Нарцисс, в греческой мифологии необычайно красивый сын беотийского речного бога Кефисса и нимфы Лириопы. Когда родители вопросили прорицателя Тиресия о будущем ребенка, мудрец ответил, что Нарцисс доживет до старости, если никогда не увидит своего лица. Нарцисс вырос юношей редкостной красоты, и его любви добивались многие женщины, но он был равнодушен ко всем. Среди отвергнутых им была нимфа Эхо, которая от горя высохла так, что от нее остался лишь голос. Оскорбленные невниманием Нарцисса женщины потребовали богов покарать его, и богиня правосудия Немезида вняла их мольбам. Однажды, возвращаясь с охоты, Нарцисс заглянул в незамутненный источник и, увидев свое отражение в воде, влюбился в него. Юноша не мог оторваться от созерцания своего лица и умер от любви к себе. По преданию на месте гибели Нарцисса появилось поле удивительных растений и трав, в центре которого вырос целебный цветок, отмеченный строгой красотой, который и был назван именем юноши.

Ученик Леонардо да Винчи. Нарцисс

Караваджо. Нарцисс. 1598-1599. Рим. Galleria Nazionale d'Arte Antica

Поклонник

   Когда умер Нарцисс, разлившийся ручей его радости превратился из чаши сладких вод в чашу солёных слез, и Ореады пришли, плача, из лесов, чтобы петь над ручьем и тем подать ему отраду.
   И, когда они увидели, что ручей превратился из чаши сладких вод в чашу соленых слез, они распустили свои зеленые косы, и восклицали над ручьем, и говорили:
   — Мы не дивимся твоей печали о Нарциссе, — так прекрасен был он.
   — Разве был Нарцисс прекрасен? — спросил ручей.
   — Кто может знать это лучше тебя? — отвечали Ореады. — Он проходил мимо нас, к тебе же стремился, и лежал на твоих берегах, и смотрел на тебя, ив зеркале твоих вод видел зеркало своей красоты.
   И ручей отвечал:
   — Нарцисс любим был мною за то, что он лежал на моих берегах, и смотрел на меня, и зеркало его очей было всегда зеркалом моей красоты. 

О.Уайльд , перевод Ф.Сологуба
 

 Camie Davis

Narcissus by Oskar Wilde

Никола Пуссен. Нарцисс и Эхо. 1628-1630. Лувр

"Каждый из нас, по сути своей, нарцисс, а любая страсть - только собственное представление о любви, снабженное подходящими эпитетами" ("Тщета догматизма" Д. Грэнвилл).

"И нарциссы, что всех прекраснее, любуются собой в ручьях, пока не погибнут от своего любовного стремленья" ("Чувствительное растение" П. Б. Шелли).

Claud, Landscape with Narcissus and Echo, 1644 

Человек, это прямо-таки Нарцисс, который всюду хочет видеть только самого себя" (И. В. Гете).
 

Франсуа Лемуан. Нарцисс. 1728. Гамбург. Кунстхалле

Карл Павлович Брюллов. Нарцисс, смотрящий в воду. 1819. Русский музей

Джон Уотерхаус. Эхо и Нарцисс.1890

Стихотворение на английском о Нарциссе, автор прячеться за инициалами...

REFLECTIONS 

 Yesterday...I sat beside a placid stream...and dreamed of an
Enchanted land...Far off...and full of lovely dreams.

I wished that all the moments in my life could have the flavor
Of that moment...Far...Far away from all mundane
Existances.

Sitting there...beneath a willow tree...I gazed into the placid
Water's face...and saw, reflected back at me...another's...
Not my own...but one I knew quite well.

Those loving eyes...that gentle, thoughtful, continence...
I recognized...at once...as being you.

You gazed into my eyes...so deep into my Soul's most
Secret parts...my Heart's deepest desires you saw...
Acknowledged...and consented to.

The love I felt...and evermore will feel for you...
Was mirrored in your eyes.

And for that lovely...oh most precious vision
That I saw reflected there...
I'd die a thousand times...and not regret
A single moment that we'd shared...
The moments full of dear and gentle love...

The look...from out that limpid, watery glass...
Which held your face...
Was all I ever want to see...
And will remember for eternity.

S.A.C.

April 29,1998

 

Статья о Сальвадоре Дали и его картине "Метаморфозы Нарцисса"

 Елена КНЯЗЕВА

 Нарцисс — это я

 Меня ничуть не удивляет, когда мои друзья, недруги и публика в целом утверждают, что они не понимают образов, возникающих в моем воображении, которые я перевожу на язык своих картин. Как они могут понять их, когда я сам, «производящий» эти образы, не понимаю их? Но тот факт, что сам я в момент письма не понимаю смысла своих картин, не значит, что они вообще лишены смысла: напротив, смысл их так глубок, сложен, многозначен и непроизволен, что ускользает от простого анализа и определения с помощью логической интуиции. Чтобы объяснить и перевести на общепринятый язык мои картины, их необходимо подвергнуть специальному анализу, причем со строжайшей научной точностью и предельной объективностью.

С. Дали. Покорение иррационального

Истории о перевоплощениях людей в растения, известные с давних пор, повествуют о том, что древние люди, язычники, не выделяли себя, как мы сейчас, из мира природы. Например, финикийский бог Адонис, рожденный от Мирры, превращенной богами в мирровое дерево, погиб на охоте, и из капель его крови выросли розы. Нимфа Дафна, спасаясь от притязаний Аполлона, была превращена богами в лавр. Из тела божества Гиакинта (Гиацинта), из ревности погубленного богом ветра Зефиром, Аполлон вырастил цветок. Такие романтичные мифологические истории, подходящие для представлений, вдохновляли художников, скульпторов, музыкантов и литераторов всех времен.

Самая большая иконография — у древнегреческого Нарцисса: сказания; «Метаморфозы» Овидия («Он сам собой любуется, окаменев от удивления. Навек застыв, как дивное изображение из паросского мрамора, он не наглядится на все, что находит в себе прелестного»); оперы Скарлатти, Глюка; драма Кальдерона; картины Караваджо, Пуссена, Брюллова; скульптура Челлини, композиция В. Муница и др. Причина этой популярности в многоплановости мифа о Нарциссе, что предоставляет широкое поле для экспериментов в искусстве, психологии, культурологии и искусствоведении. Не случайно имя Нарцисс (Наркисс) происходит от глагола «narkao» (греч. — одурманивать, ошеломлять). С течением времени слово «нарцисс» стало синонимом слова «самовлюбленный».

Во второй четверти ХХ в. Сальвадор Дали создал интереснейшую картину на сюжет древнегреческого мифа, где попытался изобразить историю Нарцисса в движении: жизнь — смерть — возрождение (а как же иначе в ХХ веке!). Картине сопутствовала поэма Дали «Метаморфозы Нарцисса. Параноидальная тема (и в то же время инструкция по восприятию метаморфоз Нарцисса, запечатленных на моем полотне)», в которой художник предложил поэтическую методику, помогающую воспринимать сложные образы картины.

Если, отойдя чуть подальше,
какое-то время глядеть пристально —
рассеянным взглядом,
гипнотическая недвижная фигура Нарцисса
потихоньку начнет исчезать — и в итоге исчезнет.
Настанет момент истины мифа,
когда фигура Нарцисса примет очертанья руки,
выплывшей из собственной призрачной тени,
сжимая в пальцах яйцо, клубенечек, семя,
из которого новый Нарцисс — на сей раз цветок — родится.
Рядом — та же рука,
каменеющая известняковой глыбой,
ископаемая окаменелость, в которой — тоже цветок.

С. Дали

В отличие от предшественников, Дали создает живописный образ героя с двойным изображением, и этим заявляет о своем «методе параноидально-критической деятельности», характерной особенностью которого являются ассоциативные связи и постоянное обновление навязчивых идей путем повторения и умножения изображения (на задних планах картины есть еще фигуры героя).

Ко времени написания картины, по мнению художника, «экспериментальная эпоха невероятных искажений, невообразимых кровавых осмосов, летающих разодранных внутренностей, волосатых скал и фантастических пейзажей завершилась… новые образы обладают способностью к развитию и продуктивностью — качествами, присущими всякой системе». Поэтому в его литературных высказываниях появляются призывы «поверить алгеброй гармонию». Возможно, таким непростым путем художник Дали возвращается к классическому наследию, по крайней мере в формальном плане.

«Приемы жизнеподобного искусства с их гнусно-навязчивой и неотразимой убедительностью, — пишет Дали, — ловкая имитация внешнего правдоподобия, обстоятельная повествовательность всем осточертевшего академизма могут стать ступенями на пути восхождения мысли к новым откровениям конкретной иррациональности, ибо по мере того, как образы конкретной иррациональности сближаются с образами физической реальности, средства их передачи сближаются с приемами великой реалистической живописи Веласкеса или Вермера Делфтского, наша цель — реалистически изображать иррациональную мысль по неведомым законам воображения».

Поэму «Метаморфозы Нарцисса…» можно назвать поэтическим манифестом нового сюрреализма, созданного Сальвадором Дали и обращенного не только в загадочный мир подсознания, но и к памятникам многовековой культуры человечества.

Геометрия духа — симметрия,
заворожившая душу снами,
что рождены корнями и оттого всесильны.
Это они, оплетая сердце,
Сушат мозг, свивая пергамент извилин.
Это они готовят — и скоро! —
Великое Таинство Метафорфозы.
Ждать недолго — твоя голова канет в омут,
и по воле богов, воле сна и страсти
ты — человек! –
станешь стеблем, цветком, Нарциссом.
И когда голова твоя рухнет,
канет,
взорвется,
расколется
и разлетится,
снова, снова и снова
родится цветок — Нарцисс.
Знаешь, Гала (а впрочем, конечно, знаешь),
Это — я.
Да, Нарцисс — это я.

 

 Сальвадор Дали. Метаморфозы Нарцисса. 1936–1937. Галерея Тейт, Лондон

 Benjamin West, 1808

Grass Adolf Joseph Narcissus

Для любителей поразмышлять, особо вдумчивых и углублённых в себя - отрывок из Паскаля Киньяра.

Киньяр П. Секс и страх: Эссе: Пер. с фр. - М.: Текст, 2000, с. 130-140

 Не понимаю, отчего современные люди решили, что Нарцисс влюбился в самого себя и был за это наказан. Они не могли взять эту легенду у греков. Так же как не могли найти ее и у римлян. Такая интерпретация мифа подразумевает осознание самого себя, враждебность к личному domus тела, а также углубленный внутренний анализ, который развился только с приходом христианства. А миф прост: охотник зачарован взглядом, не зная, что это его собственный взгляд, что он попросту видит свое отражение в лесном ручье. И он падает в это отражение, заставившее его оцепенеть, убитый собственным прямым взглядом.

       Отчего на римских фресках Нарцисс никогда не изображается склоненным над своим отражением?

Pompeii. House of Loreius Tiburtinus. Narcissus

       Это аugmentum. Это миг, предшествующий смерти. Если он наклонится, то в миг, когда его зачарует собственный взгляд, он будет поглощен смертью.

       Куда же он падает, когда погружается во взгляд, обращенный на него? Он падает в саму сцену: он рожден от насилия реки над ручьем. Древние выражались точно: Нарцисса убивает не любовь к своему двойнику. Его убивает взгляд.
 

        Существует три варианта мифа о Нарциссе. В Беотии он звучал так: некто Нарцисс жил в Феспии. Нарцисс был юношей, любившим охотиться на Геликоне. Д рутой молодой охотник, Амений, питал к нему безумную любовь. Но Нарцисс относился к нему с отвращением и отталкивал его от себя; Амений был ему настолько противен, что однажды он послал ему в подарок меч. Получив оружие, Амений схватил его, выбежал из дома, ринулся к дверям Нарцисса и там убил себя, взывая, во имя своей крови, брызнувшей на каменный порог, к мщению богов. Через несколько дней после самоубийства Амения Нарцисс отправился охотиться на Геликон. Там он почувствовал жажду и решил напиться из источника. Его взгляд остановился на отражении взгляда, и, увидев его, он покончил с собой.
130

     Павсаний рассказывает легенду по-иному ¹: Нарцисс любил свою сестру-близнеца, которая умерла подростком. Он так сильно скорбел по ней, что горе мешало ему любить других женщин. Однажды, увидев себя в ручье, он решил, что видит сестру, и черты ее лица утишили его скорбь. И с той поры не было такого ручья или реки, над которой он не склонялся бы в поисках образа, утешавшего его в горе.
 

      Эта, более рациональная, версия Павсания имеет преимущество ясности: герой ни минуты не думает, что любуется самим собою в зеркале воды, отражающей его лицо.
 

        Овидий же создает следующую легенду ²: Нарцисс был сыном бога реки Кефиса и нимфы Лириопы. Бог Кефис силой овладел нимфой. Когда у Лириопы родился сын, она отправилась в Аонию вопросить божественного Тиресия о судьбе, назначенной ее ребенку. Тиресий был слеп; оба его глаза были приговорены к «вечной ночи», ибо он познал наслаждение разом и под видом женщины, и под видом мужчины. Слепец Тиресий ответил Лириопе: «Si se non noverit» (Если не узнает самого себя).
 

        К шестнадцати годам Нарцисс стал так красив, что не только молодые девушки, не только юноши, но и нимфы вожделели к нему, особенно та, что звалась Эхо. Но он отвергал их всех. И девушкам, и юношам, и нимфам он предпочитал лесную охоту на оленей.
 

         Нимфа Эхо страдала от безответной любви. Любовь эта была столь сильна, что Эхо стала повторять все слова, что говорил ее возлюбленный. Пораженный Нарцисс оглядывался, не понимая, откуда исходит этот голос.
 

— Соеamus! (Соединимся!) — крикнул он однажды таинственному бестелесному голосу, который преследовал его. И таинственный голос ответил:
—    Соеamus! (Сольемся в объятии!)
 

