Помню я года семидесятые в виде бесконечной теплой лужи: кто-то говорит о них «проклятые», кто-то помнит, что бывало хуже. Новости газетные, как правило, были с явным привкусом металла: вся Отчизна строила и плавила, добывала, сеяла, пахала… От такой палитры все мы стухли бы — ни правдоподобия, ни смысла, — так что вся страна питалась слухами: те уехали, а этот спился.
Помню я лихие девяностые, сборный запах свежести и гнили; новости тогда первополосные были две: «взорвалось» и «убили». Непонятно было, вор на воре ли — или суки вылезли в начальство; вру, еще писали, что уволили. Увольнял Борис довольно часто.
Кое-как вступили мы в десятые, и пошло: аресты ли, суды ли… Новости тотально полосатые: тех закрыли, этих посадили. Не «большой террор», а так, терроришко, не палач, а так себе нудила, но моя цикличная теория вновь себя блестяще подтвердила. И по этой горестной теории — не вступайся, Запад, подотрись ты! — всех разбили на две категории: сверху воры, снизу террористы. Нам повинность эту испокон нести: вечный страх и нервная зевота. С виду это все триумф законности: и своих сдают, не все ж Болото!
Вот такой ответ дворцам и хижинам, с будущим заветное знакомство: что же будет с нами, если выживем, если не умрем и не сопьемся? Всяк, кто пережил семидесятые и не сдох от шокотерапии, — превращен в изменники пейсатые или расхитители тупые.
Баста, дорогие современники. Нам нельзя вступать в переговоры. Половина Родины — изменники, половина — жулики и воры. Все попытки выплавить society обернутся полным развозжаем. Либо вы нас в тюрьмы побросаете, либо мы вас всех пересажаем.
Тут и совесть — кстати ли, некстати ли — вылезла в преддверии финала: надо бы утешить вас, читатели! Финиш года, холод, свету мало… Все вокруг настолько опоганились в этом вечном мороке вечернем, что про вероятный Апокалипсис думаешь порою с облегченьем. Лед на стеклах, комната прокурена, комнатные фикусы поникли… Надо же надежду хоть какую-то дать в конце концов, иначе фиг ли? Может ли событье беспримерное нас сплотить, единством согревая?
Думаю, что может. И, наверное, это будет третья мировая.
