А c зайцем случилось вот что. ЗаяцЗаяц на дереве Бианки жил на островке среди широкой реки. Он и внимания не обращал, что река кругом его островка с треском сбрасывала лед. В тот день заяц спокойно спал у себя под кустом. Солнце пригревало его, и косой не заметил, как вода в реке стала быстро прибывать.

II.

Он проснулся только тогда, когда почувствовал, что шкурка его подмокла снизу. Вскочил, — а вокруг него уже вода. Началось наводнение. Замочив только лап-ки, заяц удрал на середину островка: там было еще сухо. Но вода в реке прибывала быстро. Островок становился все меньше и меньше. Заяц метался с одного конца в другой. Он видел, что скоро весь островок исчезнет под водой, но не решался броситься в холодные, быстрые волны: он не мог бы переплыть разбушевавшуюся реку.

II.

Так прошел весь день и вся ночь. На следующее утро из воды торчал только крошечный кусочек острова. На нем росло толстое корявое дерево. Перепуганный заяц бегал кругом его ствола. А на третий день вода поднялась уже до самого дерева. Заяц стал прыгать на дерево, но каждый раз обрывался и шлепался в воду. Наконец ему удалось вскочить на толстый нижний сук. Заяц примостился на нем и стал терпеливо дожидаться конца наводнения: вода в реке уже больше не прибывала.

IV.

С голоду умереть он не боялся: кора старого дерева была хоть и очень горькая, но все-таки в пищу пригодная.

Гораздо страшнее был ветер. Он качал дерево так сильно, что заяц еле держался на суку. Он был точно матрос на мачте корабля: сук под ним раскачивался, как рея, а внизу бежала глубокая холодная вода.

Три дня просидел заяц на дереве. Наконец вода спала, и он спрыгнул на землю. Так ему и жить теперь среди реки на острове — до жаркого лета. Летом река обмелеет, и он доберется до берега.