        Очарованная произнесенным словом, нимфа Эхо внезапно выбежала из чащи. Она бросается к Нарциссу. Она обнимает его. Но он тотчас бежит прочь. Отвергнутая Эхо возвращается в чащу. Мучимая стыдом, она худеет и тает. Вскоре от влюбленной нимфы остаются лишь кости да голос. Кости превращаются в скалы. И тогда от нее остается лишь жалобный голос. ("Один лишь звук, вот все, что осталось от нее").

---------------------------------

1 Павсаний, Описание Эллады, 9, 31 и далее.

2 Овидий. Метаморфозы, 3, 346 и далее.
131

        Отвергнутые девы, отвергнутые юноши, отвергнутые нимфы — все они взывают к богам о мести.
 

      Однажды, в знойный день, Нарцисс пошел на охоту. Устав от преследования зверя, мучимый жаждой, он прилег на траву с копьем в руке, возле прохладного источника. Он хочет утолить жажду, он наклоняется. И пока он пьет, глядя на свое отражение, он влюбляется в этот бестелесный призрак. Он принимает за тело то, что всего лишь вода. Он замирает в изумлении, с застывшим лицом, подобно статуе, изваянной из паросского мрамора. Он любуется своими глазами, которые кажутся ему прекрасными, как звезды, кудрями, прекрасными, как у Бахуса.
 

       "То, что он видит, ему незнакомо; но то, что он видит, пожирает его. То же заблуждение, что обманывает его взор, возбуждает его. Его собственные глаза несут ему гибель".

      Овидий пишет и продолжение легенды: попав в Ад, на берега Стикса, Нарцисс вновь склоняется и созерцает черную воду реки, пересекающей царство мертвых.

        Овидий настолько убежден в том, что прямому взгляду свойственна смертоносная зачарованность, .что сам, от лица рассказчика, обращается к своему герою с наставлением: «Доверчивый юноша, зачем так упорно стремишься ты заключить в объятия призрачный образ? То, что ты ищешь, не существует. То, что ты любишь, исчезнет, стоит тебе отвернуться. Мираж, который ты увидел, не более чем отражение твоего собственного образа». Но Нарцисс не желает слушать увещания автора и продолжает зачарованно смотреть в глаза, которые предстали его взору.
 

       Овидий отмечает, что Нарцисс видит в своем отражении статую Бахуса. Отражение — не значит «сходство». Об этом свидетельствует ода Горация к своему юному любовнику, которую Ронсар позже переиначил в сонете к Кассандре: «Этот румянец, коему позавидовала бы пурпурная роза, исчезнет под густой бородой, о, Лигурин! Эти густые кудри, разметавшиеся по твоим плечам, выпадут. И ты скажешь, увидя в зеркале кого-то другого: "Зачем нет у меня нынче моего прежнего лица! Зачем прежде не думал я так, как нынче!"» («Оды», IV, 10). Внешность человека изменчива, словно вода в реке; тождество личности можно уподобить бурному течению. Древние полагали, что Нарцисса убила не любовь к своему образу в воде — его убил зачаровывающий взгляд.
132

        Тот самый взгляд, которого избегала римская живопись. Как же римские живописцы изображают Нарцисса? В тот самый миг, что предшествует смерти, — совсем как Медею, следящую за своими детьми, поглощенными игрою в кости. На фресках Нарцисс еще не зачарован отражением в воде. Мы видим лесную лужайку. Жаркий полдень. Юный охотник еще держит в руке дротик. Он еще не видит ручья, текущего у его ног. Он еще не наклонился. Он еще не увидал своего отражения, которое едва видно зрителю и которое сделано намеренно нечетко.
 

         Нужно избежать прямого взгляда. Но Нарциссу неведома хитрость Персея, уклонившегося от взгляда Медузы. Он не знает, что встреча с другим взглядом несет смерть. Он не знает, что спастись от чужого завистливого взгляда можно лишь с помощью ароtropaion — фасцинуса. Вода лесного ручья — то же зеркало храма Ликосуры, где молящийся видел в мутном бронзовом зеркале не свое лицо, но созерцал бога или мертвеца — обитателя царства теней.
 

          Вспомним, о чем Эрот предупреждал Психею, желавшую увидеть его тело воочию: «Если ты его увидишь, то не увидишь более».
 

       Нельзя смотреть прямо перед собой (Персей, Актeон, Психея). Нельзя глядеть назад. Именно это Овидий-рассказчик говорит Нарциссу, прервав свое повествование; самое любопытное, что с этими словами следовало бы обратиться скорее к Орфею, нежели к Нарциссу: «Если ты обернешься, то потеряешь предмет своей любви»³. Но мог ли Нарцисс отвернуться? Уклончивый взгляд римских женщин либо избегает прямой встречи с чужими глазами, либо обозначает намек на поворот тела, не доведенный до конца.
 

          Психея не обнажает тело Эрота: в темной комнате она всего лишь подносит лампу к его лицу, но горячее масло обжигает ему плечо. И он тотчас исчезает, обернувшись птицей. Граф де Лузиньян вздумал подглядеть одним глазком через дыру в свинцовой перегородке за Мелюзиной; он видит ее обнаженной в ванне. Тотчас же она исчезает, обернувшись рыбкой.

----------------------------

3 Овидий. Метаморфозы, 3, 433.
133
 

         Эдип вырывает себе глаза. Тиресия ослепляют за то, что он познал любовные услады обоих полов. Горгона стала жертвой собственного отражения в зеркале, протянутом ей Персеем, — зеркале, сравнимом с материнским зеркалом воды, которое Лириопа протянула Нарциссу. Эрот-Фанес ⁴ из Орфических гимнов имел, кроме двух половых органов, мужского и женского, две пары глаз. Маленький Дионис, играя со своей юлой, ромбом и костями, упал в зеркало (мир) и был изрезан на куски Титанами ⁵. Зеркало Диониса — это зеркало Нарцисса, и оно же — зеркало Августа. Римляне заимствовали у греков почти все, что имело отношение к театру; так. Август, в последний день жизни, «потребовал зеркало». Вот как Светоний рассказывает о смертном часе императора («Жизнь двенадцати Цезарей», ХС1Х): «Он велел причесать себя и разгладить одутловатые щеки. Затем приказал впустить друзей и спросил, хорошо ли он, на их взгляд, сыграл и завершил комедию своей жизни. И даже добавил по-гречески традиционную формулу: «Если пьеса вам понравилась, наградите ее аплодисментами и выразите дружно свою радость!». После этого он отослал их. И в ту же минуту внезапно почувствовал сильный испуг. Он успел простонать, что его увлекают прочь сорок юношей, и скончался».
 

        Актеон не знал, что застанет Диану нагою. Собаки пожрали этот устремленный на богиню взгляд. Взгляд становится жертвой страсти того, что ему неведомо. Желание увидеть — вот что такое неизвестность. Август призвал к себе Овидия и покарал его ссылкой, согласно закону, выраженному «в нескольких строгих и мрачных словах», ибо тот увидел нечто, чего ему видеть не полагалось, — мы никогда не узнаем, чего именно. Строфа 103 книги II «Скорбных элегий» гласит: «Зачем увидел я нечто (Сur aliquid vidi)? Зачем сделал мои глаза преступными? Зачем лишь после этой опрометчивой неосторожности понял я свою вину»? Овидий сам сравнивает себя с Актеоном. «Божество не прощает даже неумышленного оскорбления. День, когда свершилась роковая моя оплошность, стал днем крушения моего дома».
 

         Август сослал Овидия на край света — в ледяной край дикой Паррасии. «Никто доселе не видывал столь дальних краев. За моей спиной — пустота. Морская вода скована льдами». Это первое письменное свидетельство осознания самого себя. «Я тот, кто тщетно пытается обратиться в камень. В записках моих я повествую о себе. Я силюсь не умереть в молчании. Стремление писать книги — это болезнь, близкая к безумию». Существует цепкая, неразрывная взаимосвязь между утраченной вещью, вещью, не имеющей цены, тем, что называется monstrum, химерой, чудом, искусством. «Две вещи сгубили меня — мои стихи и моя оплошность. О второй я должен умолчать ⁶».

----------------------------

4 Эрот-Фансс — божество орфического культа, «перворожденный», чье имя буквально означает «явившийся, блистающий»; отождествлялся с Эротом.

5 ...был изрезан на куски Титанами. — Имеется в виду орфический миф о Дионисс-Загрее, которого Титаны ребенком приманили блестящим зеркальцем, убили и растерзали.
134

       Юлий Басc говорил: «Мы действуем с большей решимостью, когда не видим, что делаем. Пагубность нашего поступка от этого меньше не становится, но испуг слабее» (Сенека Старший, «Контроверсин», VII, 5).
 

        Тела не могут дистанцироваться от того, что они собой представляют. Тела не повелевают в полной мере своими органами. Мы наслаждаемся другим телом, но никогда не владеем им до конца. То же самое происходит, когда мы захвачены чтением: мы уже не ощущаем книги в руках, мы перестаем жить, быть самими собой. Наше тело существует в сознании лишь как объект страдания или видимость в глазах других. Трагедия любовников состоит в том, что им никогда не удается достичь полного взаиморастворения в любви. Любовь пуритански скупа. Любовники умалчивают о своих объятиях, ибо им не дано прожить этот миг в полной мере. Достичь идеального слияния тел, отдаться друг другу до конца — вот самое трудное в любви. Мы лишены способности безраздельно властвовать над своим телом. Мы никогда не бываем достаточно immeditatus. Наслаждение ускользает от нас, оборачиваясь забытьем, торопливым утолением страсти.
 

        Легенда о Нарциссе доказывает невозможность увидеть самого себя, невозможность gnôthi seauton, невозможность взгляда назад, в прошлое. Орфей, перебирая струны своей лиры, пытался утолить скорбь по жене, которую он любил и потерял. «Одиноко бродил он на диком берегу и неумолчно пел. День занимался, день угасал, а он все пел. Он спустился в недра Тенаре. Он пересек священный лес, окутанный черным туманом страха. Он попал в царство теней, к их грозному повелителю. Он запел, и из бездны Эреба, разбуженные звуками этой песни, возникли бледные подобия существ, лишенных света, неосязаемые тени. Их было бесчисленное множество. Они теснились, точно птицы, что укрываются в листве деревьев или в кустах, когда приходит ночь или когда рев урагана прогоняет их с гор. Средь них были тени матерей и супруг, героев и детей. Они поднимались из зловонной бездны ужасного черного болота, и мерзкие тростники Коцита стояли вкруг них грозной стражей. Стикс, с его девятью кругами, держал их в плену. Ветер утих. Трехглавый Цербер застыл в недоумении. Остановилось колесо Иксиона. Он уже возвращался

-----------------------------------

6 Овидий. Скорбные элегии, 1, 207—208.
135

назад с Эвридикой. Прозерпина велела ему идти впереди, перед женой, не оглядываясь. Он выходит из тьмы, видит дневной свет, как вдруг внезапное безумие овладевает им. Он остановился... Уже совсем близок лучезарный берег, уже Эвридика возвращена ему, но тут, забыв обо всем, ослабев душою, он обернулся назад. Он стоит лицом к лицу с нею. Он бросает на нее взгляд. И тогда нз Авернской пучины поднимается ужасный троекратный вопль. И Эвридика заговорила: «Орфей, какое безумие погубило меня? Какое безумие погубило тебя самого? Второй раз возвращаюсь я туда. Второй раз сон затуманивает мне глаза и уносит в бесконечную тьму». И как тает в воздухе призрачный дымок, так и она внезапно скрывается из вида. Тщетно Орфей пытается задержать тени. Орфею никогда больше не перейти вспять ужасное болото. Лодочник Орка не позволил ему вернуться. Уже Эвридика отплывала, ледяная н безгласная, в адской барке. Семь полных месяцев свершили свой бег, а он все оплакивал ее над волнами пустынного Стрнмона, у подножия горы. Тигры в своих логовах лили слезы, слыша его безутешные рыдания. Дубы трепетали от звуков его несен. Никакая любовь, никакой новый союз не могли смутить его душу: он оплакивал отнятую у него Эвридику и бесполезные дары Дита. Его верность разгневала других женщин страны киконов. Во время мистерий, в разгар ночных оргий в честь Бахуса они схватили юношу, растерзали на части и разбросали его члены по полям. А голову его, оторванную от тела, Эагр Гебр забросил в волны, взбурлившие вокруг нее. И тогда все услышали голос Орфея: его язык призывал Эвридику. Губы его, вместе с последним вздохом, исторгли ее имя, повторяя: «Эвридика!» И берега вдоль реки подхватили: «Эвридика!» (Вергилий, «Гсоргнки», IV, 465).
 

        От самосозерцания до омофагии всего лишь один шаг. Ненависть к себе выросла до устрашающих размеров. Во время гражданских войн один легионер отрубил голову своему соотечественнику. Голова, скатившаяся на камни мостовой, успела сказать убийце: «Значит, кто-то ненавидит меня более, чем я сам?»⁷. Вот первый христианин в истории человечества, появившийся за шестьдесят лет до пришествия Христа.
 

