Удивительно порой складываются судьбы даже самых знатных и богатых людей. Одна из красивейших женщин своего времени, супруга могущественного императора Александра Первого, женщина необыкновенных душевных качеств тенью мелькнула на страницах российской истории, заслоненная фигурами куда менее значительными и привлекательными.
Благоверная государыня Елизавета Алексеевна, в девичестве – принцесса Баден-Дурлахская была глубоко несчастна в супружеской жизни, обе ее дочери умерли в младенчестве, родственники мужа откровенно третировали «баденскую простушку», придворные фактически игнорировали императрицу.
И все-таки память о ней пережила несколько веков и, наконец, Елизавета Алексеевна смогла занять достойное место в ряду русских императриц. Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Луиза-Мария-Августа была одной из пяти дочерей маркграфа Карла-Людвига Баден-Дурлахского и племянницей первой супруги императора Павла – Великой княгини Натальи Алексеевны, урожденной принцессы Гессен-Дармштадской. Она родилась 13 января 1779 года и воспитывалась как все немецкие принцессы того времени, ни больше, ни меньше. Но почему-то именно на нее пал выбор императрицы Екатерины, которая искала супругу любимому внуку Александру.
В начале 1791 года, Екатерина поручает чрезвычайному посланнику при сейме германских княжеств - графу Н. П. Румянцеву нанести визит в столицу Бадена Карлсруэ и познакомиться с юными принцессами. Причем, особое внимание следовало уделить средним сестрам – Луизе и Фредерике:
«Сверх красоты лица и прочих телесных свойств их, нужно, чтобы вы весьма верным образом наведалися о воспитании, нравах и вообще душевных дарованиях сих принцесс, о чем в подробностях мне донести».
2 марта 1791 года Румянцев представил императрице подробный отчет о результатах поездки:
«Madame! Я последовал приказу Вашего царского величества и поехал в Карлсруэ. Там я задержался дольше обычно принятого. Madame, принцесса Луиза крепка и развита лучше, чем другие дети ее возраста. Она очень мила, хотя и не абсолютная красавица. Народ ее любит больше чем сестер. Хвалят характер и расценивают ее фигуру и свежесть как надежную гарантию здоровья.
Я ничего не видывал прелестнее и воздушнее ее талии, ловкости и приятности в обращении».
Почему на первом месте оказалась воздушная талия – непонятно, но именно так сказано в сохранившихся отчетах императорского посланца. Да и Екатерина была очень довольна полученными сведениями, о чем свидетельствует ее письмо графу Румянцеву в январе 1792 года:
«С удовольствием вижу, что вы исполнили данное вам поручение. Старшей из сих принцесс в сем генваре месяце исполнится тринадцать, и будет она, по нашему счету, на четырнадцатом году, следовательно, о поездке матери ее с дочерями сюда прежде генваря будущего 1793 года еще условиться рано, но между тем предложить вам от времени до времени съездить в Карлсруэ, иметь старание и бдение, дабы образ мыслей наследной принцессы не переменился, но паче подкрепился, також старайтесь поприлежнее узнать нрав, склонности и, буде можно, о душевных свойствах и понятиях старшей принцессы, такожде о здоровом ее телесном сложении; все сие, думаю, что, сдружась с окружающими их людьми, не трудно вам будет разведать гораздо подробно. Касательно мыслей маркграфа баденского, не предвидится из оных по вашему описанию великие препятствия...».
Какие могли быть препятствия! Маркграф Баденский был безмерно польщен честью, оказанной его дому самой всемогущей Русской Семирамидой. В 1792 году (на год раньше намеченного срока), Луиза и ее младшая сестра Фредерика-Доротея получили официальное приглашение в Россию. Хотя даже по тогдашним стандартам, обе принцессы – тринадцатилетняя Луиза и одиннадцатилетняя Фредерика – были слишком молоды для брака, Екатерину это ничуть не смутило.
«Хотя, конечно, ввиду возраста принцесс, можно было бы еще отложить года на два приезд их в Россию, но я думаю, что, прибыв сюда ныне же, в самом этом возрасте, та или другая скорее привыкнет к стране, в которой ей предназначено провести остальную свою жизнь... Вы скажете, что я охотно принимаю на себя окончание их воспитания и устройство участи обеих. Склонность моего внука Александра будет руководить его выбором; ту, которая за выбором останется, я своевременно пристрою», - писала она в июне того же года графу Румянцеву.
Своему же доверенному корреспонденту барону Гриму Екатерина сообщила помимо всего прочего, что намерена сперва женить Александра, а немедленно вслед за этим – короновать его. При своей жизни и в обход сына и наследника Великого князя Павла, который вряд ли был в восторге от подобной перспективы. Брак Александра стал непреодолимой пропастью в его дальнейших отношениях с отцом, который всю жизнь подозревал в нем опасного соперника в притязаниях на российский престол.