Когда я был маленький, я думал: вот бы попасть в такую страну, чтобы ни птицы, ни звери меня не боялись. Бежит, например, заяц. Я ему кричу: "Зайка, зайка!" Он и остановится. А я его поглажу — ну, беги дальше!
А если волк… Ну, так я крикну: "Уходи, уходи прочь!" И он — во все лопатки. И чтоб к птице можно было подойти и разглядеть её.
А то чижика какого-нибудь иначе как за двадцать шагов, да ещё сквозь ветки, и не подсмотришь — не подпустит. Чего там чижика, когда кошку чужую на лестнице не погладишь: она сразу спину дугой, хвост трубой — прыск, прыск! — и на чердак… А по лесу идёшь, так будто и никакие звери там и не живут, — все от тебя прячутся и притихнут. Один раз белку видел — и то только хвост. Может, и не белкин.
Я больших спрашивал, — есть ли такие места где-нибудь, чтоб звери к себе подпускали? А большие только смеялись и глупости говорили: "На вот, возьми соли, насыпь зайцу на хвост, тогда он тебя и подпустит".
И так было обидно! Я вырос, а обиды не забыл, но уж надежды подманить зайца у меня, конечно, не осталось. Я уже моряком стал, пароходным механиком. Попал как-то на китобойный корабль.
Киты, конечно, от нас удирали полным ходом. И было отчего: мы их из пушки били. Ядром. А впереди ядра приделана пика: называется гарпун. А от пики идёт к пароходу верёвка.
Но я смотреть на это не любил. Да и смотреть не на что было: сверху небо, внизу вода, а по воде лёд. Мы всё время плавали в холодных странах.зайцы
Раз поднялась буря. Нас куда-то понесло. Я всё у машины сидел и не спрашивал, где это мы плывём.
Вдруг как-то слышу — наверху все кричат:
— Земля! Трава, зелёная трава!
Я не поверил и выскочил на палубу. Смотрю, верно: берег, на нём зелёная трава, горы, на небе солнышко. Всем стало очень весело. Даже петь начали.
Капитан остановил пароход, и все стали проситься на траву погулять.
Мы выехали на лодке на берег — и давай бегать по траве. Я ушёл совсем далеко за холмы, а когда устал, лёг посреди луга.
Вдруг смотрю — что такое? Беленькое что-то. Я привстал. Смотрю: зайчик. Весь белый, настоящий зайчик.
"Смешно! — подумал я. — Зелёная трава, а заяц белый. У нас зайцы серые летом бывают".
Я боялся шевелиться, чтобы не спугнуть зайца.
Гляжу: и другой выскочил. А вот их уже три. Фу ты! Уже десяток!
Я устал неподвижно сидеть и шевельнулся. Зайцы посмотрели на меня и поскакали, да не от меня, а ко мне!
Что за чудо: обступили — их уже с сотню было вокруг меня — и разглядывают: что я за диковинный зверь такой?
Я двигался как хотел. Даже папиросу закурил. Зайцы на задние лапки становились, чтоб меня лучше разглядеть.
Мне так весело и смешно стало, что я начал с зайцами говорить:
— Ах вы, шельмы! Да в самом ли это деле? Да неужто это бывает, чтобы зайцы не боялись? А вот я вас сейчас напугаю!
Зайцы только посматривают, ушками потряхивают.
— Да я вас из ружья сейчас!
Нарочно я: ружья-то у меня никакого не было.
Я как хлопну в ладоши, да как крикну: "Пиф! паф!"
Зайцы подскочили. Наверно, удивились. Вот чудак какой! Но никто не побежал, а просто травку стали щипать — тут же, рядом со мной.
Теперь вот, если б была соль, можно б каждому на хвост насыпать.
Тут я хватился: на пароход, пожалуй, пора.
— Ну, — говорю, — прощайте, храбрые зайчишки!
И зашагал.
Смотрел только, чтобы на зайцев не наступить.
А куда идти? Где пароход? В какой стороне? Совсем забыл!
Впереди были горы. Дай, думаю, залезу на гору: с высоты будет видно, где море. Оттуда сразу к морю и пойду. А на море — пароход.
Стал взбираться на гору. Вдруг смотрю: что такое — коровьи следы?
Да сколько! Да это целое стадо шло!
"Ага! — подумал я. — Коли тут стадо, — значит, есть и пастух. Значит, здесь люди живут. Вот я пастуха и расспрошу, почему у них зайцы такие храбрые".
А следы коровьи всё уже да уже. Вот уж, видно, гуськом шли и дорожку протоптали, и дорожка ведёт на кручу. Да так круто, что я уж стал на четвереньках царапаться. А сам думаю: мне здесь через силу, а как же коровам тут лазать? Удивительные какие коровы! Здесь только козам скакать.
И вот уж я долез до самого верха: вниз глянуть страшно. И вот передо мной камень; прямо не знаю, как влезть.
Я уцепился руками, поддал ногами и выскочил животом на камень.
Вот бы передохнуть!
Какое тут передохнуть! В десяти шагах от меня стоит большой, рогатый зверь, весь лохматый, шерсть до полу и на ногах острые копыта. И прямо на меня глядит.
Поглядел немного и пошёл на меня.
Я подумал: "Назад надо!"
Да куда там назад: если мне с этого камня под кручу прыгать, так я покачусь вниз, как камешек, и останутся от меня одни «дребезги». Туда вниз посмотреть — и то голова кружится.
А спереди — этот рогатый. Сейчас как боднёт!..
У меня душа в пятки ушла. Закрыл я глаза со страху: будь что будет!
И вот с закрытыми глазами слышу: зверь ко мне подходит. Вот совсем подошёл.
Слышу, как жарко дышит.
Я не выдержал, один глаз приоткрыл, а мы с ним — нос к носу!
Он воздух ноздрёй потянул, фыркнул в бок. Повернулся и… потихоньку пошёл назад.
Я дух перевёл: не хочет, значит, меня бодать! Раздумал.
Я встал на ноги. И вот что я увидел: целое стадо таких зверей, штук двадцать, паслось тут на горе. Каждый из них, если б захотел, мог меня забодать и растоптать. Но, видно, никто из них не собирался на меня нападать.
Я вдруг вспомнил, что видел таких на картинке, даже вспомнил, как назывались. Называется этот зверь — овцебык.
Я огляделся — и там, за быками, увидел море. Подумал: "Ничего, пока они меня не трогают, я, может быть, угляжу спуск и пойду вокруг горы".
Спуска я никакого не нашёл и тут услышал гудок нашего парохода. Это значит: хватились меня, зовут. А меня-то нет, и никто не знает, что я на этой горе. Людей тут нет. Пропаду!
Мне оставалось одно — идти прямо на быков. Эх, была не была! Распугаю.
А самому — во как страшно!
Я заорал не своим голосом. Завертел руками, как мельница, и ногами затопал.
Быки все на меня оглянулись, своих телят и маток затолкали в середину, сами вокруг стали и рога вперёд выставили.
Я сразу присмирел и даже на землю сел. А быки постояли-постояли, — видят, что я ничего не делаю, и опять взялись траву щипать.
А пароход гудит, гудит!
Я чуть не заплакал. Я снял фуражку и стал быкам говорить — никого не было, так что не стыдно.
Я сказал:
— Вы знаете, честное слово, мне просто на пароход надо! Я никому ничего не сделаю. Только, пожалуйста, пожалуйста, не бодайте меня, не кусайте меня!.. Я только пройду, честное слово!
Быки посмотрели, как я говорю, и ничего.
Я пошёл. Прямо на стадо. Всё приговаривал сначала:
— Миленькие, я, честное слово, только так… Я на пароход.
Одного даже слегка погладил.
Потом пришлось протолкнуться между двумя. Тут уж я посмелей:
— Дорогу-то дайте же, в самом деле! А то стали — ни пройти ни проехать!
Дальше смотрю: один лёг как раз у меня на пути.
Я уж крикнул:
— А ну, вставай!
Лежит, проклятый, и ухом не ведёт.
— Да вставай ты!
Я вплотную подошёл и ткнул ему под брюхо ногой.
Ух, шерсть какая на них большая: сапог так и ушёл, как в сено!
А бык ничего: только мыкнул, не спеша встал на колени, как домашняя корова, поднялся и отошёл нехотя вбок. Я его ещё ладошкой подтолкнул.
Я прошёл через стадо. Спустился с горы и побежал по долинке — скорей к морю! Пароход уже гудел тревожно.
Я бежал со всех ног. Всё думал, какие это быки на вид только страшные, мохнатые. А если их выстричь, как овцу, окажется лёгкая зверюшка, вроде козы. Понятно, что они на такие кручи царапаются: копытца-то у них острые.
Вдруг смотрю: что такое? Две собаки.
Нет, какие там собаки, — волки! Чистейшие полярные волки. Этих-то я уж знаю. Не раз с парохода видел.
И бегут прямо на меня. Нюхают землю, меня не видят.
Ветер дул от них, и моего человеческого духа на них не несло. Они меня не чуяли и бежали, глядя в землю.
Я встал как вкопанный: авось не заметят, пробегут мимо.
А они всё ближе да ближе.
И тут, понимаете, что случилось: мушка, паршивенькая маленькая мушка села мне на нос.
Я рукой боюсь шевельнуть: где тут до мухи, когда волки сейчас съедят? А она, дрянь, на свободе расхаживает да мне в нос.
И вот что тут случилось.
Защекотало, защекотало у меня в носу, я как чихну — ап-чхи! Во весь дух.
Волки стали. На миг глянули на меня… Да как бросятся наутёк. Только я их и видел.
Я припустил вперёд и скоро прибежал к морю. В лодке уж меня ждали, и пароход ругался — гудками, конечно.
На пароходе я спросил капитана:
— Какая это земля?..
— Восточный берег Гренландии, — ответил капитан.
— Ну, ладно, — сказал я. — Но что же это за страна такая? Ведь здесь всё шиворот-навыворот: зайцы сами тебе чуть за пазуху не скачут, диких быков — хоть поленом гоняй, а волки от человеческого чиху, как от пушки, врассыпную!
И про себя подумал: "Совсем как мне маленькому хотелось, чтобы соль на хвост сыпать".
Капитан улыбнулся.
— А это, — сказал он, — это вот почему. Людей тут нет. И не было. Зайцы и овцебыки совсем с человеком не знакомы. И поэтому не боятся его.
— А волки почему же боятся? — спросил я.
— А волки пришли сюда недавно. По льду перешли из Америки. И они отлично помнят, что такое человек. И что за инструмент у него — ружьё. Им и неохота связываться с человеком.
Вот что сказал мне капитан. И я думаю, что это правда.

