Газета "Комсомольская правда", 5 декабря, 1941 года
Когда оборванный белогвардеец – бывший унтер Лещенко добрался до Праги, за душой у него не было ни гроша. Позади осталась томная и пьяная жизнь. Он разыскал друзей, они нашли ему занятие: Лещенко открыл скверный ресторан. Хозяин, он был одновременно и официантом и швейцаром. Он сам закупал мясо похуже и строго отмеривал его повару. Ни биточки, ни чаевые не помогали ему выбиться из нищеты. Кроме того ресторатор зашибал. По вечерам, выпив остатки из всех бокалов пива и рюмок водки, он оглашал вонючий двор звуками гнусавого тенорка: «Эх, ты, доля, моя доля…».
Кому-то из друзей пришла в голову блестящая идея: ресторатор, официант, швейцар и унтер должен стать певцом. Выпив для храбрости, Лещенко взял гитару и начал петь романсы. И тут случилось чудо: песенки возымели успех. Сочетание разухабистой цыганщины с фальшивыми, якобы народными мотивами и гнусавым тенорком показалось пражским мещанам истинно русской музыкой. Лещенко нанял швейцара, затем официанта и перестал ходить на базар. Он выступал теперь только в качестве кабацкого певца.
Слава постепенно росла. Белогвардейцы подняли его, что называется, на щит. Гнусавый тенорок был записан на пластинки. Унтер оказался кстати поэтом – он сам сочинял слова своих душещипательных романсов. С размером и рифмой он не очень стеснялся. Но слова подбирал по принципу: чем глупее, чем пошлее – тем лучше. Белогвардейцы слушали забытые кабацкие мотивы и плакали. Иностранцы слушали и умилялись: это и есть русская душа, если русские плачут. А Лещенко бил себя по бедрам и с пьяной слезой в голосе выкрикивал: «Эх, чубчик, чубчик, вьется удалой!».
Пришла война. Казалось, мир мог забыть белогвардейского унтера и удалой чубчик, оказывается, курилка жив.
Захватив наши города, фашисты организовали в них радиопередачи. Несется из эфира на немецком языке: «Говорит Минск, говорит Киев. А затем раздается дребезжание гитары и гнусавый тенор развлекает слушателей: «Эх, чубчик, чубчик…».
Унтер нашел свое место – оно у немецкого микрофона. Украинцы и белоруссы слышали лучшие в мире оперы, симфонические концерты, красноармейские ансамбли, народные хоры, - все это, разумеется с фашистской точки зрения было большевистской пропагандой. Теперь немцы принесли «подлинную культуру» - Лещенко.
В промежутке между двумя вариантами «Чубчика» - залихватским и жалостным_ хриплый, пропитый голос, подозрительно похожий на голос самого Лещенко, обращается к русскому населению в прозе и без музыкального сопровождения. «Москва окружена, - вопит и рявкает унтер, - Ленинград взят, большевистские армии убежали за Урал». Потом дребезжит гитара, и Лещенко надрывно сообщает, что в его саду, как и следовало ожидать в виду наступивших морозов «отцвела сирень». Погрустив о сирени, унтер снова переходит на прозу: «Вся Красная Армия состоит из чекистов, каждого красноармейца два чекиста ведут в бой под руки». И опять дребезжит гитара. Лещенко поет: «Эх, глазки, какие глазки»… И, наконец, в полном подпитии, бия себя кулаками в грудь для убедительности, Лещенко восклицает: «Братцы красноармейцы! На какого хрена вам эта война? Ей-богу, Гитлер любит русский народ! Честное слово русского человека! Идите к нам в плен! Мы вас приголубим, мы вас приласкаем, обоймем и поцелуем». (Последняя строчка исполняется уже в сопровождении гитары). «Убедительность» лещенковской пропаганды и ее «художественное достоинство», конечно, бесспорны. Но, если эффект полностью противоположен немецким ожиданиям, унт не виноват: он старается во-всю, Чубчик вьется у микрофона – грязный, давно поседевший, поределый: сколько драли его пьяные гости в кабаках! Чубчик продал родину, свой народ, продал традиции вольного казачьего Дона и служит тому, кто кормит, - изображает русскую душу такой, какой хочет видеть ее Гитлер. Заплеванный трактир вместо искусства, пьяный бред вместо человеческого голоса, продажный лакей вместо свободного гражданина. Надо ровно ничего не понимать в психологии русского народы, чтобы надеяться, что икота кабацкого хама может соблазнить советских людей.
О. Савич