Не напрасно, кстати, подозревал, только супруга Александра к этому не имела ни малейшего отношения.
31 октября 1792 года баденские принцессы прибыли в Петербург и юная Луиза произвела на императрицу самое отрадное впечатление:
«Она показалась всем, видевшим ее, очаровательным ребенком или, скорее, очаровательной молодой девушкой: я знаю, что дорогой она всех пленила... Из этого я вывожу заключение, что наш молодой человек будет очень разборчив, если она не победит его...».
Принцесса очаровала не только императрицу, но и своих будущих свекра и свекровь – Великого князя Павла Петровича и Великую княгиню Марию Федоровну. Оба взахлеб писали своим доверенным корреспондентам:
«Она не только хороша собой, но во всей ее фигуре есть особая привлекательность, которая способна возбудить любовь к ней. Она чарует обходительностью и чистосердечием…»
Портрет принцессы Луизы-Августы Баденской в юности. Неизвестный художник
«Принцесса Луиза, соединяет невыразимую прелесть и грацию со сдержанностью и тактичностью... Ее ум, мягкий и тонкий, с крайней быстротой схватывает все, что может его украсить... В ее разговоре отражается свежесть ее юности, и к этому она присоединяет большую правильность понятий. … У нее восхитительная талия, пепельно-серые волосы, спадающие локонами на шею, молочно-белая кожа, розовые щеки и очень приятно очерченный рот…»
«Черты лица ее очень хороши и соразмерны ее летам… Физиономия пресчастливая, она имеет величественную приятность, рост большой, все ее движения и привычки имеют нечто особо привлекательное… В ней виден разум, скромность и пристойность во всем ее поведении, доброта души ее написана в глазах, равно – и честность. Все ее движения показывают великую осторожность и благонравие: она настолько умна, что нашлась со всеми, ибо всех женщин, которые ей представлялись, умела обласкать или, лучше сказать, всех, обоего пола людей, ее видевших, к себе привлекла…»
Довольно скоро эти дифирамбы сменятся откровенной неприязнью, чтобы не сказать – ненавистью, но пока во дворце царит настоящая идиллия: Александр так же очарован юной золотоволосой принцессой, как и все остальные, и с нетерпением ожидает, когда она станет его законной супругой.
Уже через неделю после знакомства, 9 ноября, Александр написал матери: «принцесса Луиза, безусловно, очаровательна». В свою очередь, Александр Павлович, произвел на предполагаемую невесту сильное впечатление:
«Он наделен природным изяществом в высшей степени. Он высок ростом, строен, широкоплеч, у него легкая походка, благородные, правильные и нежные черты лица, гладко причесанные светло-каштановые волосы, глубоко сидящие голубые глаза и чарующая улыбка. От лица его веет силой и грацией, радушием и таинственностью», - писала Луиза своей матери в те дни.
Великий князь Александр Павлович в юности. Вуаль Жан Луи.
В письмах помолвленных друг к другу – бесконечные признания в любви и вечной верности. И оба в это верили безусловно и безоговорочно: первая любовь, предвкушение счастливой «взрослой» жизни, неприкрытый восторг окружающих. Жениха и невесту иначе как «Амур и Психея» и не называли, причем лести в этом сравнении почти не было.
28 сентября 1793 состоялось бракосочетание уже принявшей православие и получившей имя Елизаветы Алексеевны баденской принцессы и Великого князя Александра Павловича. В восторге были не только члены императорской семьи и придворные – весь Петербург с умилением взирал на двух «юных ангелов», живое воплощение всех сказок о прекрасных принце и принцессе, которые обрели друг друга.
Императрица Елизавета Алексеевна супруга Императора Александра I
Но семейная идиллия длилась недолго: слишком уж разные характеры и темпераменты оказались у юных супругов. Если Александр – достойный внук своей бабушки и сын не менее любвеобильного батюшки – ценил чисто физические радости брака, то Елизавета, воспитанная в строгих правилах и вообще еще не склонная к вышеозначенным радостям, предпочитала беседы, совместные прогулки и прочие сугубо духовные занятия.
В покоях молодой женщины появились серьезные книги по истории, географии и философии. Занятия были настолько усердными, что даже знаменитая княгиня Дашкова, стоявшая во главе двух российских Академий и отличавшаяся едким, бескомпромиссным характером, необыкновенно тепло отзывалась о Елизавете:
«Меня привлекли к ней ум, образование, скромность, приветливость и такт, соединенный с редкой для такой молодой женщины осторожностью. Она уже правильно говорила по-русски, без малейшего иностранного акцента».
Тем не менее, Александр очень быстро охладел к жене, но в трудные минуты всегда прибегал к ее помощи и поддержке, поскольку знал и сильный характер Елизаветы и ее нравственную чистоту. Она же писала матери:
«Как только я чувствую, что ему грозит опасность, я вновь приникаю к нему со всем жаром, на который способно мое сердце».