         Ответ Тиресня Лириопе звучит вполне ясно: «Человек живет, если не знает самого себя». Нарциссы же погибают. «Еgо» обречено смерти. Как фасцинус (facinus на латыни — это сам акт, само преступление) притягивает взгляд человека, повергая его в эротическое оцепенение, так взгляд Нарцисса, обращенный на самого себя, побуждает его к «самоубийству»

-----------------------------

7 Ср. Сенека Старший. Контроверсии, 7, 3, 1.
136

(вот здесь-то fascinus и превращается в facinus). В римских изображениях Нарцисса отраженный образ — это деталь в самом низу фрески, иногда вовсе уходящая за ее край. У Нарциссов эпохи Возрождения отражение — это уже часть картины, весьма существенная для художника, — она занимает центр полотна. Отражение в произведении искусства всегда зачаровывает сильнее, чем сама модель, вдохновившая художника, ибо художественные произведения меньше соотносятся с жизнью и метаморфозой. Им ближе жесткая застылость красоты, их пронизывает застылость смерти. Существует какая-то часть, более возвышенная, нежели химеры рассудка, служащие источником искусства (менее возвышенным, па их взгляд), которая интегрирует животное начало, неотделимое от человека, и которая меньше подчинена взгляду, что отрывает его от него самого и отделяет от тела. Те, кто любит живопись, подозрительны. Жизнь себя не созерцает. То, что оживляет животность животного, то, что оживляет животность души, не дистанцируется от самого себя. Еgо (я) жаждет отражения, раздела между внутренним п внешним, смерти того, что постоянно соотносит первое со вторым. Потому неведение, от которого мы не можем избавиться, нужно любить, как саму жизнь, которая возможна лишь в нем. Всякий человек, уверенный, что он «знает», отделен от своей головы, от изначальной случайности своего рождения. Всякий человек, уверенный, что он «знает», лишается головы; ее отрубают от тела. Его отрубленная голова остается в воде зеркала. То, что обрекает человека на зачарованность (на эротическое смятение), оберегает его в то же время от безумия.
 

      Римские патрицианки расстались с зачарованностью. Римские патрицианки начали отделять себя от вечного течения бытия, различать желание и испуг, еros и pothos, соитие и любовь (деспотическое п пуританское опьянение, свойственное чувствам, принадлежит политике, но ни в коем случае не эросу). Любое чувство, в отличие от желания, утверждает власть одного человека над другим, подавляет другого, иными словами, порождает феодальное отношение и жажду успеха в социальной экономике, объединяющей родовую собственность и генеалогический наследственный капитал. Подобно тому как ставят экран перед очагом, мужчины в конце концов поставили заслон отвращения к жизни перед сладострастием, а затем и перед телесной наготой. Женщины же взяли на себя заботу о благочестии, о почитании мертвого бога со стыдливо прикрытыми чреслами, бога, чью жизнь его Отец принес в жертву; по смерти они оставляли этот капитал храмам и уединенным виллам, передаваемым по наследству. И вот уже не Эней уно-
137

сит на спине своего умирающего отца из горящей Трои, а Бог-Отец оборачивает благочестие против своего Сына, которого приносит в жертву, как последнего раба. Христианство являет собой феномен колоссальной недвижимости — наследие, оставленное римскими патрицианками, разведенными, овдовевшими или лишившими наследства своих сыновей. Христианство — тот самый мертвый сын, которого матери несут на спине. Главная ненависть к желанию связана с этим детоубийственным или, по крайней мере, пуританским стремлением, которое обеспечивало будущую жизнь и позволяло бесконечно приумножать это недвижимое достояние. Ни Ветхий, ни Новый Заветы никогда не проповедовали отказ от воспроизведения, завещание храму родовых поместий, социальный или антифискальный анахорез и taedium vitae.
 

         Римская сексуальность была подавлена не волею императоров, не религией, не законами. Римская сексуальность самоуничтожилась. Ее место заняла сентиментальная любовь — странная связь, когда сама жертва становится палачом. Те, кто попал в это рабство, свыклись со своим бессилием и начали почитать свои цепи, как бога. Более того, они постарались стянуть их потуже. Они поспешили освятить и превознести зависимость женщины и облагородить эту рабскую зависимость с помощью торжественных церемоний, с целью умерить испуг, превратившийся в страх.
 

       Новая, чиновничья знать расширила понятие зависимости, подчиненности. Как чиновник зависел от императора, так же и сознание зависимости между мужем и женой родило понятие взаимовыбора, которое реорганизовало, сделав внешне добровольной (то есть окрашенной любовным чувством) связь, прежде строившуюся на неравенстве п зависимости женщины от мужа. Отец знатного семейства, глава независимого рода, отказался от клановой борьбы и стал главой семьи императорского чиновника, слугой повелителя. От этого рабского подчинения другому недалеко и до самоподчинения. Так самосозерцание Нарцисса превратилось в самосъедение Беллерофонта.
 

        Прежде нагота испытывала страх перед чужим взглядом. Затем она испытала страх под взглядом Бога. И наконец, она стала испытывать страх под собственным взглядом. Эти новые зависимости сломали прежние отношения между супругом, супругой и детьми. Тогда же инцест между матерью и сыном начал рассматриваться как преступление: он противоречил новым устоям супружеской жизни, он стал horror. Обычай, возбранявший римским матронам кормить грудью младенцев, вновь подвергся сомнению, — правда, женщины от него все-таки не отказались. Фаворин из Арля тщетно
138
 

призывал матерей-христианок выкармливать своих детей. Желание перестало сопрягаться с рабством: рабы, проникшись новыми веяниями и недовольные насильственным обращением сверху, сами начали создавать секты и вступать в браки подобно свободным людям. В результате гомосексуализм, за отсутствием предложения, а потом и спроса, постепенно становится маргинальным, как любое явление, переставшее быть статусным. Забота о приличиях, подавление сексуальности, автаркия, самоограничение — вот понятия, которые, не будучи связаны между собой изначально, в конце концов объединились в нечто целостное. Стоицизм оказался настолько близок самодостаточности, что сексуальность стала выглядеть грубой, непристойной. Любовь к жене, детям, друзьям допускалась лишь в разумных пределах, если человек не мог совсем отказаться от них. Одна фраза из послания Павла к римлянам в 57 году вполне могла бы принадлежать стоику: «Лучше жениться, нежели сгорать от желания».
 

       Появились первые брачные договоры. Скоро в них начали включать статьи, согласие которым супруг обязывался не брать себе ни наложниц, ни pais. И хотя подобные документы не оформлялись официально, их можно назвать первыми брачными контрактами Запада.Так, император Марк Аврелий, последователь секты Эпикура, похвалялся в своих дневниках тем, что не притронулся к служанке по имени Бенедикта и даже к рабу (которого звали Теодотом), несмотря на снедавшее его желание. Этот внутренний (уже почти психологический) самоконтроль выводит нас к теме subjectus и obsequens maritus. Сдержанность, послушание означают почти пассивность. Римляне времен Республики назвали бы такого супруга impudicus; по их мнению, это человек, попавший под иго Юноны Юги. Любовь genialis превращается в любовь соnjugalis. Супружеская любовь — это миф, согласно которому покорность как следствие силы (obsequim как следствие virtus) становится психологической и религиозной (pietas и fides).

        Таким образом, между эпохой Цицерона и веком Антонинов сексуальные и супружеские отношения претерпели изменения, совершенно независимо от какого бы то ни было христианского влияния. И метаморфоза эта произошла за сто или более лет до распространения новой религии. Христиане приписали себе заслугу новой строгой морали, которая па самом деле оформилась во времена Римской империи, при императоре Августе и его зяте Тиберии.
139

          Христиане причастиы к изобретению христианской морали не более, чем к изобретению латинского языка: они просто приняли и то и другое, как будто это заповедал им Бог.
 

        Сексуальная мораль полностью перестала быть вопросом статуса. Эта трансформация не повлекла за собой ни малейшего изменения в законах Империи по той простой причине, что они-то ее и породили. Эта эволюция не сопровождалась никакими переменами в идеологии и новой теологии империи, установленными Августом, Агриппой, Меценатом, Горацием, Вергилием, — обе они были не только сохранены, но и укреплены ими. То был медленный, глубинный, естественный процесс иод охраной страха. Однако человеческий страх не может ничего охранять, поскольку страх — это то, что охраняет человека от желания. Поскольку страх ограждает себя от желания, он охраняет лишь бессилие или в крайнем случае ущербность, усугубляя боязнь. Иными словами, он охраняет «ничто», он охраняет «не-жизнь» — стыдливо прикрытые чресла, тело, до такой степени отверженное, что оно стало мертвым и его навечно прибили гвоздями к кресту.

 Susie Green 

 Echo and Narcissus, bronze sculpture by David John Mega.

Damian Wojtowicz "Narcissus"
 

И немного юмора...

http://smallbay.ru/waterhouse.html

.

Hylas and the Nymphs, by John Waterhouse (1896)

Арнольд Бёклин (1827 — 1901)

"Картина должна о чем-то повествовать, побуждать зрителя к размышлениям, подобно поэзии, и производить впечатление, подобно музыкальной пьесе" — эти слова известного швейцарского художника-символиста Арнольда Бёклина стали лейтмотивом его творчества. Среди мастеров европейского символизма конца XIX столетия он был, несомненно, одной из самых ярких фигур, и его творчество оказало влияние на Х. фон Маре, А. Фейербаха, Ф. фон Штука, а также многих живописцев других стран.

Бёклин учился сначала в Базеле, затем — в дюссельдорфской Академии художеств у скульптора и теоретика искусства А. фон Хильдебрандта и пейзажиста И.В. Ширмера. В Дюссельдорфе он познакомился с А. Фейербахом, с которым его связывали теплые дружеские отношения. Период 1846—1848 годов он провел в путешествиях по Швейцарии (некоторое время занимался в Женеве пейзажной живописью у А. Калама), совершил поездки в Брюссель, Антверпен, Париж, где изучал и копировал произведения старых мастеров, знакомился с работами современников, в частности, с пейзажами нравившегося ему К. Коро. Большую роль в его становлении как живописца имели две длительные поездки в Италию в 1850—1857 и 1867—1877 годах. Он с юности мечтал попасть туда, вдохновленный рассказами Ширмера, знатока итальянской культуры, прекрасного мастера пленэра. Итальянские впечатления стали определяющими в последующий период творчества Бёклина, когда он часто менял место проживания, работая в Базеле (1857—1859), Мюнхене (1859—1860), Веймаре (1860—1862, где преподавал в Высшей художественной школе), Цюрихе (1886—1894). Ностальгия по Италии всегда была столь сильной, что последние семь лет жизни он провел в окрестностях Флоренции, где и скончался. Бёклин был человеком, любившим новые впечатления, которые давали ему путешествия и встречи с интересными людьми.

Увлечение с юности мифологией и классической поэзией, изучение итальянского искусства проявилось в обращении к сюжетам с изображением античных богов и муз среди природной стихии — моря, луга, поднебесного пространства. Парящая на облаках муза Клио (1875, Базель, Кунстхалле) или возникающая из пены Венера Анадиомена (1870, Вормс, Кунстхауз Хейльсхоф) стройны и прекрасны, они олицетворяют величие природного начала, высшую гармонию, существующую в мире природы и искусства.

Ощущение неразделимого единства натуры и вымысла вносят и фигуры менее гармоничных, но загадочных существ — наяд, тритонов, кентавров ("Игра наяд", 1886, Базель, Кунстхалле; "Морской штиль", 1887, Вена, Музей истории искусства; "Битва кентавров", 1873, Базель, Кунстхалле), тоже изображаемых в пейзажах.

http://www.art-catalog.ru/article.php?id_article=638

 Triton and nereid 

L'Ile des vivants 

Playing in the Waves

Triton and Nereid

In the Sea

Triton and Nereid


 

Иван Крамской. Русалки.
(на сюжет из произведения Н.В. Гоголя «Майская ночь»).
1871. Холст, масло. 88 x 132.
Третьяковская Галерея, Москва, Россия.      

Etsy - странчичка в Интернете, посвященная разнообразному творчеству, в том числе там выставляют свои работы и художники (профессионалы и любители).  Хочу познакомить вас с работами  CampbellJane, художницей из Калифорнии.

Вот ее краткая биография на английском:

Bio

I am a full-time Christian Artist/Painter & avid Crafter. Currently living in California, right in the heart of Gold Country. Born in South Carolina & I spent my early childhood there before moving to Japan, Arizona & finally California.

My love of faces & portraits began in the early 90's after taking portrait classes with a former Art Director of Disney. Typically I don't draw my faces, they just come to life on their own while painting and most of their eyes will follow you, watch over you. The human face is not symetrical, by exaggerating this feature, it is my intention to capture a greater sense of personality & emotions. There is always 2 sides to every personality...

Sink or Swim Little Swimmer

Breathless Mermaid Swimmer

Страничка в Интернете: http://www.etsy.com/shop/CampbellJane?ref=top_trail

 Etsy - странчичка в Интернете, посвященная разнообразному творчеству, в том числе там выставляют свои работы и художники (профессионалы и любители).  В этот раз я представляю работы  Renie Britenbucher из Огайо, вот уже более 25 лет рисующую на самые разнообразные темы. Ее работы полны юмора и простодушия. Может кому-то русалки  Renie Britenbucher покажуться толстоватыми, но уж это дело вкуса каждого...

Краткая биография:

Renie Britenbucher is a full time artist from northeastern Ohio. Her work can be seen throughout the United States, Canada, Australia and Europe.

Her work portrays a whimsical joy and many times, humor. She is known for her Diva series which are above average-sized women, many times on the beach or in precarious situations. She is also known for her Jazz and Blues themed work, and her whimsical folk art.
Renie Britenbucher is honored to be a winner in the annual Artists' Choice Awards or ACA, voted for by the fellow artists on eBay, for the last several years.

 

3 Mermaids

Green Mermaid

Partying Mermaids

Two Colorful Mermaids

Страничка в Интернете: http://www.etsy.com/shop/reniebritenbucher?ref=pr_profile

 Etsy - странчичка в Интернете, посвященная разнообразному творчеству, в том числе там выставляют свои работы и художники (профессионалы и любители).  Lisa Ferguson живет в Оттаве, работает в стиле фэнтези.

Коротко о себе пишет так:

My name is Lisa Ferguson and I am an artist living in Ottawa, Ontario, Canada. I work in graphite, watercolor and pastel and I have been doing commissioned portraits for just over 10 years and fantasy art for the past few years. I have studied at various art schools including a formative stint at the Alberta College of Art in Calgary, Alberta, Canada, and I now work every day in my studio at home. I also sell my work at my fantasy boutique, called Happy Campers, in Orleans, Ontario.