--------------------------------

P.S.
Георгий Сухно:
Откуда лещенковеды берут цитаты? Из Сети: В "Комсомольской правде" от 5 декабря 1941 года Лещенко характеризуется как "оборванный белогвардеец, бывший унтер, продажный лакей, кабацкий хам+ фашистский пропагандист, подручный немецких оккупантов, предатель Родины и своего народа".

Ольга Петухова:
Увы, Георгий, это трудно понять, но это так. Из "Комсомолки" приходили к Вере Георгиевне***, просили дать интервью, она (ей это не свойственно!) условие поставила, мол, найдете, тогда расскажу то, что никому не говорила. Не нашли. А отдельные фразы откуда взялись, трудно сказать. Впрочем, гуляет одна фраза. Вера Георгиевна, когда смотрела четверть века назад газетную вырезку в редакции, то подтвердила, что нечто подобное и оскорбительное там было написано. Точно она не запомнила содержание, а в копии ей отказали. Картинку описала: нарисовали Петра Константиновича у микрофона в отвратительном (ее слова) фашистском обличье. Кстати, ей показали вырезку, возможно, чьё-то личное было достояние, ведь на руки не отдали и даже копию не разрешили сделать.
Что в редакции давно нет тех подшивок военных я могу точно сказать. Вы не представляете, как много места занимают подшивки ежедневных газет. Редакция на улице Правды занимала тогда не так много помещений, чтобы хранить старые архивы. Конечно, все было сдано в партийный архив. Мне, как и Вере Георгиевне найти не удалось.

http://kp.ru/link/9may/dec41/
Страницы можно увеличить и перелистать подшивку военных лет. Я смотрела 41 и 42 годы, так как Вера Георгиевна в 42 году узнала о заметке той от Петра Константиновича.
Так что, скорее всего это были спецвыпуски-листовки, которые забрасывали в ту же оккупированную Одессу. Иначе, откуда об этой публикации узнал бы Петр Константинович. А он знал и переживал, об этом Вера Георгиевна рассказывала. Если все же это Савич писал, то в семье мог остаться архив его статей. Может племянница Савича - Маргарита Семёновна Лунден откликнется.

Да, прочитав, а не услышав в пересказе, поверила, что Савич мог написать это. Лихо, но ни слова правды. Хочется только верить, что его заставили и позже он раскаялся, поэтому Вере Георгиевне выдвинули версию коллективного творчества. Так действительно было, когда "сверху" на кого-то поступал заказ. Ведь во времена поисков Веры Георгиевны, Савич здравствовал, но встретиться не захотел с Верой Георгиевной. Ей преподнесли версию: Савич - псевдоним. И подхватили эту версию поклонники. Здорово, что нашли статью.
Возьмемся за руки, друзья, и сможем другие тайны приоткрыть.
Но, видимо, листовки все же были. То есть некоторые статьи перепечатывались и разбрасывались в оккупированных областях. Почему так думаю? По описанию Веры Георгиевны было две колонки, а между ними рисунок: Петр Лещенко в фашистской форме у микрофона во весь рост. В газете рисунок другой.
Как же грязно работала пропаганда. А может так было надо. Как героев додумывали, так и врагов.
Вот только непонятно, почему Прага упоминается? Савич не мог не знать, что Лещенко жил в Румынии.

