кипел: после революции сюда приехало множество эмигрантов. Вертинский общался со всем богемным «русским Парижем». С князем Феликсом Юсуповым он беседовал о политике и жизни за рубежом, Анну Павлову учил танцевать танго, с Сергеем Лифарем пел цыганские романсы.

Вертинский знал и другой артистический Париж. Тех, кто выступал в ночных ресторанах и кабаках — и в дорогих, вроде «Казбека», «Казановы» и «Эрмитажа», и в более простых. В них танцоры лезгинки поголовно представлялись сыновьями князей, а официантки — дочерьми аристократов. Артист позже писал, что в Париже он прошел «большую и страшную школу» кабака: научился отвлекать пресыщенную толпу от еды, напитков и разговоров и увлекать людей своей музыкой.

Нью-Йорк: «вкус Бродвея»

«После Парижа трудно восхищаться каким-нибудь другим городом», — писал Вертинский в 1934 году, оказавшись в США. Артиста раздражал внешний «глянцевый лоск» американской жизни, мусор на улицах, пресная, хотя и красивая на вид еда. Вертинский с презрением относился к популярным здесь театральным постановкам, ярким и впечатляющим, которые он называл «вкусом Бродвея». Сетовал, что нельзя было спрятаться от огней рекламы и радио, которое постоянно включали везде где только можно.

Однако дебютный американский концерт Александра Вертинского в «Таун-холле» — одном из самых популярных концертных залов в городе — прошел с аншлагом и невероятным успехом. Его слушали Сергей Рахманинов и Марлен Дитрих, Джордж Баланчин и Бинг Кросби. Там же, в Нью-Йорке, Вертинский встретил своего давнего приятеля, художника Давида Бурлюка, который к тому моменту практически оставил живопись и работал журналистом в советской газете. Бурлюк написал рецензию на выступления Вертинского.

Шанхай: «голос Родины»

К концу 1935 года певец пароходом из Америки прибыл в Китай. Вначале он жил в Харбине, который тогда был центром «русского» Китая, а позже перебрался в Шанхай. Вертинского здесь знали и любили, пластинки с его песнями были очень популярны. Эмигранты были готовы платить немалые деньги за возможность вживую услышать голос русского шансонье. Вертинский сотрудничал с Советским клубом, организованным в Китае, выступал на радиостанции ТАСС «Голос родины», печатался в местной газете «Новая жизнь» — она начала издаваться в Шанхае 23 июня 1941 года, на следующий день после начала Великой Отечественной войны.

Здесь же, в Шанхае, артист женился во второй раз — на 19-летней Лидии Циргвава, дочери служащего Китайско-Восточной железной дороги. А вскоре артисту разрешили вернуться на родину. В ноябре 1943 года он с женой, тещей и маленькой дочерью Марианной отправился в СССР.

Ленинград: последний концерт

Вертинские поселились в Москве. Артист много ездил по стране с гастролями — выступал и в шахтах, и на заводах, и в больницах. В 1957 году прошел его последний концерт — в Доме ветеранов сцены имени Савиной в Ленинграде. После выступления Александру Вертинскому стало плохо — и через несколько часов он умер.

Серия сообщений "Музыканты":

Классика, Рок, поп музыка, этно, джаз

Часть 1 - Ночь на Лысой горе или Иванова ночь
Часть 2 - "Карнавал животных" Сен-Санса
...
Часть 17 - Уствольская - Симфония № 1 (Гергиев)
Часть 18 - Фриц Крейслер
Часть 19 - Пабло де Сарасате
Часть 20 - София Астатовна Губайдулина
Часть 21 - 8 симфония Малера
...
Часть 24 - Гектор Берлиоз. Три великолепных симфонических эпизода из «Осуждения Фауста»
Часть 25 - "Могучая кучка" русских музыкантов
Часть 26 - Пленительные вальсы "французского Штрауса" (Эмиля Вальдтейфеля)

