Глава 2

 

Есть ли имя у меча? А никто и не спрашивал.
В битве пел, рубил с плеча, в кровь окрашиваясь,
Вспоминая прошлый век, даль туманную...
Руку, что рвала сирень, руку окаянную...

Тонкую, в веснушках всю. Смех заливистый...
И ночную ту росу, разговор прерывистый,
И рассвет, что осветил степи дальние...
И сжимал, что было сил, руку окаянную...

Есть ли имя у меча? Назови - как скажется,
Как родится в голове - не отвяжется.
Жизнь достойно проживи - день за век.
Меч твой тоже жил. И был человеком.

 

Брагин

Николай Брагин по прозвищу Колька-Магнит, мужичок длинный и худой, как жердь, был и впрямь персонаж занятный. Штаны и рубашка всегда болтались на Кольке как флаги. На длинной шее выделялся острый кадык. Он втайне гордился тем, что полностью выполнял миссию, наложенную на него и фамилией, и кличкой. Потому что было у Кольки две страсти в жизни – выпивка и железки. Причём железки не обычные, а с историей, от которых пахло деньгами и приключениями. Колька с детства что-то искал и откапывал – будь то клады или старые кастрюли возле сарая. Он обладал невероятным чутьём на старину и одинаково легко находил захоронения и приключения на свою рано поседевшую голову. Колька, присевший ещё по малолетке за драку, стал с возрастом трусоват и осторожен. Чёрное копательство, дело хоть и прибыльное, но рисковое, забросил и осел под боком у толстой и сварливой Людки в тихом селе Ветка. Но когда услышал от хромой почтальонши, что археологи из города набирают рабочих на раскопки в степи, что-то толкнуло Кольку прямо в грудь. Он вздохнул, потёр небольшой шрам на перебитом носу, поставил на стол стакан, надел чистую рубаху, отыскал в тумбочке паспорт и пошёл наниматься в копатели.

 

Зарема

 

1

Ни папку, ни мамку Зарема не помнил. Батю дюжий приказчик запорол кнутом насмерть. Мамку угнали в полон хазары. Ему бабка про то сказывала. Так они и остались: скрюченная жизнью глухая старуха и озлобленный на весь белый свет светловолосый мальчонка. Богатых Зарема ненавидел. Впрочем, потом он начал ненавидеть всех подряд. У одних были деньги и поместья, у его друзей-мальчишек были родители. У кого-то был дом, у кого-то жена. Только Зареме приходилось всё и всегда добывать силой. В детстве он таскал по ночам сухари у глухой старухи, один вид которой вызывал в нём невыносимую злобу. Бабка , старая хрычёвка, прятала сухой хлеб, подаренный господской поварихой, под кучу тряпья, что служила ей подушкой. Это было их с внуком пропитание на два-три дня.

«Заремка, свинячий потрох, опять потырил сухари!» - ворчала поутру бабка, залезая под подушку слабой рукой, похожей на птичью лапку.

Рослый широкоплечий подросток усмехался, запускал пальцы в отросшую шевелюру, молча сплёвывал на пол и исчезал в проёме покосившейся двери.

 До  пятнадцати лет Зарема служил конюхом у господ  Дюжевых в родной Дюжевке. Лошадей он любил какой-то дикой любовью за необыкновенные глаза в длинных ресницах, за мягкие губы, которыми они брали яблоки из его рук, за удивительную силу  и власть над ветром и полем, когда несёшься вскачь. Однажды летом на Спас господа укатили на своём зелёном тарантасе в соседнее Колосово. Зарема украл золото и серебряный сервиз да и  поджог напоследок господский дом вместе со старым приказчиком, что жил по  старости в поместье «на хлебах». Крепко помнил выросший мальчишка того, кто запорол когда-то батю.

Сговорившись  с барским холопом Тишкой, Зарема бежал с господским золотом на Дон. Шли через лес.  Поймали их служилые казаки через седьмицу и пороли батогами. Лютая плеть в руках огромного рыжего казака распорола Зареме лицо, и впечатался навеки в образ и в душу его уродливый шрам. Усойским трактом их с Тишкой отправили на каторгу. Но  Зарема по дороге бежал, притворившись хворым.