Грибов в мифах, легендах и преданиях множество: то в качестве героев, то в виде магических знаков. Представления о принадлежности грибов к потустороннему миру имеют место у славян. Чешское присловье «тогда ты еще ходил по грибы» или «...еще грибы пас» употребляется в значении «тебя еще на свете не было».
Индейцы и сибирские народы с давних времен принимали галлюциногенные грибы во время религиозных праздников. В ненецкой ворожбе по количеству съеденных шаманом мухоморов определялось число изгнанных им злых духов.


В японской сказке бедняк Коскэ, аналог нашего Емели, отведал красных грибов и веселился весь день, а на следующий накормил ими местную Несмеяну вместе с ее отцом - правителем и царедворцами, которые сразу впали в буйное веселье, быстро перешедшее в свадьбу героя с принцессой.
В Индонезии считалось, что поев неких грибов, люди обретают способность говорить на разных языках. В Мезоамерике на рубеже новой эры появились скульптуры грибов-идолов, а за 3,5 тыс. лет до этого - изображения танцующего шамана с грибом в руках.

В славянской народной демонологии грибы являются живыми существами, обладают даром речи, превращаются то в жаб и червей, то в золото, способны отбирать у людей силу и здоровье. Растущие кругами грибы русичи испокон веку называли «ведьмиными кольцами».
В палеоазиатской мифологии широко распространены сюжеты о «мухоморных людях», на Чукотке тоже сохранились предания о лесных девушках-мухоморах, которые заманивают охотников в лес.

Поляки и белорусы считали грибы заколдованными ведьмами или карликами. На русском Севере, напротив, верили, что грибов в лесу не будет, если под дождем искупалась ведьма.
Зато освященные грибы служили оберегом от нечистой силы, от сглаза, использовались в народной медицине.

Широко распространена версия о происхождении грибов от грома, например, в результате наказания богом-громовержцем своих детей (античные государства, Индия, Аравия, Дальний Восток, Океания, Северная Америка и т.д.). Это отразилось и в названиях: русский «громовик», словенский - molnjena goba, «молнийный
гриб», маорийский whatitiri.

Греки называли грибы пищей богов, а ацтеки - божьей плотью. В даосизме они считаются пищей гениев и бессмертных
Происхождение грибов связывается и с пищей, которую втайне от Христа ели и выплюнули апостолы. Так, у немцев, украинцев, белорусов и словаков существует легенда о том, что женщина даёт св. Петру хлеб (пирог), тот ест украдкой; Христос спрашивает, что Петр ест, тот давится, хлеб превращается в грибы.

У австрийцев - другой вариант. В пору солнцеворота св. Петр и Господь проголодались, крестьянин дал Петру три золотистых пончика; оба съели по одному, а третий Петр спрятал; по пути стал откусывать понемножку, но каждый раз, когда хотел проглотить, Господь его о чем-нибудь спрашивал, он выплевывал кусок - так появились грибы лисички, вырастающие ко дню летнего солнцеворота.

1.


2.


3.

"Здравствуй, лес,

Дремучий лес,

Полный сказок и чудес!

Ты о чем шумишь листвою

Ночью темной, грозовою,

Что нам шепчешь на заре

Весь в росе, как в серебре?

Кто в глуши твоей таится?

Что за зверь? Какая птица?

Все открой, не утаи:

Ты же видишь, мы свои."

С. Погореловский

Лес напоминает многоэтаж­ное здание. На каждом этаже свои растения, птицы, звери, насекомые, и все они тесно вза­имосвязаны между собой и ок­ружающим миром. Так, напри­мер, под землей находится большое количество корней: трав, кустарников, деревьев. Это как бы подвал. Здесь кор­ни различных деревьев сплета­ются с нитями грибницы. Они взаимно помогают друг другу развиваться. В подвале, в под­земелье находятся дома мы­шей, барсуков, кротов и раз­ных насекомых. К жителям подземелья относятся также дождевые черви, они рыхлят почву, перемещают перегной и делают ее более плодородной.

На поверхности земли растет мох и травянистые растения. Здесь лесное население более разнообразно. Прямо на зем­ле в траве вьют свои гнезда со­ловьи, строят свои домики му­равьи, медведи, лисы и другие животные устраивают берлоги и норки. На следующем этаже растут кустарники. Здесь вьют свои гнезда дрозды. Еще выше находятся кроны деревьев. Они различной формы и высо­ты. В стволах деревьев поме­щаются дупла (домики) белки, дятла, синички, еще выше -совы. На самых верхних эта­жах размещены гнезда хищ­ных птиц: ястребов, орлов. В летний период все этажи быва­ют сильно заселены.