Фриц Крейслер — последний скрипач-художник, в творчестве которого продолжали развиваться традиции виртуозно-романтического искусства XIX в., преломленные через призму мировоззрения новой эпохи. Он во многом предвосхитил интерпретаторские тенденции сегодняшнего дня, тяготеющие к большей свободе и субъективизации трактовки. Продолжая традиции Штраусов, И. Лайнера, венского городского фольклора, Крейслер создал многочисленные скрипичные шедевры и обработки, широко популярные на эстраде. Крейслер — один из крупнейших скрипачей первой половины XX века. Его исполнение отличалось технической безукоризненностью, точной фразировкой, элегантным и тёплым звучанием, живым ритмом. Техника вибрато («французское» вибрато), которую, по словам самого Крейслера, он перенял у Генрика Венявского, также была одной из отличительных черт его игры. Сохранилось достаточно большое количество его записей, относящихся в основном к 1920-м — 1930-м годам, среди которых — концерты Баха, Моцарта, Бетховена, Паганини, Мендельсона, скрипичные сонаты Шуберта и Грига (с Сергеем Рахманиновым) и др. Крейслер был талантливым композитором, среди его сочинений — струнный квартет, оперетты («Цветы яблони» — 1919, «Сисси» — 1932), а также произведения для скрипки — каденции к концертам Брамса и Бетховена, к соль-минорной сонате Тартини «Дьявольские трели», многочисленные пьесы, в наше время часто исполняющиеся «на бис» — «Китайский тамбурин», «Маленький венский марш», «Чудесный розмарин», «Муки любви», «Радость любви» и многие другие, в том числе многочисленные музыкальные мистификации, приписанные композиторам прошлого.

Исаак Стерн исполняет «Liebeslied» (Фриц Крейслер) на банкете Polar Music Prize в 2000 году.

Серия сообщений "Музыканты":

Классика, Рок, поп музыка, этно, джаз

Часть 1 - Ночь на Лысой горе или Иванова ночь
Часть 2 - "Карнавал животных" Сен-Санса
...
Часть 16 - АРХАИСТ, КОНСЕРВАТОР, ВАГНЕРИАНЕЦ ( Антон Брукнер)
Часть 17 - Уствольская - Симфония № 1 (Гергиев)
Часть 18 - Фриц Крейслер
Часть 19 - Пабло де Сарасате
Часть 20 - София Астатовна Губайдулина
...
Часть 24 - Гектор Берлиоз. Три великолепных симфонических эпизода из «Осуждения Фауста»
Часть 25 - "Могучая кучка" русских музыкантов
Часть 26 - Пленительные вальсы "французского Штрауса" (Эмиля Вальдтейфеля)

Опера-былина «Садко» — одно из самых известных произведений Николая Римского-Корсакова. Ее путь к слушателю был непростым, ведь сам император вычеркнул «Садко» из репертуара Мариинского театра. И лишь благодаря частной опере Саввы Мамонтова она впервые была представлена слушателям, завоевав всеобщее признание как образец русского музыкального эпоса.

Точка отсчета

У русской старины и древней русской литературы — былин, песен, легенд, сказаний — всегда был широкий круг читателей. Среди них оказался и музыкальный критик Владимир Стасов. В начале 1861 года он попытался заинтересовать сюжетом новгородских былин о купце Садко Милия Балакирева — композитора, руководителя «Могучей кучки». А позднее Модест Мусоргскийпосоветовал Николаю Римскому-Корсаковусочинить на этом материале оркестровое произведение. Будучи неравнодушным к фольклору и в особенности к теме странствий, молодой композитор сразу после возвращения из кругосветного плавания захотел воплотить былину о Садко в своей музыке.

Морские путешествия — то, что волновало Римского-Корсакова с раннего детства. В возрасте 12 лет, вслед за старшим братом Воином, он поступил в Морской кадетский корпус. Затем, по окончании учебы, будущий офицер отправился служить на клипере «Алмаз». Он посетил множество стран — Англию, Норвегию, Францию, Италию, Испанию, США и Бразилию. Впечатления, полученные в путешествиях, затронули воображение композитора. А образы моря есть в его самых известных произведениях — симфонической картине «Шехеразада», цикле романсов «У моря», опере «Сказка о царе Салтане» и, конечно же, «Садко».

Так в 1867 году появилась одноименная симфоническая картина.