=============================

ЧУБЧИК У НЕМЕЦКОГО МИКРОФОНА

Эта статья за подписью О. Савича появилась в «Комсомольской правде» в год знакомства Веры Георгиевны с Петром Лещенко. Желание Петра Лещенко – посмотреть в глаза автору заметки очень хотела исполнить Вера Георгиевна. Переговоры с «Комсомольской правдой», походы в газетные архивы ничего не дали. Вере Георгиевне сказали, что Савич – псевдоним, что статья писалась коллективно и по указанию сверху. Какая удобная, на все времена формулировка. Для нас долгое время Савич было именем нарицательным. Но вот биография Овадия Герцовича Савича:

– «Савич Овадий Герцович родился в 1896 году (прим. авт. - всего на два года старше Петра Лещенко) близ Варшавы, с четырёх лет жил в Москве. Первая мировая война помешала ему окончить юридический факультет Московского университета, на котором он доучился до третьего курса. Был «солдатом, не имеющим права на производство». Два года до революции и три после был актёром. С 1924 жил в Германии, в 1929 переехал в Париж. Печатался одновременно и в СССР, и в эмиграции. С 1932 стал парижским корреспондентом «Известий», а затем и «Комсомольской правды». Два года, с 1937 по 1939, провёл в Испании как фронтовой корреспондент ТАСС. Савичу в Испании посвящена одна глава книги И.Эренбурга «Люди, годы, жизнь». В 1939 вынужденно вернулся в Москву (его жену, уехавшую в 1936 в СССР к умирающей матери, не выпустили обратно). Во время Великой Отечественной войны работал в Совинформбюро, используя свой опыт европейской жизни и знание нескольких европейских языков. Послевоенные годы посвятил переводам испаноязычной поэзии, более всего переводил поэтов стран Латинской Америки. Публиковался с 1915: стихи в альманахе «Альфа». В 1922 в двух номерах альманаха «Свиток» напечатал поэмы Белые пустыни и Поэма сна и ночи. В 1927–1928 выпустил четыре книги рассказов, в 1928 под псевдонимом Ренэ Каду (вместе с В.Корвин-Пиотровским) – иронически-фантастический роман Атлантида под водой. В 1828 в Ленинграде вышел роман Воображаемый собеседник, получивший положительные оценки самых разных литераторов, в том числе, Тынянова и Пастернака. Четыре издания выдержала книга «Два года в Испании» (первое – в 1960). Посмертно были напечатаны автобиографические заметки Савича («Вопросы литературы», 1968, № 8 и 1988, № 8), а также подборки стихов («Литературная газета», 1996, № 29 и «Звезда», 1998, № 4)».

Мне удалось прочитать книгу Савича о Испании, подборку стихов. Не знаю, как вам, а мне не верится, что Савич написал ту заметку. Видимо, действительно, «Чубчик…» – коллективное творчество. Заметки Савича и «Чубчик…» – разные по стилю, по отношению к людям. Возможно, я неправа, ведь, если коллеги использовали его фамилию для пасквиля, то Савич еще был в здравии, почему не возразил, пусть позже, до его ухода из жизни, до 1967 года времени было достаточно. Неужто не пытался очистить себя от наговора? И все же верить хочется, что не Савич – автор «Чубчика у немецкого микрофона».

И все же приведу выдержку из книги Веры Георгиевны «Скажите, почему?» о реакции Петра Константиновича на эту статью:

…– Самыми отвратительными и несправедливыми в оценках оказались статья
журналиста Савича из «Комсомольской правды» «Чубчик у немецкого микрофона» и песенная пародия Леонида Утесова «Журавли». К счастью, о пародии ты не узнал, больно было бы такое услышать от коллеги да еще одессита. За что так тебя? Не могла понять. Неужели ты виноват, что праздник одесситам подарил?
Думаю, во многих ты тогда вдохнул жизнь, прибавил терпения и веры. Больше полувека минуло, одних воспоминаний о твоих триумфальных одесских выступлениях столько написано! Пинавшие со своими опусами ушли в небытие, а ты звучишь. Ну, хорошо, я не права, Утесов тоже звучит, но пародию-то его на тебя забыли. Кстати, Утесов в последние годы своей жизни признался, что было указание свыше «заклеймить Лещенко», а вообще он к тебе хорошо относится. Что тут скажешь? Знаю точно, что тебе тоже указывали, да ты испол-
нять не спешил. Ты вообще по характеру был человеком очень верным своим принципам, но не отстаивал их на баррикадах, держал нейтралитет в политических играх, в то же время не склонял головы, не потворствовал хозяевам жизни. О заметке Савича в «Комсомольской правде» от 5 декабря 1941 года ты знал.
Савич тебя охарактеризовал как оборванного белогвардейца, бывшего унтера, продажного лакея, кабацкого хама и как фашистского пропагандиста, подручного немецких оккупантов, предателя Родины и своего народа. Каждое определение тянуло на самый смешной анекдот. Но, видимо, Савич слов других не знал, как и тебя самого. Ты об этой заметке упомянул мельком, когда мы во второй день нашего знакомства гуляли у моря. Сказал: «Мне очень хочется, чтобы этот человек мне повторил то же самое, но глядя в глаза. И знаешь, когда я получил первый отказ на въезд в Одессу, решил не ехать и отказаться от гастролей. А когда появилось такое обвинение, то решил приехать. Я-то знаю, что меня любят не оккупанты, а люди. И вот я здесь. А “писатель”? Бог ему судья».
Ты рассказал без подробностей и цитат, без названия газеты и дат. Но я смогла найти эту заметку и узнать фамилию автора. Эту публикацию тогда многие расценили как приговор. Пусть заочный, но приговор. И ты, и Селявин, который о статье тоже знал, это прекрасно понимали…

Ольга Петухова

Георгий Сухно:

"Чубчик по-Советски" разошёлся по Сети. Вам и Оле спасибо. Замечательный образец манипулирования ложью и клеветой. В сороковых люди читали и не знали, что над ними издеваются. Не верю, что автором мог быть Овадий Герцович, друг Эренбурга, по свидетельствам тех, кто его знали, честный еврей и человек с добрым сердцем, часто оказывающий бескорыстную помощь другим. Если бы не заступничество Эренбурга, поставили бы его к стенке, как других журналистов, бывших с ним в Испании. Благодаря стараниям Овадия в Израиле была издана "Чёрная Книга", публикация которой в СССР была запрещена.

*****

Сейчас, когда запрет на песни Петра Лещенко давно снят, а память о клеветниках, порочивших его имя, покрылась зарослями чертополоха, подлость, циничная ложь и наглая клевета автора пасквиля из "Комсомолки" видна читателю, как на ладони. И нет необходимости доказывать, что в этой статье нет ни капли правды. Ни слова, ни полслова. Можно только лишь удивляться, как автору (или авторам) статейки, подписанной фамилией "О.Савич" удалось разместить столько лжи на двух небольших газетных колонках. Ложь и клевета всегда были любимым оружием партии.

Верный сын партии Михаил Шолохов поучал собратьев по перу:

"Мы пишем по указке наших сердец, а наши сердца принадлежат партии".

В переводе с партийного новоязыка на более понятный это означало, что для того, чтобы уцелеть, писать надо строго в соответствии с требованиями партийной верхушки. А если колебаться, то только в унисон с колебаниями партийной линии. Для послушной писательской "сметанки" в СССР обеспечивались звания, сталинские премии, награды, престижные квартиры в столице, отдых в комфортабельных "Домах творчества", поездки за рубеж. Трудно было находится в числе избранных и сохранить доброе имя, лавировать и при этом не попасть в сталинские жернова.

Одним из таких "канатоходцов", которым это удалось, был талантливый писатель и журналист Илья Эренбург. Самым лучшим другом Эренбурга с юных лет до седых волос был поэт, писатель и журналист Овадий Герцович Савич, чьё имя мы видим под клеветнической статьёй. Многиее полагали, что они - родные братья. Илья Эренбург в своих мемуарах посвятил своему другу отдельную главу. Вот небольшой фрагмент из неё:

"Познакомились мы давно кажется, в 1922 году. Он моложе меня всего на пять лет, но тогда он казался мне подростком. В 1930 году он с молодой женой Алей поселился в Париже, и мы встречались почти каждый вечер. Раз в год перепуганный Савич отправлялся в советское консульство, чтобы продлить паспорта. (...) Он человек мягкий, благожелательный, спорить не любит, и всем он нравился. (...) Иногда он посылал очерки в «Комсомольскую правду», (...) писал он про то и это, про футбол и про Барбюса, про мировой кризис и про рабочие танцульки. Мне казалось, что он не может найти ни своей темы, ни места в жизни."