Сидит на ромашке смешная букашка,

Сидит и вздыхает она от тоски,

Никак, ну никак она не сосчитает

Ромашкины беленькие лепестки.

Весь день сосчитать их бедняга не может,

Ну кто же, ну кто же бедняжке поможет?

Тюленье прилежание

Вызывает удивленье

Прилежание тюленье:

Целый день

Лежит тюлень,

И ему

Лежать на лень!

Жаль, тюленье прилежание-

Не пример для подражания!

Алина Лезьева

1.


2.


3.

а вы знаете,как называется это насекомое?

1.

С детства ёж представляется нам таким маленьким лесным грузовичком. Семенит себе по травке, а на спине то яблоко, то гриб. Запасливый, к зиме готовится. Этот образ забавного колючего существа сформирован в нас добрыми мультфильмами и иллюстрациями в книжках. Кому он дорог, ни в коем случае не читайте эту статью. В ней вся правда о ежах.

Чтобы поместить грибы и яблоки на иголки ежа надо обладать большой фантазией и чрезвычайно малыми познаниями о сущности этого зверька. Такие качества, по-видимому, были присущи древнеримскому писателю Плинию Старшему. Ведь именно ему приписывают самое раннее изложение мифа о еже. Звучит оно так: «Еж собирает на зиму пропитание. Он катается на яблоках, упавших на землю. Наколет их на свои иглы и еще одно возьмет в рот и несет в дупло дерева». Знал бы Плиний, какой ахинеей он заразил умы своих современников и их потомков.

Начнем с того, что растительная пища ежей не интересует в принципе. Современная наука относит ежей к насекомоядным, то есть тем млекопитающим, основу рациона которых составляют различные беспозвоночные. Черви, улитки, жуки – вот что занимает ежика в его поисках. Он с удовольствием подберет слизняка с гриба, но сам гриб проигнорирует.

Даже если бы ёж питался грибами да яблоками, он бы ел их на месте, а не таскал бы в мифическое дупло. Еж делает запасы не где-нибудь, а в собственном теле. Иными словами отъедается, нагуливает жир. Ведь зимой он впадает в спячку, и просыпаться, чтобы перекусить в его планы не входит.
Яблоки они не таскают, это придумали для детей, в детских сказках и мультиках, тем более, что они яблоки не едят. А вот как ёжики избавляются от паразитов, которых, между прочим, в иголках очень много - они катаются по траве, где есть упавшие листья и яблоки и иногда кусок яблока или листик может и пристать к колючкам и остаться на них.

И, наконец, немного о способности ежа накалывать что-либо на свои иголки. Ежовые иглы суть волосы, которые эволюция заставила превратиться в надежное орудие самообороны. Когда ежу грозит опасность, особая мышца на его спине мгновенно превращает зверька в шар. А мышечные волокна, идущие к каждой иголочке, поднимают их дыбом. Это действенная методика хорошо срабатывает против хищников, но для сбора лесных даров не подходит. Кататься, свернувшись клубком еж не умеет. А при ином положении тела иголки не так уж и колки. Не удержатся на них ни грибы, ни уж тем более увесистые яблоки. Так что если встретите ежика на даче, не угощайте его своим урожаем. Он не оценит.

«Природа – это самая лучшая из книг, написанная на особом языке. Этот язык надо изучать»Гарин Н. (Гарин-Михайловский),(1852-1906) – русский писатель, инженер-путеец.

Абсолютная правда, пройти мимо такого создания очень трудно, даже понимая, что его притащили "из-за бугра" и перенес он кучу пересадок из канны в аквариум и обратно (как правило, выглядит рыба после такого переезда ужасно).
Создание гордо восседало на пенопластовом мостике и тихо "изучало" покупателей. Цепкий глаз безошибочно выделяет новенькое в толпе обычного ассортимента "рыбных рядов" и останавливается на странном существе, сидящем вне воды, обладающем большими глазами, похожими на перископ, внимательно рассматривающими происходящее вне аквариума (иногда кажется, что они наслаждаются бесплатным кино). Создание, умеющее лазить по деревьям и стенкам аквариума, выползающее на ладонь за кормом, тот, с которым можно поиграть, - может ли это быть рыбой ? Самой обычной (или безумно удивительной) рыбой, которая дышит жабрами и живет в аквариуме. Огромные зелено-голубые глаза и плавники придают им инопланетный вид. Существует одна такая рыбка, которая за долгие годы эволюции уподобилась. лягушке. То есть живет жизнью амфибий: и в воде, и на суше.

Удивительная способность вылезать из воды появилась у них не так давно. Дело в том, что эти рыбы принадлежат к эволюционной группе, развившейся в сравнительно недавнем геологическом периоде. Превращение плавников в подобие конечностей было этапом пути, пройденным древнейшими рыбами миллионы лет назад. Постепенно они обретали способность дышать воздухом и ходить по земле; их потомки уже меньше зависели от воды, возвращаясь туда только для размножения. Они стали первыми земноводными и первыми позвоночными, заселившими сушу.
Зовут эту рыбку ИЛИСТЫЙ ПРЫГУН. Его тонкое, усеянное пятнами туловище длиной около пятнадцати сантиметров, увенчано непропорционально крупной головой. Глаза расположены на макушке, а огромный рот - квадратный: он напоминает удивленного французского бульдога или миниатюрного гиппопотама. Окраска тела рыб неяркая, коричневато-серая, с темными разводами и серебристыми блестками. Плавники многоцветные. Особенно это относится к спинным: продольные полоски от кремового до красновато-оранжевого, голубовато-лазоревого и черного цветов. Самцы стройнее самок, ярче окрашены, имеют более развитые плавники.

