Вы - яркий индивидуалист. Вы упрямый человек, всегда отстаиваете свою точку зрения. Скорее всего, вы стремитесь отличаться от других, чем быть похожим. У вас свои взгляды и вы отрицаете общепринятые ценности. Вы не любите чужих советов и помощи. Вы самодостаточны и самостоятельны.
On garde un soleil
Au fond de nous
Un feu qu’on réveille
Malgré tout
Malgré les douleurs d’hier
Tout à coup on espère
Au hasard d’un jour
Pareil aux autres
On se sent moins lourd
La vie nous porte
Pour un regard de lumière
Un seul aveu à faire
Je n’attendais que vous
Je n’espérais que vous
J’ai marché si longtemps
Je viens de loin
Le monde était grand
Et long le chemin
Je n’attendais que vous
Nulle autre que vous
J’attendais votre voix
Vos soupirs
Donnez-moi votre air
Qu’enfin je respire
On garde un peu d’or
Au fond de l’âme
Mais le temps dévore
éteint la flamme
Jusqu’à ce jour de hasard
Et soudain on repart
On remplit nos yeux
D’autres couleurs
Est-ce qu’on y voit mieux?
Est-ce qu’on est meilleur?
Quand tout redevient si clair
Un seul aveu à faire
Je n’attendais que vous
Je n’espérais que vous
J’ai marché si longtemps
Je viens de loin
Le monde est trop grand
Trop long l*e chemin
Je n’attendais que vous
Nulle autre que vous
J’attendais votre voix
Vos soupirs
Donnez-moi votre air
Qu’enfin je respire
... Vous ... Vous ...
Je n’attendais que vous
Je n’espérais que vous
J’ai marché si longtemps
Je viens de loin
Le monde était grand
Et long le chemin
Je n’attendais que vous
Nulle autre que vous
J’attendais votre voix
Vos soupirs
Donnez-moi votre air
Qu’enfin je respire
Je n’attendais que vous
Je n’attendais que vous
Au fond de nous
Malgré tout
Malgré les douleurs
Je n’attendais que vous
Je viens de loin
Je n’espérais,
N’espérais que vous
Je n’attendais que vous
Je n’attendais que... Vous...
В душе храним мы
Солнечный свет.
Суровы зимы…
Дух согрет!
Пусть было больно вчера,
Надеемся с утра.
Ведь день настанет –
И нет зимы!
Весь лед растает,
Заменим мы
Печальный вздох "се ля ви"
Признанием в любви:
Я ждал одну лишь вас!
Одну лишь только вас!
Я верил: миг придет,
Я вас найду,
И солнце взойдет
Во тьме и бреду!
Ловлю сиянье глаз
И воздух вокруг вас!
Молю вас его мне
В дар отдать,
Тогда, наконец,
Смогу я дышать!
Я ждал одну лишь вас!
Ищем удачу,
Не спим в ночи,
Смеемся, плачем,
Но время мчит
И гасит пламя сердец,
Шепча: "Всему конец"…
Но вдруг, как в сказке,
Увидит глаз
Иные краски,
И в этот час
Любовь весь мир озарит,
И сердце закричит:
Я ждал одну лишь вас!
Одну лишь только вас!
Я верил: миг придет,
Я вас найду,
И солнце взойдет
Во тьме и бреду!
Ловлю сиянье глаз
И воздух вокруг вас!
Молю вас его мне
В дар отдать,
Тогда, наконец,
Смогу я дышать!
Я ждал одну лишь вас!
Я ждал одну лишь вас!
Одну лишь только вас!
Я верил всегда,
Каждый час,
Что солнце взойдет!
Я ждал одну лишь вас!
Одну лишь вас!
Я верил в вас,
Верил, что найду!
Я ждал одну лишь вас!
Я ждал одну лишь вас!
Как водится вначале было слово. И слово было краткое твори. И ты творил К исходу дня седьмого кругом уже теснились алтари. И отзвуки твоих заветов пастве, летевших в мир с бестрепетной руки, то щедро размножались копи-пастом, то вырождались в слово-сорняки И сам собой разросся тихой сапой ассортимент игрушек и ролей: здесь для юродцев есть кнуты и кляпы, для правоверных лавры и елей; по-царски всякой твари по глаголу, по искре божьей, стопке и трубе; хламиды цвет, и сорт мозгов, и голос тут каждый выбирает по себе
Что выбрал ты?.. Когда застыла глина и мира твоего окрепла стать?.. Закрыть глаза и ухнуть в нельсон сплина, сложив ладошки, и не кантовать? Неужто не видать со дна стакана, что, как всегда, в заброшенных мирах прекрасно выживают тараканы, а тонкокостье тихо ляжет в прах? Не глушит мысли барабанной дробью что избранным и так урезан срок, что палец их по твоему подобью заточен под перо и под курок, и не спасет ни вера, ни апостол принявших в лоб безбожный статус-кво?..