Mermaid

Mermaid and her Fish

Serenity

Undrewater Friends

Calm Mermaid

The Happy Mermaid

Mermaid Surprise

И вот еще несколько ее работ на сказочную тему:

Angel and Swan

Butterfly Fairy

Forest Wizard

Autumn Fairy

Little Red Ridng Hood

Dryad and the Crow

Русалка

Вода и огонь

Русалка и фавн

Нимфы

Водяная нимфа

Волна

Музыка волн

Последняя борьба

Тайна

Источник http://gallerix.ru/album/Kotarbinsky

Русалка и фавн, начало ХХ в.

Сказка

 Об Орфее

Генрих СЕМИРАДСКИЙ - Маленький Орфей

Г. Райланд - Молодой Орфей. 1901

Орфей — одна из самых загадочных фигур в мировой истории, о котором дошло очень мало сведений, которых можно назвать достоверными, но при этом очень много мифов, сказок, легенд. Сегодня трудно себе представить мировую историю и культуру без греческих храмов, без классических образцов скульптуры, без Пифагора и Платона, без Гераклита и Гесиода, без Эсхила и Еврипида. Во всем этом — корни того, что мы называем сейчас наукой, искусством, и в целом культурой. Если обратиться к истокам, то вся мировая культура базируется на греческой культуре, импульс к развитию, которой принес Орфей: это каноны искусства, законы архитектуры, законы музыки и т.д. Орфей появляется в очень сложное для истории Греции время: люди погрузились в полудикое состояние, культ физической силы культ Вакха, самых низменных и грубых проявлений.

Gennari - Орфей, 1500

 В этот момент, а это было около 5 тысяч лет назад, появляется фигура человека, которого предания называли сыном Аполлона, ослепляющего свое физической и духовной красотой. Орфей — его имя переводится как «лечащий светом» («аур» — свет, «рфе» — лечить). В мифах, о нем рассказывают как о сыне Аполлона, от которого он получает свой инструмент - 7-миструнную лиру, в которую впоследствии добавил еще 2 струны, сделав ее инструментом 9—ти муз. Муз, как девять совершенных сил души, ведущих по пути и с помощью которых можно этот путь пройти. По другой версии, он был сыном царя Фракии и музы Каллиопы, музы эпической и героической поэзии. По мифам Орфей участвовал в путешествии аргонавтов за золотым руном, выручая своих друзей во время испытаний.

Дж.М. Сван. Орфей. 1896

Одним из самых знаменитых мифов — миф о любви Орфея и Эвридики. Возлюбленная Орфея, Эвридика умирает, душа ее направляется в подземный мир к Аиду, и Орфей, ведомой силой любви к своей возлюбленной, спускается за ней. Но когда цель уже казалось бы была достигнута, и он должен был соединиться с Эвридикой, его одолевают сомнения. Орфей оборачивается и теряет свою возлюбленную, великая любовь соединяет их только на небе. Эвридика представляет собой божественную душу Орфея, с которой он соединяется после смерти.

Орфей продолжает борьбу против лунных культов, против культа Вакха, он погибает растерзанный вакханками.

Émile Jean Baptiste Philippe Bin - Смерть Орфея, 1874

Миф говорит также о том, что голова Орфея какое-то время пророчествовала, и это был один из самых древнейших оракулов Греции.

John William Waterhouse - Нимфы находят голову Орфея, 1900

Орфей приносит себя в жертву и умирает, но до смерти он осуществил то дело, которое он должен осуществить: он приносит свет людям, лечит светом, приносит импульс для новой религии и новой культуры. Новая культура и религия, возрождение Греции рождается в тяжелейшей борьбе. В момент, когда господствовала грубая физическая сила, приходит тот, кто приносит религию чистоты, красивого аскетизма, религию высокой этики и морали, которая послужила противовесом.

Учение и религия орфиков принесла красивейшие гимны, через которые жрецы доносили крупицы мудрости Орфея, учение о Музах, помогающих людям через свои таинства, открыть в себе новые силы. На учение Орфея опирались Гомер, Гесиод и Гераклит, последователем орфической религии стал Пифагор, который стал основателем пифагорейской школы как возрождения орфической религии в новом качестве. Благодаря Орфею в Греции снова возрождаются мистерии — в двух центрах Элевсинах и Дельфах.

Элевсины или «место, куда пришла богиня», связано с мифом о Деметре и Персефоне. Суть Элевсинских мистерий в таинствах очищения и возрождения, они были основаны на прохождении души через испытания.

Hans Leu Младший - Орфей и звери, 1519

Другую составляющую религии Орфея составляют мистерии в Дельфах. Дельфы как соединение Диониса и Аполлона представляли собой гармонию противоположностей, которую несла в себе орфическая религия. Аполлон, характеризующий порядок, соразмерность всего, дает основные законы и принципы построения всего, строительства городов, храмов. И Дионис, как обратная сторона, как божество постоянного изменения, постоянного преодоления всех возникающих преград. Дионисийское начало в человеке постоянный неиссякаемый энтузиазм, дает возможность постоянного движения, стремления, к новому, и Аполлонийское начало стремится одновременно к гармонии, четкости и соразмерности. Эти два начала были соединены в Дельфийском храме. Праздники, которые проходили в нем, были связаны с соединение этих двух начал. В этом храме от имени Аполлона говорят прорицательницы дельфийского оракула — пифии.

Орфей принес учение о музах, девяти силах человеческой души, которые предстают в виде 9 прекраснейших муз. Каждая из них имеет свою составляющую как принцип, как ноты в божественной музыке. Муза истории Клио, муза ораторского искусства и гимнов Полигимния, муза комедии и трагедии Талия и Мельпомена, муза музыки Эвтерпа, муза небесного свода Урания, муза божественного танца Терпсихора, муза любви Эрато, и муза героической поэзии Каллиопа.

Charles François Jalabert - Нимфы, слушающие песни Орфея

Учение Орфея - это учение света, чистоты и Великой безграничной любви, его получило все человечество, и часть света Орфея унаследовал каждый человек. Это некий дар богов, который живет в душе каждого из нас. И через него можно постичь все: и силы души, сокрытые внутри, и Аполлона и Диониса, божественную гармонию прекрасных муз. Может быть, именно это даст человеку ощущение настоящее жизни, наполненной вдохновением и светом любви.

Michael Willmann - Орфей, играющий на арфе, 1970 (деталь)

 Миф об Эвридике и Орфее

В греческих мифах Орфей находит Эвридику и силой своей любви трогает даже сердце владыки ада Аида, который разрешает ему вывести Эвридику из подземного мира, но с условием: если он оглянется и посмотрит на нее, прежде, чем Эвридика выйдет на свет дня, он потеряет ее навсегда. И в драме Орфей теряет Эвридику, не может выдержать и не посмотреть на нее, она исчезает и вся его оставшаяся жизнь проходит в безысходном горе.

Jean-Baptiste-Camille Corot - Орфей, оплакивающий Эвридику, 1861-1865

На самом деле конец этой истории другой. Да, великая небесная Любовь Орфея вызвала сострадание в сердце Аида. Но он не теряет Эвридику. Сердце подземного мира обозначает таинства. Орфей находит Эвридику, потому что приближается к таинствам неба, к таинствам Природы, к сокровенному. И каждый раз, когда он пытается на нее смотреть, Эвридика от него убегает — как Звезда волхвов появляется, чтобы показать путь, а потом исчезает, чтобы дождаться, когда человек дойдет до тех далей, которые она ему показала.

Эвридика уходит на небо и с неба вдохновляет Орфея. И каждый раз, когда Орфей через свою прекрасную музыку, вдохновленный, приближается к небу, он встречается с Эвридикой. Если он слишком привязан к земле, Эвридика не может так низко опускаться, и это является причиной их разлуки. Чем ближе он к небу, тем ближе он к Эвридике.

Орфей об Эвридике

В это время вакханки уже начали околдовывать Эвридику своими чарами, стремясь завладеть её волей.

Привлеченный каким-то неясным предчувствием в долину Гекаты, я шел однажды посреди густых трав луга и кругом царствовал ужас темных лесов, посещаемых вакханками. И тут я увидел Эвридику. Она медленно шла, не видя меня, направляясь к пещере. Эвридика останавливалась, нерешительная, а затем возобновляла свой путь, словно побуждаемая магической властью, все более приближаясь к пасти ада. Но я различил спящее небо в ее взорах. Я позвал ее, я взял ее за руку, я крикнул ей: «Эвридика! Куда идешь ты?» Как бы пробужденная ото сна, она испустила крик ужаса и, освобожденная от чар, упала на мою грудь. И тогда Божественный Эрос покорил нас, мы обменялись взглядами, так Эвридика — Орфей стали супругами навек.

Jean Raoux - Орфей и Эвридика, 1718–1720

Но вакханки не смирились, и однажды одна из них предложила Эвридике чашу с вином, обещая, что если она выпьет его, перед ней раскроется наука магических трав и любовных напитков. Эвридика в порыве любопытства выпила ее и пала, как бы пораженная молнией. Чаша заключала смертельный яд.

Когда я увидал тело Эвридики, сжигаемое на костре, когда последние следы ее живой плоти исчезли, я спросил себя: где же ее душа? И я пошел в невыразимом отчаянии. Я бродил по всей Греции. Я молил жрецов Самофракии вызвать ее душу. Я искал эту душу в недрах земли и везде, куда мог проникнуть, но тщетно. Под конец я пришел к пещере Трофонийской.

Там жрецы вводят смелого посетителя через трещину до огненных озер, которые кипят в недрах земли и показывают ему, что происходит в этих недрах. Проникнув до конца и увидав то, что ни одни уста не должны произносить, я вернулся в пещеру и впал в летаргический сон. Во время этого сна ко мне явилась Эвридика и сказала: «Ради меня ты не побоялся ада, ты искал меня между мертвыми. Я услышала твой голос, я пришла. Я обитаю на краю обоих миров и плачу так же, как ты. Если ты хочешь освободить меня, спаси Грецию и дай ей свет. И тогда мне будут возвращены мои крылья, и я поднимусь к светилам, и ты снова найдешь меня в светлой области Богов. А до тех пор я должна бродить в царстве мрака, тревожном и скорбном...»

Трижды я хотел схватить её, трижды она исчезала из моих объятий. Я услышал звук словно от разорванной струны, и затем голос, слабый как дуновение, грустный как прощальный поцелуй, прошептал: «Орфей!!»

Frederic Leighton - Орфей и Эвридика, 1864

При этом звуке я пробудился. Это имя, данное мне её душой, преобразило все мое существо. Я почувствовал, как в меня проник священный трепет беспредельного желания и сила сверхчеловеческой любви. Живая Эвридика дала бы мне блаженство счастья, мертвая Эвридика повела меня к истине. Из любви к ней я облекся в льняные одежды и достиг великого посвящения и жизни аскета. Из любви к ней я проник в тайны магии и в глубины божественной науки; из любви к ней я прошел через пещеры Самофракия, через колодцы Пирамид и через могильные склепы Египта. Я проникал в недра земли, чтобы найти в ней жизнь. И по ту сторону жизни я видел грани миров, я видел души, светящиеся сферы, эфир Богов. Земля раскрыла передо мной свои бездны, а небо — свои пылающие храмы. Я исторгал тайную науку из-под пелен мумий. Жрецы Изиды и Осириса открыли мне свои тайны. У них были только их Боги, у меня же был Эрос. Его силою я проник в глаголы Гермеса и Зороастра; его силой я произнес глагол Юпитера и Аполлона!

Э.Шюре «Великие Посвященные»

Источник http://www.newacropol.ru/Alexandria/myth/Orphey/

Орфей и Эвридика

 На севере Греции, во Фракии, жил певец Орфей. Чудесный дар песен был у него, и слава о нём шла по всей земле греков.

Nicolas Poussin - Пейзаж с Орфеем и Эвридикой, 1650 - 1653

За песни полюбила его красавица Эвридика. Она стала его женой. Но счастье их было недолговечно. Однажды Орфей и Эвридика были в лесу. Орфей играл на своей семиструнной кифаре и пел. Эвридика собирала цветы на полянах. Незаметно она отошла далеко от мужа, в лесную глушь. Вдруг ей почудилось, что кто-то бежит по лесу, ломая сучья, гонится за ней, она испугалась и, бросив цветы, побежала назад, к Орфею. Она бежала, не разбирая дороги, по густой траве и в стремительном беге ступила в змеиное гнездо. Змея обвилась вокруг её ноги и ужалила. Эвридика громко закричала от боли и страха и упала на траву. Орфей услышал издали жалобный крик жены и поспешил к ней. Но он увидел, как между деревьев мелькнули большие чёрные крылья, - это Смерть уносила Эвридику в подземное царство.

Niccolo dell\\\\\\\\'Abate - Смерть Эвридики

Джордж Фредерик Уотс - Орфей и Эвридика
 

Велико было горе Орфея. Он ушёл от людей и целые дни проводил один, скитаясь по лесам, изливая в песнях свою тоску. И такая сила была в этих тоскливых песнях, что деревья сходили со своих мест и окружали певца. Звери выходили из нор, птицы покидали свои гнёзда, камни сдвигались ближе. И все слушали, как он тосковал по своей любимой.

Roelandt Savery - Орфей

Sebastiaan Vrancx - Орфей и животные, 1595

Alessandro Varotari - Орфей, очаровывающий животных, нач. 17 ст.

Проходили ночи и дни, но Орфей не мог утешиться, с каждым часом росла его печаль.

- Нет, не могу я жить без Эвридики! - говорил он. - Не мила мне земля без неё. Пусть и меня возьмёт Смерть, пусть хоть в подземном царстве буду вместе с моей любимой!

Но Смерть не приходила. И Орфей решил сам отправиться в царство мёртвых.

Долго искал он входа в подземное царство и, наконец, в глубокой пещере Тэнара нашёл ручеёк, который тёк в подземную реку Стикс. По руслу этого ручья Орфей спустился глубоко под землю и дошёл до берега Стикса. За этой рекой начиналось царство мёртвых.

