rudocs.exdat.com/docs/index...tml?page=2

---

РАЗ ГАДАЛИ ДЕВУШКИ


Ой, девка, гадать-то научить тебя просто, да примета есть: карты в руки – суматоха в дом. Али ты про девичьи говоришь, на Рождество? Ну, как, конечно, гадала, всяко у нас гадали. Мы с Нюркой дак без устали че только не вытворяли: пимы через ворота кидали, воск топили, зеркала ставили, еще вот ходили по ключевой тропке. Ой, да много че делали – чай, тоже молодые были, а у девок во все века одна забота: мужика в дом привести доброго да работящего.

Как-то мы с Нюркой вышли поздненько, пошептали, покружились, да и хресь по пиму через ворота. Так шибко кинули, что пали обе.

Пока севкали (смеялись) да на ограде барахтались, сколь-то времечка ушло. Выскочили за ворота, давай валенки искать – мой-то сразу нашелся, в сугробе лежал, носком на Соснята указывал, а Нюркин – как сквозь землю провалился. Сперва весело было: она скачет воробьем по дороге, а я в сугробах шарю. Лопату притащили, покопали – ну нету пима! Заревели обе: Нюрке пима жалко – только тятька от пимоката принес, а мне Нюрку – чай, я затеяла гаданье-то. Ну, поревели да пошли у мамоньки ей пим просить, чтоб до дому дойти. А уж утресь, на другой день, Лушка-табуретка прибежала (это ее так звали – за то, что низенькая была, коренастая, как есть табуретка). Ну, вот с порога и кричит: коли валенок потеряли, дак он у их. Это вовсе на другом конце деревни. А вышло-то че…

Мужик ее Степка наклюкался у кума до беспамятства; выполз да в соломку на кошеву – и захрапел, а кобыла ихняя Елка – така умная скотина была, уж научена: повезла его домой, тихо так, аккуратно, чтоб не вывалился где. А Нюркин-от пим как раз в кошевку к Степке и угодил, увез он его домой. Елка-то, как до ворот дошла, заржала негромко – Лушку вызвала: привезла, мол, хозяина-то, а ты теперь его обихаживай. Лушка его домой потащила, ан пимок-то и выпал. Да и видать, что девичий. Ох и досталось Степану-то этим же валенком! А на другой день дошло до их, что у Нюрки черт пим забрал, докидалась, дескать (в деревне и радива не надо – все на виду). Ну, разобрались. А однако замуж-то я в Соснята ушла, а она на чужбину. Да так не повезло с мужиком-то – чистый бес попался, сколь она горя приняла с им. Во-от.

Ну, как в зеркало-то глядеть, все знают, и про воск, где каки страхи. А я вот еще про колодезную тропку скажу. Стало быть так: берешь ведра дома, скажи, мол, по воду пошла; не за водой, а – по воду. За водой-то ох как далеко уйти можно. Ну вот, как к началу колодезной тропки придешь, поставь ведра – одно справа, друго слева, стань спиной и кинь коромысло: коли к правому, долго проживешь, к левому – мало, осередь – ну, как все. Узнала? Гадать, дева, надо, чтоб ночь лунная была, чистая. Коля ночь на Рождество черная али метельная, стало быть, не хочет нечистая сила с тобой говорить (все ведь гадания – от нечистого).

Дак вот, ступай вперед бегом – это твои девичьи года, оне быстро улетят, суматошно; однако примечай, как побежишь: не поскользнешься ли, не упадешь ли, шибко ли ведра гремят. Это все худые приметы. Коли поскользнешься, увертливая будешь, упадешь — ну, как падешь, так и будет – больно дак больно, быстро соскочишь – стало быть все сойдет, а коли глубоко в снег, да с трудом встанешь – ох, лишенько – берегися, Богу молися, чтоб отвел. Помогат! Ну, а коли ведра гремят, дак шумные года-те будут – тоже ни к чему. Во-от.