И только слово-шваль поднимет тосты в бесславие молчанья твоего.
МАРИНА ИВАНОВА:
Вначале было слово. Просто звуки, разросшиеся, словно снежный ком; и люд корпел над сложностью науки - выталкивать несмелым языком гортанный рёв сквозь частокол оскала, пытаясь модулировать им смысл... Верстался мир, застыла глина в скалы, мизЕр в игре сменился на ремиз, давно покорена ионосфера, сплетён гамак искусственных орбит... Но туз козырный истины и веры бывал шестёркой атеизма бит. Идёт обмен хоралов на канканы, у золота, как прежде, взгляд свинцов Чувствительного времени мембраны скрывают беззащитное яйцо, хранящее в себе зародыш мира с пространством закоулков и углов, где только нам убогим, глупым, сирым оставлена в наследство горечь слов...
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
Но только поначалу было клёвоГремящее, как бур, как автомат, божественно отточенное слово перетекло в привычный русский мат. И плесенью разросся рой созвучий в ассортимент сентенций и фонем, чтоб каждый мог, ну так, на всякий случай, читать свой рэп как ихний Eminem. Нам впарили за сёмгу фунт селёдки, и на него потрачен весь аванс. Но в мир пришёл изобретатель водки, и слово получило новый шанс.
На стыке секса, пьянки и эклектик, языковых традиций не храня, теперь умеет каждый эпилептик писать и про себя, и про меня. Продрав глаза и ухмыльнувшись пьяно, а улыбаться трезво не в чести, он даже не поймёт со дна стакана, что есть слова и кроме тех шести, которые, используя ретиво, сваяет он фундаментальный труд из грязи, что зовут ненормативом и что обсценной лексикой зовут.
Разрушен дом, давно ушла невеста, и время так стремительно бежит, но как пройти перипетии квеста, когда рука на джойстике дрожит, когда в клавиатуре крошки пиццы, и кетчупом измазан монитор, когда уже давно пора напиться, но слишком сложно выползти во двор, когда, валяясь голым, как гомункул, он спит среди объедков и бычков, внезапно извергается фурункул противно-мерзопакостных стишков. И русский дух, и пафос православный, и через слово мать и перемать, и вот уже стишок висит на Главной, и мы ему обязаны внимать. И ты недоумённо чешешь проседь, и от стыда кружится голова. И хочется писать навеки бросить, залив поллитрой рифмы и слова
А просыпаться утром так хреново, на ощупь находя стакан воды..
Вот так всегда. Вначале было слово. Молчал бы, блин, и не было б беды.
АЛЕКС ФО:
Пока творец на мир взирал, стеная, из абстинентно-матерной сети, зловеще эволюция иная ползла по параллельному пути. Он сам не помнит, как такое вышло: продрал глаза на тумбочке ребро И, проседь почесав деталью лишней, на креатив беспечно дал добро.
И ; понеслось Создание крепчало, гомункулом попробуй назови! Училось с аппетитом каннибала мять под себя любого визави, мешать коктейль из брюликов и секса, плевать на право-словие и честь, язык точить до уровня рефлексов в итоге вышел толк. Буквально весь.
