Леонид Млечин
Писатель
Эхо планеты, № 35


«Если бы большевики не взяли власть в октябре-ноябре, — вспоминал Лев Троцкий, — они, по всей видимости, не взяли бы её совсем». Если бы в ту пору в Петрограде не было бы ни Ленина, ни Троцкого, Октябрьской революции не было бы вовсе. История России пошла бы иным путём.

Ленин был одним из самых знаменитых людей эпохи. Люди шли за него на смерть, горы сворачивали и правительства свергали, расталкивали друг друга только ради того, чтобы увидеть его одним глазком. Познакомившись с ним поближе, они, вероятно, были бы сильно разочарованы.

Дело в том, что в личном общении Владимир Ильич был не прост и малоприятен. Он был человеком резким и, по-видимому, злым. С презрением относился ко всем своим соратникам, в том числе к тем, кого сам вознёс на высокие посты и приблизил. О родных Ленин вообще был невысокого мнения.

Он был от природы наделён фантастической целеустремлённостью и железной волей, но его подводила хрупкая нервная система, утверждают историки. От нервных вспышек сыпь выступала по телу. Вождь революции быстро уставал и нуждался в постоянном отдыхе на природе. Он был очень вспыльчивым, раздражительным, легко впадал в гнев и в ярость. Мучился бессонницей, головной болью, поздно засыпал и плохо спал. Утро у него всегда было плохим. Бросалась в глаза его маниакальная забота о чистоте, ботинки он начищал до блеска, не выносил грязи и пятен.

В личной жизни Ленин был ханжой. В политике — абсолютно аморален.

Грабь награбленное!

Один из предреволюционных соратников Ленина оставил любопытные записи разговоров с ним. Будущий глава советского правительства рассуждал так: «Партия — не пансион для благородных девиц. Нельзя к оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной мерзавец, может быть, для нас именно тем и полезен, что он мерзавец».

В предреволюционные годы партия остро нуждалась в деньгах. Добывали их, не стесняясь в средствах. В частности, большевики убедили миллионера Савву Морозова и владельца мебельной фабрики на Пресне Николая Шмита передать им огромные по тем временам деньги.

Николай Павлович Шмит в ночь на 13 февраля 1907 года скончался в Бутырской тюрьме, куда его посадили за поддержку революционеров. Младший брат покойного Алексей Павлович отказался от своей доли наследства. Всеми деньгами распоряжались сёстры Шмита Екатерина и Елизавета. Борьба за его наследство была долгой и аморальной, с использованием фиктивных браков. По заданию партии двое большевиков посватались к сёстрам. Один, Виктор Таратура, член Заграничного бюро ЦК, позаботился о том, чтобы его жена Елизавета отдала большевикам все свои деньги.
Но официально полученных денег было недостаточно. Ленин поручил Леониду Красину наладить производство фальшивых банкнот, но дело не пошло. Ленин благословил создание боевых дружин и «боевые выступления для захвата денежных средств». Слово «грабёж» не использовалось, называлось это «экспроприацией». Владимир Ильич и произнёс эту знаменитую формулу «грабь награбленное!». О чём, став главой правительства, сожалел. Не о том, что по его поручению совершались ограбления, а о том, что он высказался так откровенно.

Единственная любовь

В 1910 году в Париж приехала молодая революционерка Инесса Арманд, элегантная, жизнерадостная, необычная. В ней удивительным образом сочеталась жажда революции с жаждой жизни. Это и привлекло Ленина. Просто красивые дамы его не волновали. У него и друзей-то не было. А это было как удар молнии. Свидетели вспоминали: «Ленин буквально не спускал своих монгольских глаз с этой маленькой француженки».

«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда прежде, какое большое место ты занимал в моей жизни». Это — единственное сохранившееся личное письмо Инессы Арманд Ленину. Остальные письма она уничтожила. Такова была просьба возлюбленного. Он уже был лидером партии и думал о своей репутации. А она думала о нём и продолжала его любить...

У Ленина были проблемы со зрением. Поэты воспевали знаменитый ленинский прищур, а у него левый глаз был сильно близорук — четыре с половиной диоптрии, поэтому он и щурился, пытаясь что-то рассмотреть. Левым глазом он читал, а правым смотрел вдаль. Но Инессу Арманд разглядел сразу — красивая темпераментная революционерка и полная единомышленница в делах...