Не изменяя традициям «Могучей кучки»

27 лет спустя Николай Римский-Корсаков вновь возвращается к былине о Садко. Идея нового произведения родилась у композитора, когда он получил письмо от писателя Николая Финдейзена, в котором тот убеждал Римского-Корсакова написать оперу о новгородском купце.

Своим замыслом он поделился в письме к Владимиру Стасову: их связывала многолетняя творческая дружба. Ссылаясь на многочисленные варианты былины, Стасов советовал композитору широко показать картины народной жизни и быта Древнего Новгорода. Активная работа над созданием либретто оперы началась летом 1894 года. В разработке плана принимали участие и другие друзья композитора — Василий Ястребцев и Николай Штруп.

«В течение лета план оперы-былины «Садко» у меня, как помнится, сложился окончательно», — писал Римский-Корсаков в «Летописи моей музыкальной жизни».

Далее началось сотрудничество по либретто «Садко» с Владимиром Бельским, филологом и специалистом по русской старине. Он ввел в либретто образ Любавы, чтобы усилить сюжетную линию и драматургию, внес ряд исправлений в тексты готовых номеров (например, песен трех иноземных гостей).

Работа над оперой была тщательной и шла в лучших традициях кучкистов: каждое слово, каждая нота обсуждалась с коллегами.

«Опера «Садко» предстала в виде семи картин эпического содержания. Реальное и фантастическое, драматическое (поскольку таковое намечается былиной) и бытовое находятся между собой в полной гармонии». 

Николай Римский-Корсаков

«Опера моя, очевидно, провалилась...»

Осенью 1896 года опера «Садко» была предложена Мариинскому театру. В прослушивании принимали участие директор Императорских театров Иван Всеволожский, главный капельмейстер Эдуард Направник, учитель сцены Осип Палечек и начальник постановочной части Платон Домерщиков.

«Играл Феликс Блуменфельд; я подпевал и объяснял, что мог, — вспоминал Римский-Корсаков. — Надо сознаться, что Феликс был как-то не в ударе, играл неохотно и несколько неряшливо; я волновался и скоро охрип. По-видимому, слушатели ничего не поняли и опера никому не понравилась. Направник был хмур и кисел. Произведение было сыграно не всё «за поздним временем». Опера моя, очевидно, провалилась в глазах Всеволожского, и, познакомившись с нею, он взял совершенно другой тон в объяснениях со мною».

Дирекция театра отказала Римскому-Корсакову, пояснив, что произведение получилось слишком сложное для исполнения. Композитор был опечален, но надежда увидеть свое детище на сцене не покидала его, ведь окончательное решение принимал император.

24 января 1897 года Николай II поинтересовался музыкальными особенностями новой оперы. После высказывания Всеволожского о некотором сходстве «Садко» с музыкой «Млады» и «Ночи перед Рождеством», император вычеркнул «Садко» из репертуара со словами: «В таком случае нечего ставить «Садко». Пусть вместо этой оперы дирекция подыщет что-нибудь повеселее».

«Пути гения неисповедимы! Идите слушать «Садко»

Мысль поставить оперу силами частной оперной труппы Саввы Мамонтова в помещении театра Солодовникова подсказал ученик и друг композитора — музыкальный критик Семен Кругликов.

«Я был возмущен, но меня вызывали, подносили венки, артисты и Савва Иванович всячески чествовали меня, и я попался как «кур во щи», — вспоминал Николай Римский-Корсаков премьеру своей оперы «Садко». Она стала подарком для слушателей, пришедших в Московскую частную оперу в канун Рождества 7 января 1897 года.

Партию Варяжского гостя исполнял Федор Шаляпин.

«Декорации оказались недурны, хотя между V и VI картинами делался перерыв музыки для перемены; некоторые артисты были хороши, но в общем опера была разучена позорно. Дирижировал итальянец Эспозито. В оркестре, помимо фальшивых нот, не хватало некоторых инструментов; хористы в картине пели по нотам, держа их в руках вместо обеденного меню; в V картине хор вовсе не пел, а играл один оркестр. Все объяснялось спешностью постановки. Но у публики опера имела громадный успех. <…> Из артистов выделялись Секар-Рожанский — Садко и Забела (жена художника Врубеля) — Морская царевна». 