Создание отлично размножалось, копя шмотье, диагнозы, грехи, и все бы ничего, когда б не малость оно узнало: в мире есть стихи Теперь ногтем акриловым чего-то царапает на пикселях страниц, и зрителю со сцены вирт-болота выносит мозг (в подставке для яиц). Курлыканье и чмоки коромыслом икай, творец, бреди среди пурги, по слово-свалкам с обреченной мыслью ну да, какие ж в ребрах-то мозги Когда летят сырые рифмы с кровью и сопли пузырями из-под ног, измятое душевное здоровье не исцелит ни водка, ни чеснок; среди запоев, квестов и традиций бессильны дух и матерная медь Что остается? По углам щемиться и по Его подобию седеть
Рассудок частоколом ног ломая, шагает сердцеедческий глагол, и мы, ему внимая, вынимаем стаканы, пистолеты, валидол Цветут продукты контр-эволюций, что метко деградацией зовут Я знаю, стыдно. Черти вон смеются. Молчи, творец, молчи а то сожрут )))
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
Молчи, творец гортаней и гортензий, и прочих флоры/фауны цветов, я на тебя ещё мешок претензий уже сегодня вывалить готов. Когда Адам, страдая от поллюций, писал стихи ребру, пока что в стол, в цепочке потаённых эволюций внезапно зародился третий пол. Не то, чтоб третья палуба на судне, а в смысле сексуальности. Смешно, но в замкнутом потоке райских будней вдруг появилось некое ОНО. Теперь хоть вой, хоть бейся лбом об стену, судьбе кранты, не выплывет муму. Ребро-ребром, но выпав на измену, Адам не сразу понял, что к чему. Ты сам прикинь, ну, как на самом деле здоровому, красивому самцу все ночи коротать с ребром в постели, что, в общем, и гиене не к лицу. Задумался Адам а почему бы не поскрести в сусеках у творца? А тами силиконовые губы, и томный взгляд, и локон у лица, осанка, стать, красивая фигура (других не знали), мышцы как гранит. А речь-то, речь! Почти литература. Однако, нет ни персей, ни ланит.
Короче, ни король, ни королева. Но было им не скучно до утра. А где-то там уже страдала Ева, внезапно залупившись из ребра. Вот так вот, вдруг, Господь себя и высек. Ресурсов-то в раю наперечёт. Поскольку не раскрыта тема сисег, он сразу получает незачот.
Творец, понятно дело, чешет репу и Змея приглашает в редсовет, чтоб обсудить повестку дел вертепа, прозрачности в котором больше нет. Мол, всё пошло совсем не так как надо, мол, всех за борт, плюс радиобуёк. Змей предложил всей тройке выпить йаду и яблоками выдать сухпаёк. Закончен разговор, закрыта тема, творец уже от гнева сам не свой, всю живность выселяет из Эдема и тут же погружается в запой.
А дальше понеслось без всяких правил Адам с ОНО, у Евы сыновья. Однажды отказал братишке Авель, и Каинв смысле, брату не судья. Ну, надо ж так бесславно облажаться! Всё шире их привычный ареал. Но как ОНО способно размножаться? Причём быстрей, чем каждый натурал. Теперь ОНО царит над целым миром, на гей-параде мы уже внутри. И по стопам Содома и Стихиры пошли поэты, чёрт бы их дери! Иной уже сейчас кусает локти, что он ни кутюрье, ни просто гей, что не его акриловые ногти царапают колонки пикселей. Его стихи бессмысленно-бесполы, но быстро продвигаются в народ. Теперь ОНО сердцами жжот глаголы, хотя давно пора наоборот.
Подумаешь! Твори, и дело в шляпе. Но хочется схватиться за топор
Увидев всё, творец, понятно, запил. Вот так и спит в запое до сих пор.
АЛЕКС ФО:
Абзац. Эдем усох, творец в запое, Адам в ОНО, ОНО выносит мозг; ребро уже поклеило обои, на новый ареал наводит лоск; а фауна среди подмерзшей флоры, пакуя в лопухи нагую стать, глядит на эволюцию с укором и добрым словом поминает мать
Пока в бардак перетекала пьянка и растекалась устно и в строку, маляву Змей уволенный морзянкой отстукивал по радиобуйку. Известие о вышних неполадках по цокольным звенело этажам мол, дождались, творец ослабил хватку ; ввиду того, что натворился в хлам; мол, жоп ой, кризис... без царя негоже
И, сам недавно из небесных сфер, намылил глаз на мировые вожжи находчивый электрик Люцифер.
Внизу ж не рай, ресурсов слон наплакал, удобнее престолы возводить. С тех пор узнала каждая собака: пахан сказал а значит, будем рыть! И заскрипели мышцы и лопаты, буравил тверди, словно лазер, взгляд, и даже геев ; оптом, прям с парада ; определили временно в стройбат. Сентенций сложных флер сметя, как плесень, с броневика лосем орал прораб, жалел, что каска на рога не лезет и ощутимо не хватает баб. Прорабий взгляд скользил по круговерти, сползая землекопам в декольте, и, по уши в стихах, рыдали черти над чертежами некого ДантЕ.