Существует 35 видов (последний был открыт в конце 1997 года - возможно, будут открыты и новые виды) илистых прыгунов (mudskipper), живущих в солоноватых водах побережья Тихого и Индийского океанов - Африке, Индии, Китае, Австралии. Два рода оригинальных тропических рыб (Periophthalmus и Boleophthalmus) образуют семейство прыгуновых (Periophthalmrdae).

Илистые прыгуны лучше всего живут в солоноватой (1 ст. ложка на 15-20 литров) воде при температуре 26-30°С. В пресной воде их содержать не стоит. Вода должна быть жесткой и щелочной (pH 8-8.5), для чего следует использовать мрамор, ракушки и т.д. Полное опреснение воды они выдерживают недолго, и если быстро не поднять соленость, отказываются от еды и гибнут.

Рацион их должен быть разнообразным: насекомые и их личинки, земляные черви, крупный мотыль, дафния; с удовольствием едят скобленое мясо, филе гребешка, кальмара и т. д. Рыбки достаточно резво приручаются и даже узнают ухаживающего за ними человека. Разведение их не изучено и достаточно сложно. Перевозить их лучше в малом количестве воды и не закачивать кислородом.

Взрослые прыгуны в погоне за добычей или при испуге подпрыгивают до полуметра в высоту и на 1-2 м в длину. Грунт для них желателен окатанный из мелких фракций. Нелишне иметь выступающие над поверхностью воды камни, коряги и террасы с растительностью. Только не забывайте, что вода прилично соленая, и не все аквариумные растения такую соленость выдерживают! Поэтому лучше используйте надводные суккуленты и комнатные растения.
На грудные плавники прыгуны опираются, словно на ходули. А задние плавники у них действуют, как рычаги. Да еще и хвост помогает "ходить". Плавники помогают илистому прыгуну также великолепно плавать. В воде илистый прыгун дышит, как и все рыбы, жабрами. А на суше - кожей! По всей поверхности кожи - на спине, на боках - имеются наполненные кровью бугорки. В этой "раскидистой" сети капилляров и совершается газообмен. Несмотря на то что большую часть жизни он проводит не в воде, илистый прыгун - самая настоящая рыба.

Свое название илистый прыгун получил за своеобразное поведение самцов в период размножения. Каждый из них высоко подпрыгивает, чтобы привлечь самку. Вот как описывает этот ритуал один из исследователей: "Резко выпрямляя изогнутое тело, самец подпрыгивает на высоту около 20 см. В верхней точке своего прыжка он расправляет ярко окрашенный спинной плавник. Менее чем за минуту таких акробатических упражнений привлекается готовая к размножению самка. В период, предшествующий размножению, каждый самец энергично выдалбливает в иле норку глубиной 30-50 см, куда самка потом откладывает икру. Раз за разом самец ныряет в заполненную водой норку, откусывает кусочки ила своими крошечными зубами и относит его на 12-15 см в сторону.
http://uhtazoo.ru/facts.php?id=55

1.


2.


3.


4.

Рассказ для детей

Наш знакомый охотник шёл берегом лесной реки и вдруг услышал громкий треск сучьев. Он испугался и влез на дерево. Из чащи вышли на берег большая бурая медведица, с ней два весёлых медвежонка и пестун - её годовалый сын, медвежья нянька.

Медведица села. Пестун схватил одного медвежонка зубами за шиворот и давай окунать его в речку. Медвежонок визжал и барахтался, но пестун не выпускал его, пока хорошенько не выполоскал в воде.

Другой медвежонок испугался холодной ванны и пустился удирать в лес. Пестун догнал его, надавал шлепков, а потом - в воду, как первого. Полоскал, полоскал его - да ненароком и выронил в воду. Медвежонок как заорёт! Тут в один миг подскочила медведица, вытащила сынишку на берег, а пестуну таких плюх надавала, что он, бедный, взвыл.

1.


2.


3.


4.


5.

Помните мультфильм про Муравьишку, отчаянно спешившего домой, несмотря на проблемы с ножкой и приближающимся закатом?

Оказалось, что этот сказочный летний мир существует не только в мультфильмах, но и в реальности.

Российский фотограф Андрей Павлов, по его собственному признанию "в детстве сказок не дочитал", а теперь снимает "Муравьиные истории".

Фотографии получаются настолько сказочными и удивительными, что в тот самый мультфильм хочет верить безоговорочно!

1.


2.


3.


4.

Ребенок сказал: «Что такое трава?» – и принес мне полные горсти травы,
Что мог я ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое трава.
Может быть, это флаг моих чувств, сотканный из зеленой
материи – цвета надежды.
Или, может быть, это платочек от бога,
Надушенный, нарочно брошенный нам на память, в подарок,
Где-нибудь в уголке есть и метка, чтобы, увидя, мы могли сказать чей?
Или, может быть, трава и сама есть ребенок, взращенный младенец зелени?...

Уолт Уитмен

1.


2.


3.


4.


5.


6.

«В числе разнообразных охот человеческих имеет свое место и смиренная охота ходить по грибы… Я даже готов отдать преимущество грибам, потому что их надобно отыскивать, следовательно, можно и не находить; тут примешивается некоторое умение, знание месторождения грибов, знание местности и счастье… Тут неизвестность, нечаянность, есть удача и неудача, а все это вместе подстрекает охоту в человеке и составляет особенный интерес».
(С. Т. Аксаков)

На исходе лета, в начале осени нет ничего лучше грибной охоты: прохлада туманного утра, свежесть осеннего воздуха, шорох первой листвы под ногами гарантируют отличное настроение.

