Прочитала "Тост" Михаила Жванецкого. ЗАЦЕПИЛО!!!
Михаил Жванецкий: За омуль на Байкале!
Как приятно, что не забыл про замечательную рыбку.

Тост произносит сам Михаил Жванецкий:

"Выпьем за водку, за коньяк, за виски, за текилу, за чачу, за сливовицу, за обыкновенный сельский самогон, за спирт обмывочный, за тормозуху, за медицинский спирт ректификат и за тройной одеколон.

Выпьем за ликер, за марочные вина, за портвейн "777".

За клюковку Танечки Тарасовой, великой женщины и тренера.

За самогон Олега Губаря!

А также за закуску, за горячее, за гостей, то есть за нас, прошедших через спирт "Роял"!

Выпьем за повсеместный плодовоягодный с дождем и грязью. За фуршет подвальный Привозный под конфетку соевого шоколада имени Розы Люксембург.

За все, что избавляло нас от жизни и отправляло нас, слюнявых, грязных и счастливых, за кордон. На Запад, в Африку, со стариком Хемингуэем — безоружных на сафари, на корриду, в Гайд-парк на диспут.

Выпьем за джин "Бифитер"!

За содовую!

Мы про нее читали.

Мы еще не знали, что боржоми лучше.

Как "Лидия", как "Изабелла".

Все дело в качестве литературы.

Выпьем за самогон!

За мутный сельский самогон в бутылке, заткнутый початком кукурузы.

За кайф.

За потрясающий полет.

За женский смех и шепот прямо в ухо с покусыванием.

А дальше выпьем за закуску.

Холодное...

Как в ресторанах "от вчера"...

За холодец с суставами и чесночком.

За главную.

За возглавляющую.

За великую селедочку с картошкой!

Потом, когда объездили и не нашли замену, то поняли, что потеряли.

За тюлечку в Одессе.

За рыбец в Ростове.

За омуль на Байкале.

За полярный хариус.

За копченую ставридку.

За корюшку в дождливом Питере, которую, сомкнув зубами тело, изо рта за хвост.

И за угря — советский символ, что висел в колхозе Кирова под Таллином с табличкой "для Кишиневского обкома КПСС".

Так все в молчании...

Это не пример, простите. Он нам незнаком.

Выпьем за паштетик из печеночки с лучком.

Не за черную икру, что истинные большевики накладывали на свежий огурец зимой...

У нас такого не было внизу.

У нас, как и сейчас, все было в банках.

Дешевый каламбур.

Но крабы были в банках.

Грибочки были в банках.

Помидорки были в банках.

Болгарский перец в банках.

Зелень с солью в банках.

Мы крутили, мы крутили, как заводят самолеты,— одним движением.

Господи, как неповторимо пить за винегрет.

Если вершиною была селедка, то массою был винегрет.

Ведро...

Нет, таз винегрета...

Помытый, очищенный от мыла.

Таз винегрета.

Деревянными ложками.

И ничего нет лучше до сих пор...

Хоть хлынули моллюски с Запада, древесные грибы с Востока.

Они не поднимают уровень беседы.

Не дают полет мозгам.

То есть отвлекают от спиртного...

Они — закуска и не должны брать на себя беседу.

Я за горячее не пью.

Это ни рыба и ни мясо.

Скорее, первое.

Скорее, борщ, окрошка, суп перловый...

Нет, не то...

Мы же не кушать собрались...

Пьем за скромность русскую.

Соленые огурчики и помидорчики...

Только не путать мне и не давать все это быдло в маринаде.

Соленый бочковой пупыристый огурчик — родничок.

Рожденный к водочке.

И помидорчик — тугонький и кисло-кисло-сладковатый.

От вилки брызги на сидящих, на пьющих, на орущих, на поющих, на вспоминающих, то есть на нас.

Так вот — за нас, с трудом сидящих за столом.

За перемены блюд от 45-го до 2010-го.

За перемену водки, от зеленой тусклой поллитровки до винтажной 2,3 с веселой оружейной рукояткой.

Выпьем за нас, за пьющих под закуску, придуманную и разработанную наравне с оружием.

За нас, которым подают все меньше стульев.

Мы мыслим, значит, уезжаем и уходим.

Не помним имена, с кем пили.

Но их голоса.

Их мысли.

Их любовь.

Их прозвища.

Их поднимающие споры.

Их вопросы, когда в вопросах был ответ.

За нас.

За перешедших в них.

За них, за перешедших в нас.

А лучшее, что приходилось нам: нет, не перевязывать, не драться.

А пить и говорить.

И в споре не рождалась истина.

Там вырабатывалось отношение к власти, к жизни, к детям и к женщинам.

Друг к другу.

Вот пить и говорить.

Не знаю лучшего.

Когда мы пишем в письмах "не с кем пить", то это "не с кем говорить".

Нельзя нас потрошить уходами.

Выпьем, чтобы не дай Господь!

Отнять язык и совесть тому доктору, что скажет:

— Вы знаете, вам больше пить нельзя...

Точка!

Молчание...

Молчание...

Вот приговор.

Вот и все...

Молчание...

Вот и все...

Так вот, пока молчание не прозвучало.

С чего мы начали.

Так пьем за выпивку.

Так пьем за то, чтоб было. С кем. О чем. И для кого.

Чтобы дома, как в гостях.

В гостях, как дома.

Тогда, как нынче говорят, есть мотивация для продолжения жизни."