А занять сердце было решительно нечем. Елизавета стала искать уединения, сделалась мечтательной, замкнутой, имела свой узкий круг приятных ей людей, много читала, оставила большую переписку. Дипломат граф Федор Головкин писал о ней:
«...Она образованна и продолжает учиться с удивительной легкостью. Она лучше всех других русских женщин знает язык, религию, историю и обычаи России. В обществе она проявляет грацию, умеренность, умение выражаться...»
Даже балы Елизавета не любила, предпочитая проводить вечер с книгой в своей комнате у камина. Свекровь довольно быстро к ней охладела, в первую очередь, потому, что невестка слишком нравилась всем окружающим. А потом сыскалась и более веская причина для неприязни.
Летом 1797 года Елизавета получила от принцессы, своей матери, письмо, где та писала ей, что собирается поехать в Саксонию, чтобы повидаться со своей сестрой, герцогиней Веймарской, но симпатическими чернилами прибавила несколько строк на белом листе бумаги:
«Посудите о моем удивлении. Г-н де Тауб, находящийся здесь, попросил у меня от имени шведского короля руки одной из ваших младших сестер, Фредерики. Я так этим ошеломлена, что не знаю, что мне ответить».
Поскольку за год до этого всего год назад, самым оскорбительным образом, были расстроена почти состоявшаяся помолвка Густава-Адольфа с Великой княжной Александрой Павловной, то ярость Марии Федоровны, когда та узнала о новом сватовстве шведского короля, была поистине безграничной. Она приказала немедленно позвать к ней невестку и с порога задала ей вопрос:
— Что это такое? Шведский Король женится на вашей сестре?
— Я в первый раз об этом слышу, — ответила Великая Княгиня.
— Но это сказано в газетах.
— Я не читала их.
— Этого не может быть; вы знали об этом; ваша мать назначает свидание королю в Саксонии и везет туда с собой ваших сестер.
— Я знала про путешествие, которое моя мать собиралась совершить в Саксонию, чтобы повидаться с моей теткой, но про другую цель этого путешествия мне не было известно.
— Это неправда; этого не может быть; вы поступаете недостойно по отношению меня; вы не доверяете мне и предоставляете мне узнать из газет про оскорбление, нанесенное моей бедной Александрине! И это как раз в тот момент, когда мы могли быть вполне уверенными, что ее брак состоится, и когда нас прельщали надеждой! Это ужасно! Это возмутительно!
— Но я в этом не виновата.
— Вы знали об этом и не предупредили меня. Вы проявили ко мне недостаток доверия, уважения...
— Я не знала об этом. Да наконец, мои письма читают на почте; будьте добры справиться там, о чем писала мне моя мать.
Отношения обеих женщин так и остались натянутыми до самой кончины Елизаветы.
Свекор первоначально был мил и любезен, но когда у молодых супругов наконец-то родилась девочка, резко переменил свое отношение. Причина была довольно пикантной: младенец оказался брюнеткой, тогда как и Александр, и Елизавета были очень светлыми блондинами. В законах генетики тогда разбирались, мягко говоря, слабо, и Великую княгиню заподозрили в супружеской измене.
Некоторые поводы для таких сплетен, конечно же, были, но дал их… сам Александр. В то время в Санкт-Петербурге после раздела Польши находились в качестве знатных заложников молодые князья Адам и Константин Чарторыйские. Адам стал одним из близких друзей Александра и тот зачем-то начал поощрять его увлечение Елизаветой. Та оставалась холодна и равнодушна, но этого сплетники предпочитали не замечать.
Павлу Петровичу, ставшему тогда уже императором, нашептали, что истинным отцом княжны Марии является князь Адам Чарторыйский – жгучий брюнет.
Адам Чарторийский, 1808. Неизвестный художник
Вспыльчивый Павел пришел в бешенство и чуть не загнал Адама в Сибирь, но любимец императора граф Ростопчин сумел убедить самодержца, что Елизавета «столь же невинна, сколь и добродетельна». Гроза прошла стороной. К тому же Мария прожила немногим более года и ее смерть стала для молодой матери страшным ударом. Она еще больше замкнулась в себе, отдалилась от мужа.
Боль от утраты была настолько сильной, что Великая княгиня почти не плакала; свои чувства Елизавета Алексеевна смогла выразить только в письме к матери:
«О, мама, как ужасна непоправимая потеря: я первый раз переношу нечто подобное. Вы легко можете понять, какая пустота, какая смерть распространилась в моем существовании. Вы теряли ребенка, но у вас оставались другие дети, а у меня их нет, и я даже теряю надежду иметь детей в будущем. Но даже если б у меня и был другой ребенок, то ее, моей обожаемой M;uschen, более не существует».