 

2

 

Та встреча случилась на Симбирском тракте недалеко от Оренбурга. В осенней хляби вязли лошади. Лихие сотоварищи быстро окружили заляпанную по самые окошки карету. Зарема зарезал кучера и легко впрыгнул внутрь. Он видел дорожный плащ и раздумывал уже: убить  и ограбить путника или запросить выкуп. В душном и тесном нутре кареты его встретил спокойный насмешливый взгляд серых глаз и холодно блеснувшая сталь пистоля.

- Ты то мне и нужен, лиходей!.

То был губернатор Оренбурга Рейнсдорп. Зарема удивлённо слушал этого властного человека, говорившего толково и размеренно, будто сидел он у себя на мансарде за кофеем, а не в холодной степи, окружённый двумя десятками разбойников.

- Я давно тебя ищу. Дело есть, которому такой как ты лихой парень послужить может. Возьмёшь много золота, а мне достанешь шкатуль с пластинами.

В пластинах тех были скрыты знания о мире. О них много говорил Иван Андреевич, но Зарема толком не слушал. Одно понял – золото. Сундук золота!  Это ж сколько можно взять…Полпуда не меньше… И лежали эти пластины  в шкатуле, спрятанной в лесной деревушке, у старухи-ведьмы на земле Пёстрой Орды. Только надобно зачем-то поджечь деревянных истуканов вокруг деревни – про то губернатор твёрдо наказывал.

Холодный взгляд Рейнсдорпа он помнил крепко. Зарема поставил бы весь заработанный сундук, что далеко ни он, ни его сотоварищи не уйдут, как только принесут шкатуль.  Весь вопрос: как к делу подойти. Можно ведь и по-другому обернуть. Его мужики тоже не лыком шиты.  Задание Иван Андреич выдал нетрудное. Пойти до времени на службу к митрополиту Феофанию, что ходил в походы через граничную линию и обращал в христову веру простой люд Тартарии. А попросту говоря – наезжали в селище. Коли встречали их хлебом-солью да образа ставили в красный угол, Феофаний благословлял и радовался. Радел, значит. А коли встречали кольями да винтовками, то наскакивали казаки и учиняли расправу и грабёж. А как без этого?. Эти набеги, хоть и называл их толстый Феофаний чудным словом «обращение», Зареме нравились.  Люд в Орде был зажиточный. Дома ладные, сундуки полотном да звериными шкурами забиты.

Иван Андреич тогда неторопливо выбрался из кареты вслед за Заремой, спихнул мёртвого возницу в придорожную стылую  лужу, сам сел за постромки и направил лошадей к городу.

- Атаман, он уходит! Что ты делаешь, атаман?

Зарема только головой кивнул – пусть уходит. За шкатулью своей вернётся. Он видал, как вспыхивает губернаторский глаз при словах о золотых пластинах. Боги ведают, какие страшные и странные бесы живут в этой тёмной душе. Сам таков же. Зарема невольно потёр шрам, что всегда делал в задумчивости.

- Дело есть, братцы. Большой барыш нас ждёт.

А когда растерянные мужики повернули головы, добавил:

- Придётся этому господину службу сослужить.

 

Настя

Утро в степи сонное, туманное. Белые молочные хлопья низко стелятся над травой. Где-то вдали дзинькает колокольчик – это пастух гонит своё стадо на выгул. Я высунула голову из палатки. Хорошо! Восходящее солнце отражается в тысяче капелек воды, покрывающих нашу палатку. Воздух ещё свеж и прохладен. Хочется застыть. Слушать. Впитывать. Ощущать. Запах трав, медленное движение облаков, бархатное прикосновение ветра.

И этот странный сон, что не выходил из головы. Старая женщина с очень прямой спиной и взглядом ярких голубых глаз в старинной вышитой одежде. По белой рубахе красная богатая вышивка. Я - археолог, но не могу определить, что это за время и место. Седые волосы заплетены в причудливые косы. И такой властный, такой настойчивый голос. «Не отдавай!».

Надо же, как работает подсознание! Подсунуло такой настоящий, такой сильный образ. Мне и самой не хотелось. Золотые, потемневшие от времени пластины так уютно помещались под подушкой. И когда проснулась, почувствовала, что придерживаю их рукой. Кажется, проспала так всю ночь. Бесценный артефакт! Я - учёный, я не имею права … СанСаныч будет на седьмом небе от счастья и снова ствнет победоносно насвистывать своего «Тореадора». Но только при мысли, что к пластинам прикоснутся чужие руки, в груди тревожно и томно заныло, застонало. «Не отдавай!».