Николай Римский-Корсаков

Впервые в творческой жизни Римского-Корсакова сошлись мнения «врагов» и «друзей»: Стасова и Лароша, Кругликова и Кашкина, Кюи и Иванова.

«Пути гения неисповедимы! Идите слушать «Садко» — эти слова Лароша отметил в своих записях Василий Ястребцев. «По нашему мнению, русская музыкальная литература со временГлинки еще не имела такого высокого образца художественного воплощения народного русского стиля», — писал Кашкин.

Вскоре после премьеры «Садко», 20 января 1898 года, в театре случился пожар. Спектакли Русской частной оперы Саввы Мамонтова были перенесены из помещения театра Солодовникова в театр на Большой Никитской, позднее в зал Консерватории. В Петербурге опера также имела успех. Она прозвучала на сцене Народного дома, в Мариинском театре и Театре музыкальной драмы.

«Кармина Бурана»  Одно из самых спорных классических произведений 20-го века – симфоническая кантата для хора, солистов и оркестра «Carmina Burana». С момента премьеры и по сей день можно встретить диаметрально противоположные мнения как о сочинении, так и о его авторе. Но все противоречия отвечают духу эпохи: 1937 год, нацизм в Германии, еврейские корни композитора… Не иначе как сама судьба, или Фортуна, распорядилась здесь жребием

История появления текстовой основы

К моменту написания произведения Карлу Орфу было 40 лет, и он был известен больше как педагог-новатор. Они с женой только недавно открыли школу, где обучали детей по собственной методике – через движения тела, ритм и игру на простейших инструментах в ребенке пытались «разбудить» природную музыкальность и талант.

И именно в этот момент ему в руки попал сборник-песенник, найденный в одном из баварских монастырей. Он был датирован 1300-м годом, и содержал множество текстов, написанных вагантами – странствующими певцами и поэтами. Это был средневековый монастырский песенник, и к тому времени пережил уже 4 издания. Название «Carmina Burana»  дал первый хранитель и издатель сборника Иоганн Шмеллер по названию местности, в которой тот был найден. «Фортуна, играючи, подсунула мне в руки каталог Вюрцбургского антиквариата, где я нашел название, которое магической силой приковало мое внимание: «Кармина бурана – немецкие песни и стихи из рукописей 13 века, изданные Иоганном Шмеллером».

В сборнике было собрано около 250 текстов разных авторов на разных языках: на разговорной латыни (кстати, до сих пор нам выписывают аптечные рецепты на ней), на старонемецком и старофранцузском. При первом взгляде на список тем опусов кажется бессмыслицей объединение их в общую книгу. Несмотря на то, что найдены они были в монастыре, ничего религиозного там не было и в помине. Напротив, все тексты очень жизненные - лирические любовные серенады и романсы, застольные песни, веселые пародии. Чуть ниже в статье этому будет дано объяснение.

На первой же странице было изображение колеса фортуны. Эмблема представляет собой несколько кругов, которые соединяют внешний, внутренний и духовный миры. В центре – фигура богини Судьбы. Спицы как параллели. Но когда колесо вращается, то человек, изображенный по краям рисунка, оказывается в разных положениях.  Это символически иллюстрирует содержание аллегории: regnabo, regno, regnavi, sum sino regno.  Перевод: буду царствовать, царствую, царствовал, есмь без царства. Фортуна вращает колесо наугад (ее иногда рисуют с завязанными глазами).

В словаре символов находим прочтение: «тот, кто сегодня возвышен, завтра будет унижен», «того, кто сегодня прибывает внизу, фортуна завтра вознесет к вершинам», «госпожа Фортуна вращает колесо быстрее, чем ветряная мельница».

История создания

Для кантаты композитор отобрал 24 стиха (25 заключительный повторяет первый, замыкая таким образом цикл). В выборе ему оказала помощь подруга-переводчица. Работа началась мгновенно, в первый же день в 1934 году он написал первый хор «О Фортуна». Многие тексты сопровождались пневмами (несовершенной нотной записью), которые Карл Орф проигнорировал, даже не пытаясь расшифровать. Он сразу же приступил к написанию своей музыки, и музыкальный текст был полностью готов уже через 2 недели. Все остальное время до премьеры он занимался написанием партитуры.