На грибную охоту лучше всего собраться пораньше. Росистым прохладным утром так приятно шагать по просыпающейся дороге, слушать в тишине рождающиеся звуки нового дня и видеть, как небо наполняется красками утра. Пока не поднялось солнце, грибы легче отыскать в росистой траве, они еще не успели спрятаться в переливах бликов и теней полуденных лучей и стоят, подбоченясь, крепкие, свежие, коренастые.

Осенний дождичек — не помеха для грибной охоты. Грибы любят теплый нешумный моросящий дождь, да и настоящему грибнику в такую погоду легче отыскать нетронутые полянки, потому что не отваживаются выйти из дома менее азартные конкуренты-грибники, и быстрее заполняется корзинка белыми, подосиновиками, подберезовиками и, конечно, осенними опятами.

Воспоминаний о грибной охоте хватит не на один год. Помнишь, как высокой траве мы неожиданно напали на луговых опят? Это еще что! А в то лето, в ельнике? Белых было не счесть, два ведра набрали! А опушку березняка помнишь? Ну да, там, на краю леса среди молодой поросли под золотистыми листьями? Какие подберезовики стояли… и сколько!

Осенью грибы особенные, крепкие, коренастые, с яркими шляпками. Белый гриб — король среди грибов. Но поклонников немало и у других грибов: подберезовиков, подосиновиков, лисичек, волнушек, опят, сыроежек, рыжиков, маслят, шампиньонов и прочих.

В. Солоухин писал: «… из всех лесных даров, по крайней мере в наших лесах, только грибы могут удостоиться высокой чести и называться предметом охоты наравне или почти наравне с дичью и рыбой. Я не могу себя отнести к охотникам… Но все же немало росистых утр и серых деньков с то и дело накрапывающим дождем провел я в грибных перелесках и знаю радость от редкой удачи…»
http://gribnik-club.ru/tretya-ohota.html

1.


2.


3.


4.


5.


6.


7.

— Жители леса! — закричал раз утром мудрый Ворон. — Осень у лесного порога, все ли к её приходу готовы?
Как эхо, донеслись голоса из леса:
— Готовы, готовы, готовы...
— А вот мы сейчас проверим! — каркнул Ворон. — Перво-наперво осень холоду в лес напустит — что делать станете?
Откликнулись звери:
— Мы, белки, зайцы, лисицы, в зимние шубы переоденемся!
— Мы, барсуки, еноты, в тёплые норы спрячемся!
— Мы, ежи, летучие мыши, сном беспробудным уснём!
Откликнулись птицы:
— Мы, перелётные, в тёплые края улетим!
— Мы, осёдлые, пуховые телогрейки наденем!
— Вторым делом, — Ворон кричит, — осень листья с деревьев сдирать начнёт!
— Пусть сдирает! — откликнулись птицы. — Ягоды видней будут!
— Пусть сдирает! — откликнулись звери. — Тише в лесу станет!
— Третьим делом, — не унимается Ворон, — осень последних насекомых морозцем прищёлкнет!
Откликнулись птицы:
— А мы, дрозды, на рябину навалимся!
— А мы, дятлы, шишки начнём шелушить!
— А мы, щеглы, за сорняки примемся!
Откликнулись звери:
— А нам без мух-комаров спать будет спокойней!
— Четвёртым делом, — гудит Ворон, — осень скукою донимать станет! Туч мрачных нагонит, дождей нудных напустит, тоскливые ветры науськает. День укоротит, солнце за пазуху спрячет!
— Пусть себе донимает! — дружно откликнулись птицы и звери. — Нас скукою не проймёшь! Что нам дожди и ветры, когда мы
в меховых шубах и пуховых телогрейках! Будем сытыми — не заскучаем!
Хотел мудрый Ворон ещё что-то спросить, да махнул крылом и взлетел.
Летит, а под ним лес, разноцветный, пёстрый — осенний.
Осень уже перешагнула через порог. Но никого нисколечко не напугала.

Первая телеграмма из лесу.
Исчезли все певчие птицы в ярких и пестрых нарядах. Как они отправлялись в путь, мы не видели, потому что они отлетают ночью.
Многие птицы предпочитают утешествовать по ночам: так безопасней. в темноте их не трогают сокола, ястреба и другие хищники, которые выбрались из лесов и ждут их на пути. А дорогу на юг перелетные птицы найдут и в темную ночь.
На Великом Морском пути показались стаи водяных птиц: уток, нырков, гусей, куликов. Крылатые путники делают остановки на тех же местах, что и весной.
Желтеет листва в лесу. Зайчиха принесла еще шестерых зайчат. Это последние в нынешнем году зайчата - листопадники.
На тинистых берегах заливов кто-то по ночам ставит крестики. Крестиками и точечками усеяна вся тина. Мы сделали себе шалашку на берегу заливчика и хотим посмотреть, кто это шалит.

Лесные происшествия.

Прощальная песенка.
Уж сильно поредела на березах листва. Сиротливо качается на голой ветке давно покинутый хозяевами домик - скворешня.
Вдруг - что такое? - подлетели два скворца. Самочка скользнула в скворешню, деловито копошится в ней. Самец сел на веточку, посидел, поглядел по сторонам... и запел! Но тихонько запел, будто про себя.
Вот кончил. Самочка вылетела из скворешни, - скорей назад, к стае. И он за ней. Пора, пора: не сегодня завтра - в путь далекий.
Простились с домиком, где летом вывели ребят.
Они его не забудут, и весной опять поселятся в нем.