 

Войта

1

На жатву и ярую битву,

Пока в сердце песня жива,

Верны мы златому призыву,

Веди нас, великая Сва.

Больше века уже прошло, как поселились в Орде тревога и печаль. В десяти  верстах от Серги проходил кордон с молодой и злой Московией. В Пёстрой Орде, да и во всей разноплеменной Тартарии, чтили древних богов и  предков. Каждый народ исполнял свои обряды, люди  мирно уживались друг с другом, торговые дела вели со всем миром. Московиты принесли с собой чужого и жестокого бога, жадно отхватывали у Тартарии версту за верстой, огнём и мечом крестили честный люд. Через линии из Империи бежали христиане-никонианцы, а у самых окраин Орды из беглых образовался новый народ, звавший себя вольным казачеством. 

Иной заводской или вольный аратарь может пришлому, бежавшему через линию в земли Тары и Тарха поведать про Золотую дружину  хана. Если мирно горит огонь в очаге, булькает в котелке травяной чай, отчего и не поговорить…

- Что за воины?

- Особые.

- Ого.

- Бают, лучшие из лучших. Один десятка стоит. Или сотни. . И кони у них резвые да сильные, огонь!  Такой конь в бою бьётся наравне с воином, топчет пеших, рвёт зубами и понимает седока без слов. Приучен к запаху своего хозяина, и доверяет ему безгранично. Поговаривают даже, что могут иные воины обращаться зверьём. Кто соколом, кто волком, кто медведем. Только мало кто видел. А кто видел, тот не расскажет. Оборотень быстрее и сильнее обычного зверя.

- Скажешь тоже, - сомневается слушатель.

- Увидишь, коли встретишь, - загадочно пожимает плечами рассказчик.

 

2

«Решай сам», - сказал батя. Матушка подошла и обняла – вырос сынок. Пусть худой ещё и шея тонкая, только уже сейчас дюжие мужики выходят супротив него осторожно. С малых лет учили его дед и отец. Каждое утро почитай начинается со стука деревянных мечей во дворе. И отец его – знатный мечник. Как только говорят в округе  « Войта сын Неждана», знающие люди уважительно кивают: «Знаем, мол, слышали». С малых лет катал Войта берёзовый круг. Сначала на коленях по земле перед собой, затем по бревну. Занятие это развивало силу и выносливость. Тянул сухожилия на правИле: на четырёх деревьях натягивалась верёвка, молодые берёзовые стволы упруго натягивались и сдерживались сторожком. По сухожилиям бежал свет – выносливость рождала силу. На правИле растягивали сухожилия, чтобы лучше расти могли кости и принимать силу солнечную. 

В Тобол  Войта пришёл сам в пятнадцать лет. У стен тобольского кремля выстроились казармы Золотой дружины. Воинов здесь учили сабле и копью, стрельбе, ближнему и дальнему бою, учили быть единым  со всем, что вокруг – с лесом, с воздухом, с поединщиком. Дружина, созданная из таких воинов, была несокрушимой, ибо воины  двигались единым целым - команды произнесённые бежали по позвоночнику и  нервным окончаниям, минуя слух.

Перед постовым дружинником стоял высокий светловолосый отрок. На худеньких плечах болталась простая рубаха-косоворотка, простые же штаны. Однако сапоги из мягкой телячьей кожи. Да меч в заплечных ножнах. Паренёк смотрел спокойно и даже весело.

- Войта сын Неждана из чудинов. Пришёл хану служить. Отведи меня к сотнику, будь добр.

Хотел воин шугануть мальца, даже замахнулся - уж больно дерзок. Да вышел в тот миг сотник Савелий Борода на крыльцо казармы и увидел отрока у сторожевой будки. Мальчишка дружинника совсем не боялся, не было в его глазах и детского восхищения. Да и на замах воина малец смотрел невозмутимо, будто знал, что сто раз успеет увернуться.

- Привести в казарму. Посмотрим, кто таков, - проворчал Борода.

Не иначе, вела его по пути великая матушка Сва.

- Войта сын Неждана из чудинов. Прими меня, сотник, в свою сотню. Хочу служить хану и защищать родную землю, не щадя живота своего. Клянусь…

Паренёк начал говорить слова воинской клятвы. Серые глаза глядели серьёзно и прямо.