Добежишь до колодца и сразу глянь в сруб-от. Там суженого увидишь. Коли люб, дак и черпай сразу, а не люб – иди обратно с пустым ведрам. Это и будет жизнь твоя посля свадьбы. Первые шаги все подмечай, ветер ли зашумит, нога ли с тропки соскользнет, сплеснешь ли воду. А приметы таки: нога соскользнет – ссора в доме, ветер зашумит – беда придет, воду сплеснешь – достаток уйдет. Тут как по жизни – все расписано.

Вот и мы с Нюркой да с Агашкой собрались так-ту. Пришли к тропке. Нюрке все скорей надо. «Я первая!» - кричит. Ну, давай. Кинула коромысло – хорошо: долго жить будет. Хвать ведра и к ключику, да под гору – хлоп! Так шмякнулась на улитую водой тропинку – весь зад себе отшибла, едва встала. Кое-как ведра собрала да к воде, орет оттедова: «Ой, какой пригожой, какой баской!» Начерпала полнехоньки бадьи – и в гору скорей, к нам – про красавца того, что увидела, сказать, а тропинка-та – что веревка, да утоптана и улита – непросто по ей с коромыслом-то. Бежит, скользит, того гляди с ведрами вместе улетит да обольется. Нет, ниче, добежала, поставила свои ведра, наполовину расплесканы, орет на всю улицу, что взаправду в ключике-то рожу видела – черной такой, белозубой, смеется. Не наш, здесь такого не видала. Радостно дуре. Известно, девичий умок короток, все одно на уме. Любовь зла – полюбишь и козла. Про то, что скользила на тропке да срывалась – и не поминат, что воду расплескала – не помнит. Ох, весело жить будет, долго с тем бесом чернявым!.. А мы таки же клухи. Ох, завидно: подружка судьбу увидала – че нам, что ссоры, наплевать на нищету – лишь бы баской был.

Ну, я схватилася, да тоже со спеху-то хлоп перед самым ключиком. Эка отшибла задок-то, да еще ловко соскочила, обошлось. Заглянула в сруб-от – чаяла там своего милого увидеть в белом полушубке, а тамо вовсе не он…Эхо горе-то! Я и воду черпать не стала, на что мне чужой-от, однако еще раз глянула: где-то ровно видала. Да и к девкам стыдно с пустым ведром идти… Сижу, думаю о судьбине своей, а подружки-те орут: «Ну, че, не можешь на своего франта наглядеться?». Оне тоже думали, что у нас уж все к свадьбе идет. А я думаю дай-ко еще гляну, может, это ухажер мой, просто не узнала я с первого-то разу. А в ключике-то уж ниче нет, одна луна купается. Почерпнула я да как стельная корова обратно-то и шла – не поскользнулась ни разу, ни капли не пролила. Нюрке-то все еще весело: «Ай, ты подруга, удачлива: не скользнула, не сронила ни капельки и милого увидела!». А Агашка поняла, однако, что что-то не то. Толкат меня в бок: че, мол да че. Ну и с моего-то расстройства свое коромысло неловко бросила – на короткой век. А до ключика бежала – пела и обратно споро шла. Во-от.Верь не верь, а ночка-то была заказная – лунная, чистая. Сатана-то знать рядом стоял, как мы его просили судьбу показать, он нас и потешил – все обсказал.

Так и вышло. Про Нюрку уж говорила я. Вышла она замуж на чужу сторону, летось сговорил ее нехристь какой-от – татарин ли, цыган ли, увез ее, а там – пил да бил. Однако пережила его, детей подняла. А под старость ее родной сын в дом старчества свез. Ну начто ей сатана тогда долгие годы дал? А ведь как радовалась… Ну, да сама себе долю выбрала, когда воды почерпнула. А коли взяла, так и неси. Вот и перла всю жизнь, скользила и расплескивала.

Ну, как мне мое паденье сказалось, знаешь ведь. Франтик-то мой посватался осенью, а сам в город к вдове одной умотал. Я за сосновского и вышла. Хорошо с им жили. Слова худого не слыхала. А Агаша и впрямь недолго жила. Но хорошо. Муж ее жалел и после даже не женился.


Н. Лазарева

г. Артемовский 

---