Страстная и опытная, Арманд открыла Ленину новый для него мир наслаждений. Это оказалось почти так же увлекательно, как заниматься революцией. Но Ленин не оставил жену даже в разгар романа с Инессой Арманд. А ведь это были самые счастливые дни его недолгой жизни. И тем не менее этой любовью он пренебрёг. Считал любовь делом преходящим, менее значимым, чем прочные дружеские отношения с Крупской?

Крупская посвятила ему свою жизнь. Их объединяли общие идеалы, взаимное уважение. Нельзя сказать, что брак был неудачным. Владимир Ильич ценил жену, сочувствовал её страданиям. Он понимал, как важны для него преданность и надёжность Надежды Константиновны, хорошо и разносторонне образованной женщины. Она, не жалуясь, помогала ему во всём.

Роман с Инессой, так или иначе, тянулся лет пять, пока Ленин не прервал любовные отношения, оставив только деловые. И всё равно нежные нотки постоянно прорывались. У него были поклонники — их была масса, боготворившие его и всё ему прощавшие. Но близких, закадычных, интимных друзей не было. Кроме Инессы Арманд. Когда она умерла от холеры, Владимир Ильич шёл за гробом через весь город. О чём он в эти часы думал? О том, что напрасно отказался от любви Инессы Арманд и жестоко обделил себя? Ощущал своё одиночество? Чувствовал неотвратимо подступающую неизлечимую болезнь, которая скоро, очень скоро превратит его в полного инвалида?
Кто знает, будь у него любящая и любимая жена, полноценная семья, дети, революция, Гражданская война, советская власть не оказались бы такими кровавыми? Впрочем, возможно, если бы у него нашлось желание проводить время в кругу семьи, заниматься женой и детьми, революции вообще бы не случилось...

Что означал НЭП?

Когда большевики взяли власть, это была не революция, а контрреволюция. Октябрь отменил почти все демократические завоевания, которые дал России Февраль. Но демократией и свободой, похоже, никто не дорожил. Страна, напуганная хаосом и анархией, приняла большевиков как сильную и уверенную в себе власть.

Общество легко вернулось в управляемое состояние, когда люди охотно подчиняются начальству, не смея слова поперёк сказать и соревнуясь в выражении верноподданничества. И все покорно говорят: да, мы такие, нам нужен сильный хозяин, нам без начальника никуда.

Люди готовы строиться в колонны и шеренги, не дожидаясь, когда прозвучит команда, а лишь уловив готовность власти пустить в ход кулак или что-то потяжелее. Это, верно, куда более укоренившаяся традиция — всеми фибрами души ненавидеть начальство, презирать его и одновременно подчиняться ему и надеяться на него.

Эпоха Февраля была слишком недолгой, чтобы демократические традиции укоренились. Для этого требуются не месяцы, а десятилетия. К Октябрю семнадцатого все были подавлены, измучены, истощены. Страна не выдержала испытание свободой.

Только кажется, что за Лениным пошли те, кто мечтал продолжить революционный разгул. Большинство людей привыкли полагаться на начальство — и не выдержали его отсутствия. Исчезновение государственного аппарата, который ведал жизнью каждого человека, оказалось трагедией. Большевиков поддержали те, кто жаждал хоть какого-нибудь порядка, кто повторял: лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Люди верно угадали, что большевики установят твёрдую власть. Значительная часть общества не симпатизировала большевикам, но всего за несколько месяцев успела возненавидеть демократию.

Ленин не только взял власть в стране с самой большой в мире территорией, а население России — 165 миллионов человек — в два раза превышало население Германии, но взялся за фантастическое дело — пытался своими декретами и решениями коренным образом перевернуть всю жизнь огромной страны.

В советские времена принято было считать дореволюционную Россию безнадёжно отсталым государством, которое Ленин вывел на столбовую дорогу развития. Современные исследования опровергают эти заблуждения. Российская экономика была на подъёме и располагала большим потенциалом развития.

«Россия накануне Первой мировой войны — одна из основных экономических держав, — доказывает крупный американский экономист Пол Грегори. — Темпы экономических и социальных перемен в России были сравнимы с европейскими, хотя заметно отстали от темпов США».