Сблизила их гибель императора Павла. Слабохарактерный и трусоватый Александр, став косвенным виновником убийства отца, растерялся, разрыдался и наотрез отказывался выйти к войскам и принять от них присягу. Императрица Мария Федоровна переходила от истерики к истерике: то она оплакивала супруга, то кричала, что сама желает царствовать.
«Из членов императорской фамилии, среди ужасного беспорядка и смятения, царивших в эту ночь во дворце, только одна молодая императрица сохранила присутствие духа. Император Александр часто говорил об этом. Она не оставляла его всю ночь и отходила от него лишь на минуту, чтобы успокоить свекровь, удержать ее в ее комнатах, уговорить ее прекратить свои вспышки, которые могли стать опасными, когда заговорщики, опьяненные успехом и знавшие, как они должны опасаться ее мести, являлись хозяевами во дворце. …В эту ночь только императрица Елизавета сохранила самообладание и проявила моральную силу, которую все признали. Она явилась тогда посредницей между мужем, свекровью и заговорщиками и старалась примирить одних и утешить других».
Елизавета подробно описала матери произошедшие события:
«Теперь все спокойно, ночь же с третьего дня на вчера была ужасна. Случилось то, чего можно было давно ожидать: произведен переворот, руководимый гвардией, т. е. вернее офицерами гвардии. В полночь они проникли к Государю в Михайловский дворец, а когда толпа вышла из его покоев, его уже не было в живых. Уверяют, будто от испуга с ним сделался удар; но есть признаки преступления, от которого все мало-мальски чувствительные души содрогаются; в моей душе же это никогда не изгладится.
Вероятно, Россия вздохнет после 4-летнего гнета и если бы Император кончил жизнь естественной смертью, я, может быть, не испытывала бы того, что испытываю сейчас, ибо мысль о преступлении ужасна. Вы можете себе представить состояние императрицы: не смотря на то, что она не всегда с ним была счастлива, привязанность ее к Государю была чрезвычайная.»
Убийство императора Павла
«Великий князь Александр Павлович, ныне Государь, был совершенно подавлен смертью своего отца, то есть обстоятельствами его смерти: чувствительная душа его будет этим навсегда растерзана. Я была у себя в комнате и слышала одни крики ура. Вскоре после того, входит ко мне великий князь и объявляет о смерти своего отца. Боже! Вы не можете себе представить нашего отчаяния.
Никогда я не думала, что это будет мне стоить столь ужасных минут. Великий князь едет в Зимний дворец в надежде увлечь за собой народ; он не знал, что делал, думал найти в этом облегчение. Я поднимаюсь к императрице; она еще спала, однако воспитательницы ее дочерей пошла подготовить ее к ужасному известию.
Императрица сошла ко мне с помутившимся разумом, и мы провели с нею всю ночь следующим образом: она — перед закрытой дверью, ведущей на потайную лестницу, разглагольствуя с солдатами, не пропускавшими ее к телу Государя, осыпая ругательствами офицеров, нас, прибежавшего доктора, словом всех, кто к ней подходил (она была как в бреду, и это понятно).
Мы с Анной (Великой княгиней Анной Федоровной умоляли офицеров пропустить ее по крайней мере к детям, на что они возражали нам то будто бы полученными приказами (Бог знает от кого: в такие минуты все дают приказания), то иными доводами. Одним словом, беспорядок царил как во сне. Я спрашивала советов, разговаривала с людьми, с которыми никогда не говорила и, может быть, никогда в жизни не буду говорить, умоляла императрицу успокоиться, принимала сотни решений. Никогда не забуду этой ночи!
Вчерашний день был спокойнее, хотя тоже ужасный. Мы переехали, наконец, сюда, в Зимний дворец, после того как императрица увидела тело Государя, ибо до этого ее не могли убедить покинуть Михайловский дворец. Я провела ночь в слезах то вместе с прекрасным Александром, то с императрицей. Его может поддержать только мысль о возвращении благосостояния отечеству; ничто другое не в силах дать ему твердости. А твердость ему нужна, ибо, великий Боже, в каком состоянии получил он империю!»
Александр, наконец, официально принял престол. Коронация императора Александра I и императрицы Елизаветы Алексеевны состоялась 15 сентября 1801 г.
При вступлении на престол Александру было 23 года, Елизавете – 22. Это была самая молодая венценосная чета в российской истории.
Император Александр I и императрица Елизавета Алексеевна. П. Кросси (?). После 1807 года
Только в жизни самой Елизаветы это практически ничего не изменило. Государственной жизни императрица не вела. В общественной и благотворительной деятельности ее всецело заслоняла вдовствующая императрица Мария Федоровна. Лишь иногда, в случае крайней необходимости, Елизавета появлялась на людях. И эти появления никогда не оставались незамеченными.