Путешествие вплавь.
В лугах никнет к земле умирающая трава.
Уже ушел в свое далекое путешествие знаменитый скороход коростель-дергач.
На Великом Морском пути показались нырцы и гагары. Они ныряют и ловят рыбу под водой.
На крылья они подимаются редко. Плывут и плывут. Вплавь перебираются через озера и заливы.
Им не надо даже приподниматься над водой, чтобы с размаху погрузить свое тело в воду, как это делают утки. Их тело так устроено, что стоит только им опустить голову и сильно гребнуть перепончатыми ногами-веслами, как они уже уходят вглубь. Под водой гагары и нырцы чувствуют себя как дома. Ни один крылатый хищник не станет их там прелсдеовать. Плавают они с таокй быстротой, что догоняют даже рыб. А летают гораздо хуже быстрокрылых хищных птиц.
Зачем же им подвергать себя опасности и подниматься на крылья? Они совершают свое далекое путешествие вплавь, где только комжно.

Путём-дорогою.
Каждый день, каждую ночь отправляются в путь крылатые сттранники. летят не спеша, потихоньку, с долгими остановками - не то что весной. Видно, не хочется им расставаться с родиной.
Порядок перелета обратный: теперь первыми летят яркие, пестрые птицы, последними трогаются те, что прилетали весной первыми, зяблики, жаворонки, чайки. У многих птиц вперед летят молодые; у зябликов - самки раньше самцов. Кто посильней и выносливей, дольше задерживается.
Большинство летит прямо на юг - во Францию, Италию, Испанию, на Средиземное море, в Африку. некоторые - на восток; через Урал, через Сибирь в Индию. Тысячи километров мелькают внизу.

Готовятся к зиме.
Мороз не велик, а зевать не велит: как грянет - разом землю и воду скует дльдом. Где тогда еды себе достанешь? Куда спрячешься?
В лесу каждый готовится к зиме по-своему.
Кому положено, улетел от голода и холода на крыльях. Кто остался, торопится набить свои кладовые, заготовляет запасы пищи впрок. Особенно усердно таскают ее короткохвостые мышки-полевки. Многие из них вырыли себе зимние норы прямо в стогах и под хлебными скирдами и каждую ночь воруют зерно.
К норе ведут пять или шесть дорожек, каждая дорожка - в свой вход. Под землей - спальня и несколько кладовых.
Зимой полевки собираются спать только в самые сильные морозы. Поэтому они делают большие запасы хлеба. В некоторых норах собрано уже по четыре-пять килограммов отборного зерна.
Маленькие грызуны обворовывают хлебные поля. Надо оберегать от них урожай.

Запасы овощей.
Короткоухая водяная крыса летом жила на даче, у самой речки. Там у нее была одна жилая комната под землей. Ход из комнаты вел косо вниз прямо в воду.
Теперь водяная крыса устроила себе хорошую, теплую зимнюю квартиру далеко от воды, на кочковатом лугу. В квартиру ведут подземные ходы-переходы по сто шагов вдлиной и больше.
Спальня выстлана мягкой, теплой травой и помещается под самой большой кочкой.
Кладовая соединена со спальней особыми ходами.
В кладовой сложены в строгом порядке - по сортам - похищенные и перетащенные крысой с полей и огородов хлебные зерна, горох, луковицы, бобы и картофель.

Белкина сушильня.
Белка отвела под кладовую одно из своих круглых гнезд на деревьях. Там у нее сложены лесные орешки и шишки.
Кроме того, белка собрала грибы - маслята и березовики. Их она насадила на обломанные сучочки сосен и сушит впрок. Зимой она будет бродить по ветвям и подкрепляться сушеными грибами.

Живые кладовые.
Удивительную кладовую нашла для своей личинки оса-наездник. У нее быстрые крылья, зоркие глаза под загнутыми кверху усиками. Очень тонкая талия отделяет ее грудь от брюшка, а на конце брюшка - длинное, прямое и тонкое, как игла, жало. Летом оса-наездник отыскала большую толстую гусеницу бабочки, напала на нее, оседлала и вонзила в ее кожу острое жало. Жалом она просверлила в теле гусеницы дырочку и в эту дырочку опустила свое яичко.
Оса улетела, а гусеница скоро оправилась от страха. Опять стала она есть листья и, когда подошла осень, выткала себе кокон и окуклилась. Вот туто-то, в куколке, и вышла из яичка личинка осы-наездника. Ей тепло, спокойно внутри крепкого кокона и пищи хватит на целый год.
Когда опять придет лето, кокон гусеницы откроется, но вылетит из него не бабочка, а поджарая, жесткотелая, черно-желто-красная оса-наездник. Это наш друг. Ведь она-то и уничтожает этих вредных гусениц.

Опять лето?
То вхолод, ветер ледяной, то вдруг солнышко выглянет, и станут дни теплые, тихие. И тогда кажется: неожиданно лето вернулось.
Из-под травы цветы выглянули, желтые одуванчики, первоцветы. В воздухе порхают бабочки, комары-толкуны кружатся легкими столбиками. Выскочит откуда-то птичка-малышка, крошечный бойкий подкоренник, дрыгнет хвостиком и запоет - да так задорно, так звонко!
А с высокой ели тихонько и грустно - точно капельки падают в воду жалостно прозвенит нежная песенка запоздалой пеночки-теньковки: "Те-тень-ка! Те-тень-ка!"
И забудешь, что зима скоро.

Городские новости.

Дерзкий налёт.
В Ленинграде, на Исаакиевской площади, среди бела дня, на глазах у прохожих совершен дерзкий налет.
С площади поднялась стая гллубей. В это время с купола Исаакиевского собора сорвался крупный сокол-сапсан и ударил по крайнему голубю. Пух закружился в воздухе.
Прохожие видели, как перепуганная стая метнулась под крышу большого дома, а сапсан, держа в когтях убитую жертву, тяжело поднялся на купол собора.
Пролетный путь больших соколов проходит на нашим городом.
Крылатые зищники любят устраивать свои гнезда на куполах и колокольнях: отсюда им удобно высматривать добычу.