До революции наша страна была крупнейшим экспортёром зерновых. При большевиках страна с трудом будет кормить собственное население, а затем и начнёт закупать зерно за границей. Решение заменить рыночную экономику планово-административной оказалось губительным.

Увидев, что экономика развалилась, город голодает, а деревня ненавидит большевиков, Ленин, лишённый догматизма, понял, что придётся отказаться от идеи немедленного построения коммунистического общества.

«Много комментируется речь Ленина о новой экономической политике, — записал в дневнике в октябре 1921 года профессор Московского университета Юрий Готье. — По-моему, это слова лжеца и наглеца, которому ничего не стоит играть словами, как ему ничего не стоит жонглировать идеями и людьми».

Профессор был недалёк от истины. Ленин писал члену политбюро и заместителю главы правительства Льву Каменеву: «Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору. Мы ещё вернёмся к террору и к террору экономическому».
В его словах не было противоречия с решением о переходе к новой экономической политике. НЭП — вынужденное и временное отступление. Марксистская доктрина требовала отмены частной собственности и административного управления всеми сторонами жизни общества. Ленин всё равно считал политику строительства коммунизма правильной. Надо было только немного изменить методы.

Отказаться от планово-административной экономики было равносильно признанию в провале коммунистического эксперимента. На это даже Владимир Ильич при всей его невероятной гибкости пойти не мог. Ведь это стало бы и признанием бессмысленности Октябрьского переворота и многолетней Гражданской войны.

А ведь НЭП дал фантастические результаты. Несмотря на страшные потери в Гражданскую, в стране ещё оставались миллионы людей, которые хотели и умели работать. Даже частичное снятие оков с экономики, даже частичное возвращение к рынку позволило им развернуться. Россия не только полностью обеспечивала свои потребности, но и вновь экспортировала зерно.

Но все эти успехи мало радовали советских руководителей. Расцвет страны в период НЭПа они воспринимали с плохо скрытым раздражением и возмущением, мечтали поскорее вернуться к своим чертежам и планам. Эти чувства понятны: Россия нэповская могла прекрасно развиваться и без них. Жёсткий политический режим только мешал экономике. Партийный аппарат и госбезопасность оказывались лишними. Так что же, большевистским вождям уходить? Они хотели оставаться хозяевами страны.

Аппарат против создателя

25 мая 1922 года у Ленина случился удар: частичный паралич правой руки и правой ноги, расстройство речи. В узком кругу Сталин хладнокровно констатировал: «Ленину капут!»

Организм вождя революции преждевременно износился. Его физическая и нервно-эмоциональная системы не выдержали нагрузки. Первые сорок шесть лет своей жизни, то есть до возвращения в Россию из эмиграции в 1917 году, он прожил сравнительно спокойно, занимаясь литературным трудом. Он не был готов к тому, чтобы взять на себя управление страной, погрузившейся в хаос и вынужденной вести войну. В августе 1919 года в Ленина стреляли на заводе Михельсона. В него попали две пули. Они не были отравленными. И вообще Ленину относительно повезло: ранение не так сильно ему повредило. Его главной болезнью был атеросклероз — происходило сужение артерий, питающих головной мозг.

После первого удара Владимир Ильич оправился, но к полноценной работе уже не вернулся. Созданная им самим вертикаль власти оказалась крайне неустойчивой. В большевистской верхушке вспыхнула острая борьба за власть.
Несмотря на строжайшие запреты врачей, прикованный к постели Ленин рвался к делу, пытался участвовать в политической жизни страны и влиять на неё. Однако Ленин быстро почувствовал, что его мнение больше никого не интересует. Владимира Ильича уже списали. Всё партийное хозяйство оказалось в руках генерального секретаря Сталина.
Владимир Ильич, как человек разумный, с отвращением наблюдал за разбуханием советской бюрократии и появлением высокомерной и чванливой советской аристократии. Искренне ненавидел аппарат. Но это было творением его рук и непременным условием существования созданного режима. Он заложил основы системы, возглавлять которую мог только человек, сам внушающий страх. Он и должен был стать полновластным сатрапом, который регулярно рубит головы своим подданным. Но по-человечески не захотел принять эту роль, поэтому аппарат подчинился тому, кто захотел.