Одно из стихотворений Пушкина, из которого традиционно цитируют только две последние строки, было посвящено Прекрасной Даме – императрице Елизавете.
«На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновенный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
Цитировать можно по-разному. В данном случае Пушкина пытались представить как представителя, выразителя народных чаяний. А он… он воспевал супругу того самого царя, которому посвятил множество не слишком лестных стихотворений. И, возможно, действительно был «эхо русского народа», который обожал Елизавету.
В Европе тем временем происходили судьбоносные события: Наполеон Бонапарт властно перекраивал карту Европы и ее перепуганные государи обратились за помощью к великой России. Она откликнулась: войска выступили в поход во главе с императором. Столица практически опустела. Елизавета Алексеевна осталась одна.
И не просто одна – оскорбленная в женских чувствах, открыто брошенная мужем. Александр, всегда обожавший женское общество, попрал принятые в светском обществе правила приличия и открыто сделал своей любовницей красавицу-полячку Марию Нарышкину. Она родила императору дочь Софью, которую Александр тут же признал, и которая стала его любимицей.
Слабым утешением для Елизаветы были стихи, во множестве ей посвящавшиеся. Федор Глинка, например, писал:
«Царица кроткая, краса земных царей,
Божественный твой лик достоин алтарей,
Достоин он блистать в великолепном храме
В сияньи золота и радужных огней
И благовонном фимиаме...
Но дивной благостью осмелены твоей,
Для Россов образ твой и милой, и священной
Мы ставим в хижине смиренной,
И только ... только лишь тобой
Как добрым ангелом хранимой.
О, милосердная! Здесь все тобой одной
Живет, и чувствует и дышет —
И часто, в тишине ночной
Создатель о тебе сердец моленья слышит».
Ему вторил Николай Карамзин:
«Корона на главе, а в сердце добродетель;
Душой пленяет ум, умом душе мила;
В благотворениях ей только бог свидетель;
Хвалима... но пред ней безмолвствует хвала».
И вот в это почти нерушимое уединение, в это добровольное заточение каким-то образом проникла Любовь. Как Елизавета познакомилась с кавалергардом Алексеем Охотниковым, доподлинно неизвестно. Зато хорошо известно, что между ними почти мгновенно вспыхнул роман. Роман страстный, романтический, трагически-обреченный. Оба любили – точно жили последний день.
Открыто видеться с Елизаветой Охотников не мог хотя бы потому, что у него не было придворного чина. Да и при дворе любая встреча была бы мгновенно замечена тысячью свидетелей, далеко не всегда доброжелательных. Елизавета перебралась на Каменный остров – в достаточно скромный по императорским меркам дворец. Каждую ночь Охотников, рискуя жизнью, взбирался по стене к окну спальни возлюбленной, а спустя несколько часов тем же путем уходил обратно.
Охотников
Очень скоро эта связь дала почти неизбежный результат – в начале 1806 года Елизавета оказалась в положении. Приписать беременность законному супругу было невозможно: Александр уже несколько лет не переступал порога спальни супруги. Но, вернувшись на короткое время в Санкт-Петербург, повел себя неожиданно благородно.
-Молитесь, чтобы у Вас родилась дочь, мадам, - сказал он. – Впрочем, я в любом случае признаю это дитя своим, но если родится мальчик, это крайне осложнит вопрос о престолонаследии.
Император во всеуслышание заявил о признании своего отцовства, и придворным пришлось прикусить языки. Не смирился с ситуацией только Великий князь Константин – официальный наследник престола, бездетный, давно живущий врозь со своей супругой. Он и организовал покушение на любовника своей невестки. Которую давно ненавидел из-за вопиющего несходства их натур.
4 октября 1806 года поздним вечером на Охотникова напали несколько человек в масках и темных плащах. Кавалергард был смертельно ранен ударом кинжала в бок. Убийц так и не нашли, а скорее всего – и не искали.
Обезумевшая от горя Елизавета, бывшая на последнем месяце беременности, совершила отчаянно смелый шаг: навестила своего умирающего возлюбленного у него дома. Охотников приказал одеть себя в парадную гвардейскую форму – действие, приблизившее его кончину. Но свидание каким-то чудом удалось сохранить в тайне: Елизавета, полумертвая от горя и слабости, незаметно вернулась к себе, Охотникова же через сутки не стало.
Незадолго перед смертью Алексей Яковлевич передал брату Павлу черный ларец с золотым замком и просил отдать тому, кто за ним придет после его кончины.