Черны и глубоки воды Стикса, и страшно живому ступить в них. Вздохи, тихий плач слышал Орфей за спиной у себя - это тени умерших ждали, как и он, переправы в страну, откуда никому нет возврата.

Guido Philipp Schmitt - Орфей в царстве мертвых, 1905

Вот от противоположного берега отделилась лодка: перевозчик мёртвых, Харон, плыл за новыми пришельцами. Молча причалил к берегу Харон, и тени покорно заполнили лодку. Орфей стал просить Харона:

- Перевези и меня на тот берег! Но Харон отказал:

- Только мёртвых я перевожу на тот берег. Когда ты умрёшь, я приеду за тобой!

- Сжалься! - молил Орфей. - Я не хочу больше жить! Мне тяжело одному оставаться на земле! Я хочу увидеть мою Эвридику!

Суровый перевозчик оттолкнул его и уже хотел отчалить от берега, но жалобно зазвенели струны кифары, и Орфей запел. Под мрачными сводами Аида разнеслись печальные и нежные звуки. Остановились холодные волны Стикса, и сам Харон, опершись на весло, заслушался песни. Орфей вошёл в лодку, и Харон послушно перевёз его на другой берег. Услышав горячую песню живого о неумирающей любви, со всех сторон слетались тени мёртвых. Смело шёл Орфей по безмолвному царству мёртвых, и никто не остановил его.

Gérard de Lairesse - Схождение Орфея в подземный мир, 1662

Так дошёл он до дворца повелителя подземного царства - Аида и вступил в обширный и мрачный зал. Высоко на золотом троне сидел грозный Аид и рядом с ним его прекрасная царица Персефона.

Генрих Семирадский - Орфей в подземном царстве, конец 1880-х

Со сверкающим мечом в руке, в чёрном плаще, с огромными чёрными крыльями, стоял за спиной Аида бог Смерти, а вокруг него толпились прислужницы его, Керы, что летают на поле битвы и отнимают жизнь у воинов. В стороне от трона сидели суровые судьи подземного царства и судили умерших за их земные дела.

В тёмных углах зала, за колоннами, прятались Воспоминания. У них в руках были бичи из живых змей, и они больно жалили стоявших перед судом.

Много всяких чудовищ увидел Орфей в царстве мёртвых: Ламию, которая крадёт по ночам маленьких детей у матерей, и страшную Эмпузу с ослиными ногами, пьющую кровь людей, и свирепых стигийских собак.

Дж.У.Уотерхаус - Сон и его сводный брат Смерть, 1874 г.

Только младший брат бога Смерти - бог Сна, юный Гипнос, прекрасный и радостный, носился по залу на своих лёгких крыльях, мешая в серебряном роге сонный напиток, которому никто на земле не может противиться, - даже сам великий Громовержец Зевс засыпает, когда Гипнос брызжет в него своим зельем.

Аид грозно взглянул на Орфея, и все вокруг задрожали.

Но певец приблизился к трону мрачного владыки и запел ещё вдохновеннее: он пел о своей любви к Эвридике.

Не дыша слушала песню Персефона, и слезы катились из её прекрасных глаз. Грозный Аид склонил голову на грудь и задумался. Бог Смерти опустил вниз свой сверкающий меч.

Певец замолк, и долго длилось молчание. Тогда поднял голову Аид и спросил:

- Чего ты ищешь, певец, в царстве мёртвых? Скажи, чего ты хочешь, и я обещаю тебе исполнить твою просьбу.

Орфей сказал Аиду:

- Владыка! Коротка наша жизнь на земле, и всех нас когда-нибудь настигает Смерть и уводит в твоё царство, - никто из смертных не может избежать её. Но я, живой, сам пришёл в царство мёртвых просить тебя: верни мне мою Эвридику! Она ещё так мало жила на земле, так мало успела порадоваться, так недолго любила... Отпусти, повелитель, её на землю! Дай ей ещё немного пожить на свете, дай насладиться солнцем, теплом и светом и зеленью полей, весенней прелестью лесов и моей любовью. Ведь всё равно после она вернётся к тебе!

Так говорил Орфей и просил Персефону:

- Заступись за меня, прекрасная царица! Ты ведь знаешь, как хороша жизнь на земле! Помоги мне вернуть мою Эвридику!

- Пусть будет так, как ты просишь! - сказал Аид Орфею. - Я верну тебе Эвридику. Ты можешь увести её с собой наверх, на светлую землю. Но ты должен обещать...

- Всё, что прикажешь! - воскликнул Орфей. - Я готов на всё, чтобы увидеть вновь мою Эвридику!

- Ты не должен видеть её, пока не выйдешь на свет, - сказал Аид. - Возвращайся на землю и знай: следом за тобой будет идти Эвридика. Но не оглядывайся назад и не пытайся посмотреть на неё. Оглянешься - потеряешь её навеки!

И Аид приказал Эвридике следовать за Орфеем.

Jean-Baptiste-Camille Corot, 1861

Быстро направился Орфей к выходу из царства мёртвых. Как дух, миновал он страну Смерти, и тень Эвридики шла за ним. Они вошли в лодку Харона, и он безмолвно перевёз их обратно к берегу жизни. Крутая каменистая тропинка вела наверх, на землю.

Federico Cervelli - Орфей и Эвриика

Медленно поднимался в гору Орфей. Темно и тихо было вокруг и тихо было у него за спиной, словно никто не шёл за ним. Только сердце его стучало:

«Эвридика! Эвридика!»

Наконец впереди стало светлеть, близок был выход на землю. И чем ближе был выход, тем светлее становилось впереди, и вот уже всё стало ясно видно вокруг.

Тревога сжала сердце Орфея: здесь ли Эвридика? Идёт ли за ним? Забыв всё на свете, остановился Орфей и оглянулся.

Michel Martin Drolling - Орфей и Эвридика, 1820

- Где ты, Эвридика? Дай взглянуть на тебя! На мгновение, совсем близко, увидел он милую тень, дорогое, прекрасное лицо... Но лишь на мгновение. Тотчас отлетела тень Эвридики, исчезла, растаяла во мраке.

Putz Michel Richard - Orpheus and Eurydice

- Эвридика?!

С отчаянным криком Орфей стал спускаться назад по тропинке и вновь пришёл на берег чёрного Стикса и звал перевозчика. Но напрасно он молил и звал: никто не отозвался на его мольбы. Долго сидел Орфей на берегу Стикса один и ждал. Он не дождался никого.

Ч. Риккетс - Орфей и Эвридика, 1922

Пришлось ему вернуться на землю и жить. Но он не мог забыть свою единственную любовь - Эвридику, и память о ней жила в его сердце и в его песнях.

П. Даньян-Бувере - Плач Орфея, 1876

Литература:
Смирнова В. //Герои эллады,- М.:"Детская литература", 1971 - c.103-109

Источник

http://myths.kulichki.ru/lostcivil/greece/myth0005/

 Миф об Амуре и Психее (по Апулею)

В мифе говорится, что у одного царя были три красавицы дочери, из которых красивее всех была младшая — Психея. Слава о её красоте прошла по всей земле и многие приезжали в город, где жила Психея, чтобы полюбоваться ею. Ей стали даже воздавать божеские почести, забыв Афродиту. Последняя оскорбилась и решила погубить соперницу. Позвав своего сына Эрота, она показала ему красавицу и велела ему вселить в неё любовь к самому отверженному, безобразному и жалкому из людей.

Дени, Морис - Пролетающий Амур поражен красотой Психеи

Между тем, Психея чувствовала себя очень несчастной оттого, что все любовались ею, как бездушной красотой, и никто не искал её руки. В горе обратился её отец к милетскому оракулу, и бог ответил, что Психея, одетая в погребальные одежды, должна быть отведена на скалу для брака с ужасным чудовищем.

Дени, Морис - Родные покидают Психею на вершине горы

Исполняя волю оракула, несчастный отец привёл Психею в указанное место и оставил её одну; вдруг дуновение ветра перенесло её в чудный дворец, обитаемый невидимыми духами, и она стала женой какого-то таинственного незримого существа.

Дени, Морис - Зефир переносит Психею на остров Блаженства

Блаженная жизнь Психеи, однако, продолжалась недолго: завистливые сестры, узнав об её благополучии, решили извести её и хитростью достигли того, что Психея нарушила данное супругу обещание — не допытываться, кто он. Злые сестры нашептали ей, что незримый супруг — дракон, который в один прекрасный день съест её с её плодом (Психея была уже беременна), и убедили её, чтобы она, вооружившись мечом и светильником, подстерегла его во время сна и убила.

Дени, Морис - Психея обнаруживает, что ее таинственный возлюбленный - Амур

Доверчивая Психея послушалась, зажгла светильник, и, стала рассматривать своего супруга, который оказался прекрасным Эротом; в то время, как она, пораженная красотой его лица, любовалась спящим, со светильника упала горячая капля масла на плечо бога и он от боли проснулся. Оскорблённый вероломством и легкомыслием супруги, он улетел от неё, а она, покинутая, пошла по земле искать своего возлюбленного. Долго Психея ходила по всем землям, пока не была вынуждена преклониться перед своей соперницей, Афродитой, которая долго искала случая отомстить Психее и послала уже разыскивать её Гермеса. В это время больной от ожога Эрот лежал у своей матери.

Очутившись под одной кровлей с супругом, но разлученная с ним, Психея должна была сносить всяческие преследования Афродиты, которая, желая ей смерти, придумывала разные невыполнимые работы. Так, Психея должна была разобрать по зернам и по родам громадную кучу смешанного зерна, достать золотое руно с бешеных овец, добыть воды из Стикса и принести из подземного царства от Персефоны (Прозерпины) ящик с чудесными притираниями.

Дени, Морис - Психея, открыв шкатулку со сновидениями подземного царства, погружается в сон

Благодаря чужой помощи, Психея сделала все, что велела ей Афродита, пока, наконец, не выздоровел Эрот. Тогда он обратился к содействию верховного олимпийского бога и с помощью его добился согласия небожителей на брак с Психеей, которая получила от Зевса бессмертиe и была приобщена к сонму богов. Завистливые сестры Психеи были наказаны за свою зависть и коварство тем, что разбились об утёс, прыгнув с него в расчёте, что Зефир унесет их в волшебный дворец Эрота. От брака Психеи с Эротом родилась Волупия, богиня олицетворяющая наслаждение.

 Дени, Морис - В присутствии богов Юпитер дарует Психее бессмертие и празднует ее брак с Амуром

Дени, Морис - Амур переносит Психею на небо

Вот еще один вариант мифа:

      У царя с царицей три дочки-красавицы. Психею, младшую и самую красивую, люди почитают как Венеру, забросив старые святилища богини. Разгневанная Венера приказывает Амуру внушить «самозванке» любовь к негоднейшему из людей. К Психее никто не дерзает свататься. Оракул говорит, что мужем ее станет не человек, а некто крылатый, палящий огнем, гроза богов и даже Стикса. Психею следует отвести на высокий обрыв и там оставить. Родители подчиняются.

С обрыва Психею уносит Зефир. Он доставляет ее во дворец, где ее окружают невидимые слуги. По ночам к ней является Амур, который уходит до восхода солнца. Он много раз предупреждает ее, что если она попытается его увидеть, то навсегда лишится супружеских объятий. Психея надеется узнать мужа в чертах будущего ребенка, которого носит под сердцем. От супруга она узнает, что ее разыскивают сестры, но эта встреча опасна. Психея со слезами вымаливает разрешение на встречу во дворце.

Сестры являются к обрыву, и Зефир переносит их во дворец. Так они являются несколько раз. Из противоречивых рассказов Психеи о муже (то он молодой и красивый охотник, то почтенный торговец) они делают вывод, что это бог, но из зависти говорят, что это дракон, готовый съесть Психею вместе с ребенком. По их наущению она готовит бритву и масляную лампу, чтобы отсечь спящему чудовищу голову, но обнаруживает «нежнейшее и сладчайшее из всех диких зверей чудовище» — Купидона. Масло с фитиля лампы обжигает плечо «господина всяческого огня», и Амур улетает. Психея, повиснув на его ноге, летит и падает. Амур, «знаменитый стрелок», который из любви «сам себя ранил своим же оружием», упрекает ее в неблагодарности, сидя на верхушке кипариса, а затем улетает.

Психея пытается утопиться, но река выносит ее на берег, где Пан обучает Эхо пению. Пан догадывается, что девушка страдает от любви, и советует обратиться к Купидону. Психея ищет мужа и по пути мстит сестрам, убеждая каждую из них в том, что Амур теперь любит ее, а не Психею. Обе сестры бегут к известному обрыву, прыгают с него в расчете на помощь Зефира, но Зефира нет, и обе они разбиваются. Амур залечивает рану, оставив свои обязанности, мир погружается в грубость и хаос. Чайка жалуется Венере на Амура и рассказывает о его любви к Психее. Богиня бранит сына и принимается за поиски «беглой служанки». Она обращается за помощью к Церере и Юноне. Те боятся и матери, и сына, поэтому не выдают Психею, но и не дают ей убежища, хотя Психея наводит порядок в храме Цереры и как беременная вправе рассчитывать на помощь Юноны. Психея готова сама идти на поклон к свекрови, чтобы смягчить ее гнев и найти супруга. Венера является к Юпитеру на колеснице, запряженной птицами, и требует предоставить ей Меркурия. Меркурий объявляет всюду, что тот, кто «вернет из бегов или сможет указать место, где скрывается беглянка, царская дочь, служанка Венеры, по имени Психея», получит в награду от Венеры «семь поцелуев сладостных и еще один самый медвяный с ласковым языка прикосновением». Психея слышит это и является к Венере сама.