С детства Карл Орф мечтал о своем театре, делал свои постановки, декорации, писал к ним тексты и т.д. Создание моноспектакля было его мечтой. «Кармина Бурана» стала воплощением такой идеи. Более того, сам автор высказывался, что именно от нее следует вести отсчет его произведений, а все, что было написано до этого, следует сжечь. И действительно, многие творения он просто уничтожал.

Сценическая кантата – это, прежде всего, зрелище, мистерия, где сочетается слово, музыка, балет, вокал. Помимо звукового воздействия, автор продумал оригинальное оформление сцены – в течение всего часа, что шло представление, на сцене вращалось огромное колесо, которое повергало публику в трепет.

В то время в германском обществе была очень популярна тема избранности арийской расы, собирались выставки с экспонатами, демонстрирующими признаки вырождения, деградации и т.д., так как авторы-художники не были арийцами. Такие выставки посещали миллионы граждан. И успех новаторской музыки Орфа на волне этой странной увлеченности «уродствами» вызывал большие сомнения.

Музыка

Композиционное построение кантаты весьма интересно. Пролог, первый номер – знаменитый хор «О, Фортуна» - звучит настолько ярко, получает за 88 тактов звучания столь стремительное развитие на крещендо, что дальнейшее усиление напряжения в музыке просто невозможно! Создается впечатление, что кантата начинается с кульминации!

Самый прославленный номер кантаты – заглавный хор - на самом деле представляет собой обработку жалобы Афродиты из оперы композитора 17 века Клаудио Монтеверди. В свое время Карл Орф серьезно увлекался музыкой Монтеверди, и даже сделал редакцию на оперу «Орфей», которая шла во многих оперных театрах.

Но цитата «О, Фортуна» - прямая. Интересен музыкальный язык номера. С точки зрения мелодики, эту музыку можно посчитать даже в какой-то степени примитивной – неширокие лаконичные ходы, короткий замкнутый цикл, постоянно повторяющийся – остинатное звучание, в басу на протяжении всего номера звучит неутомимое Ре, меняющее лишь силу и громкость к концу. В этом номере явно главная тема у ритма - настойчивого, упругого, пульсирующего.

Можно также сказать, что мелодика интонационно близка средневековому хоралу «Dies Irae». Но если вспомнить, что текст на латыни по времени относится к средним векам, то все становится логично. Хотя текст «О, Фортуна» не имеет церковного канонического смысла, а относится, скорее, к так называемой разговорной (или вульгарной) латыни, смысл его строг и суров – фортуна сильной рукой повелевает людьми: пока один низвергнут, другого она уже поднимает к высотам с тем, чтобы в следующий же миг его вновь скинуть на землю. Никто и никогда не знает, что будет с ним в следующую минуту.

Смысл текста понятен немцам или французам примерно так же как нашим современникам «Слово о полку Игореве» на слух. Тем не менее, его выразительность играет большую роль в драматургическом развитии номера. От тревожно-грозного в начале, с четко отскакивающими от зубов согласными, в немного скандирующей манере, до хлесткого, обвиняющего звучания во второй половине.

Такое мощное динамическое развитие первого номера требует контрастного продолжения. Второй номер («Оплакиваю раны, нанесенные судьбой») гораздо суше по мелодике и ритму – на фоне выдержанных длительных звуков мелодия, напоминающая Баха (с синкопами, задержаниями), развивается в малой тесситуре. Этот хор открывает 1 часть и продолжает тему Фортуны, хотя здесь уже идет тема Весны, чудесного преображения.

По задумке композитора, сценическое воплощение кантаты должно было включать не только оркестр, голоса хора и вокалистов, но и цветовые решения. Если вступительный номер должен был исполняться в присутствие черного цвета, то уже со следующего появляется зелень. Последующее развитие линии цветов приведет зрителей к девственно-белому цвету и закончится возвратом к черному.

Контраст белого и черного здесь не случаен. Если вновь обратиться к текстам, которые изначально кажутся немного слепым набором разрозненных, не связанных меж собой песен, то станет заметен такое чередование: чернота, символизирующая грех, грязь, страдания и искупление, постепенно переходит к возрождению жизни (в весне), расцвету  любви от первой робкой влюбленности до настоящей возвышенной, почти божественной, и затем вновь переходит в сторону греха, появляются вольные песни из таверны, погружение в земное, низменное, греховное – до черноты и адовых мук. Колесо завершило круг.