Ночная тревога.
Почти каждую ночь на окраинах города - тревога.
Заслышав шум на дворе, люди соскакивают с крователей, высовывают головы в окна. Что такое, что случилось?
Внизу, во дворе, громко хлопают крыльями птицы, гогочут гуси, кричат утки. Уж не напал ли на них хорек, не пробралась ли во двор лисица?
Но какие же лисы и хорьки в каменном городе, за чугунными воротами домов?
Хозяева осматривают двор, осматривают птичники. Все в порядке. Никого нет, никто не мог пробраться за крепкие замки и засовы. Просто, верно, дурной сон прислинсля птицам. Вот они уже и успокоаиваются.
Люди ложатся в постели, засыпают спокойно.
А через час - опять гогот и кряканье. Переполох, тревога. Что такое? Что там опять?
Открой окно, притаись и слушай. В черном небе мерцают золотые искры звезд. Все тихо.
Но вот словно чья-то неуловимая тень скользит вверху, по очериди затмевая золотые небесные огоньки. Слышится легкий прерывистый свист. Неясные голоса звучат с высокого ночного неба.
Мгновенно просыопаются дворовые утки и гуси. давно, казалось, забывшие волю, птицы в смутном порыве бьют крыльями по воздуху. Они приподнимаются на лапках, вытягивают шеи, кричат, кричат горестно и тоскливо. С высокого черного неба им отвечают призывом вольные, дикие сестры. Над каменными домами, над железными крышами тянут стая за стаей крылатые странники. Свистят утиные крылья. Звенит гортанная перекличка диких гусей и казарок:
- Го! го! го! В дорогу, в дорогу!
- От холода и голода! В дорогу, в дорогу!
Замирает вдали звонкий гогот перелетных, а в глубине каменного двора мечутся давно отвыкшие от полета домашние гуси и утки.

80 тысяч деревьев и кустов.
Юные садоводы-любители активно участвуют в "Неделе сада".
За последние дни плодово-ягодная станция распределила по городу 5000 саженцев яблони, смородины, крыжовника и различных декоративных растений. В садах, парках, скверах, на площадях и улицах Ленинграда идет осенняя посадка деревьев и кустов. Город озеленяется кленами, дубами, березой, кустами сирени и жимолости. Осенью высажено юннатами свыше 80 тысяч деревьев и кустов.

Прячутся...
Холодно становится, холодно!
Прошло красное лето...
Стынет кровь, вялыми становятся движения: одолевает дремота.,
Хвостатый тритон все лето прожил в пруду, ни разу не вылезал из него. Теперь вскарабкался наберег, побрел в лес. Нашел гнилой пень, скользнул под кору, свернулся там в клубочек.
Лягушки, наоборот, скачут с берега в пруд. Ныряют на дно, забиваются поглубже в тину, в ил. Змеи, ящерицы прячутся под корни, зарываются в теплый мох. Рыбы стаями громоздятся в омутах, в глубоких подводных ямах.
Забравлись в щелочки, скважинки коры, в трещины стен и заборов бабочки, мухзи, комары, жуки. Муравьи закупорили все ворота, все входы-выходы своего высокого стовратого города. Забрались в самую глубину его, жмутся там в кучи, потесней, - застывают так.
Голодно становится, голодно!
Холод не так страшен тем животным, у которых кровь горячая, - зверям, птицам. Лишь бы пища была: поел - словно печечку в себе затопил. Но с холодом приходит и голод.
Скрылись бабочки, мухи, комары, - и нечего стало есть летучим мышам. Они прячутся в дупла, в пещеры, в расселины скал, под крышу на чердаках. Повисают там вниз головой, прицепившись за что-нибудь коготками задних лапок. Запахиваются, как плащом, своими крыльями, - засыпают.
Скрылись лягушки, жабы, ящерицы, змеи, улитки. Спрятался еж в свое травяное гнездо под корнями. Барсук реже выходит из норы.

Без пропеллера.
В эти дни над городом летают странные маленьткие аэропланы.
Прохожие останавливаются посреди улицы, задирают головы и с удивлением следят за мадленными кругами воздушной эскадрильи. Они спрашивают друг друга:
- Вы видите?..
- Вижу, вижу.
- Как странно: почему не слышно шума пропеллеров?
- Может быть, слишком высоко? Поглядите, какие они маленькие.
- И опустятся - все равно не услышите.
- Почему это?
- Потому что пропеллеров у них нет.
- Как так - нет? Это что же - система такая новая? Как называется? Орлы!
- Вы шутите! Какие же в Ленинграде орлы!
- А вот такие - беркуты. Пролет у них сейчас: к югу тянут.
- Вот оно что! Ну, теперь сам вижу: птицы кружат; не сказали б, так бы и думал: аэропланы. ДО чего похожи! Хоть бы раз крылом взмахнули...

Спешите видеть.
На Неве, у моста Лейтенанта Шмидта, у Петропавловской крепости и в других местах, неделями держатся дикие утки самых удивительных форм и расцветок.
тут и черные, как ворон, синьки, и горбоносые, с белым на крыле, турпаны, и пестрые морянки с хвостами, как спицы, и яркие многоцветные гоголи.
Они нисколько не боятся городского шума.
Они не боятся даже, когда прямо на них мчится черный буксир, разрезая воду железным своим носом. Они ныряют - и снова показываются над водой за несколько десятков метров от прежнего места.
Все эти утки-нырки - путники на Великом Морском пути. Два раза в год они гостят в ленинграде - весной и осенью.
Когда по Неве пойдет лед с Ладожского озера, они исчезнут.