Масштабы жесть! Для всех найдется место, бригада впереди планеты всей: получит по жилплощади и квесту любитель си ликоновых персей, и блудный рыцарь топора и йада, и тот, кто по чужим сусекам скреб, и отпрыск разобиженного гада, стучавшего на ближнего взахлеб А там, где не врубились в мизансцену сквозь жесть метафорических колен, на всякий случай сделали геенну ; то ли для геев, то ли для гиен.
Осилили постройку. Пусть не сразу, под матюги, сквозь тернии и смог А под литературную заразу определить забыли уголок!
Итог известен: да, со словом туго. Но, не желая жечь глаголом стол, писака борзый ищет пятый угол, восьмую пядь в затылке, третий пол Ни в ад, ни в небо не берет цензура, из непонятных мест растет перо Но выжила почти литература: нашла инет и бродит, бродит, бро
ИРИНА КОРНЕТОВА:
Творец проснулся в величайшем гневе: так извратить божественную суть! Хотел повесить всех на первом древе, затем решил творенья в прах вернуть.
Огромный бак вселенского комбайна смешает души, плоть, свинец и медь. Всего-то пара кнопок: вира, майна и пимпочка, чтоб массу подогреть.
Адам с ребром первооснова фарша, его мясистость, глупость, густота. Лапша из рифм, стихов увядших спаржа; бездарность, леность, зависть три кита.
Ингредиент второй конечно, Ева: истерики, обиды, слезы, ложь, пучок волос и полцентнера гнева.
Комбайн взревел, превозмогая дрожь
Теперь охапку пупсиков сладчайших швырнул творец в изрядно полный бак: бесполых дев и геев, шлюх жалчайших.
Затем десяток бешеных собак . Для остроты!, - промолвил с любопытством седой Творец, процессом увлечен, а Сатана сказал ему с ехидством обычное своё: Я восхищен!
Как сахар с перцем ангелы и бесы (дружище дьявол! Помогал, как мог)
Последний миг последнего замеса Всё замерло, и появился БОГ.
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
Он Андрогин. Жена и муж по крови, капризен, непослушен и сердит, меконием залепленный по брови, уже четвёртый пол гермафродит. Да что уж там, слепили, так слепили. Творца и так расстроили спьяна. Дитёныша помыли, накормили котлетками из свежего овна. Над полом слишком париться не стали, Эдем и так трещит на вираже. Но, судя по размерам гениталий, он был намного больше М, чем Ж. Наука не умеет много гитик, судьба наук давно сошла на нет. И записав в церковной книге: Критик, ребёнка сразу слили в интернет. Ну вот, последний выдворен из рая, и допивая свой аперитив, творец довольно руки потирает, задумывая новый креатив.
А в паутине буря и торнадо устав от стихотворных адских мук, стучит челом паетская громада помилуй нас, великий царь-Паук! Отбросив мишуру мирских политик, Паук, стряхнув стихи с могучих ног, им заявил: Я ваш верховный Критик. Аз есмь Царь и ваш паетский БОГ. Конечно, всем достанется по вере. Кому песец, кому-то целый слон. Но все круги маэстро Алигьери для вас всего лишь лёгкий моцион. О чувствах и страданиях не надо. Сегодня Мы опять не с той ноги. А чтобы на Олимп попасть из ада, об этом даже думать не моги. Не рыпайся окажешься на плахе, Не возражай очутишься в гробу. Зачем пеон, анапест, амфибрахий? И чёртовым хореем заямбу.
Тем временем, устав копать до крика, совать, куда попало, мощный бур, махать кайлом, дорыв до Мозамбика, ребята поднялись на перекур. А наверху торжественная встреча, симфонии, кантаты, па-де-де, актёры, мушкетёры, слёзы, речи, фуршеты, поэтессы и т.д. От дивного, невиданного чуда расслабились копатели ядра. И я сейчас рассказывать не буду, какая там потом пошла жара. Как кто-то матерился, кто-то гадил, кто в номера ломился без ключа, а кто уже кого по персям гладил, об этом мы не здесь и не сейчас.
Танцуют все! Какие там сомненья, эй, Люцифер, давай поярче свет! И только поутру пришло прозренье есть всё. Вот только Слова больше нет.