За шкатулкой пришла дама в трауре: в таинственном ларце хранились дорогие кавалергарду письма любимой женщины. Елизавета сохранила драгоценную для нее переписку и до самой смерти не расставалась с черным ларцом, ключ от которого носила на шее. И никогда больше не взглянула ни на одного мужчину, хотя, по отзывам современников, даже спустя много лет после пережитой ею трагедии была все еще производила неизгладимое впечатление на окружающих:
«В 45 лет императрица Елизавета была среднего роста, хорошо сложена, в лице и стане ее явственно были видны следы прежней красоты; голос у нее мягкий, проникающий в душу, улыбка меланхолическая, взор полный ума и что-то ангельское во всей фигуре ее, говорили, что она принадлежит не этому свету…» - писала графиня де Шуазель-Гуфье.
В ноябре 1806 года императрица Елизавета Алексеевна родила дочь, названную также Елизаветой, Элизой. Двор встретил это известие оскорбительно-равнодушно, но Елизавета как бы возродилась в этом ребенке к жизни. Увы, Элиз не прожила и двух лет…
- Бог не любит моих детей, - обронила в минуту редкой откровенности Елизавета.
Ей не исполнилось еще тридцати лет, но жизнь была фактически кончена. Началось долгое доживание.
Война 1812 года внесла некоторые изменения в образ жизни Елизаветы, правда, довольно своеобразные. С началом военных действий императрица совершенно отказалась от внешних почестей и блеска, полностью отдавшись благотворительной деятельности. С того же времени она, несмотря на настояния своего супруга, отказывалась брать миллион рублей, положенный императрицам ежегодно, который получают императрицы, и довольствовалась 200 тысячами. Но и из этих денег она на туалет и для себя собственно оставляла только 15000 рублей в год, все же остальное употребляла на пособия нуждающимся. В эту эпоху, под ее покровительством и при деятельном ее участии, возникло женское патриотическое общество.
Супруг вспомнил о ней только в 1815 году, когда совершал большую триумфальную поездку по Европе, празднуя блестящую победу над Наполеоном. Протокол требовал присутствия русской императрицы на всех официальных мероприятиях, и она добросовестно выполнила свой долг. Но после этого государыня редко покидала Петербург и его ближайшие окрестности.
Появление в 1819 году в царской семье нового члена – супруги Великого князя Николая, молоденькой прусской принцессы Шарлотты, окончательно отодвинул Елизавету в тень. Шарлотта частично унаследовала красоту своей матери – прекрасной королевы Луизы Прусской, была всегда весела, обаятельна, жизнерадостна. Она быстро стала всеобщей любимицей, а рождение у нее первенца, будущего императора Александра Второго, окончательно укрепило ее положение при дворе.
К тому же император Александр конфиденциально, но твердо сообщил молодой великокняжеской чете, что именно они взойдут на российский престол после его кончины. Вдовствующая императрица была в восторге – Николай всегда был ее любимым сыном, в его супруге она души не чаяла. Двор, чувствовавший изменение обстановки «верхним чутьем» постепенно начал переходить к Николаю. А здоровье его старшего брата вдруг резко пошатнулось.
Елизавета же особым здоровьем никогда не отличалась. Так что одним из поводов совместной поездки августейших супругов в Таганрог в 1825 году была попытка отдохнуть и полечиться у южного моря. От поездки в Италию Елизавета отказалась наотрез, но почему вместо благодатного Крыма был избран не слишком полезный для здоровья Таманский полуостров, остается только гадать.
Дом, в котором поселились августейшие супруги по приезде в Таганрог
Император отправился в Таганрог несколькими неделями раньше императрицы, чтобы приготовить помещение для больной. 23 сентября 1825 г. она прибыла к Александру. Супруги, казалось, стали близки друг другу, как в далекие годы их молодости. Здоровье Елизаветы несколько поправилось, но… вскоре тяжело заболел император...
Лейб-медик Яков Виллие записал в своём дневнике о здоровье его величества так: «Ночь провел дурно. Отказ принимать лекарство. Он приводит меня в отчаяние. Страшусь, что такое упорство не имело бы когда-нибудь дурных последствий». На следующий день лейб-медик измерял пульс, смотрел язык, после чего диагностировал лихорадку — уникальный диагноз, подразумевающий, по нынешним медицинским знаниям, несколько десятков самых серьёзных недугов. Виллие пишет: «Эта лихорадка, очевидно, это гнилая отрыжка, это воспаление в стороне печени…». Александра с трудом уговаривали принимать слабительные пилюли. Весь следующий день Александр был весел и любезен с окружающими. Но уже утром 8 ноября последовал новый приступ. Елизавета Алексеевна была близка к панике. В письме к матери чувствуется полная обреченность перед новым ударом судьбы: «Где же убежище в этой жизни? Когда думаешь, что все устроилось к лучшему и можешь насладиться им, является неожиданное испытание, лишающее возможности воспользоваться тем добром, которое окружает нас. Это не ропот — Бог читает в моем сердце, — это лишь наблюдение, тысячу раз сделанное и теперь в тысячный раз подтверждаемое событиями».