- Погоди, - остановил Борода. – Клятву хану давать будешь.

Сотник внимательно оглядел вышивку красной нитью по низу рубахи (видать матушка вышивала  - верно, что из чуди.) Мальчик смотрел спокойно и открыто, хотя и нервничал. Русые волосы топорщились над ушами и мягкими волнами ложились на шею.

- Что за меч у тебя?

- Меч отцовой работы, - с гордостью ответил подросток.

Однако других слов не сказал и не пошевелился, чтобы достать и показать оружие. Взгляд сделался темней и жёстче. «Этот меч в чужие руки не даст, как иные мальчишки, что хвастают друг перед другом дорогими рукоятями». Сотник много таких видел – приходили в дружину мальчишки из богатых семей. И скакуны у них отборные, и оружие доброе, и шубки из песца. Этот смотрел так, будто уже знал, что его примут. «И впрямь возьму», - подумалось сотнику. – «Вон глаз какой – силу взять и оборотиться сможет!»

- Покажешь, что умеешь?

- Отчего ж не показать, -  паренёк пожал плечами и направился к выходу.

Когда вышли во двор, кликнул сотник молодого десятника Левшу. Воин был из челдонов, старше, опытней и шире в плечах. Глянул Левша на паренька и отчего-то сразу решил быть поосторожней. Хоть и был мальчишка молод и худ, а двигался легко и быстро. Сошлись поединщики - запели мечи, ткался звенящий, опасный и прекрасный танец. Войта двигался расслабленно, мягко. Нападать никто не спешил - примеривались. Решился Левша, шагнул обманно, а сам ринулся с другой стороны. Только через секунду держал мальчишка лезвие у его горла и дышал также размеренно, словно и не запыхался. Понял Левша, что его, опытного воина, разгадали и поймали на его же обманном ударе. Крякнул Борода и хлопнул рукой по колену – не прогадал с пареньком! Ай да чудин Войта! Добрым воином станет. Дружинники, что были во дворе и смотрели на поединок, одобрительно улыбались в усы.

 

3

 

Нежно трогают степь первые лучи Ярилы Тресветлого. Неспешно вырастает над горизонтом оранжевый диск. Стряхивают травы сладкую дрёму, оживают птицы. По Тобольскому тракту движутся два всадника.  Серый и вороной – донские скакуны резво переставляют стройные длинные ноги, потренькивает сбруя, вылетают из-под копыт рыжие комья непросохшей земли. На сером  - в добротном седле широкоплечий темоволосый бородач, немного прищурившись, осматривает степное раздолье, потом переводит взгляд на русоволосого молодого мужчину, что неторопливо бежит рядом с вороным, ухватившись за луку седла. Оба одеты в простые некрашеные холщовые рубахи-голошейки и холщовые же синие штаны. Подбитый ватой тегиляй, бумажная островерхая шапка, пояс с амуницией, сабля - всё крепко упаковано у каждого  в седельные сумы. .Внимательный взгляд заметил бы особую стать донских скакунов, обученных бою вместе с всадником, дорогую военную сбрую, сапоги из мягкой кожи . Да и выучка воина видна в лёгкости  движений. Легша оглядел, а затем и послушал степь – людей рядом не было.

- Передохни, Войта… - негромко басит побратим Медведь.

Молчит Войта. Уже третью версту  неслышно бежит рядом с лошадью. Ходко и без напряга, будто и не устал вовсе. Только взопрел слегка. Отлетают вёрсты. Волк, он и есть волк. Поджарый, неутомимый, молчаливый.. Только нынче вот улыбается бестолково да усидеть в седле не может, побегать ему захотелось, заполошному…

Серия сообщений "Облака не царапают небо":
Часть 1 - Облака не царапают небо. Предисловие
Часть 2 - Облака не царапают небо. Глава 1-1
Часть 3 - Облака не царапают небо. Глава 1-2
Часть 4 - Облака не царапают небо. Глава 2-1
Часть 5 - Облака не царапают небо. Глава 2-2
Часть 6 - Облака не царапают небо. Глава 3-1
...
Часть 8 - Облака не царапают небо. Глава 4-1
Часть 9 - Облака не царапают небо. Глава 4-2
Часть 10 - Облака не царапают небо. Глава 5-2