У ворот ее с бранью встречают Привычка, Забота и Уныние, бьют ее плетьми, Венера издевается над нею и отказывается признавать Психею невесткой, а себя бабушкой будущего ребенка. Она рвет на Психее платье, таскает ее за волосы и задает ей невыполнимые задания: разобрать кучу из семи видов семян; принести шерсти златорунных баранов, впадающих в бешенство; принести воды из источника, охраняемого драконами; сходить за красотой Прозерпины в Аид. Психее помогают муравьи, зеленая тростинка, орел и в конце — говорящая башня, с которой царевна хотела сброситься, чтобы попасть в Тартар. На обратном пути она заглядывает в баночку с «красотой», чтобы восстановить свою поблекшую от страданий красоту, но красоты не оказывается. Ее охватывает стигийский сон, от которого ее пробуждает стрела сбежавшего от матери Купидона. По его просьбе за Психею вступается Юпитер. Психею по приказу Юпитера Меркурий приносит на Олимп. Заключается брак Психеи и Амура. Психея пьет из чаши с амброзией и причисляется к лику богов. У Психеи и Амура рождается дочь Вожделение.

Адольф-Вильям Бугро - Амур и Психея дети

 Адольф-Вильям Бугро - Похищение Психеи, 1895 г.  

  Адольф-Вильям Бугро - Психея и Амур  

 Адольф-Вильям Бугро - Психея, 1892 г.

Г. Синьяк - Психея

Г. Синьяк - Пробуждение Психеи

Антонис ван Дейк - Амур и Психея, 1639-40 гг. 

Франсуа Жерар - Амур и Психея, 1798 г.

Корви, Доменико - Амур и Психея

 JACQUES-LOUIS DAVID Amor i Psyche, 1817

  Жан Оноре Фрагонар - Психея показывает сестрам подарки Амура, 1753 г. 

 Лука Джордано- Родители Психеи предлагают жертву Аполлону, 1692-1702 гг. 

 Лука Джордано - Психея, почитаемая людьми, 1692-1702 гг.

  Лука Джордано - Невидимые духи прислуживают Психее, 1692-1702 гг. 

Лука Джордано - Венера, наказывающая Психею, 1692-1702 гг.

Мэттью Эдвард Хейл - Психея у трона Венеры

 Фредерик Лейтон - Туалет Психеи

Эдвард Бёрн-Джонс - Купидон, нашедший Психею

 Эдвард Бёрн-Джонс - Свадьба Психеи

 Джон Уильям Уотерхаус - Психея, открывающая шкатулку

Джон Уильям Уотерхаус - Психея, входящая в сад Купидона

 Рафаэль Санти - Психею принимают на Олимпе, 1517 г. 

 Орацио Джентилески - Амур и Психея, 1628-30 гг.  

Генрих Семирадский - Красота и Любовь (Амур и Психея)

Пеладжио Паладжи - Сватьба Амура и Психеи, 1808 г. 

Творцы мифов Древней Греции лепили богов со своего окружения: вечные споры, любовные похождения, ревность, воровство, ложь. И когда погружаешься в эти легенды, кажется, что это большая семья, раздоры в которой ни к чему хорошему не приводят. С другой стороны, мифы заметно наследили в истории культуры и науки.

События в семействах богов, полубогов и прочих таинственных обитателей Эллады вдохновляли и по сей день вдохновляют художников и скульпторов, наверное, потому, что за их сказочной формой скрыты особенности реальных отношений между людьми, некая философия жизни.

Один из таких сюжетов – «Суд Париса». Что же это такое? Парис – сын троянского царя Приама и Гекубы. Его рождение сопровождалось настолько страшными пророчествами, что отец велел отнести сына в горы и там оставить (почему-то не дал приказ убить, видимо, пожалел). Главный пастух царя (во простота нравов – у царя был в те времена главный пастух!) выполнил приказ, но через пять дней решил проверить, что осталось от младенца. Младенец был жив, потому что его нашла и кормила медведица (как это установил пастух – не написано). Пастух забрал Париса к себе домой.

Прошло лет этак пятнадцать (или что-то около этого). Мальчик стал красивым и храбрым, за что и выбрала его нимфа Энона – дочь речного бога Кебрена, которая впоследствии родила ему сына. Парис и Энона вместе пасли скот и охотились на горе Ида. Именно туда явился Гермес (покровитель стад, торговли, ловкости, обмана и даже воровства) и привел с собой трех олимпийских богинь: Геру – законную жену Зевса, Афину – первую дочь Зевса (но не от Геры), и Афродиту – богиню любви (почему Зевсу в качестве судьи понадобился пастух – в легенде ни слова, ни полслова).

Гермес дал Парису золотое яблоко и указание Зевса разрешить с его помощью ссору трех богинь – отдать какой-нибудь одной, на выбор бедного пастуха. А яблоко это с нацарапанной надписью «Прекраснейшей» подбросила на какой-то свадьбе коварная богиня раздора Эрида, из-за чего богини сильно повздорили (ну, всё как у людей!).

Представляете себе положение Париса: рассудить трех особ женского пола, одна могущественнее другой?!

Парис предложил богиням скинуть с себя все тряпки и прочие вещи, поскольку иначе пришлось бы судить красавиц по их одежке (Афродита должна была снять свой волшебный пояс, благодаря которому всякий влюблялся в ее обладательницу, а Афина – свой шлем). Напомню, что у Париса была прекрасная жена, но отказаться от такой возможности и чести – посмотреть на голых богинь – было выше его сил.

Первой вышла Гера, показалась вся и заявила, что, если яблоко достанется ей, Парис будет самым могущественным. Следом появилась Афина с обещанием, что он будет побеждать во всех своих битвах, а также будет самым красивым и мудрым человеком в мире. Однако золотое яблоко Парис присудил Афродите, которая пообещала ему любовь самой красивой женщины на свете – Елены, жены спартанского царя Менелая (обратите внимание на эту пикантную деталь – Парису богиня обещает чужую жену!).

Итак – выбор в пользу любви: не надо ни могущества, ни ума, ни красоты – дайте любящую женщину!! Последствия – самые неприятные: кражи, войны, убийства.

Петера Пауля Рубенса этот сюжет волновал до конца жизни. Первый вариант картины датирован 1605 годом (Рубенсу 28 лет). На картине слева на переднем плане спиной к зрителю вполоборота сидит Парис, в левой руке – яблоко. Обнаженный Гермес стоит левее Париса. На то, что Парис – пастух, слабо намекает пес у его ног.

Перед ними богини. В центре – Афродита, слева от Афродиты – Гера, справа боком к зрителю – Афина, у ее ног щит и шлем. Амурчики (или кто там еще) помогают богиням освободиться от драпировок. И богини явно сопротивляются этому (пожалуй, только Афродита не препятствует обнажению: понимает, что так она лучше, чем в тряпках).
Парис в сомнении: он отдает яблоко – и получает врагов. А выбора нет. Он должен выполнить волю Зевса, он должен кому-то отдать этот золотой приз. И точно известно, что две обделенные будут ему за это мстить. Он еще не сделал свой выбор – но это состоится вот-вот!

Следующий вариант картины – 1625 год (спустя 20 лет, Рубенс уже 16 лет женат на Изабелле Брандт, которая моложе него на 15 лет, и счастлив в браке). Слева Гермес одет и сидит, у Париса в правой руке яблоко, которое забирает его избранница Афродита.

На лице Париса сомнение в том, что он получит обещанное – любящую женщину. У Афродиты на лице спокойная уверенность в собственных возможностях, Парис получит Прекрасную Елену! Гера страшно недовольна. Укоризна, гнев, недоумение, угроза – как можно отказаться от могущества? У Афины на картине не видно лица, а на спине совершенно невозможно прочитать ее (Афины) чувства.
Еще правее сидят мужчина и женщина (может быть, они олицетворяют Землю и Воду?). Женщина как бы отворачивает лицо мужчины вправо, в сторону: мол, на что ты пялишься?

Третий вариант картины (1636 год, Рубенс 6 лет как женат на Елене Фоурмент, которая моложе него на 37 лет): меньше фигур, появились овцы, на щите Афины – изображение Медузы Горгоны. Но изменилось не только это, изменилось и отношение художника к происходящему: он пишет Париса с яблоком в руке, которое он протягивает вперед, но не ясно – кому. И Гермес в напряженном ожидании! А дамы – без эмоций. С одной стороны, Парис как бы решение принял – он протягивает яблоко. Но на его лице сомнение, и богини еще не знают, кому оно достанется!

Четвертый вариант написан за год до смерти художника (1639). Опять Парис и Гермес слева. Но теперь яблоко держит Гермес. А Парис должен только назвать избранницу. Но посмотрите на его позу: он в глубоких раздумьях (не отсюда ли Огюст Роден взял позу своего «Мыслителя»?)! Он еще не решил, что выбрать: любовь, могущество или мудрость?

Почему художник не оставлял эту тему? Что было в ней привлекательного для него? Можно предположить, что в первом варианте картины, написанном за 4 года до женитьбы на Изабелле Брандт, в полотно прорвалось желание художника найти любимую и любящую женщину. И надо было сделать выбор между могуществом, мудростью и любовью. Видимо, для 28-летнего художника это было не очень просто. Поэтому Парис раздумывает.
В 1609 году Рубенс женился на Изабелле Брандт. Брак был очень счастливым. Когда она умерла (1626), он написал своему другу Дюпюи: «Воистину я потерял превосходную подругу, которую я мог и должен был любить, потому что она не обладала никакими недостатками своего пола; она не была ни суровой, ни слабой, но такой доброй и такой честной, такой добродетельной, что все любили ее живую и оплакивают мертвую. Эта утрата поражает меня до самых глубин моего существа, и так как единственное лекарство от всех скорбей – забвение, дитя времени, придется возложить на него всю мою надежду. Но мне будет весьма трудно отделить мою скорбь от воспоминания, которое я должен вечно хранить о дорогом и превыше всего чтимом существе».

Во втором варианте «Суда Париса», за год до смерти любимой жены, выбор сделан в пользу любви. И это – несмотря на гнев Геры, которая обещала ему могущество. Не исключено, что это – отголоски каких-то переживаний самого Рубенса, который был и красив, и элегантен, и дипломатичен, и образован.

Третий вариант картины появился в 1636 году, через 6 лет после второй женитьбы Рубенса. Парис протягивает яблоко именно Афродите, но на его лице вопрос: «А я получу обещанное?»

1639 год – четвертый вариант картины: Парис в раздумьи, 1640 год – смерть Рубенса.

В композициях картин – отражение смены предпочтений художника. В молодости – может быть, не любовь самое важное в жизни? Постарше – любовь прежде всего! С возрастом – может быть, любовь и важна, но... Перед смертью – глубокое сомнение в том, что для любви можно пожертвовать всем.

Четыре полотна. Одно совершеннее другого. Вся жизнь великого художника.

Источник  http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-35052/

 Суд Париса

Суд Париса — сюжет древнегреческой мифологии о пасторальном конкурсе красоты, на котором пастух Парис выносит свой вердикт трём богиням. Сцена не даёт указаний на ужасные события, которые последуют за этим вердиктом, а именно — на Троянскую войну.

Богиня раздора Эрида, обиженная тем, что её не пригласили на свадебный пир Пелея и Фетиды, решила отомстить богам и подбросила пирующим яблоко с надписью «Прекраснейшей». Тотчас между тремя богинями: женой Зевса Герой, воительницей Афиной и богиней любви Афродитой — возник спор: кому по праву принадлежит яблоко? Богини обратились к Зевсу, но тот отказался быть судьёй. Зевс отдал яблоко Гермесу и велел отвести богинь в окрестности Трои к прекрасному сыну царя Трои Парису, который и должен выбрать прекраснейшую из трёх богинь. Каждая из них стала убеждать Париса отдать яблоко ей, суля юноше великие награды. Гера пообещала Парису власть над всей Азией, Афина — военные победы и славу. Парис отдал яблоко Афродите, которая обещала наградить его любовью любой женщины, которую он выберет. При этом она в восторженных выражениях описала ему Елену Прекрасную, дочь громовержца Зевса и Леды и жену Менелая, царя Спарты. Это привело к похищению Елены Парисом, что и стало причиной Троянской войны. Парис стал любимцем Афродиты, и она во всём помогала ему. Гера и Афина возненавидели Париса и всех троянцев.

Из другого источника:

Быстро понеслись Гермес и три богини на склоны Иды к Парису. Парис, сын Приама, пас в это время стада. Перед рождением Париса мать его Гекаба видела страшный сон: она видела, как пожар грозил уничтожить всю Трою. Испугалась Гекаба, рассказала она свой сон мужу. Обратился Приам к прорицателю, а тот сказал ему, что у Гекабы родится сын, который будет виновником гибели Трои. Поэтому Приам, когда родился у Гекабы сын, велел своему слуге Агелаю отнести его на высокую Иду и бросить там в лесной чаще. Но не погиб сын Приама - его вскормила медведица. Через год нашел его Агелай и воспитал как родного сына, назвав Парисом. Вырос среди пастухов Парис и стал необычайно прекрасным юношей. Он выделялся среди своих сверстников силой. Часто спасал он не только стада, но и своих товарищей от нападения диких зверей и разбойников и так прославился среди них своей силой и храбростью, что они назвали его Александром (поражающий мужей). Спокойно жил Парис среди лесов Иды. Он был вполне доволен своей судьбой.

Вот к этому-то Парису и явились богини с Гермесом. Испугался Парис, увидав богинь и Гермеса. Он хотел бежать от них, но разве мог он спастись бегством от быстрого, как мысль, Гермеса? Остановил Париса Гермес и ласково заговорил с ним, протягивая ему яблоко:

- Возьми это яблоко, Парис, - сказал Гермес, - ты видишь, перед тобой стоят три богини. Отдай яблоко той из них, которая самая прекрасная. Зевс повелел тебе быть судьей в споре богинь.

Смутился Парис. Смотрит он на богинь и не может решить, которая из них прекраснее. Тогда каждая из богинь стала убеждать юношу отдать яблоко ей. Они обещали Парису великие награды. Гера обещала ему власть над всей Азией, Афина - военную славу и победы, Афродита же обещала ему в жены прекраснейшую из смертных женщин, Елену, дочь громовержца Зевса и Леды. Недолго думал Парис, услыхав обещание Афродиты: он отдал яблоко ей. Таким образом, прекраснейшей из богинь была признана Парисом Афродита. С тех пор Парис стал любимцем Афродиты, и она во всем стала ему помогать, что бы он ни предпринял. А Гера и Афина возненавидели Париса, возненавидели они и Трою и всех троянцев и решили погубить город и весь народ. 