Возможно, Ленин не возмущался бы Сталиным и его аппаратом, если бы они не повернулись против него, когда он тяжело заболел. Владимир Ильич потерял власть над страной и партией раньше, чем закончился его земной путь.

Как же в реальности Ленин относился к Сталину?

Об этом говорится в записках сестры Ленина Марии Ильиничны Ульяновой, которые были найдены после её смерти в 1937 году, а преданы гласности только в наши времена.

Сталин видел, как Ленин относится к нему, и пытался воздействовать на вождя через сестру. Он вызвал к себе Марию Ульянову.
— Я сегодня всю ночь не спал, — сказал ей Сталин. — За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь.
Мария Ильинична пришла к брату:
— Сталин просил передать тебе горячий привет и сказать, что любит тебя.
Ильич усмехнулся и промолчал.
— Что же, — спросила Мария Ульянова, — передать ему и от тебя привет? Володя, он всё же умный, Сталин.
— Совсем он не умный, — ответил Ильич, поморщившись...

Может быть, Ленин находился во власти минутного раздражения? Мария Ильинична Ульянова писала перед смертью, что эмоции не имели значения для брата: «Слова его о том, что Сталин «вовсе не умён», были сказаны В.И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нём — определённое и сложившееся, которое он и передал мне. Это мнение не противоречит тому, что В.И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-нибудь сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых В.И. считал, что Сталин должен быть убран с поста генсека».

Ленинское «письмо к съезду», как его ни толкуй, содержит только одно прямое указание: снять Сталина с должности генсека, остальных менять не надо, хотя Ленин и отметил — довольно болезненным образом — недостатки каждого из самых заметных большевиков. Но получилось совсем не так, как завещал Владимир Ильич. Сталин — единственный, кто остался на своём месте. Остальных он со временем уничтожил.

Фанатик власти

Владимир Ильич был фанатиком власти. Ради власти был готов на всё — даже отдать пол-России. Он оседлал идею строительства коммунизма, счастливого общества. Хотите быть счастливыми? Значит, надо идти на жертвы. Вот миллионы в Гражданскую и погибли. И всё-таки Ленин оставался человеком ХIХ века. Он с лёгкостью рассуждал о необходимости расстреливать тех, кого считал врагами советской власти, но споры и политические разногласия не считал поводом для вражды и репрессий.

В статьях и письмах ругался как ломовой извозчик. Таков был его стиль. Он не стеснялся в споре быть дерзким и грубым. Но легко менял гнев на милость, если недавний оппонент превращался в политического союзника. Люди, которых он бранил, оставались его ближайшими соратниками, помощниками и личными друзьями. Он всё-таки был человеком не столь жестокого ХIХ века. Не уничтожал тех, с кем разошёлся во взглядах. И соратники его не боялись.

Он считал, что вправе нарушать любые нормы морали и нравственности ради великой цели. Отменил правосудие на территории всей страны и наделил своих соратников и последователей беззаконным правом казнить и мучить. И в этом его преступление перед Россией.

Ленин создал систему, подавляющую свободу человека. Но чем дальше, тем меньше система ему нравилась. Владимир Ильич не был ни коварен, ни жесток. Ему уничтожение людей вовсе не доставляло удовольствия. Если бы он прожил подольше, очевидный здравый смысл и отсутствие природной жестокости уберегли бы Россию от того физического и нравственного террора, которым ознаменуется сталинская эпоха. Потери страны были бы неизмеримо меньшими, легче было бы возвращаться на нормальную историческую колею. Проживи Ленин дольше или исполни он своё указание убрать Сталина с поста генсека, судьба России могла сложиться иначе.

После окончания Гражданской войны и принятия новой экономической политики страна находилась на распутье. Путь к тоталитарному правлению вовсе не был предопределён. В Советской России и при большевиках мог сложиться жёсткий, даже авторитарный режим, но без репрессий, раскулачивания и уничтожения крестьянства. И как многие другие европейские государства, которые в двадцатые годы прошли через авторитарное правление, Россия постепенно двигалась бы к полноценному многопартийному демократическому устройству. [more/]