Несколько дней император отказываясь от всех лекарств. «Когда я ему говорил о кровопускании и слабительном, он приходил в бешенство и не удостаивает говорить со мною», — писал в дневнике Виллие. Иногда казалось, что он действительно справлялся с недугом. 11 ноября Елизавета Алексеевна записала: «Около пяти часов я послала за Виллие и спросила его, как обстоит дело. Виллие был весел, он сказал мне, что у него жар, но что я должна войти, что он не в таком состоянии, как накануне». Однако уже 13 ноября у Александра появилась резкая сонливость и заторможенность. На следующий день он попробовал встать, но силы оставили его, и царь потерял сознание. Придя в себя, государь высказал последнее желание: «Я хочу исповедоваться и приобщиться Святых Тайн. Прошу исповедовать меня не как императора, но как простого мирянина. Извольте начинать, я готов приступить к Святому Таинству». После принятия таинства сказал, обращаясь к Елизавете Алексеевне: «Я никогда не испытывал большего наслаждения и очень благодарен вам за него».
Елизавета, стоя на коленях, вместе с священнослужителями умоляли его не отказываться от лечения, сказав, что такое пренебрежение своим здоровьем равносильно самоубийству. И только тогда император разрешил врачам приступить к лечению: «Теперь, господа, ваше дело; употребите ваши средства, какие вы находите для меня нужными». Врачи прибегли к популярному в то время средству лечения лихорадки: за уши поставили 35 пиявок, которые оттянули немало крови, но облегчения страданий не принесли. 18 ноября Виллие пишет: «Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя. Я предупредил императрицу и князя Волконского и Дибича, которые находились — первый у себя, а последний у камердинеров». Всю ночь у больного был сильнейший жар. Елизавета Алексеевна не отходила от постели умирающего, держа его за руки. Последние сутки император почти не приходил в сознание. В четверг 19 ноября 1825 года началась агония. Дыхание стало тяжелее.
В три четверти одиннадцатого 19 ноября император Александр I умер. Ему было 47 лет. Елизавета Алексеевна опустилась на колени и долго молилась сквозь слезы. Потом перекрестила императора, поцеловала его и закрыла ему глаза.
Смерть Александра Первого. Литография. XIX в.
Елизавета Алексеевна в тот вечер пишет в письме своей матери Амалии Баденской: «О, матушка! Я самое несчастное существо на земле! Я хотела только сказать вам, что я осталась в живых после потери этого ангела, страшно измученного болезнью и который, тем не менее, постоянно находил для меня улыбку или ласковый взгляд даже тогда, когда он не узнавал никого. О, матушка, матушка, как я несчастна, как вы будете страдать вместе со мною! Великий Боже, что за судьба! Я подавлена печалью, я не понимаю себя, не понимаю своей судьбы, одним словом, я очень несчастна…». Но более трогательным является второе письмо, которое было адресовано вдовствующей императрице Марии Федоровне, матери своего покойного мужа: «Наш ангел на небесах, а я осталась на земле; о, если бы я, самое несчастное существо из всех оплакивающих его, могла скоро соединиться с ним!».
Спустя сутки, 21 ноября, состоялось вскрытие тела покойного государя. В заключении врачей говорилось о том, что император «был одержим острою болезнью, коею первоначально была поражена печень и прочие, к отделению желчи служащие, органы. Болезнь сия в продолжении своем перешла в жестокую горячку с приливом крови в мозговые сосуды и последующим затем отделением и накоплением сукровичной влаги в полостях мозга и была, наконец, причиною самой смерти его императорского величества». С позиций современной медицины можно предположить, что причиной смерти императора Александра I стала острая геморрагическая лихорадка, встречающаяся в Крыму и при отсутствии должного лечения — как и было в случае с императором — дающая самые тяжелые последствия.
После смерти мужа Елизавета Алексеевна задержалась в Таганроге ещё почти на полгода — ей сильно нездоровилось. Тело Александра тоже не было перевезено из-за политических несогласий в стране, а именно династическое замешательство, связанное с отказом великого князя Константина Павловича от трона, и передача прав престолонаследия младшему брату — великому князю Николаю Павловичу, что в свою очередь повлекло восстание гвардейских частей в Петербурге (восстание декабристов 14 декабря 1825 года). И лишь в конце апреля она решила собираться в Петербург. Навстречу ей выехала мать Александра — Мария Федоровна, которая, доехав до Калуги, остановилась там в ожидании своей больной невестки. А Елизавете Алексеевне было все хуже и хуже. В Белеве, в 90 верстах от Калуги, она почувствовала себя совсем плохо. Попросила было позвать доктора, но узнав, что он спит, приказала не будить его.
Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны в трауре напротив бюста мужа. Басин. 1831 год
4 мая вдовствующая императрица скончалась в заштатном городишке Белев, немного не доехав до Калуги.