Символический круг в данном контексте рисует аллегорию духовного пробуждения человека, пути его души, которая может как возвыситься в своих устремлениях, так и упасть в пропасть. Гармония цвета в 4 части развивается от нежно-розового до пурпурно-красного, который напоминает также царскую мантию.

Музыка кантаты очень живописна. Номера, посвященные любви, исполняют солисты. Тогда как сатирически-пародийные и песни монахов исполняет хор в сопровождении усиленных оркестровых инструментов. Много стилизаций под народно-песенный бытовой фольклор, причем, точных цитат он не использует, но музыка часто будет слушателю «о чем-то напоминать».

Серия сообщений "Музыканты":

Классика, Рок, поп музыка, этно, джаз

Часть 1 - Ночь на Лысой горе или Иванова ночь
Часть 2 - "Карнавал животных" Сен-Санса
...
Часть 11 - Три сонаты ( Дебесси, Равель, Франк)
Часть 12 - Ода Радости
Часть 13 - Carmina Burana Орф.
Часть 14 - УСТВОЛЬСКАЯ. БЕСПРЕЦЕДЕНТНЫЙ КОМПОЗИТОР
Часть 15 - Генерал Мариинки - Направник
...
Часть 24 - Гектор Берлиоз. Три великолепных симфонических эпизода из «Осуждения Фауста»
Часть 25 - "Могучая кучка" русских музыкантов
Часть 26 - Пленительные вальсы "французского Штрауса" (Эмиля Вальдтейфеля)

«Ночь на Лысой горе» или «Иванова ночь на Лысой горе» - одно из четырех небольших произведений для оркестра, оставленных Мусоргским.  Это программное произведение было задумано и начато Мусоргским еще в годы ученичества. Здесь он обратился к фантастике, к области народных поверий и сказаний. Описания шабаша композитор тщательно разыскивал в различных книгах, посвященных поверьям; но, как знать — быть может, первым толчком к сочинению послужили воспоминания о няниных сказках, слышанных в детстве. Во всяком случае, автор зорко следил за тем, чтобы не отступить от народного духа. «Для меня важная статья — верное воспроизведение народной фантазии», — говорил он. Модест Петрович очень гордился тем, что сочинение получилось «российским» и «самобытным»: форма его подсказана не европейскими образцами, а исключительно стремлением живо, красочно передать особенности замысла.

Лысая гора под Киевом - место знаменитое. Именно там встречается и развлекается вся славянская нечистая сила. А о сюжете своего сочинения рассказал сам композитор.

Он не писал симфоний, но не потому что не умел или не хотел. В свое время, когда Мусоргский был еще молодым композитором, лидер «Могучей кучки» Балакирев, который считал себя учителем Мусоргского,решительно забраковал «Ночь на лысой горе» и потребовал от автора переработки сочинения. Мусоргский, глубоко убежденный в своей творческой правоте, отказался это делать.Возмущала не столько критика, сколько нетерпимость Балакирева, навязывающего автору собственное толкование пьесы и в замысле и в его выполнении. А если сочинение не соответствовало личным взглядам и вкусам ментора, оно осуждалось как «несовершенное», или, проще говоря, неудавшееся. Стало быть, об исполнении в концертах не могло и быть речи. Поэтому при жизни композитора произведение ни разу не было исполнено. Более того, о Мусоргском закрепилось расхожее мнение, что симфоническая музыка ему не удается, хотя никто из коллег никогда не слышал его «Ивановой ночи».

Но Мусоргский по отношению к этому произведению такого же мнения не придерживался.Сочинение принесло ему глубочайшее творческое удовлетворение. Оно было написано очень быстро, за 12 дней и сразу же набело, в партитуре.

