11.08.2015 Роберт Берг

Поэтесса Софья Парнок была первой женщиной, которую яростно, без оглядки на общественное мнение и чувства своего молодого мужа полюбила Марина Цветаева. Их отношения длились полтора года и оставили глубокий след в творчестве Цветаевой. Она посвятила Парнок множество стихов, которые знают и цитируют все, порой даже не представляя, к кому они были обращены.

Софья Парнох (именно так изначально писалась ее фамилия), вошедшая в историю отечественной литературы под именем «русская Сафо», родилась 11 августа 1885 года в Таганроге в состоятельной еврейской семье. Ее отец Яков Соломонович, провизор по профессии, содержал аптеку. Стихи Соня писала с детства. Мать ее умерла довольно рано, после родов близнецов – Валентина, будущего танцора, хореографа, поэта и переводчика, и Елизаветы, ставшей впоследствии детской поэтессой и переводчицей. Вскоре отец женился во второй раз, отношения с мачехой у Сони не сложились. Одиночество, отчужденность, замкнутость в своем собственном мире стали постоянными спутниками задиристой крутолобой девчонки с копной непокорных кудрей и каким-то странным, устремленным в вечность, взглядом.

Окончив таганрогскую Мариинскую гимназию, Парнок уехала получать музыкальное образование в Женеву. Ее личная жизнь с самого начала складывалась непросто: брак с литератором Владимиром Волькенштейном, заключенный по всем еврейским законом в синагоге, быстро распался. После развода, последовавшего в 1909 году, свой взор обращала исключительно на женщин. «Я никогда не была влюблена в мужчину», – напишет она позже. Опубликованный вскоре первый сборник начинающей поэтессы был посвящен Надежде Поляковой – ее женевской подруге. Вернувшись в Россию, Парнок зарабатывала главным образом литературным трудом: помимо собственных стихов публиковала также переводы с французского. Под псевдонимом «Андрей Полянин» выходили ее критические статьи.

Знакомство Парнок с Цветаевой, которая к тому времени была замужем и имела дочь, случилось в октябре 1914-го в одном из литературных салонов. Подробности их первой встречи, восстановленные по мемуарам очевидцев, приводит в книге «Жизнь и творчество русской Сафо» американская исследовательница Диана Льюис Бургин: «Парнок вошла в гостиную в черной куртке с крылатым воротником. Огонь потрескивал за каминной решеткой, в воздухе пахло чаем и духами White Rose. Почти сразу кто-то подошел к Парнок и сказал, что здесь молодая поэтесса, с которой ей следует познакомиться. Когда она встала, то заметила молодую женщину с короткими вьющимися светлыми волосами, которая “беспричинным движением” поднялась приветствовать ее».

Их окружили гости, и кто-то сказал в шутливом тоне: «Знакомьтесь же, господа!» Парнок вложила свою руку в руку Цветаевой «движеньем длинным», и «нежно в ее ладони помедлил осколок льда». Цветаева «полулежала в кресле, вертя на руке кольцо», а когда Парнок «вынула папиросу», Цветаева, инстинктивно войдя в роль рыцаря, «поднесла ей спичку». Парнок, судя по всему, была первой (но далеко не последней) женщиной в жизни Цветаевой. Сочетание женственности, мальчишеской ребячливости и неприступности, которое Цветаева увидела в Парнок, неудержимо влекло ее, не говоря уже о таинственном и романтическом ореоле греховности, окружавшем репутацию этой женщины:

И лоб Ваш властолюбивый
Под тяжестью рыжей каски,
Не женщина и не мальчик,
Но что-то сильнее меня!

Многие исследователи творчества Цветаевой трактуют историю ее взаимоотношений с Парнок, следуя стереотипной точке зрения о «сапфической любви». Они представляют Парнок мужеподобным зловещим соблазнителем, а Цветаеву – жертвой соблазна. Бургин, однако, с подобной трактовкой не согласна. Цветаева воспринимала именно себя как олицетворение активного, мужского (мальчишеского) начала в отношениях с Парнок, считает исследовательница: «Цветаева настойчиво изображает обходительным и льстивым возлюбленным могущественного создания. Она видит себя рыцарем, который стремится совершить героические, романтические и безрассудные подвиги, чтобы добиться благосклонности своей таинственной дамы». Знаменитое стихотворение Цветаевой «Под лаской плюшевого пледа», превращенное впоследствии в романс, который так проникновенно поет Лариса Огудалова Паратову в фильме «Жестокий романс», посвящено именно Парнок:

Парнок сразу же распознала талант Цветаевой, безоговорочно полюбила ее дар, заботливо воспитывала и лелеяла его, никогда не переставая его ценить. Не исключено, что к этому великодушному и благородному отношению примешивалось чувство невольной зависти к поэтическому дару юной подруги, но Парнок умело управляла своими эмоциями и мудро воздерживалась от прямого литературного состязания с Цветаевой.

А как же отнесся к сердечной страсти Цветаевой ее муж Сергей Эфрон, за которого она вышла по сильной, самозабвенной любви еще зимой 1912 года, когда ей было 20 лет? Он, судя по всему, решил переждать это увлечение, поняв всю его серьезность, не мешал подругам и тщательно избегал показываться им на глаза. В конце концов он ушел братом милосердия на действующий фронт. Цветаева продолжала сильно любить его и в то же время не могла жить без Парнок. Она очень страдала от такой душевной раздвоенности, но была не в силах что-либо сделать.

В любви Цветаевой и Парнок с самого начала присутствовала обреченность, ожидание трагического исхода. Оба поэта (Цветаева не любила слово «поэтесса» и всегда называла себя поэтом), испытывая поначалу огромное счастье, в глубине души чувствовали близость финала. Цветаева сравнивала себя с андерсеновским Каем, а Парнок – со Снежной Королевой. Спустя год все повисло на волоске: Парнок вздыхала о новой «роковой госпоже», которую она намеревалась где-то встретить, а Цветаева в стихах уже давно предупреждала ее, что «твоя душа мне встала поперёк». Кстати, одна из песен в фильме «Ирония судьбы», которую за Надю поет Пугачева, написана на еще одно стихотворение Цветаевой, обращенное всё к той же Парнок:

Нужна была только искра, чтобы эта бочка с порохом взорвалась. Как всегда в подобных случаях, повод оказался ничтожным. Окончательный разрыв произошел зимой 1916 года. В феврале в Москву приехал молодой Осип Мандельштам, которым платонически увлеклась Цветаева. Два дня они бродили по Москве: Марина показывала ему свой родной город и отдыхала душой. Когда он уехал обратно в Петербург, Цветаева пришла на Арбат к Парнок. Выяснилось, что за «два мандельштамовых дня» всё было кончено: «У той на постели уже сидела другая – очень большая, толстая, черная». Марина молча развернулась и ушла. А Парнок вскоре уехала в Крым. С того дня Цветаева тщательно вычеркивает из памяти всё, что было связано с Парнок. Цикл посвященных ей стихов она назвала поначалу «Ошибка», и только во второй редакции он стал называться «Подруга».

Октябрьский переворот Софья Парнок встретила нейтрально. Обращаясь к брату, который звал ее за границу, в Париж, она ответила строками одного из стихотворений: «За морем веселье, да чужое, / А у нас и горе, да свое». По сути Парнок всегда была и оставалась, как свидетельствовали знавшие ее, «литературным пролетарием». Заставляла себя много переводить. Вместе с Пастернаком входила в кооперативное издательство «Узел», которое доходов не приносило, а в 1928 году и вовсе разорилось. Оказавшись без литературной компаний, Софья всё более замыкалась в себе, общалась с немногими близкими людьми.

После Цветаевой у Парнок было еще несколько романов, последний – уже перед самой смертью, когда поэтесса была тяжело больна. Ее «седой музой» стала Нина Веденеева, героиня последнего цикла ее стихов. Сердце Парнок буквально не выдержало переживаний закатной любви. На руках у Веденеевой она и скончалась в августе 1933 года в подмосковном селе Каринском. Хоронили ее бедно, в плохо сколоченном гробу на Введенском кладбище в Москве.

А тот роман двух великих поэтов оставил нам, среди прочего, прекрасные стихи Цветаевой, которые со временем ничуть не опошлились и звучат всё так же возвышенно и романтично:

Мне нравится, что вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами...

http://www.jewish.ru/culture/art/2015/08/news994330284.php