Сюжет "Суд Париса " довольно популярен в живописи. По этим картинам можно смело изучать историю живописи и ее направлений. А еще очень интересно пронаблюдать, как менялись представления о женской красоте на протяжении нескольких веков.
 

Le Recueil des histoires de Troyes. De la première destruction de Troyes / Le songe de Pâris / Folio 214v, 1495

Sandro Botticelli,1485-1488

Girolamo di Benvenuto, 1500

Никлаус Мануэль Дойч. Суд Париса, 1517-1518

Lucas Cranach the Elder, 1527

Lucas Cranach the Elder, 1528

Lucas Cranach the Elder, 1530

Lucas Cranach the Elder, 1530

Joan de Joanes,16 в.

Giovanni Sons, 16 в.
 

Elizabeth I the and Three Goddesses, 1569

 Hendrick van Balen the Elder, 1599  

Joachim Wtewael - The Judgement of Paris, 1615

Peter Paul Rubens - The Judgement of Paris

Питер Пауль Рубенс Суд Париса, 1636

Питер Пауль Рубенс Суд Париса, 1639

Claude Lorrain, 1645-1646

Carel van Savoyen, ca.1650-1660

Якоб Йорданс - Выбор Париса

Michele Rocca, 1710-1720

 Antoine Watteau, ca. 1720 

Anton Raphael Mengs, 1757

Франсуа Буше

Флорис, Франс - Суд Париса, Эрмитаж 

Уильям Блейк Суд Париса, 1811 
 

Henri-Pierre Picou, 19 в.

Paul Cezanne, 1862-1864

Филипп Перро
 

Генрих Семирадский, 1892

Михаил Врубель. Суд Париса.
1893. Декоративное панно. Холст, масло.
Источник ttp://www.tanais.info/art/pic/vrubel53.html

Enrique Simonet, 1904

Max Klinger, 1886-1887

Franz von Stuck - Три богини: Афина, Гера и Афродита

GEORGE FREDERICK WATTS The Judgement Of Paris

Pierre August Renoir, c. 1908-1910

Ernst Ludwig Kirchner

И. Залигер, 1939 г.

Сергей Гавриляченко

Андрей Аранышев

Анжелики и Кристины Терещенко

Ирина Кочурова

Кофанов Алексей - Суд Париса или Предчувствие Троянской войны

И немного юмора напоследок ...

 Суд Париса

 Ипполитов Аркадий  

Греческая мифология изумительна. Она рассказала обо всем, что нас касается вчера, сегодня и завтра. Я имею в виду вчера, сегодня и завтра Европы и так называемой европейской цивилизации, являющейся, в сущности, лишь комментарием к книжке Куна. Так или иначе, но считается, что именно сегодня мы с этой цивилизацией соотносимся, у нас даже происходят события, похожие на европейские. Так что греческая мифология становится особенно актуальной, и, постольку поскольку публика, да и то только в лице лучших ее представителей, знает ее на уровне этой замечательной книжки, всегда полезно напомнить о старых, рассказанных древними греками историях. К ним относится и история суда Париса, очень поучительная.

В общих чертах она как раз известна. Парис родился в Трое, городе сумбурном и не очень счастливом, находящемся не в Европе, не в Азии, не принадлежащем ни Западу, ни Востоку, столице страны с амбициями большими, но не всегда оправданными. В Трое этой все было как-то мало понятно и мало приятно, поэтому Парис, юноша интеллигентный, с детства обладал самоощущением, свойственным, в той или иной степени, всем троянским интеллигентам. Оно замечательно было описано одним троянским поэтом в гениальных строчках:

Уродился я, бедный недоносок,
С глупых лет брожу я сиротою…

Ощущал он себя в родной Трое чужим, и складывалось все как-то так, что родина-мать его не полюбила, и она же, родина сударыня-жена не приласкала. Парис делал вид, — а что еще оставалось? — что это ему безразлично, жил на Иде-горе, то есть как бы и в Трое, и в то же время не совсем в ней, и пастушествовал.

В Трое все шумело и гудело, то то, то се, то финансовый крах, то еще один, то свободы слова нет, то свобода слова есть, то все плохо, то все еще хуже, а в общем-то — ничего, и с Троей жить можно. Пастушество его выражалось в том, что он ходил, и думал, и стада пас, читал то Пруста, то Джойса, то всяких троянских писателей, за что даже деньги получал, так что они, деньги, даже иногда и были. Плохо ли это или хорошо, что он вел себя подобным образом, мы сейчас не обсуждаем, не о том речь, а дело вот в чем.

Вдруг, ни с того ни сего, как показалось Парису (мы-то с вами знаем, что это не так, что все это не так уж и неожиданно было, но Парису казалось, что все произошло неожиданно), с небес раздался божественный глас, громовой и непреклонный: «Все, хватит. Хватит прохлаждаться, вставай, иди и выбирай!»

Многие источники мифа, а также поздние интерпретации, рисуют ситуацию как произошедшую мгновенно. Божественный глас персонифицируется в фигуре Гермеса, слетевшего с Олимпа, и Париса прямо-таки чуть ли не разбудившего. За плечо трясет, золотое яблоко в физиономию тычет, а тут же, прямо за гермесовой спиной, три богини раздеваются перед обалдевшим пастухом-царевичем. Глаза протереть еще не успел, а три роскошные красавицы уже напирают, грудями толкают, очами вращают, бедрами поводят, по плечам власы струятся, и верещат они, бог мой: «Мне, мне, мне дай, мне, прекраснейшей, давай, я тебе и то, и другое, и третье сделаю, дай только мне, мне одной, единственной и несравненной».

Так, примерно, очерчено это событие в различных сборниках мифов, и примерно так же его изображают художники. Все же на самом деле было совсем по-другому. Даже мы знаем, что Суду Париса предшествовали обещания богинь: одна, мол, ему обещала власть, другая — славу, третья — любовь. Каждому ясно, что не могли голые богини выкрикивать свои посулы прямо перед Парисом, давя и перебивая друг друга. Несомненно, что богиням была необходима обширная предвыборная кампания, развернутая ими на олимпийские деньги, полученные от жертвенных троянских дымов. Кампания эта потребовала времени, богини заранее Парису в уши дули со всех сторон, и не так уж и внезапно он проснулся. Хотелось бы уточнить обстоятельства выборов «Прекраснейшей» потому, что часто они исчезают из мифологических пересказов, превращая парисово предпочтение в полный абсурд. Вникнув же в подробности, можно не то чтобы Париса оправдать, но понять, по крайней мере. Олимпом троянский царевич был поставлен в психологическую ситуацию крайне тяжелую. Выбор-то его выбором можно назвать с большой натяжкой. Судите сами.

Три богини, явившиеся ему с Олимпа, были следующими.

Первая — Гера. Бабенка с внешностью, не лишенной некоторой официозной приятности, она обладала лицом, напрочь лишенным каких-либо черт, так что время от времени являвшаяся Парису ее голова, вещавшая с облаков над горой Идой, оставляла в нем ощущение говорящего манекена. Супруга владыки, она олицетворяла собой власть, с властью была впрямую связана, и власть вещала ее устами. Блага Гера сулила также все связанные с властью: мол, ничего кардинально не изменится, все будет как вчера (предполагалось, что Парису это вчера симпатично), Азия будет наша, Европа, рано или поздно, — тоже, стабильность, процветание и сущий рай. На официозной физиономии Геры написано было, что стабильность понимается ею как сохранение олимпийской иерархии, давно распределившей все блага по вертикали. Укрепление этой вертикали Гера собой и олицетворяла. Сам Зевес неоднократно намекал Парису, а также и другим троянцам, очень прозрачно, с убедительностью мягкой, но настойчивой, что Гера единственная достойна золотого яблока с надписью «Прекраснейшей», так он ее, свою супругу, давно знает, ей доверяет, и что у нее выдающиеся организаторские и организационные способности. Парис же, вглядываясь в герины двигающиеся уста, его прельщавшие, понимал, что станет она прекраснейшей, и свяжет тогда это навеки его с олимпийской вертикалью, так что ничего, кроме подачек со стола богов, ждать ему не останется; и это его не особенно радовало. Не привлекали его и обещания каких-то гигантских строек, и то, что Олимпийские игры будут чуть ли не навечно перенесены из Олимпии в Трою, так что вся гора Ида превращена будет в олимпийский городок с отлаженной инфраструктурой и любой Элизиум за пояс заткнет. А на берегу, прямо перед его родным городом, вознесется к небесам маяк-небоскреб, выше любого Александрийского и Родосского, и вечно на башне будет гореть жертвенный огонь, символ троянского благополучия и процветания. Ему же придется сидеть в самом малопривлекательном уголке своей Иды, оставшемся от застройки, и с восхищением созерцать неугасимое пламя, время от времени подписывая славословия в адрес Олимпа. Ну ее к черту, эту вертикаль власти, думал Парис, хотя парисов приятель Сарпедон, как-то там связанный с высшими кругами Трои, все ему твердил, что Гера — лучший вариант, если уж ему, Парису, выбирать приходится, и никуда от этого не деться. Лучший — не лучший, а Парис ему все равно не верил.

Второй претендентшей на звание Прекраснейшей была Афина Паллада. Очень гордившаяся титулом богини мудрости, Афина где-то там учила математику и философию, упомянуть о чем никогда не упускала случая. Она была девственницей, то есть чистой и незапятнанной, настаивала на том, что ни в каких скандалах, в том числе и имущественных, замешена не была, так что и она сама, и ее налоговая декларация вполне могли пройти освидетельствование божественных гинекологов. Мудрая девственница, она декларировала самые левые убеждения и все время потрясала червленым щитом с начертанной на нем аббревиатурой, призывающей назад, к славному троянскому прошлому, когда все были равны, едины, велики и могучи. Осуждала роскошь, захлестнувшую Трою, и с пророческим видом витийствовала нечто вроде: «Гяуры нынче Трою славят, а завтра кованой пятой, как змия спящего, раздавят и прочь пойдут и так оставят… Заснула Троя пред бедой». Очень выразительно. Парису это даже было симпатично, потому что приходила ему в голову шальная мысль, что именно с ней, с Афиной, и с ее партией, то есть партией Пикассо и Арагона, ему, троянскому царевичу, и подобает быть. Парис, правда, сам понимал, что мысль эта не более чем взбесившаяся бабочка его эстетства, залетевшая в воспаленное сознание, что никакого отношения к Пикассо и Арагону богиня мудрости не имеет, что все призывы к возвращению означают бюрократию и распределитель, а все рассказы о величии и могуществе прошлого — кровавые мифы, повторения которых не хочет ни один разумный человек. Уж лучше хлипкая продажная роскошь с нищетой вперемежку, чем паек и очереди. Червленый щит был как-то уж больно кровав, да и эгида на груди Афины, которой она потрясала, с головой Медузы Горгоны, вызывала не лучшие воспоминания: Горгона-то была самым настоящим чудовищем, и войны, что когда-то выиграли под ее эгидой, как бы славны они ни были, тоже ведь чудовищны. Все вместе: бряцание оружием, отрывистая диктаторская речь, кровожадное выражение и солдафонская физиономия были мало привлекательны: ну, девственница, хорошо, но кто же такую девственности-то лишать возьмется?

Третья претендентка, Афродита, обладала божественной харизмой. Артистичная, как цирк шапито, она прельщала, прельщала и прельщала. Златые горы и реки, полные вина, при том, что и проблема алкоголизма решена будет. Обещания самые феерические, даже договорилась до того, что как станет Прекраснейшей, так у нее все мужья жен трахать начнут. То ли у них будет самый короткий в мире рабочий день, и больше нечем будет заняться, то ли виагру будут бесплатно в принудительном порядке на специальных пунктах раздавать. В общем, богиня любви во всех ее проявлениях. Художественно очень выступала, напоминая любимые простыми троянцами телевизионные юмористические шоу. Смачно, скандально, с прелестными взвизгиваниями, — одно слово: Афродита! Она еще и шалунья была, так один раз разрезвилась-расшалилась, что египтяне ей даже в визе отказали, когда Афродита, по обычаю олимпийцев, в очередной раз в Египет собралась. Всех любить была готова: стар и млад, мужчин и женщин, троянских пенсионеров и троянских беспризорников. Приди, приди, я тебе такое устрою! Очень все звучало соблазнительно, популизм в вихре Венского вальса, он же — Первый концерт Чайковского. Какая-то богиня любви была, при этом, дрябловатая. Косметики — чересчур, под глазами мешочки набухли, и тело вялое, с жиринкой, поползшее, целлюлитное, тициановское. Когда рот Афродиты переполнялся сладостными обещаниями, то казалось, что речь ее начинает затрудняться от обильного слюноотделения, с которым богине трудно справляться, производимого от фальши челюстей. Так что и обещания казались столь же фальшивыми, как и истасканный популизм богини, великой Афродиты Пандемос, преданной служительницы народа. Честно признаться, Парис голову от песен этой сладкоголосой птицы счастья отнюдь не потерял и с удовольствием отдал бы пресловутое яблоко кому-нибудь другому.

Была там еще какая-то четвертая богиня, но та вообще была статистка, подсаженная Олимпом к трем главным спорщицам для создания иллюзии разнообразия, и ее никто всерьез не воспринимал. О ней говорится только в апокрифах, основные источники не упоминают даже ее имени. Некоторые исследователи пытаются идентифицировать ее с Лоакидой, дриадой, утверждая, что среди высокопоставленных олимпиек она олицетворяла землю и была слеплена Прометеем, соперничавшим с богами, — как это делает Лоран Дюссо в своем мифологическом словаре (Laurent Dussaud. Dictionnaire Mytho-hermetique, Paris, 1999). Карл Ротбарч в фундаментальном исследовании (Karl Rohtbartsch. Die mythische Beteutung des Pariurteil in der antiken und modernen Kunst, Leipzig, 1938) сообщает даже об очень редком сюжете драки Лоакиды с Афродитой, вцепившейся дриаде в волоса, когда богиня любви узнала о том, что эта чернавка тоже претендует на выбор Париса. В качестве доказательства бытования своего апокрифа автор приводит кусок чернофигурной амфоры, находившейся до войны в Берлинском музее. Разыскать другие подтверждения этой версии мне пока не удалось.