Но надо сказать, что замысел произведения возник у Мусоргского еще семь лет назад.Планировалось написать «полное действие на Лысой горе» - вокально-сценическую композицию с хором, оркестром и солистами по драме Г.Менгдена «Ведьма». Но часть написанного тогда материала пришлось отложить, и позже, когда исполнение симфонической картины-фантазии не состоялось, Мусоргского не оставляла мысль об этой музыке. В 1872 году, участвуя в коллективной работе вместе с Римским-Корсаковым, Бородиным и Кюи над оперой-балетом «Млада», он использовал музыку «Ивановой ночи» для сцены «служения Черному козлу».

В одном из писем Мусоргского к Римскому-Корсакову читаем: «Есть книжка «Чародейство» Хотинского, в ней очень наглядно описан Шабаш ведьм по показаниям подсудимой, обвиненной в ведовстве и сознавшейся в амурных проделках с самим Сатаной перед судом. – Бедная помешанная была сожжена – это произошло в XVI веке. – Из этого описания я настроился складом шабаша».

Содержание музыкальной картины так описано Мусоргским:

1. Сбор ведьм, их толки и сплетни.

2. Поезд Сатаны.

3. Поганая слава Сатане.

4. Шабаш.

Но произведение не делится на части, это, скорее, содержание музыкальной формы.

Интереснейшее письмо Римскому-Корсакову (оно приведено почти целиком) дополняется замечаниями и суждениями, высказанными Мусоргским в письме Никольскому: «С Вами я побеседую о моих ведьмах с другой стороны... Ведьмы — вульгарное название, так сказать, кличка моего произведения — есть в сущности «Иванова ночь на Лысой горе»,— как ви­дите — вещица крещеная.— Насколько меня память не надувает, ведьмы собирались на эту гору (Лысую, не краснейте, у Вас голова, а не гора Лысая), сплет­ничали, шашничали и поджидали набольшего — Sa­tan. По его приезде, они, т. е. ведьмы, образовали круг около трона, на котором восседал, в виде коз­лища, набольший, и воспевали ему славу.— Когда са­тана достаточно в ярость приходил от ведовской сла­вы, то открывал своим приказом шабаш... Так я и сделал... Форма и характер моего сочинения россий­ски и самобытны.— Тон его горячий и беспорядоч­ный.— В сущности шабаш начинается с появления бесенят, п. ч. поганая слава входила по сказаниям в состав шабаша, но я назвал (в содержании) эпи­зоды отдельно для большей легкости запечатления музыкальной формы — так как она нова. (…) Иванову Ночь я написал очень скоро, прямо набело в партитуре, писал я ее около 12-ти дней... За Ивано­вой ночью, ночь не спал и окончил работу как раз в канун Иванова дня,— так и кипело что-то во мне, просто не знал, что со мной творится, т. е. знал, да этого не нужно знать, а то зазнаешься.—

В Шабаше я сделал оркестр разбросанным раз­личными партиями, что будет легко воспринять слу­шателю, так как колориты духовых и струнных со­ставляют довольно ощутительные контрасты.— Ду­маю, что характер Шабаша именно таков, т. е. раз­бросанный в постоянной перекличке, до окончатель­ного переплетения всей ведовской сволочи; так, по крайней мере, Шабаш носился в моем воображе­нии.— Я что-то много болтаю о своей Ночи, но это, полагаю, происходит по той причине, что я вижу в моей греховной шалости самобытное русское произ­ведение, ненавеянное германским глубокомыслием и рутиной, а как Савишна вылившееся на родных по­лях и вскормленное русским хлебом».

Мусоргский больше не писал программных сочинений для оркестра, но спустя четыре десятилетия эту музыкально-историческую линию продолжит Анатолий Лядов в своих картинах для оркестра «Кикимора» и «Баба-Яга».

Адрес мультфильма:

http://megogo.net/ru/view/23307-noch-na-lysoy-gore.html

Серия сообщений "Музыканты":

Классика, Рок, поп музыка, этно, джаз

Часть 1 - Ночь на Лысой горе или Иванова ночь
Часть 2 - "Карнавал животных" Сен-Санса
Часть 3 - При слове Вена звучит музыка И Штрауса, Малера.
...
Часть 24 - Гектор Берлиоз. Три великолепных симфонических эпизода из «Осуждения Фауста»
Часть 25 - "Могучая кучка" русских музыкантов
Часть 26 - Пленительные вальсы "французского Штрауса" (Эмиля Вальдтейфеля)