Биография О. Савича довольно подробно представлена на сайте в предыдущих сообщениях. И у меня, как и у Вас, Ольга, возник вопрос: "а был ли Савич у микрофона?" Из материалов о Савиче, разбросанных по Сети, однозначно вытекает, что в жизни был он честным и порядочным человеком, бескорыстно помогал людям, попавшим в трудное положение. Сохранилось свидетельство Семёна Шпунгина, мальчишки, которому чудом удалось уцелеть после ликвидации еврейского гетта в латвийском городе Даугава. Потеряв всех родных и близких, в конце войны попал он в Москву, где случайно познакомился с Савичем. Позже он вспоминал:

" Чета Савичей проживала на Старом Арбате (тогда просто Арбате). Хозяева приняли меня радушно, были со мной очень обходительны. Они усадили меня за стол, накормили и всячески старались, чтобы я чувствовал себя непринужденно. Теплоту, которой меня окружили, впоследствии я ощущал постоянно, когда бы ни приходил в этот дом. Аккуратно одетый, подтянутый, с темной шевелюрой, тронутой проседью, Овадий Герцович был мягким и удивительно деликатным человеком. Под стать ему была Аля Яковлевна, во внешности и манерах которой улавливалось нечто аристократическое. Много лет спустя я случайно узнал, что она дочь знаменитого московского казенного раввина, юриста по образованию, Якова Мазе, чье имя вошло во все еврейские энциклопедии..."

Овадий Герцович оказывал бескорыстную помощь Семену на протяжении многих лет.

Савичу удалось избежать репрессий только благодаря заступничеству Ильи Эренбурга. А было по меркам НКВД за что Савича послать в места не столь оддалённые. Безродный космополит. Еврей. Известно было, что свою книгу "Антлантида под водой" Савич написал в Берлине на паях с "оборванным белогвардейцем", бывшим артиллерийским офицером Белой Армии, потомком знатного дворянского рода Корвин-Пиотровским. Жена Савича - дочь раввина. Целый ряд его друзей - участников гражданской войны в Испании оказались "врагами народа". Нельзя исключить, что Савич был на крючке НКВД. Сейчас стало известно, что все журналисты, выпускаемые за рубеж, проходили соответствующую обработку. Но реальный облик Савича и гадкий пасквиль не соответствуют друг другу. Савич в тридцатых годах проживал или побывал в нескольких европейских странах, где пластинки Лещенко были широко доступны. Можно предположить, что он хорошо знал весь песенный репертуар певца. И этом случае не мог он написать столь примитивной и лживой статьи, просто не верится. Вертухаи Берии могли угрозами заставить подписать чужую гадкую стряпню, но не больше.

Поэтому можно смело предположить, что этой статьи Савич не писал, ибо родилась она в недрах спецслужб. Была навязана редакции "Комсомолки" - с подписью Савича для авторитета. Перенесёмся мысленно в декабрь 1941 года. Неделю-другую назад окончилась одна из более кровопролитных битв ВОВ - битва под Москвой. Казалось бы, что власти не до "Чубчика". Но в начале зимы 41-го в Одессе распостранялись слухи о предстоящих концертах Петра Лещенко, которые сначала планировалось провести в Оперном Театре в январе 1942 г. "Одесская газета" писала:

"Знаменитый, неподражаемый исполнитель русских и цыганских танго, фокстротов и романсов, напетых на пластинках фирмы "Колумбия" и разошедшихся по всему миру, Пётр Константинович Лещенко даёт концерты в помещении Одесского Театра Оперы и Балета."

Когда сведения из оккупированной Одессы по каналам спецслужб проникли в Москву, из верхних эшалонов власти поступил приказ: оболгать и оклеветать легендарного певца в центральной печати. И спрепарированый пасквиль был немедленно опубликован. Это был заочный смертельный приговор "бессарабскому соловью".
Георгий Сухно.

--------------------
***Вера Георгиевна Белоусова-Лещенко

При использовании материалов ссылка сайт: обязательна