Вот они, претендентки на звание Прекраснейшей. Парису нравились все. Однако поставить галочку напротив каждой не позволялось. У Олимпа должна была быть единственная Прекраснейшая. Ну, и что же было делать Парису, кому отдать золотое яблоко с роковой надписью? Олимп строго-настрого запретил голосовать против всех, не выбрать тоже не было никакой возможности. Лоакида была придумана только для Дюссо и Ротбарча, так что Гера, Афина, Афродита — и никого другого. Все три так хороши, что рехнуться можно. Парис думал, думал, то так прикинет, то этак, и…

Все мы знаем, кому Парис вручил яблоко. Все мы знаем, чем это кончилось. А что было делать?

И что бы вы, дорогой читатель, сделали на его месте? — как спрашивает в своих статьях член-корреспондент журнала «Большой город», заканчивая рассуждения о пользе силиконовой груди или вреде стрингов.

http://www.rulife.ru/mode/article/558/
 

«Леди из Шалот» (англ. The Lady of Shalott) — название ряда картин английских художников. Сюжет взят из одноимённой поэмы Альфреда Теннисона «Волшебница Шалот».

В поэме Теннисона «Волшебница Шалот» рассказывается история девушки по имени Элейн, на которой лежит проклятье: она обязана оставаться в башне на острове Шалот и вечно ткать длинное полотно. Шалот расположен на реке, текущей в Камелот. Никто не знает про существование Элейн, потому что проклятье запрещает ей покидать башню и даже смотреть из окна. Взамен у неё в комнате висит огромное зеркало, в котором отражается окружающий мир, и девушка занимается тем, что ткет гобелен, изображая на нём чудеса окружающего мира, которые ей удалось увидеть. Постепенно мир все больше захватывает её, а одинокое сидение в башне утомляет. Однажды она видит в зеркале, как сэр Ланселот скачет в Камелот, и покидает комнату, чтобы поглядеть на него из окна. В ту же секунду исполняется проклятье, гобелен распутывается, а зеркало трескается.

Порвалась ткань с игрой огня, Разбилось зеркало, звеня. «Беда! Проклятье ждёт меня!» — Воскликнула Шалот.

Элейн понимает, какой необдуманный поступок совершила, и бежит из башни. На берегу реки она находит лодку и записывает на ней свое имя. Она плывет по реке и поёт печальную песню, но умирает прежде, чем доплывает до Камелота, где могла бы обрести счастье и любовь.Когда её находят жители, Ланселот дивится, что это за прекрасная женщина.

Поэзия Теннисона была очень популярна среди художников-прерафаэлитов. Хотя в данном случае Теннисон пишет о трагической любви, художники (Холман Хант, Россетти, Артур Хьюз, Уотерхаус) всегда наполняли картины по «Волшебнице Шалот» своим смыслом и отражали мировоззрение людей Викторианской эпохи, избирая для иллюстрации разные сюжетные отрывки и по-разному интерпретируя статус женщины. Возрастала роль женщины как хранительницы домашнего очага, а прерафаэлиты, в то же время, показывали внутренний конфликт между частными, личными надеждами и общественными обязанностями женщин.

 АЛЬФРЕД ТЕННИСОН
(1809-1892)

ВОЛШЕБНИЦА ШЕЛОТ

I

Среди долин, среди холмов,
Полей ячменных и лугов,
Одетых россыпью цветов,
Течет река. Вдоль берегов
          Лежит путь в Камелот.
Спешит тропою местный люд,
В затонах лилии цветут.
Стоит пустынный остров тут
          Зовется он Шелот.

Порой в порывах ветерка
Стволы осин дрожат слегка,
И день за днем несет река
Листы с деревьев островка
          В могучий Камелот.
Четыре серые стены
И башни с берега видны
Там, где живет средь тишины
          Волшебница Шелот.

Весь остров магией объят.
И мимо молчаливых врат
То барку лошади влачат,
То лодки быстрые летят
          В могучий Камелот.
Но кто, при солнце иль луне
Саму ее видал в окне
Или на башенной стене -
          Волшебницу Шелот?

Лишь слышат пред началом дня,
Серпами острыми звеня,
Жнецы в колосьях ячменя,
Как песня, за собой маня,
          Несется в Камелот.
Иль в час, когда луна взошла,
Селяне, завершив дела,
Вздохнут: "Знать, песню завела
          Волшебница Шелот."

II

В высокой башне с давних пор
Она волшебный ткет узор,
Суровый зная приговор:
Что проклята, коль кинуть взор
          Рискнет на Камелот.
Не ведая судьбы иной,
Чем шелком ткать узор цветной,
От мира скрылась за стеной
          Волшебница Шелот.

Дана отрада ей в одном:
Склонясь над тонким полотном
В прозрачном зеркале стенном
Увидеть земли за окном,
          Увидеть Камелот.
Там отражений череда
Сменяется: бредут стада
И тихо плещется вода
          У острова Шелот.

На глади зеркала скользят
Малютка паж, гурьба ребят,
В седле гарцующий аббат,
Иль бравых рыцарей отряд,
          Спешащих в Камелот.
Любой из них себе избрал
Прекрасной дамы идеал,
Но клятвы не один не дал
          Волшебнице Шелот.

И отражений светлый рой
Она в узор вплетает свой,
Следя, как позднею порой
За гробом певчих юных строй
          Шагает в Камелот;
Иль бродят ночью вдалеке
Влюбленные - рука в руке.
"Как одиноко мне!" - в тоске
          Воскликнула Шелот.

III

На расстоянье, что стрела
Свободно пролететь могла,
От замка, где она жила,
По той дороге, что вела
          В могучий Камелот,
Среди колосьев ячменя
Сверкала яркая броня -
То ехал, шпорами звеня
          Отважный Ланселот.

Едва ль доселе видел свет
Подобный благородства цвет.
В доспехи ратные одет,
Овеян славою побед
          Скакал он в Камелот.
И сбруя на его коне
Пылала в солнечном огне,
Как звезд плеяда в вышине
          Над островом Шелот.

Седло под рыцарем лихим
Мерцало жемчугом морским;
Забрало и перо над ним
Сияли пламенем одним -
          Так ехал Ланселот.
Он привлекал невольно взор,
Как ночью - яркий метеор,
Что звездный бороздит простор
          Над островом Шелот.

Скакун резвился вороной,
Герб серебрился расписной,
И кудри черные волной
Струились по броне стальной -
          Так ехал Ланселот.
Храбрейший рыцарь на земле,
Он песню распевал в седле
И отразился в хрустале
          Волшебницы Шелот.

И, прекратив плести канву,
Она впервые наяву
Узрела неба синеву,
Блеск шлема, лилии во рву
          И дальний Камелот.
Со звоном треснуло стекло
И ветром на пол ткань смело.
"Проклятье на меня легло!" -
          Воскликнула Шелот.

IV

Покрылись мглою небеса,
Умолкли птичьи голоса,
Шумели хмурые леса,
Дождей холодных полоса
          Объяла Камелот.
В заливе, где растет ветла,
Ладья печальная ждала.
И имя ей свое дала
          Волшебница Шелот.

И, отрешившись от тревог,
Что ей сулит жестокий рок,
Как в час прозрения пророк,
Она взглянула на поток,
          Бегущий в Камелот.
А в час, когда багрян и ал
Закат на небе догорал,
Поток речной ладью умчал
          Волшебницы Шелот.

Струились белые шелка
В дыханье легком ветерка,
И листья падали, пока
Ладью ее несла река
          Все дальше в Камелот.
И мир окрестный, замерев,
Внимал, как льется меж дерев
Прощальный горестный напев
          Волшебницы Шелот.

Печальный гимн ушедших дней
Звучал то тише, то сильней,
А сердце билось все слабей
И становилось все трудней
          Смотреть на Камелот.
И только в сумраке ночном
Встал над рекою первый дом,
В ладье уснула вечным сном
          Волшебница Шелот.

И, в белый шелк облачена,
Как призрак мертвенно-бледна
Вдоль темных стен плыла она
Сквозь царство сумерек и сна -
          Сквозь спящий Камелот.
Покинув лавки и дворцы,
Дворяне, дамы и купцы
Сошлись на брег; и мудрецы
          Прочли: "Леди Шелот".

Но кто она? Никто не знал.
Весь город ужас обуял.
Любой себя - и стар, и мал -
Знаменьем крестным осенял.
          Лишь рыцарь Ланселот
Сказал, шагнув за круг людей:
"Она была всех дам милей.
Господь, яви же милость ей,
          Прекраснейшей Шелот!"

 

пер. М. Виноградовой

 

 

«Леди из Шалот» — одна из самых известных картин английского художника Джона Уильяма Уотерхауса, созданная в 1888 году.

Уотерхаус изображает Леди из Шалот в тот момент, когда она уже сидит в лодке и держит в руках цепь, которая крепит лодку к берегу. Рядом лежит гобелен, когда-то являвшийся средоточием её жизни, а теперь забытый и частично погруженный в воду. Свечи и распятие делают лодку похожей на погребальную ладью, Элейн смотрит на них с грустным, одиноким и одновременно отчаявшимся выражением лица. В то время свечи символизировали жизнь, на картине две их них задуты. Автор намекает, что Элейн осталось жить совсем недолго. Рот девушки открыт: она поёт прощальную песню. Пейзаж нарисован небрежно — Уотерхаус отступил от прерафаэлитских традиций, когда природа изображалась максимально достоверно и подробно.

Позднее Уотерхаус нарисовал ещё две картины, посвященные «Леди из Шалот».

Вариант 1894 года называется «Леди из Шалот смотрит на Ланселота» (англ. The Lady of Shallot Looking at Lancelot). Девушка находится в своей башне. Элейн изображена в момент «падения», она смотрит в зеркало, которое уже начало трескаться, а гобелен замотан вокруг колен. Как и в версии 1888 года, Уотерхаус не винит женщину, отдавшуюся эмоциям, а сочувствует ей. Как писал Теннисон, «на её лице написано рождение любви к чему-то, чего она была столь долго лишена, и эта любовь вырывает её из мира теней и ведет в мир реальный».

Финальная версия картины (1911) носит название «„Меня преследуют тени“, — сказала Леди из Шалот» (англ. «I am Half-Sick of Shadows» said the Lady of Shalott). «Меня преследуют тени» — цитата из поэмы Теннисона. Вопреки сюжету поэмы, Леди из Шалот одета не в белое платье, а в ярко-красное, её фигура напоминает чувственную позу Марианы с картины Милле «Мариана» (1851). Комната освещена солнцем и нарисована в ярких тонах, в стиле ранних прерафаэлитов. Создается впечатление, что Элейн страдает от скуки, таким образом, очевидно, что рано или поздно она поддастся на искушение поглядеть на настоящий мир.

По материалам Википедии

Одиссей и сирены. 1909

Морская русалка. 1894

Морские мелодии. 1904

Водный ребенок. 1900

Летающая рыба. 1910

«Леди из Шалот» (англ. The Lady of Shalott) — название ряда картин английских художников. Сюжет взят из одноимённой поэмы Альфреда Теннисона «Волшебница Шалот».

В поэме Теннисона «Волшебница Шалот» рассказывается история девушки по имени Элейн, на которой лежит проклятье: она обязана оставаться в башне на острове Шалот и вечно ткать длинное полотно. Шалот расположен на реке, текущей в Камелот. Никто не знает про существование Элейн, потому что проклятье запрещает ей покидать башню и даже смотреть из окна. Взамен у неё в комнате висит огромное зеркало, в котором отражается окружающий мир, и девушка занимается тем, что ткет гобелен, изображая на нём чудеса окружающего мира, которые ей удалось увидеть. Постепенно мир все больше захватывает её, а одинокое сидение в башне утомляет. Однажды она видит в зеркале, как сэр Ланселот скачет в Камелот, и покидает комнату, чтобы поглядеть на него из окна. В ту же секунду исполняется проклятье, гобелен распутывается, а зеркало трескается.

Порвалась ткань с игрой огня, Разбилось зеркало, звеня. «Беда! Проклятье ждёт меня!» — Воскликнула Шалот.

Элейн понимает, какой необдуманный поступок совершила, и бежит из башни. На берегу реки она находит лодку и записывает на ней свое имя. Она плывет по реке и поёт печальную песню, но умирает прежде, чем доплывает до Камелота, где могла бы обрести счастье и любовь.Когда её находят жители, Ланселот дивится, что это за прекрасная женщина.

Поэзия Теннисона была очень популярна среди художников-прерафаэлитов. Хотя в данном случае Теннисон пишет о трагической любви, художники (Холман Хант, Россетти, Артур Хьюз, Уотерхаус) всегда наполняли картины по «Волшебнице Шалот» своим смыслом и отражали мировоззрение людей Викторианской эпохи, избирая для иллюстрации разные сюжетные отрывки и по-разному интерпретируя статус женщины. Возрастала роль женщины как хранительницы домашнего очага, а прерафаэлиты, в то же время, показывали внутренний конфликт между частными, личными надеждами и общественными обязанностями женщин.

С. Г. Метьярд - Леди из Шалотт. Моя половина в зеркале, 1913

У. Хант - Леди из Шалот, 1905

Дж. Б. Шоу - Леди из Шалотт

 А. Хайес - Леди из Шалот, 1873

Попутный ветер

Страшная сказка

Рыбный день

За пятью горами за семью морями

Тихое море

Русалка

Русалка для поэта