Елизавета Алексеевна не оставила никакого завещания: она всегда говорила, что не привезла с собой в Россию ничего и потому ничем распоряжаться не может. После ее кончины узнали о многих раздававшихся ею негласно пенсиях и пособиях. Бриллианты ее, на 1300000 руб. ассигнациями, были куплены в кабинет, и сумма эта обращена на Патриотический институт и дом трудолюбия (ныне Елизаветинский институт в СПб.), как заведения, ею основанные и пользовавшиеся особенной ее заботливостью. В Белеве в память ее был учрежден вдовий дом, для призрения 24 человек из всех сословий.
Из Белева тело Елизаветы Алексеевны направили в Петербург через Торжок, Вышний Волочёк, Тосно и Чудово. Без остановки в Царском Селе прямо к Чесменскому дворцу траурный поезд подошёл 13 мая. На погребение Императрицы Елизаветы Алексеевны выделили из государственной казны скромную сумму — всего лишь 100000 рублей с тем расчётом, что на оформление пойдут в основном материалы, оставшиеся от погребения Александра I.
Погребена 21 июня 1826 года в Петропавловском соборе в Петербурге рядом со своим супругом императором Александром, пережив его меньше, чем на полгода.
Захоронения Елизаветы Алексеевны и императора Александра I в Петропавловском соборе
А вот судьба черного ларца была, похоже, предрешена заранее. После смерти Елизаветы ее ближайшая фрейлина, повинуясь приказу императора Николая Первого и вдовствующей императрицы Марии Федоровны отвезла ларец вместе с ключом в Санкт-Петербург, в Зимний дворец. Там, в кабинете государя Николай Павловича была и его мать - вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она достала из ларца пачку бумаг и, просматривая одну за другой, передавала их сыну, а тот бросал их в огонь растопленного камина.
Но если история трагической любви Елизаветы Алексеевны и Алексея Охотникова все-таки дошла до наших дней, то, может быть, рукописи действительно не горят? Даже если это – любовная переписка.
Народная легенда кончину Александра I окутала таинственностью и даже связала с личностью старца Федора Кузьмича, почитавшегося в Сибири святым. Это общеизвестно и об этом достаточно много написано. Но…и его супругу представляли будто бы тоже добровольно отказавшейся от мира и умершей где-то в Новгородской глуши под видом Веры-Молчальницы.
В легенде говорилось о том, что, проезжая Белев, императрица, посетовав на здоровье, пожелала остановиться в доме купца Дорофеева. Войдя в зал, Елизавета Алексеевна, закрыв глаза руками, пожаловалась на очень яркий свет и попросила его уменьшить, после чего, бросившиеся выполнять приказания слуги, потушили большинство свечей, оставив гореть лишь две. После чего вдовствующая императрица Елизавета пожелала, сославшись на сильную усталость, уединиться. Хозяева удалились спать в другую часть дома, но вскоре их разбудили, сообщив о кончине императрицы. Хозяйка, приблизившись к телу покойной, чтобы поцеловать руку, якобы поняла, что перед ней находится совершенно другая женщина, по некоторым сведениям лежащая перед ней женщина отличалась цветом волос. Протоиерей Покровский сообщает, что ночью в дом помещицы был приглашён священник из Белевского духовного училища, который исповедал и причастил какую-то закутанную женщину. После того как гроб с телом Елизаветы Алексеевны, запаянный в Белёве по указанию императора Николая I, увезли, в доме местного священника появилась некая странница. Её отличали хорошие манеры и высокая образованность, на вопрос хозяев о её происхождении ею был дан ответ: «Кто я такая, я сказать не могу, а что я странствую, на это Божия воля». После этого в городе появился слух, что эта странница и есть императрица Елизавета Алексеевна.
Это уже – сюжет для совершенно другой истории, скорее даже – детективного расследования.
***
14 июня Петербург наблюдал торжественное шествие печального кортежа Елизаветы Алексеевны от Чесменского дворца к Петропавловскому собору. Сопровождавший процессию А. Д. Соломко вспоминал: «При въезде печальной колесницы многие в народе плакали. Этот день вначале был освещён лучами солнца, но когда шествие печальное двинулось, то облака сгустились и даже дождик начал кропить землю. Должно припомнить, что в день въезда тела в Бозе почившего Государя Александра I шёл снег и погода была пасмурна. Природа принимает участие во всеобщей горести».
Что ж, хотя бы природа отдала дань памяти необыкновенной женщины, которая была скорее тенью императрицы – так скромно и незаметно прожила она свою жизнь.
© Copyright: Светлана Бестужева-Лада, 2010
Источник
Источник
 |  |
|
|
|
|
|
|
|
ELENA_STOPKO обратиться по имени
Четверг, 14 Ноября 2013 г. 15:27 (ссылка)