Когда миров подкопана основа, поскольку сомневаешься в творце, нельзя кричать: Вначале было слово! Задумайся, что вызреет в конце
НИКОЛАЙ ТУМАНОВ:
Пока Плеяд, заползших тихо в койку, любил Отец, напившись словно тать, Сын-Андрогин не званый на попойку, задумал быстро сделать перестройку, а дело начав, начал ускорять. И нацепив легко за плечи ранец учёный (чтоб его!), почти Сократ, он объявил, что папа, мол засранец, сломал в пустой борьбе протуберанец, и Андрогин отныне мирозданец, и всё перекроит на новый лад. Что это, мол, пустяшная работа строгать, как папа Карло, из бревна тупых людишек, проще идиотов, и назначать, кто муж, а кто жена. А чтобы проще шёл процесс созданья, он тотчас кастинг объявил для тех, кто б стал ему подмогой в начинанье, и поддержал в развитии успех. И в жажде новизны, и креатива поставил им задачу новый Бог клепать побольше модных и красивых, не важно, что у них там между ног.
И понеслось! Строгают, пилят, бурят, и во вселенной ширится дефолт, а раз дефолт, так значит не до дури здесь гайку вставят, там прикрутят болт. Идёт работа стройными рядами уже полки шагают буратин. У них на всех одна теперь забота попей, пожри, да в гайку болт ввинти. И каждый равен, каждый обозначен, и каждый гордо шествует ослом, и только так отныне не иначе, ты или донна Анна, или мачо, а кто чуть-чуть иной идёт на слом. Всех буратин учтя на поголовье в числе стихи читающих ослов, Бог новый выдал квоту пустословью на производство знаков, букоФФ, слов. И вот уже по-взрослому читают, и узнавать пытаются слова а там всего дефис и запятая, а между ними частое Иа.
`Иа-иа!` несётся по вселенной. `Иа-иа` вершина высших сфер! И Ад захвачен племенем поленным, а Люцифер отныне просто пленный у буратин в обслуге Люцифер.
Но Бог-Отец, проснувшись, отряхнувшись, попив рассола, разогнав Плеяд, промыв глаза, прочистив пальцем уши, решил вселенцев сосчитать по душам, а душ-то нет сплошной вишнёвый сад! Опешил Бог к чему такие страсти? И кто посмел? И кто велел, и кто?..
Тут Люцифер огнём из тухлой пасти, мол: `Ваш сынок, етти его в пальто! Совсем с катушек съехал, оглашенный отправил всех чертей растить дубы.` Мол: `буратин, потребных для вселенной он нафигячит вволю! Эх, кабы, создатель, вы решились на отмену всех демократий, вы же либерал, я сам легко убился бы об стену, но завсегда б за вас голосовал!`
И Бог махнул рукой, озлясь конкретно, и напустил на землю пал и мор, и был конец родившемуся свету, когда потоп вселенский землю стёр.
Ну, а когда утихла буря, снова он строил мир, и Люцифер помог.
И зарождалась жизнь.
И было слово.
И это слово снова было
Б О Г!
И ещё добавились размышления:
Автор - ВесНа
И не было начала только звезды туманностей, пульсирующих в такт. И вдруг Его душа коснулась прозой безвременнопространственный антракт.И что ж? Отсек материи в тумане огромный кус, не видя зги во мгле, скруглил умело, истово все грани.(Затем гончар так делал на Земле).Он медленно и трудно слепок глины надел на ось. И этот теплый ком руками мял и гладил, сгорбив спину, и вдруг подумал: Будет людям дом. Взял палочку иль косточку не важно, и клинописью знаки выводил. Урал, Памир, Везувий поэтажно морщинил горы. Выцарапал Нил.И капля пота вдруг со лба упала на этот шар. (А с виду-то горшок) Она Азовом, звезды помнят, стала. Он до сих пор соленый и большой. Озера, реки, кровь мозолей зори Тот вечер был безоблачен и тих! С рубахи соль полощет Мастер в море... Устал Господь. Когда ж напишет стих? Но нет стихов. Пока зверье, овраги, поля, луга, цветы в густой траве. И лес. Ну, слава, Господи! Бумага!(Куда ж писать всё то, что в голове?) Уже и парень ходит меж деревьев, жует плоды, оскомину набил. И хитрый змей старинный, самый древний, собою ствол в готовности обвил. А что же Бог? От тягостного груза за будущую грешность всех людей творит себе (Адам потерпит) Музу. О, Женщина!!! И стих слагает ей.